Текст книги "Призыв (ЛП)"

Автор книги: A.Lovely.Villain

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Гермиона буквально ввалилась в церковь, распахнув тяжелые массивные двери, и, задыхаясь от усталости, сделала пару неуклюжих шагов вперед. Пошатнувшись, она едва успела ухватиться за деревянную спинку скамьи.

Она тяжело сглотнула и оглянулась через плечо на двери, широко распахнув полные слез глаза.

Разумеется, тут она в безопасности.

Он не мог сюда войти.

Грохот захлопнувшихся за Гермионой дверей заставил ее испуганно взвизнуть – нервы были ни к черту после всех ужасов этой ночи.

– Ты в порядке, дитя мое?

Она вздрогнула и, опираясь на спинку скамьи, обернулась: перед алтарным возвышением стоял в полном облачении святой отец. За его спиной на алтаре горели свечи.

Гермиона моргнула, сделала несколько медленных шагов по проходу. После дикого забега она никак не могла отдышаться.

– Я…

Больше она ничего не успела сказать. Сотни свечей затрепетали, словно от ветра; проникающий в церковь через высокие витражи лунный свет померк: за окном стало темно, хоть глаз выколи.

Сердце сделало кульбит, из глаз снова потекли слезы.

– Что за напасть? – священник вглядывался в беззвездную тьму за стеклом.

Она покачала головой, не в силах вымолвить ни единого слова.

Нагнетая обстановку еще больше, из глаз статуй полились кровавые слезы

– Да поможет нам Бог, – святой отец перекрестился и быстро отступил. – Пойдем со мной, дитя. Спрячемся в подсобке, там безопасно.

– Меня уже ничто не спасет, – по щеке скатилась слеза. – Бегите, спасайтесь.

– Ты должна пойти со мной.

Двери церкви распахнулись. На пороге стояла сотканная из теней фигура.

– Простите, святой отец. Но она пойдет со мной.

Его голос эхом отдавался от стен, дребезжал в стеклах, проникая в ее голову и сердце.

– Прочь, нечистая сила! – святой отец нащупал рукой распятие и сжал его в дрожащей руке.

Существо скривилось и махнуло рукой, прося замолчать. Тени в церкви пришли в движение, словно щупальца, потянулись от стен, обвили запястья и лодыжки святого отца и рванули обратно, растягивая его в стороны.

Он закричал в ужасе, забился в своих путах. Они были крепче. Гермиона зажала рукой рот, ее глаза были широко распахнуты от ужаса. Она спряталась за скамью, обхватила руками дрожащие ноги.

– Ты бессилен тут, мерзкий демон! – кричал священник даже тогда, когда демонические силы заставили его тело взмыть в воздух и прижали к стене.

– Не люблю детские прозвища. Но поскольку я еще не представился, прощу тебя на первый раз. – Создание облизнуло губы, злобно ухмыляясь. – Веками вы называли меня разными именами. В последний раз, когда я жил среди смертных, меня звали Томасом. Но, думаю, тебе я больше знаком под именем Рагуила.

Святой отец в шоке распахнул глаза.

– Нет!.. Ты лжешь! Ты ради богохульства называешь себя ангелом!

– Боюсь, что нет, святой отец. Я и в самом деле Рагуил. Спросите девушку, она трижды вызывала меня по имени.

Рагуил подмигнул выглядывающей в щель между спинкой и сидением скамьи Гермионе.

– Увы, с тех пор, как меня звали Рагуилом, я пал. – Он наклонил голову набок, изучая распростертого святого отца. – Разумеется, мисс Грейнджер не знала этого, когда меня призывала. Маленькая глупенькая ведьма.

Святой отец сглотнул.

– Ведьмовство… – он прищурился. Яростное обвинение в его взгляде пригвоздило Гермиону к месту. – Ты смела войти в дом Божий?! Вместе вам гореть в геенне огненной вечно-о-о-ость!

И стоило ему прокричать последнее слово, как витраж разбился на сотни осколков, и болтающееся, словно на веревках, тело священника вылетело в образовавшийся проем. Святой отец с силой ударился о землю, проехался по траве несколько футов, пока его не остановили кусты. Он быстро вскочил на ноги, задыхаясь, но что-то бессвязно бормоча, и бросился в слепом ужасе к дороге.

Падший ангел сосредоточил свое внимание на спрятавшейся девушке. И улыбнулся. Улыбка на его красивом точеном лице просто обескуражила и почти отвлекла от всепоглощающего ужаса при виде того, как он входит в церковь.

Земля содрогалась под его шагами.

– Знаю, я обещал сегодня больше никого не убивать… Но он уже начал меня утомлять.

Гермиона закрыла лицо руками.

– Я этого не хотела! – прошептала она едва слышно, но он все равно услышал каждое слово: все его нечеловеческие чувства обострились, настроившись на ее сердцебиение.

– Я знаю, малыш. – Его голос был нежным, успокаивающим. Дразнящим. Он медленно шел по центральному проходу, тени отбрасывали скамьи за его спиной к стенам с такой силой, что по дереву шли трещины. – И все же ты хотела, чтобы того, кто тебя обидел, настигло правосудие. И я твое желание выполнил.

– Ты убил ее! – закричала Гермиона. Негодование придало ей смелости.

Его руки все еще были перепачканы в крови… Гермиону до конца жизни будет преследовать, как он вонзил свои когти в грудь Амбридж и вырвал ее сердце, как сжимал его, все еще колотящееся, в руке.

– Человека, убившего твоих родителей, самым гнусным образом оправдали! Едва ли можно назвать справедливым то, что ей дали выйти на свободу лишь из-за технических особенностей современной системы правосудия. – Он наклонил голову, в свете свечей блеснули зубы – смертельно острые клыки. – Еще скажи, что тебе абсолютно не понравилось наблюдать, как я отправляю ее душу в чистилище.

– Я теперь тоже убийца…

– Нет, малышка. Я видел настоящих убийц. Целую вечность карал их голыми руками и мечом. Ты невинна.

Он уже был совсем рядом, всего в нескольких ярдах от нее.

– Во всех смыслах.

Очередная скамья оторвалась, движимая тенями, от земли и, врезавшись в стену, разломилась ровно посередине.

– Но ненадолго.

Его чувственный тон вывел Гермиону из оцепенения. Она вскочила и, пошатнувшись, бросилась по проходу к возвышению с алтарем.

– За все надо платить, мисс Грейнджер. Я выполнил свою часть сделки, теперь твоя очередь.

Сердце словно бешеное колотилось в груди. Белое платье, в котором она была на ритуале Призыва, было перепачкано в крови убийцы ее родителей… Эта ночь казалась бесконечным кошмаром.

Из ее глаз лились слезы негодования, страха, безнадежности и потери.

– Я не знала, чем придется платить!

Его это ни капли не тронуло.

– Ты знала, что нужно принести кровавую жертву.

– И я порезала себе ладонь…

– Мне нужна другая кровь, малышка.

Она вздрогнула.

– Прекрати так меня называть.

К стене отлетела и разбилась последняя скамья. Из глаз святых на пол лилась кровь, растекалась по полу и стремилась к ней.

– Ладно… Гермиона.

Он остановился у подножия лестницы перед алтарным возвышением, глядя на ее дрожащую фигуру, его серые глаза словно светились изнутри.

– Что ты такое?

Он наблюдал, как она обогнула алтарь и уперлась в него руками, готовая в любой момент снова бежать.

– Я один из падших. Я тот, кто изгнан. Я забытый сын.

Он начал медленно подниматься по лестнице, тени вдоль стены бежали по полу и собирались за его спиной, соединяясь в огромные клубящиеся чернотой дымные крылья.

– Греки называли таких как я даймонами. Но ты можешь звать меня как угодно. Мне потребуется современное имя, когда ритуал будет закончен, и я освобожусь и снова смогу находиться среди смертных.

Он поднялся на алтарное возвышение, на которой она стояла; между ними был только алтарь со столешницей из грубой мраморной плиты.

Крылья словно реальные, состоящие из плоти и крови, двигались за его спиной, но Гермиона не могла отвести взгляд от совершенного, безупречного лица. Красота была самым ужасающим в его обличье: в сочетании со смертоносными способностями и естественной склонностью к насилию, красота делала его абсолютным хищником. И вот-вот он обрушится на все человечество.

Он положил свои большие руки на противоположную сторону алтаря, наклонился вперед. Но его лице было нетерпеливое ожидание. С похожим выражением на лице он убивал Амбридж. И именно в этот момент Гермиона поняла, что ей не вырваться из его когтей.

– Ты хоть представляешь, как долго я ждал, когда ведьма-девственница призовет меня из того древнего фолианта?

Огни свечей дико заплясали, прежде чем пламя яростно взметнулось вверх, словно вторя его голосу и словам.

– Но теперь все обрело смысл. – Он облизнул полные губы, в свете свечей сверкнули клыки. – Все это время я ждал тебя, Гермиона.

Она дрожала, сердце стучало как бешеное.

– Только ты одна могла освободить меня…

Больше не в силах вынести его голодного взгляда, она повернулась на каблуках и сделала безумный рывок, пытаясь оказаться на свободе.

Она обежала алтарь и попыталась спрыгнуть с возвышения у стены, но кровь уже плескалась у самой лестницы на алтарное возвышение, отгораживая ее, словно ров. Жидкость казалось живой и напоминала кислоту, и Гермиона боялась касаться ее. Она услышала его глубокий смешок за спиной. Он небрежно прислонился к алтарю, наблюдая за ней.

– У нас впереди целая ночь, Гермиона. Хотя я бы посоветовал тебе оставить эти бесплодные попытки сбежать и поберечь силы.

Он наклонил голову; выражение его лица стало серьезным, глаза потемнели.

– Обещаю, тебе понадобятся все твои силы, каждая их капля, как только ты окажешься подо мной.

Сердце заколотилось в груди.

К черту!

Она спрыгнула с возвышения и приземлилась в темно-красную лужу, забрызгав голые икры и промочив туфли.

Его смех эхом отразился от витражного стекла и пронесся впереди нее, пока она мчалась по главному проходу, не отводя взгляда от массивных дверей церкви.

Она не видела, как крылья за его спиной снова растворились, и тени заскользили вниз по его телу, по полу, дотягиваясь до нее, словно цепкие руки, отчаянно пытающиеся утащить ее в преисподнюю.

Она почувствовала как нечто горячее, бьющее током обернулось вокруг ее щиколотки, потянуло, и свалило ее с ног. Она рухнула головой вниз, но тени обвились вокруг ее груди и рук, словно темные ленты, останавливая ее всего в каком-то миллиметре от твердой земли.

Крик замер у нее в горле, уступив место судорожному вздоху: ее потянуло назад прямо по воздуху.

А потом тени-ленты исчезли, и Гермиона летела и летела, потоки воздуха трепали ее платье и волосы. А затем она осознала, что полулежит на чем-то. Она судорожно сглотнула, потрясенная тем, что все еще цела, и через мгновение поняла, что в воздухе ее удерживают сильные руки.

Она попала прямо в его объятия.

Гермиона медленно подняла голову и встретилась с ним взглядом, руки были прижаты к твердым мускулам на его груди; его алебастровая кожа обжигала даже сквозь тонкую ткань пропитанной кровью рубашки.

Он улыбнулся, его глаза хищно блестели.

– Мы больше не должны так встречаться.

Она запаниковала, пытаясь выбраться из его стальной хватки.

– Нет, поздно трепыхаться. Ты попалась, голубка. Уже набегалась.

Он развернулся и уложил ее на мраморную столешницу алтаря.

– Я бы предпочел мягкую постель в том доме, где ты меня призвала, или даже заднее сиденье машины, на которой ты приехала. Но увы, ты сама виновата, выбрала церковь, так что это будет алтарь.

– Пожалуйста, – отчаянно прошептала она, пытаясь соскользнуть с алтаря, но ее подхватили под колени, поднимая ноги вверх.

– Если тебе так нравится умолять, то я с радостью тебе помогу.

Его руки скользнули вверх по ее бедрам, поднимая тонкую ткань белого платья, кончики пальцев обхватили резинку нижнего белья. Гермиона боялась, что сердце не выдержит.

– Должен быть другой способ. Я могу что-нибудь сделать для тебя. Я могу сотворить еще одно заклинание… Все, что захочешь…

– Что я хочу, так это потеряться в тебе.

Он обхватил пальцами ткань и потянул, медленно проводя по ее бедрам, оголил ягодицы, коснулся колен и обласкал икр. Тонкая ткань соскользнула с ее лодыжек, приземлилась на алтарь, так же неумолимо, как молоток судьи подтверждает приговор.

– Прошли столетия с тех пор, как у меня была женщина. Души, оставленные блуждать в недрах ада, слишком дикие. Не в моем вкусе.

Его руки скользнули вверх по ее икрам, раздвинули колени и потянули ее вперед, так что она села на край, а он устроился между ее бедер.

– Я предпочитаю лакомые кусочки. Таких, как ты. Нежная, нетронутая. Твоя кровь звала меня между мирами. Я чувствовал везде твой аромат, твой вкус на языке, еще до того, как услышал твой голос, произносящий слова заклятия, освобождающий меня от оков.

Он запустил руку в ее волосы, оттягивая голову назад, заставляя встретиться с ним взглядом, когда он возвышался перед ней. Его глаза сверкали в темноте, как у кошки, и были смертельно опасны. Он наклонился вперед и, прежде чем коснуться губами ее губ, проговорил:

– Будет не больно, – шептал он, разом охрипнув. – Я могу доставить тебе немыслимое удовольствие, которое тебе даже не снилось. Ты будешь сходить с ума от наслаждения. Просто отдайся мне, Гермиона, отдайся добровольно, и я одарю тебя…

Слезы потекли из уголков ее глаз: к ее бесконечному стыду, эти слова отозвались жаром в ее сердце. Она невольно напряглась.

Он прочел искушение в ее глазах: за долгие века служения ангелом мести он научился различать все нюансы человеческих чувств. И он снова улыбнулся, нежно царапая клыками мягкую плоть ее нижней губы.

Гермиона судорожно сглотнула.

Невозможно бороться с этим, невозможно бороться с ним…

И она сдалась.

– Умничка.

Жар усилился, расходился по венам, словно горячее масло.

Он потянул подол платья вверх, до бедер. Прижатая ее собственным весом ткань не двигалась дальше, и Гермиона инстинктивно обвила ногами его торс.

Его глаза вспыхнули от удовольствия. Он обхватил рукой ее за талию и приподнял, пропуская платье под ягодицами, а затем усадил обратно. Он потащил ткань вверх, обнажая грудь и стягивая через голову. Гермиона подняла руки, чтобы облегчить задачу. Стоило пройти голове в ворот, тугие локоны рассыпались по обнаженным плечам.

Его зрачки расширились при виде ее упругой груди и розовых сосков, каштановых волос, мерцающих в свете свечей.

– Ты стоила всех лет ожидания, – выдохнул он, бросаясь вперед и захватывая ее губы в обжигающем душу поцелуе. Его язык, не теряя времени, обвел ее губы, руки скользнули по ее бокам вверх и обхватили полную грудь, которая не поместилась в широкие ладони.

Он издал низкий горловой рык, дикий, нечеловеческий, и подушечки его больших пальцев скользнули по ее соскам, тут же заставив их затвердеть.

Он прижимался к ее ничем не защищенным половым губам, ткань его кожаных штанов терлась о внутреннюю сторону ее бедер, посылая электрические волны по ее коже. Выпуклость спереди наполнила ее инстинктивным страхом и возбуждением. Его язык в полной мере воспользовался ее удивленным вздохом, скользнув в ее рот, обводя заднюю часть зубов.

Гермиона была ошеломлена, неопытна и не знала, что делать. Ее руки цеплялись за его спину, хватая его за рубашку. Она хотела, чтобы та исчезла, что-то маниакальное пробуждалось от сна внутри нее, заставляя сходить с ума от желания.

Она провела руками по его бокам и потянула за нижний край, прерывая голодный поцелуй нежным хныканьем, заставившим его зрачки поглотить остатки серого. Он взял дело в свои руки и просто стащил рубашку через голову так грубо, что Гермиона услышала, как лопаются швы. Когда мускулистое пространство его груди появилось в поле зрения, она почувствовала, как все ее тело пульсирует.

Она вся горела, ее лихорадило, она была безумна в своей низменной жажде.

Что со мной?

Она провела дрожащей рукой по лицу, но он перехватил ее за запястье и отвел в сторону.

– Прекрати думать, просто чувствуй.

Она подчинилась приказу, ее разум полностью ускользнул от нее, оставив после себя лишь оболочку, сходящую с ума от желания и тлеющего жара, который, несомненно, испепелит их обоих.

Она ахнула, когда его руки скользнули под ее голые бедра и дернули ее, заставив проехаться спиной по поверхности алтаря; вокруг горла обвилась его ладонь и надавила, вынуждая откинуться на спину и пустым остекленевшим взглядом уставиться на расписную фреску на потолке.

Его пальцы соскользнули с ее шеи, медленно провели по ключице и между ложбинками грудей, вниз по впадинке живота. Раскрытая ладонь собственническим жестом накрыла ее плоский живот. Гермиона сглотнула, ей почудилось что-то зловещее вокруг. Ей было страшно поднять голову и посмотреть, но пребывать в неведении еще страшнее.

Она подняла голову, вглядываясь в свое обнаженное тело и встречаясь взглядом с Рагуилом. Он хищно, не предвещая ничего хорошего, ухмыльнулся и присел на корточки рядом с алтарем, лицо его оказалось на одном уровне с ее коленями.

Что он…

Прежде чем она успела закончить вопрос, он раздвинул ее колени свободной рукой и прижался лицом к нежным складкам. Она вздрогнула, смущенная, испуганная, но рука на животе надавила сильнее, прижимая к алтарю и легко удерживая на месте. Он закинул ее ногу на плечо и раздвинул их еще шире. Она закрыла лицо руками, подавленная, не в силах ничего сделать, только лежать неподвижно и принять все, что он…

– А-ах!

Ее выгнуло дугой так, что алтаря касались только лопатки и ягодицы, которые он пытался удержать на месте рукой. Ее глаза закатились назад: его умелый язык обвел ее нежные складки, а потом погрузиться в узкую щель, вкушая выделяемые ею соки. Ее тело было возбуждено, готово, жаждало совокупления.

– Ты такая сладкая на вкус, – промурлыкал он, его голос грохотал в самом ее нутре, отдавался дрожью по всему телу.

Гермиона открыла и закрыла рот, не в силах сдержать свои стоны и всхлипы: слишком интенсивными и сильными были ощущения. Она ерзала и вздрагивала от каждого движения его умелого языка, от каждого царапающего прикосновения его острых клыков.

– Такая отзывчивая.

До этого момента он кружил вокруг ее самого чувствительного комочка нервов, вырисовывая вокруг узоры языком, дразня ее. Но когда он прижался к клитору губами и втянул в рот, с силой посасывая и одновременно лаская влажным языком, Гермиону снова выгнуло над алтарем, она закричала, зажмурив глаза: перед ней словно взорвалась сверхновая.

Его рука с силой надавила ей на живот, усиливая удовольствие в десятки раз, пока она не распласталась по алтарю и не захлебнулась непонятными стонами, интенсивные новые для нее ощущения толкали куда-то за грань.

Когда сознание стало возвращаться к Гермионе, он уже не прижимался губами к ее клитору. Она, тяжело дыша и хватая ртом воздух, медленно опустилась обратно на холодный мрамор алтаря; казалось, ее еще потряхивало, каждую клеточку тела, каждый нерв словно коротило. Она моргнула, глядя в потолок, часто дыша и медленно соображая. А затем его широкий язык скользнул по ее лону, поднимая ее сверхчувствительный клитор вверх, пока она не начала непрерывно подаваться ему навстречу, не в силах контролировать естественную реакцию своего тела.

Он засмеялся низко и глубоко, его рот завис над ее бедром, свободная рука начала двигаться: большой палец легко скользнул внутрь нее, загнулся вверх, массируя ее сжимающиеся стенки. Он добавил второй палец и встретил еще большое сопротивление. Она ахнула.

– Такая тугая, – прорычал он, и голос его звучал поистине инфернально. – Уже представляю, как ты будешь сжимать в себе мой член.

Его слова вызвали новую волну страха, но прежде, чем она смогла полностью осознать это, она почувствовала на внутренней стороне бедра острую боль, заставившую резко дернуться.

Она с удивлением и ужасом наблюдала, как он ласкал ее пальцами, одновременно отпивая из ее бедра. Кровь стекала по его нижней губе, оставляя алую полосу на ее бледной коже.

Внезапно ее ногу окатило жаром, который все поднимался и поднимался, проникая в самое ее нутро, заставляя мышцы сокращаться и сжимать его пальцы, как тиски. Не в силах справиться с потоком эндорфинов, разум капитулировал.

Ее глаза закатились во второй раз, тело извивалось от жара.

Он с довольным рычанием оторвался от бедра, упиваясь вкусом крови.

– Бедренная артерия – моя любимая. По крайней мере, у девственниц. Хотел насладиться твоим вкусом, пока еще ты можешь так себя называть.

Это было невыносимо: его пальцев было недостаточно. Она чувствовала себя слишком пустой, ее тело жаждало его с такой силой, что не оставалось ни одной разумной мысли. Она потянулась к нему, сжала пальцами его острый подбородок и заставила поднять на нее похотливый взгляд потемневших глаз.

– Что ты со мной сделал?

Он облизнул губы.

– Пока ничего, голубка. Но то, что я собираюсь сделать, должно тебя пугать.

А потом он поднялся, отпустил ее ноги, чтобы они безвольно свисали с края алтаря. Расстегнул штаны, и, когда его член освободился, она почувствовала, как глаза расширились от шока, страха и тоски. Она бессознательно подалась назад, и тени скользнули вверх по алтарю, обхватывая ее запястья и вытягивая руки над головой, удерживая ее на месте.

Он смотрел на нее сверху вниз, как дикий зверь на наконец-то загнанную добычу.

– Я собираюсь трахнуть тебя, Гермиона. Я собираюсь осушить тебя, – он раздвинул ее дрожащие колени, массивный член полностью встал, подпрыгивая между его мускулистыми ногами, сочась толстой каплей предэякулята из темной щели. – Я буду трахать тебя, пока ты не истечешь кровью.

Он сжал ладонью свой член и провел по стволу пару раз. Смазка капала с головки на промежность, где смешивалась с ее собственными выделениями.

– А потом и я выпью эту кровь.

Она ахнула, выгибая спину в тщетной попытке вырваться, когда он приставил головку ко входу во влагалище. Но не было спасения от сверхъестественных оков на ее запястьях или от стальной хватки его руки на ее колене, не дающей свести ноги.

– Блядь… – прошипел он, протискивая набухшую головку в нее. Ее мышцы протестующе сжались, отчаянно пытаясь изгнать чужеземного захватчика. Он тяжело сглотнул, адамово яблоко подпрыгнуло. Он толкнулся глубже, не отводя взгляда от того, как член погружается внутрь.

Гермиона застонала, вздрогнув, когда толстая головка уперлась в плеву. Одной рукой он крепко держал ее за колено, а другой скользнул вверх, чтобы схватить за бедро. Именно в это мгновение Гермиона посмотрела на нее и перехватила его полный желания и голода взгляд, от которого у нее сперло дыхание.

Он толкнулся, прорывая барьер.

Она закричала, запрокинув голову, и слезы потекли из-под ее темных ресниц.

Он продвигался все дальше и дальше, и еще дальше, это казалось бесконечной пыткой, пока не проник в ее лоно целиком. Она напряглась, сжимая его, держа словно в тисках, словно инстинктивно хотела выдоить полностью.

Она задергалась в путах, извиваясь под ним. Рука на ее бедре сжалась.

– Тс-с-с, сейчас все пройдет, Гермиона. Уже все, – от его слов она прекратила реветь, только тихо и невнятно захныкала. – Ты моя. Больше не за что бороться.

Его рука скользнула вверх по ее телу, утерла слезы. Она смотрела на него, чувствуя пульсацию его члена внутри себя, ровную и сильную по сравнению с ее собственным бешеным стуком сердца. Его пристальный взгляд держал ее в плену.

– Отдайся мне и позволь показать, как прекрасно бессмертие.

Она медленно выдохнула, когда чувственное тепло и эйфория пронзили ее тело, заставляя сжаться сильнее вокруг него. Она застонала, подаваясь бедрами навстречу, прижимаясь своим тазом к его.

Откуда-то из его груди послышалось урчание, когда он, сжав ладонью ее горло, наклонился и накрыл губы яростным поцелуем. Снова и снова он толкался в ее тугое нутро. От боли остались лишь воспоминания, как и о ее девственности, и Гермиона подавалась навстречу его бешеным движениям, отчаянно желая получить что-то.

Тени, держащие ее за запястья, исчезли. Его сильная рука скользнула ей под талию и приподняла, прижимая ее к своей мускулистой груди. Он заставил ее ноги обвиться вокруг его бедер и поднял ее с алтаря. Он развернулся, не выходя из нее: сам сел на мрамор алтаря и притянул Гермиону к себе, заставив опереться коленями по обе стороны от себя. Так он входил в нее под другим углом и, казалось, проникал еще глубже.

Она застонала в поцелуй, едва ли не задыхаясь: его большие ладони направляли движение ее бедер, помогая найти ритм, позволяя ей перехватить контроль.

– Вот так. Именно так, – выдохнул он ее в губы.

Она почувствовала себя приободренной новым положением. Положив руки на его широкие плечи, она стала двигать медленно двигать бедрами, наслаждаясь ощущением погружающегося в нее члена, тем, как дрожат и покалывают стенки, когда он выходит. Удовольствие прокатывалось по всему ее телу.

А потом его рука запуталась в кудрях, откинув ее голову назад, когда его клыки царапнули чувствительную кожу шеи. Ее глаза снова закатились.

– Давай, кусай, – Гермиона не узнала свой хриплый от вожделения голос.

Он тихо засмеялся, прижимаясь губами к горлу, отчего голос казался чужим, а затем лизнул кожу под ухом. Она сглотнула, хватая ртом воздух, а затем задохнулась в экстазе, когда его клыки вонзились в ее плоть. Вспышка боли сменилась тем же эйфорическим жаром, что и раньше, заставляя ее мышцы раствориться в нем, ее бедра замедлились, когда она купалась в этом ощущении.

Его рука скользнула по ее тонкой талии и снова стала направлять Гермиону, побуждая насаживаться на его член: жестко, быстро, безжалостно. Он жадно глотал ее кровь, она слышала каждый судорожный вздох, чувствовала движение его адамова яблока у себя на шее.

А потом напрягся, сбиваясь с ритма. Он оторвал клыки от ее шеи, откинул голову назад и издал громовое рычание, от которого задрожали оставшиеся стекла в рамах.

Он толкнулся в нее в последний раз и удерживал, прижимая ее вниз, подталкивая свои бедра вверх, удерживая себя настолько глубоко, насколько это было возможно, пока изливался в нее.

Ее накрыло оргазмом следом за ним. Стенки влагалища сжались вокруг него, на грани боли, ее накрыло волной экстаза, прошило насквозь, она словно ослепла. Ее мышцы напрягались и расслаблялись снова и снова выдаивая его, удерживая глубоко внутри себя.

Тепло хлынуло в ее лоно потоком. Густая, вязкая сперма все наполняла и наполняла ее, просачивалась наружу по складкам вокруг члена, растекалась белой лужицей по алтарю.

Его член продолжал пульсировать внутри нее, экстаз был написан на его лице. В этот момент он был так красив, что даже в груди щемило. Ее рука сама собой поднялась, обводя впадины под его острыми скулами, вдоль темного лба.

Он посмотрел на нее, глаза снова были пронзительно-серыми. Они продолжали сиять, выражение его лица было в высшей степени удовлетворенным. Он тяжело сглотнул, обнял Гермиону за талию и, прижав к своей груди, откинулся назад, устраивая их обоих на алтаре. Его размягчающийся член выскользнул наружу, упираясь во внутреннюю часть ее пропитанного кровью и семенем бедра. Своими размерами он все еще устрашал.

Он заложил мускулистую руку под голову, глядя на фреску на потолке, пока его длинные пальцы чертили узоры на ее бедре. Она положила голову ему на грудь, его ровное сердцебиение отдавалось под ее ухом. Их дыхание замедлилось, тела остывали.

Ее разум начал возвращаться, подпитывающий экстаз жар отступал.

И все же странное чувство спокойствия поселилось глубоко внутри. Она больше не боялась. На этот раз ее сердце и разум были согласны между собой.

Она принадлежала ему. Он принадлежал ей.

И ничто больше не имело значения.

– Мне нужно новое имя в мире смертных, – его голос эхом пронесся по руинам. – Я был Томасом много веков назад, до заточения.

Она медленно моргнула. Тени танцевали вдоль стен и пола, терпеливо ожидая следующего приказа хозяина. Гермиона положила ладонь на его грудь, гадая, подчинятся ли они теперь и ее приказу.

– Томас это слишком старомодно. Лучше просто Том.

– Х-м-м-м. Мне нравится, как ты это произносишь. – Его пальцы прочертили линию на ее спине, вызывая табун мурашек.

– Тебе еще фамилия нужна, – добавила она.

– Выбери на свой вкус. Тебе ее тоже носить.

Веки тяжелели. Она медленно моргнула, видя, как меркнет свет свечей вокруг.

– Рагуил – слишком архаично. Может, что-то созвучное… – она зевнула, прикрыв тыльной стороной ладони рот, потом снова уютно положила руку на его мерно поднимающуюся и опускающуюся грудь. – Может… Риддл?

– Том Риддл, – он выгнул бровь, смотря на Гермиону. – Приятно звучит.

Гермиона подняла голову и лениво улыбнулась.

– Да, – она подтянулась, поцеловала его в губы, не торопясь отодвигаться. – Звучит приятно.