Текст книги "Пусть духи спят"

Автор книги: Андрей Хорошавин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Джим усмехнулся.

– Ты хочешь, что бы я поверил в эти сказки о проклятии?

– Ты можешь верить в это…, можешь не верить…, но как есть, так и есть.

Наступила пауза. Джим Крафт задумался и через минуту продолжил:

– Отец, в ближайшее время я планирую наведаться в это «страшное» место под названием Камчатка.

– Зачем? Что тебе там нужно, Джимми?

Крафт поднял брови и с улыбкой глянул на отца:

– Хочу пройти по следам прапрадедушки. А если серьёзно – Джим Крафт вновь качнул подбородком вверх. – Пока ты болел, отец, в России кое-что произошло. Сейчас все просто ломятся туда, как во время золотой лихорадки, все ломились на Аляску.

– Что произошло?! – Крафт–старший, с трудом оторвал голову от подушки.

– Они, наконец, сбросили коммунистов и развалили Союз. В России теперь президент, хаос и перераспределение собственности. И я хочу извлечь из этого прибыль.

– Что ты собираешься сделать?

– Для начала нужно создать, как теперь делают все, совместное предприятие, может даже не одно. Это конечно мелочь временная, но необходимая. Нужно зацепиться на рыбном рынке России. Завести связи. Тем более русские директора сами стремятся к созданию таких предприятий. Те, кто долго жил за железным занавесом, решили, что, наконец, их час пробил. И они, как индейцы, продавшие Минёйту Манхеттен за тридцать долларов, продают теперь Российские ресурсы по бросовым ценам, считая себя воротилами бизнеса.

– Дальше.

– Дальше я хочу взять под контроль весь поток морепродуктов, до самой Австралии.

– Не смеши меня. – Крафт-старший вновь улёгся на подушку и закрыл глаза.

– А я и не собираюсь. – Джим Крафт смотрел перед собой холодным взглядом. – Вспомни. В то, что в будущем пластмассовые бочки и ящики заменят деревянные, то же никто не верил. Многие так же вот посмеивались над нами. А теперь смеёмся мы.

– Я не вижу, как можно контролировать потоки. Это же множество компаний.

– Всё просто. Под крылом Континенталь Кен Компани разработана новая технология перевозки грузов в замороженном состоянии прямо в контейнерах, без использования морозильных траулеров. По пути следования строится сеть холодильных терминалов, где контейнеры, не снимая с судна, подзаряжают холодом. По времени это занимает не больше часа. По расчётам, что бы не прерывать цепочку, один из таких терминалов должен быть на Камчатке, но тогда никто не хотел иметь дела с Советами. Сейчас все грузы идут до Японии в морозильных траулерах, а там перегружаются в контейнеры. Это же миллионы тонн, на которых владельцы рефрижераторов делают миллиарды долларов. – На лице Крафта старшего ничего не отразилось. – Судя по информации – строительством камчатского терминала в ближайшее время никто заниматься не планирует. Все кинулись, как всегда, на пока никем не охраняемые рыбные ресурсы России.

– Ты думаешь это просто получить контракт на строительство такого крупного объекта?

– Думаю не просто, отец, но у меня появилась мысль. Я верну Пеликена русским, и получу возможность встретиться с их президентом.

Роберт Крафт умер спустя шесть дней.

Глава 1. ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ

1

Тот, кому в своё время довелось учиться в высшем или среднем учебном заведении на правах иногороднего студента знает, с чего начинается утро в студенческом общежитии.

Если вы со снисходительной улыбкой думаете сейчас о будильнике, поставленном в металлический эмалированный таз тёмно-зелёного цвета, то вы глубоко заблуждаетесь, и я сейчас объясню почему.

Каждая общага знаменита своими придурками. И абсолютно в каждой общаге всегда имеется придурок, которому не лень проснуться ровно на десять, а то и на двадцать минут раньше всех, только для того, что бы тихо выйдя в одних трусах и шлёпанцах из комнаты, прокрасться в центр коридора, и уже оттуда заорать на весь этаж.

Так вот, утро в студенческом общежитии (во всяком случае, в мужском) всегда начинается с вопля этого самого придурка.

Что они там кричат?: «Рота, подъём!!», – или – «Торпеды!!», – или ещё что ни будь – это вопрос второй. Но поверьте мне на слово, делают они это так, что в первые секунды пробуждения, вы твёрдо уверены, что началась война. За годы учёбы, это так врезается в подсознание, что некоторые люди всю оставшуюся жизнь потом просыпаются ровно на десять, а то и на двадцать минут раньше времени установленного на будильнике.

Но сегодня Максим проснулся не от вопля. Всё его тело и сознание, как обычно напряглись, сжались, свернулись подобно спиральной пружине, какие бывают в механических часах, готовые принять неизбежное, и… ничего не произошло. Ничего не произошло, и потому Максим открыл глаза. Он долго лежал на спине и смотрел в потолок, не понимая, что же случилось.

А случилось вот, что. Закончилась сессия, и наступила пора летних каникул. Все разъехались, разлетелись по домам, и общага замерла, ещё не веря в своё счастье.

Вот от этой тишины Максим и проснулся.

Наспех окатившись под душем чуть тёплой водой и десять минут повертев в руках единственную гантель, Максим смахнул со стола всё оставшееся печенье, запил горячим кофе и начал одеваться.

Максим Протасов – простой Российский студент Камчатского Технологического Университета, один из немногих, кому выпало счастье учиться очно, в это нелёгкое время. Помимо ежегодного перевода чувствительной суммы на университетский расчётный счёт за обучение, родители присылали ему каждый месяц ещё немного, чего только-только хватало на питание и оплату общежития. На всё остальное Максим должен был заработать себе сам.

Но это обстоятельство его не пугало.

Ещё со школы Максим привык к самостоятельной жизни. Его родители, по профессии геологи, ежегодно отправлялись в так называемую партию, длившуюся примерно полгода. И эти полгода Максим оставался под присмотром бабушки, которая жила в соседнем подъезде девяти этажного дома номер восемь по улице Ворошилова, в Южном микрорайоне города Хабаровска. Весь присмотр сводился к тому, что бы накормить внука после школы и раз в неделю выстирать ему одежду и постельное бельё. На большее у бабушки просто не хватило бы сил.

Всё остальное время Максим был предоставлен сам себе. Распорядок его дня выглядел примерно так:

До обеда школа.

После обеда поход в магазин со списком продуктов составленным бабушкой, потом уроки, три раза в неделю самбо, потом друзья, велосипед.

Вечером книги.

Читал Максим много – Лондон, Купер, Дефо, Твен, Арсеньев, Беляев…. В домашней библиотеке кроме художественной литературы с избытком хватало книг по геологии, туризму, спортивному ориентированию, выживанию в экстремальных условиях и т. д. Всё это интересовало Максима, и всё это он глотал огромными порциями, как мороженное. Он жаждал приключений и тайн. В мечтах и снах к нему являлись необитаемые острова, пиратские клады, заброшенные каменоломни, неведомые земли, кишащие племенами людоедов.

Однажды, когда Максиму исполнилось пятнадцать лет, в период зимних каникул, родители взяли его с собой на Камчатку. Отца в гости пригласил приятель, с которым они были знакомы ещё с той поры, когда вместе учились в Ленинградском Горном Институте. Приятель работал в Институте Вулканологии и сейсмологии ДВО РАН, находившемся в городе Петропавловске-Камчатском.

За полмесяца они излетали, исплавали, изъездили, исходили, казалось, всю Камчатку вдоль и поперёк. Где они только не побывали и чего они только не видели. Долина Гейзеров, Командоры, Тигиль, Эссе, побережье Охотского и Берингова морей, Ключевская сопка, мыс Лопатка. Бубны шаманок, танцы коряков, алеутов, ительменов. Собачьи и оленьи упряжки, стада сивучей, чёрные спины касаток, быстрые, полные рыбой камчатские реки, белый-белый камчатский снег и вулканы. А вечерами у костра, дядя Игорь (так звали папиного приятеля) рассказывал истории о коряках, о шаманках и духах.

Максиму больше всего понравился Пеликен. Этот никогда не унывающий, хитроватый, но добрый пузатый человечек – божок, приносящий всем удачу и счастье. А легенда о золотом Пеликене, о пещере полной золотых самородков, о священном стойбище, в котором живут духи и призраки ушедших в нижний мир шаманок, хранящие это золото только для коряков, просто заворожила его.

И не удивительно, что Максим влюбился в этот чудесный, полный тайн и загадок край. Он поклялся вернуться сюда, чего бы ему это ни стоило и, к удивлению родителей, исполнил свою клятву.

И вот он здесь, в Петропавловске-Камчатском, не спеша надевает китайские голубые джинсы, китайскую красную футболку, китайские белые кеды, китайскую джинсовую куртку то же голубого цвета и китайскую красную бейсболку с надписью PANASLONIK. Забросив рюкзак на плечо (нужно сдать книги в библиотеку), Максим на секунду задержался у двери, окинув комнату взглядом.

Высокий – метр восемьдесят пять росту. Гибкое жилистое тело. Скуластое лицо. Быстрые, всё замечающие чуть раскосые голубые глаза. Вечно не прибранная светло-русая шевелюра. Оттопыренные уши, широкая наивная улыбка и прямой, немного великоватый для римского, нос, который Максим любил совать во всё, что происходило вокруг.

Солнечный свет уже до половины залил двухместную комнату и бросал золотые лучи на не прибранную до сих пор постель. Максим, глядя на измятые простыни, наморщил нос, бросил короткий взгляд на часы и покинул комнату.

На вахте, разгоняя гулкое эхо по пустым этажам, вовсю орал телевизор. Диктор сообщал, что на Камчатку с деловым визитом приезжает известный американский предприниматель, владелец крупной компании. В планы американца входит создание совместного предприятия и ещё чего-то.

Глуховатая и подслеповатая вахтёрша тётя Маша в новеньком тёмно-синем халате и белой косынке, в трико с лампасами и тапочках на босу ногу протирала влажной тряпкой полы в холле. Изображая хоккеиста, она опиралась на швабру, как на клюшку и глиссировала между кадками с фикусами, напевая: «Трус не играет в хоккей». На самом деле её звали Максимилиана Игнатьевна, но она соглашалась, для простоты восприятия, на тётю Машу.

Уловив краем глаза движение, тётя Маша прекратила работу и глянула на Максима поверх очков, сдувая при этом прядь волос, выбившуюся из-под косынки.

– А-а, Протасов? – Её голос был звонким, до неприятности резким и дребезжащим. – Ты чё тут торчишь? Чё домой не едешь? Родители заждались, а он торчит тут.

Максим облокотился на вертушку, перекрывающую вход:

– А я не поеду домой, тёть Маш.

– Чего это?!

– Родители на полгода в партию уехали. Дома никого.

– Куда-а?

– В партию. Геологи они, родители мои.

– А-а. Надо же. – Тётя Маша снова взялась за швабру. – Тоже всё ищут. Вот и ты, Протасов, весь в их пошёл. Тоже вот суёшь свой нос, куда не просят. Мало тебе старшие наподдали, на втором курсе, так не-ет ты уже за преподавателей взялся. Всё не успокоишься.

– Да не слушайте вы никого, тёть Маш. Всё было совсем не так, а человеку свойственно всё преувеличивать.

Вдруг тётя Маша бросила работу и расхохоталась.

– А здорово ты тогда отвадил старшекурсников рулончики из туалета на вашем этаже воровать. – Она вновь залилась смехом. – Эт надо ж, догадаться, туалетную бумагу перцем натереть. Они там, небось, сутки елозили, беспокойные сердца.

Случай действительно имел место. После этого как-то вечером парни с четвёртого курса вчетвером пришли разбираться с «оборзевшим» первокурсником. Двое ушли, держась, один за живот, другой за спину, третий хромал, четвёртый не мог шевелить правой рукой. И всё это под хохот и улюлюканье всего первого курса, вывалившего на шум из комнат. Максим отделался разбитой губой и опухшим ухом.

С улицы донёсся звук автомобильного сигнала.

– О! Тёть Маш, отворяйте вертушку. За мной уже приехали.

– Кто это, тебя тут раскатывает? Такси, что ли?

– Не такси. Это Лёшка приехал.

– А-а. Олигарх этот твой. А чё в такую рань? Куда собрались?

– Да в аэропорт, Нину провожать.

– Колду эту вашу? Ох и компания у тя, Протасов.

Максим рассмеялся:

– Она не колдунья, тёть Маш, она будущая шаманка.

– Всё едино. Чёрная значит колда. И глаза у неё не русские, ведьмячьи.

– Тёть Маш, вы ничего не понимаете.

– Ладно! – Тётя Маша бросила швабру, прошаркала тапочками и выдернула фиксатор, удерживающий вертушку в закрытом положении. – Тёть Маш, тёть Маш. Иди уже, Протасов! – Она поправила косынку, сбившуюся на бок, и вновь хихикнула.

2

Алёша сидел, облокотившись на руль своей Тойоты, хмурился и часто вздыхал. Пиджак его серого костюма расстёгнут на все пуговицы, широкий серебристый галстук слегка распущен, ворот голубой сорочки распахнут. По сути, он был хорошим парнем, но на всём белом свете имелись только два человека, которые знали об этом – его однокурсники и друзья Максим и Нина. Для остальных Алёша был мажором.

Отец Алёши – известный на Камчатке предприниматель Заварзин Андрей Сергеевич, владел целой флотилией рыбацких судов, потому к Алёше так и относились. Даже его желание поступить в Технологический институт без помощи отца, было воспринято как: «С жиру бесится!». Никто не хотел с ним дружить. Кто считал его занудой, кто просто завидовал, а подхалимов Алёшка отваживал сам. Хотя и были в Алёше некоторая медлительная уверенность, эдакая вдумчивая рассудительность в разговоре, которые при первом знакомстве можно было принять за чванство и желание обозначить своё превосходство над другими, но всё это скорее от уверенности в будущем, а не от презрения к «низшим». На самом же деле, Алёша, был настоящим другом и отличным парнем.

Познакомились они, став членами так называемого «Общества», организованного профессором Шкуранским, на базе Камчатской Краевой библиотеки, для популяризации этнологии среди молодёжи. Но молодёжь приобщиться к местному этносу желанием не горела, и потому, кроме профессора в обществе состояли только трое – это:

Нина – бывшая представительницей коренного народа Камчатки,

Алёша – потому, что по уши влюбился в Нину ещё с первого курса и

Максим – потому, что: во первых – подрабатывал в Краевой библиотеке уборщиком, во вторых – в объявлении говорилось, что для членов «Общества» будет открыт доступ к Фонду редкой книги, а мимо этого Максим просто не мог пройти. Учились они все на одном потоке, но подружились только в «Обществе».

Из членства каждый извлекал свою пользу.

Шкуранский писал научный труд по корякам, и ему, для работы с материалом, нужны были, мягко говоря, помощники, а по сути – негры, задача которых состояла в отыскивании в недрах библиотеки нужной литературы и систематизации её по разделам монографии Шкуранского.

Нина, готовилась стать шаманкой и, как она сама выражалась, изучала историю своего народа.

Алёше членство в «Обществе» давало возможность чаще видеться с Ниной.

Максима интересовали старинные книги.

Каждый, в итоге, оставался при своих интересах.

– Чего такой невесёлый? – Максим забросил рюкзак на заднее сидение. – Не хочешь на всё лето с Нинкой расставаться?

Алёша состроил кислую гримасу:

– Да, дело не в Нине, хотя и в Нине тоже. Меня вчера отец опять со своей Англией доставал. – Алёша развернулся к Максиму. – Он меня похоронить хочет под этим своим бизнесом. С утра до ночи одно и то же – «Дело… Надо делать дело… Ты должен заменить меня… Нужно учиться…»

– А может, ты зря брыкаешься? – Максим осмотрел себя в зеркало заднего вида. – Тебе ведь в принципе деваться-то некуда.

– Да это я понимаю, но не сейчас же. – Он смотрел на Максима сквозь тёмные стёкла солнцезащитных очков. – Ну, как же ты, Максим, не поймёшь? Я не хочу. Вы все себе просто не представляете, какая это рутина бизнес. Это полный нафталин. Ничего интересного. Никакой романтики. Сплошные совещания, отчёты, анализ, командировки деньги, деньги, деньги. Сутками-и. Вот лет в тридцать, тогда уже да. А сейчас пока не-ет.

Во время разговора Алёша плавно жестикулировал руками, как ученики студии бальных танцев, и постоянно поправлял очки.

– Короче, богач-бедняк, заводи да поехали, до регистрации полтора часа осталось.

– А, ну да. Поехали. Только, прошу тебя, не называй меня так при Нине.

Через двадцать минут они выбрались из города, и, взвыв двигателем, Тойота рванула на Елизово по Северо-Восточному шоссе.

3

Нину заметили сразу. Она стояла у входа в здание аэровокзала и рассматривала бетонную плитку у себя под ногами.

– Нина, мы здесь! – Алёша окликнул её, выбираясь из машины.

Она, как кошка, стремительно и мягко сбежала по ступенькам, и остановилась в конце лестницы, сверкая глазами.

Высокая. Стройная. Лицо холодно и пугающе красиво, будто его вырезали из белой кости, отполировали, а за тем отдали в руки художнику, который расписал его, используя всего две краски – чёрную и красную.

Чёрные, отливающие синевой волосы, заплетены в толстые косы, перевитые тонкими нитями синего бисера. Высокий открытый лоб. Густые чёрные брови. Раскосые глаза, как два чёрных озера, манят своей страшной глубиной. Чуть приплюснутый прямой нос. Алый маленький рот. Округлый заострённый книзу подбородок. Широкие скулы. Изящная шея.

Красивая и сильная, как сама природа, она была одета в обыкновенную футболку и джинсы. На ногах белели кроссовки. Зелёный свитер завязан узлом на плечах. В руках оранжевый рюкзак.

На самом деле завали её Нинвитнэ, что на корякском языке означало «принадлежащая духам». Нина являлась представительницей древнего рода, в котором через поколение рождался эньеньялан, дословно «человек вдохновлённый духами». Ей предстояло стать шаманкой, как когда-то многим женщинам из её рода.

Алёша, закрыв автомобиль, бросился к ней, опережая Максима. Подбежал. Взял за обе руки.

– Здравствуй Нина!

– Здравствуй Алёшка! – В её глазах заиграли озорные искры.

– Нина! Оставайся! Мы будем гулять по ночному Петропавловску.

– Ещё чего, – Нина звонко рассмеялась и чмокнула Алёшу в щёку. Тот незамедлительно покраснел. – Мне в стойбище надо. Скоро я стану настоящей шаманкой и тогда, Алёшка-а… – Она сделала страшное лицо.

– Да, я серьёзно.

– Я тоже.

– Привет! – Максим подошёл и положил руку на плечо Алёши. – Не пугай его, а то он в Англию сбежит учиться. – Ты чего на улице?

– Да там, – Нина махнула рукой в сторону центрального входа в здание аэропорта. – Там какой-то американец прилетел. Толкучка. Я ушла.

– Американец?!

– Про него по телеку с утра трендят.

– Судя по вопросам, которые ему задавали – решил баксы в Камчатку вложить. Кстати. – Нина легонько щёлкнула Алёшу по носу. – Несколько раз прозвучало имя твоего отца.

– С него станется.

Объявили регистрацию рейса до Паланы. Все трое двинулись к зданию аэровокзала, откуда уже вываливала толпа зевак и репортёров. В середине этой суеты шествовал высокий сухощавый человек, одетый по-спортивному, с выдвинутой вперёд, как у бульдога, нижней челюстью. Его скуластое лицо светилось ослепительной улыбкой и холодным блеском чуть сощуренных серых глаз. Репортёры кружились вокруг него, как мухи, и непрерывно осыпали вопросами:

– Мистер Крафт, каковы ближайшие планы?

– Работа, работа, работа!

– Мистер Крафт, о чем вы хотите заявить на брифинге сегодня вечером?

– Терпение, господа. Не будем забегать вперёд.

– Как вам Новая Камчатка, мистер Крафт?

И всё в таком духе. Щёлкая затворами фотоаппаратов и сверкая вспышками, процессия прошествовала мимо к автостоянке и быстро рассыпалась по автомобилям и автобусам. Через минуту, гудящим роем, они рванули за джипом американца.

Регистрация закончилась через полчаса и пассажиров пригласили на посадку в самолёт. Шагнув к выходу, Нина обернулась.

– Ну, что ребята. Пока? До осени? Не хочется расставаться, но…

– Да, ладно. Давай, пока.

– До свидания, Нина. Я напишу тебе письмо.

– Пришли лучше СМС, Онегин.

Она рассмеялась, резко развернулась, хлестнув по воздуху жгутами искрящихся бисером кос, и скрылась за дверьми.

– Максим, скажи, ну вот почему она так со мной?

– Как, так?

– Ну, как с маленьким.

– А, не бери в голову. Все женщины так. Значит, ты ей тоже не безразличен.

– Да?!

– Факт.

Глава 2. ТАЙНА УТЕРЯННОЙ КНИГИ

1

После того, как самолёт взлетел, Алёша скис совсем, довёз Максима до библиотеки и унёсся грустить в одиночестве.

В читальном зале сегодня дежурила Ольга Макаровна. Пенсионер и ветеран библиотечного дела. Окончив курсы сразу после школы, она пришла в эти стены молодой девчонкой и вот ей уже за шестьдесят, а она всё здесь.

– Здравствуйте, Максим.

– Доброе утро, Ольга Макаровна.

– Вы снова раньше всех. – Она поправила седые, стянутые аккуратным узлом на затылке волосы и сняла очки. – Сейчас редко встретишь молодого человека, так жадно тянущегося к книгам, как это делаете вы, Максим. Хотите кофе?

– Раньше всех сюда приходите вы, Ольга Макаровна. Спасибо, кофе я не хочу. Я вот книги принёс. – Максим начал выгружать содержимое рюкзака. – Вы знаете, Ольга Макаровна, меня привлекают не сами книги, а загадки, которые скрываются в них. И особенно мне нравится копаться в старых книжках. Все говорят, что я люблю совать нос во всё, что меня окружает. Это так, и я ничего не могу с этим поделать.

– Но, что же тут плохого?

– Это вы так считаете, а некоторые думают, что я иногда сую его туда, куда не следует.

– Ну, что вы, дорогой Максим. – Ольга Макаровна вновь водрузила очки на вздёрнутый нос, и подняла взгляд, направив его куда-то вдаль. – Для познаний нет границ, и никто не вправе осуждать это горячее стремление и, тем более, ему препятствовать.

– Угу. – Максим выложил последнюю книгу. – Не думаю, что преподаватель, которого я поймал на взятках с поличным и которого потом с треском вышибли из института, разделяет ваше мнение. Скорее наоборот. Попадись я ему, он бы мне наверняка голову отвернул.

– Ничего не может встать на пути правды, – заключила Ольга Макаровна и занялась книгами Максима.

– Ольга Макаровна, что у нас на сегодня?

Приподняв очки, Ольга Макаровна сказала, что на сегодня работы немного, нужно пропылесосить два последних стеллажа левого ряда.

«Да, уж, немного» – подумал Максим и проследовал в бытовку. Переодевшись, и вооружившись пылесосом, он направился к стеллажам с книгами.

2

Вот он. Этот таинственный и загадочный мир книг. Он, по своему, опасен. Он манит и притягивает как пропасть, как бездонная глубина, готовая поглотить в один миг и потом уже не выпускать из своих объятий никогда. Он нависает стенами миллионно, миллиардно томных стеллажей и подобно горам затмевает яркое слепящее сияние суетной обыденности, мешающее разглядеть всю тонкость и разнообразие мира. Проходы между стеллажами, как глубокие ущелья. Они наполнены полумраком, покоем и тишиной. Каждое из них хранит свои тайны, и по дну каждого вьётся узкая каменистая дорога познания. По ней не пролетишь на автомобиле, как по автостраде, едва различая мелькающие за окном, сливающиеся в одну размытую полосу пейзажи, не слыша из-за рёва двигателя ни пения птиц, ни шелеста листвы, ни шума прибоя. По этим бесконечным дорогам можно только шествовать подобно пилигриму или паломнику, пустившемуся в дальний путь. Тихо ступать, дабы не разрушить нечаянно, эту торжественную тишину, беспрестанно останавливаться и подолгу вслушиваться и всматриваться, преклоняясь и жертвуя. И однажды, исполнившись истиной, услышать шёпот вечности и навсегда остаться бродить по этим покрытым пылью дорогам.

Задача Максима, как уборщика помещений, как раз и заключалась в том, что бы этой пыли на дорогах познания скапливалось как можно меньше.

Максим решил закончить с первым стеллажом до обеда, а после обеда перейти ко второму. Надев фонарик поверх развёрнутой козырьком назад красной бейсболки, он ступил в полумрак междурядья. Работа не сложная. Бери с полки книгу, проводи по её обрезам насаженной на длинный шланг пылесоса щёткой и ставь на место.

Примерно через час, Максим покончил с одной стороной стеллажа и начал спускаться со стремянки. Но в полуметре над полом его нога соскользнула со ступеньки, и он, больно ударившись коленкой, грохнулся на пол. Фонарь закатился под стеллаж, бейсболка съехала на глаза, а сам он сидел на полу возле работающего пылесоса, потирая ушибленное колено.

На шум прибежала Ольга Макаровна. Она приседала и охала, как наседка над цыплёнком, но Максим успокоил её и сказал, что всё в порядке. Она ещё немного покудахтала и вернулась к своим обязанностям.

Настроение работать пропало. Максим с тоской поглядел на предательницу стремянку, выключил пылесос и только теперь обнаружил отсутствие фонарика на лбу. Он огляделся. Пол под стеллажом освещался тусклым голубым светом. Отодвинув стремянку в сторону, он полез рукой под стеллаж. Проходила только кисть, и как Максим ни старался, до фонаря он дотянуться не смог. Стеллаж находился у стены, и фонарик закатился в самый угол. Нужен был, какой ни будь длинный и тонкий предмет.

Взгляд максима упал на пылесос. Но достать фонарь с его помощью не получилось. Гибкий шланг всё время присасывался то к стене, то к нижней полке стеллажа. Пришлось идти в бытовку за трубками-насадками – жёсткими удлинителями шланга пылесоса.

Вновь оказавшись у стеллажа, Максим опустился на колени. Но с колен ничего нельзя было разглядеть, и ему пришлось лечь, прижавшись щекой к прохладному полу. В нос ударил запах книжной пыли и хлорки. Фонарик лежал в самом углу. Часть его скрывалась за стойкой стеллажа. Между ней и стеной образовался зазор, в который и закатился фонарик. Но всю руку, из-за узости пространства между полом и нижней полкой, под стеллаж просунуть не удалось. Едва входила только кисть, с зажатой в пальцах трубкой пылесоса. Максим попытался всё же просунуть руку подальше и почувствовал острую боль.

– Да, что б тебя! – Максим выпустил трубку, и вытянул из-под стеллажа ободранную руку. Растерев её как следует, он вновь улёгся на пол. Кое-как удалось просунуть трубку в зазор между стеной. Перебирая по поверхности трубки пальцами, он начал продвигать её к фонарику. Когда до фонарика оставалось примерно сантиметров десять, резинка, при помощи которой он крепился на голове, всосалась в трубку. Но фонарик застрял за стойкой, и когда Максим потянул трубку на себя – резинка выскочила из неё. Подняв трубку вверх, Максим продвинул её к самой стене намереваясь присосать сам корпус фонарика. Но трубка вместо этого присосалась к стене. Пылесос взвыл. Максим оттянул трубку от стены и в этот момент заметил краешек белого листа бумаги, показавшийся из-за стойки.

– Та-ак. А это, что?

Максим придвинул трубку к листку – тот выдвинулся ещё сильнее. Оказалось, что это не лист бумаги, а книжный блок без переплёта. Максим задвигал трубкой интенсивней и, в какой-то момент книга вывалилась из-за стойки и присосалась к отверстию трубки. Пылесос вновь завыл. Максим потянул трубку на себя и выволок книгу из-под стеллажа вместе с фонариком, зацепившимся за неё резинкой.

Усевшись на пол, Максим внимательно рассмотрел находку.

С первого взгляда было ясно, что книга старая. Мало того, эта книга повидала, так повидала. Верхняя и нижняя переплётные крышки отсутствовали вместе с корешком, форзацем, авантитулом и оглавлением. Затёртый и завернувшийся по краям отстав оголён. Верхний каптал беспомощно болтается, приклеенный только с одной стороны, а нижний отсутствует вовсе. В общем, книга была голой, без корочки. Однако титульный лист сохранился и, осветив его фонариком, Максим прочитал заглавие:

«ЗАПИСКИ ОБ УВЛЕКАТЕЛЬНЫХ ПУТЕШЕСТВИЯХ ПО ЗЕМЛЕ КАМЧАТКЕ ГЕОГРАФА И ЭТНОЛОГА И. С. САМСОНОВА В 1848 – 1864 ГОДАХ». Год издания 1915.

Автором книги являлся Кадышев Евгений Станиславович – известный учёный, репрессированный в тридцатые годы. Это имя Максим запомнил из лекции профессора Шкуранского, на одном из занятий в «Обществе».

Максим бережно поднял книгу с пола. Он оттянул блок за боковой обрез большим пальцем и осторожно изогнул его, надавливая сверху указательным. Затем перевернув книгу боковым обрезом вниз он, перемещая большой палец по обрезу, начал отпускать листы по одному. Книга раскрылась словно веер, но из неё ничего не выпало. Максим производил это действие всегда и со всеми книгами. Мало ли. Вдруг выпадет листок, с пометками какого ни будь читателя, или записка. Максим искал тайны, но из книги ничего не выпало. Он повторил действие для верности и перешёл к изучению корешка, вернее того, что осталось под ним.

Блок сброшурирован с надлежащим качеством. Тетради плотно прижаты друг к другу, прошиты и склеены без зазоров. В месте надрыва, отстав завернулся. В пространство между ним и блоком набилась пыль. Максим осторожно дунул. Поднялось небольшое облачко. Пыль попала в нос и Максим чхнул. Затем ещё и ещё. Утерев заполнившиеся слезами глаза, он вернулся к осмотру.

Что-то изменилось. Что? Максим вновь пробежал взглядом по корешку. Ага. Из-под нижнего края отстава высунулся уголок папиросной бумаги. Подцепив его ногтем, Максим потянул.

В его руках оказался листок, сложенный в несколько раз.

Сердце забилось часто, часто. Пальцы увлажнились и задрожали. Максим положил книгу на колени и бережно развернул листок. Очень мелко весь листок был исписан цифрами.

– Шифр! – Мелькнуло в голове. – Да это же шифр, – прошептал Максим. – Шифр!

Глаза расширились. На лбу выступили капли пота. Перехватило дыхание.

– Шифр! – Выдохнул он опять.

3

Максим отвёл взгляд от листка.

«Что же делать? Спрятать книгу и не сообщать о находке, пока не выяснится, что же зашифровано на листке?» – На душе сделалось гадко от этой мысли, и Максим тут же отогнал её. – «Нет, так нельзя. Нужно спрятать шифр, а книгу сейчас же показать Ольге Макаровне». – Он поднялся на ноги и вышел из-за стеллажей.

– Ох, господи! – Ольга Макаровна прижала морщинистые руки к груди. – Да ведь мы её уже и искать перестали. – Сверкнув увлажнившимися глазами, она посмотрела в глаза Максиму. – Вы даже не представляете себе, какая это книга, и что за события скрываются за ней.

Максим смутился и потёр подбородок.

– Профессор Шкуранский рассказывал нам на лекции об авторе. Это известный исследователь Камчатки. Его репрессировали после революции.

Ольга Макаровна всплеснула руками.

– Ой, да вы же ничего не знаете! Идёмте, Максим, всё же выпьем кофе, и я вам расскажу. – Напевая и пританцовывая, она направилась в бытовую комнату и несла книгу перед собой на вытянутых рука. Максим пошёл следом. Звякнули часы, показывая половину двенадцатого.

4

– Это два великих русских, с большой буквы, учёных, беззаветно любивших свою Родину Россию. Вы знаете, Максим, Иван Спиридонович Самсонов совершил множество экспедиций вглубь Камчатки и ни разу, вы слышите, ни разу не попросил на это денег у государства. Все его путешествия оплачивал он сам, или известный в те годы предприниматель Чурин, которого Самсонов убедил в том, что на Камчатке может быть золото. Не вернувшись из своей последней экспедиции, Самсонов, однако, оставил множество записок о быте коряков, об их жизненном укладе, о поверьях и религии. Он записал множество сказок и преданий, а так же провёл исследования в области образования и развития корякского языка. Он собрал очень богатый материал. Ходили слухи, что он нашёл золотую россыпь – место, которое корякские шаманы держат в секрете до сих пор. Но в его записках ничего не говорилось о золоте. Да и, что такое золото в сравнении с тем, что он отыскал в своих исследованиях.