Текст книги "Лицо"

Автор книги: almerto

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

НЕТ!!! Не хочу и не буду. Сглатываю семя волка в своем настоящем обличии со своей шкуры и прячусь в угол. Течка прошла, но эти волки не дают мне уйти. Мне страшно и голодно. Я вою, пытаясь привлечь голосом помощь к себе, но никто не приходит. Зачем же отец так поступил?! Кажется, я уже ненавижу весь мир. И особенно волков. Я ненавижу наши стаи, я ненавижу все это вокруг!!! Слезы заливают так, что не вижу перед собой никого.

Ко мне тянется рука и я огрызаюсь на нее, отчаянно рыча и скуля от страха. Эти альфы меня уже погрызли изрядно. Шерсть кусками валяется, белея по всей комнате.

– Файт, Файт, ты что там делаешь? – слышу я знакомый голос и сдерживаюсь от предательского воя жалобы. Рыдания разрывают, кажется, мое тело пополам. Я прошмыгиваю мимо вожака и несусь к лесу, к границе драконов. Он кричит мне что-то вслед, но я не слышу.

Я ослаб и хочу кушать, но не сейчас, мне бы дотянуть до границы. Белый волк, белый волк, они не тронут белого волка. Надеюсь на это, ох как надеюсь. Раз, два, дышу ровно и правильно. Иначе вожак вернет меня и покроет еще худшим позором. У него есть на все право. Сколько так бегу – не знаю, иногда останавливаюсь чтобы глотнуть воды из луж. Сильные дожди заставляют меня прятаться под корнями деревьев, шерсть от недоедания у меня облезла и я напоминал больше скелет. В школу возвращаться уже нельзя, отцы не разрешили мне туда возвращаться под страхом смерти. Там они не смогу меня защитить, а подставлять Озну мне не хотелось, я и так слишком долго пользовался его добротой. Я и так глотнул ласки, как воздуха, с теми, кто мне очень нравился – самим вожаком волков и принцем драконов.

Следующая, третья течка, застала меня врасплох на границе с другим кланом волком. Как я здесь очутился, я не знал. Видимо, заблудился идя ночью. На мой зов пришел красивый волк и, жалостливо оглядев меня, сел рядом и облизал мне морду. Я заскулил обреченно, и он быстро убежал куда-то. Через несколько минут он принес мне убитую птицу. Сломленный, я кинулся на еду и не заметил, как и проглотил всю тушку даже с перьями. Волк посмотрел на меня добрыми глазами, и кусанув за холку, все-таки дал мне знать, что будет эту течку со мной, если я соглашусь. За эту добычу я был готов на все. Вот так я низко пал.

Он долго обладал моим телом, изредка покидая меня, чтобы вновь покормить какой-нибудь пищей. Я был ему благодарен за это. Ведь он всего лишь пользуется моим телом. Какая малость, что я могу для него сделать. Теперь я понимал, почему омеги не имеют права голоса и почему к ним так относятся. Мы не достойны даже рядом сидеть в их ногах. Все мое существование говорило о том, какой я низкий и падший. Ниже уже и некуда падать.

Волк насытился моим телом, и благодарно лизнув, ушел как-то ранним утром. Я восстановил силы еще через день, и на трясущихся ногах побрел прочь от этого места, взяв курс куда глаза глядят. Я ненавидел себя, так ненавидел, что уже и не смотрел на свое отражение в лужах.

Так я и прижился в лесу, пока не наткнулся на границу с драконами. Неверяще смотрю на глубокий ров, что драконы покрыли толстым слоем пепла, и чихнул несколько раз. Вот она, граница. Вот она, моя смерть. Раньше, когда я бежал, я молил о том, чтобы драконы меня случайно не убили. На границы драконы были свирепы. А теперь я молил лишь об этом.

Я нашел в себе силы перешагнуть границу и на негнущихся лапах пошел вперед, просто вперед. Скоро меня достигнет пламя дракона, сверху, и все. Наконец-то я буду свободен.

Тень надо мной зависла и стала лишь крупнее и крупнее. Со страхом сжался и побежал вперед. Сноп искр взорвал впереди меня огромный пласт земли, и она, словно подпрыгнув, устремилась на меня. Я заскулил от страха перед своей смертью. Он не попал в меня? Как же страшно!!! Выскочил из защиты земли и охнул от боли. На меня накинулся огромный человек, и сжав мое тельце волка, придавил его к земле и прорычал:

– Белый волк!! Куда ты бежишь? Нельзя!!! Стой и не сопротивляйся. Наконец-то!!!

Я застыл под человеком, и едва он встал, как попытался сразу побежать. Но не тут-то было. На меня накинули петлю и поволокли. Сначала по земле, а потом и вовсе закинули на плечо. Как же огромен этот дракон. Он вошел в искрящуюся ленту на земле и мы оказались на огромной поляне. Когда-то я видел ее. Точно, тот принц показывал мне ее через окно. Именно тут он делает упражнения для полета, если я не ошибаюсь. Отсюда он берет разгон. Это его личное плато. Зачем я здесь? Какой же вид красивый. Как же я хочу есть. А до течки еще далеко. Придется грибы жарить на костре. И коренья кушать горькие чтобы сил прибавлялось.

С неба вдруг послышалось громкое хлопанье крыльев и я увидел огромного серебристого дракона, черные полосы шли по всему его телу, суживаясь к хвосту. Я попятился, вспомнив все и всех. Только не к нему… Только не к нему… Нет и еще раз нет!!! Я грязный и я шлюха. Кидаюсь, как в омут, через огромную пропасть, и не долетев, падаю, сжимая зубы, чтобы не заскулить. Мое тело перехватывают огромные лапы дракона и я извиваюсь что есть силы, но он лишь давит меня так, что ребра начинают трещать. Темнота накрывает меня.

– Что с ним, Озну? – слышу такой знакомый и любимый голос. Как же мне его не хватало. Но я омега-шлюха, которая отдается за еду… а он принц драконов. Глухие рыдания душат меня спазмами, но что-то не дает им прорваться наружу.

Озну ровным голосом сообщает:

– Он истощен и слишком долго был в волчьем обличии. Я боюсь за его рассудок, Вэйти. Не думаю, что вы сейчас должны быть здесь.

Его твердый голос внес в меня какую-то уверенность, дышать стало даже лучше. Да, именно, Вэйти мне здесь совсем не нужен, никто не нужен. Я сам, надо только немного магии, чтобы я смог сам переносить эту тяжелую течку и магией добывать себе пищу. А Озну должен мне помочь. Иначе если не он, то мне лучше просто умереть. Я не хочу быть обычным омегой, который отдает себя за еду и за то, чтобы провести хоть с кем-то течку. Дверь тихо закрылась и Озну сказал так же тихо:

– Теперь ты можешь открыть глаза. Нам надо поговорить.

Открываю глаза и поворачиваю к нему лицо. Учитель не изменился. Хотя, почему он должен был изменится? Это моя жизнь изменилась, а драконы почти вечные, если судить по нашим меркам.

– Я не могу тебе помочь. Я познал твою магию. Ты временщик. Твой любимый пруд показал мне то, что ты сделал. Ты сделал сам себе эту жизнь. Ты внес изменения тем, что выпустил свою магию, и твоя жизнь пошла по другому витку времени. То, чего ты боялся, ты сам привлек эти изменения. Фай. Я не могу тебе помочь, что бы мы с тобой сейчас не придумали – это принесёт обратные последствия, абсолютно разнящиеся и направленные против того витка, в каком бы хотел быть. Все твои самые страшные представления играют против тебя, претворяясь в жизнь. И никто помочь тебе не может. Даже наша магия тут бессильна. Я не знаю, что может тебе помочь, Файт. Не знаю, – сказал он сокрушенно, не глядя на меня.

Обескураженно и потеряно смотрю ему в ответ и вижу, как взгляд его стал пронзительным. Он не отвел взгляд, как обычно делал, чтобы не воспользоваться этим, и сейчас наоборот, казалось, что он что-то замыслил. Прохрипел ему:

– Я готов на все, дайте только ниточку… только ниточку, подсказку, что я должен и как я могу себе помочь. Я чувствую, что вы знаете, что мне поможет.

Он кивнул, не спуская с меня взгляда.

– Доверься мне. Сейчас я научу тебя пользоваться твоей магией. Только таким образом ты сможешь познать ее. Расслабься.

Доверительно смотрю все так же на него, смысл бороться сейчас? Я и так уже не смогу свой взгляд отвести. Слезы катятся по щеке от долгого взгляда дракона и я наконец понимаю, что он хочет сделать. ДА! Это единственный выход!!! Сердце радостно ликует. Какой же он умный.

Вторая часть.

Длинный коридор старого здания, затхлый запах квартиры навевает определенные воспоминания. Отвожу взгляд от крупного человека, что показывает мне мою квартиру.

– Феликс, эта квартира будет вам по карману. Она не в центре Москвы, но рядом очень удобно расположены школа и садик. Вы ведь задумывались о своей семье?

С улыбкой киваю. О да, я задумывался.

– Думаю да, мне она подходит.

Мы уже третий раз сюда приезжаем, словно в этой двушке могли унести всю мебель и сделать еще хуже условия. Все как и есть, на месте. Длинный удобный диван. Паркет на полу истертый, но это поправимо. Туалет и ванна совмещенные. Большая кухня. По сути, можно сделать даже трешку. Семьдесят пять квадратов это много для двушки. Самое то. Прихожая огромная.

– И работа рядом… – зачем-то сказал я, посмотрев на свои руки. Риэлтор и мой клиент уважительно кивнули.

– Ваша работа священна. Вы лучший хирург и диагност. На вас молиться надо всем. Таких, как вы, надо беречь, Феликс!!! – сказал он пылко и отвел взгляд. Смущенно отвожу от него взгляд.

– Полно вам. Я готов к оформлению документов.

Тот, закивав быстро, достал из дипломата пачку документов и показал пальцем на пустую строку:

– Вот здесь поставьте подпись, это будет вашей доверенностью, чтобы я вел ваши дела по переоформлению документов. Нельзя доверять это не профессионалам. Комар носа не подточит. Я еще хотел кое-что спросить…

Он замялся и все-таки спросил через какое-то время, уставившись в окно.

– А операцию моему сыну вы сможете провести здесь? В Америку или Швейцарию мне не по карману везти.

Смотрю на него удивленно:

– Если вы мне доверите, то я согласен провести ее. В Швейцарии проводит ее мой учитель и друг. Мы вместе начинали и каждую неделю делимся чем-то новым. Не думаю, что я не справлюсь с ней. Не переживайте, Андрей. Саша останется жив и будет ходить, чувствуя свои ноги.

Он повернулся ко мне и вдруг кинулся на грудь. Пришлось так и стоять с раскинутыми руками. Похлопав его по плечу, спросил:

– Вы полис оформили наконец то?

Тот кивнул, и вновь шмыгнув носом, спросил:

– Вы это к чему?

Я недоуменно спросил:

– Вы что, хотите платно делать эту операцию? Вам, поверьте, будет это не по карману тут.

Тот закивал быстро:

– Я подсчитал все, квартиру продадим и хватит.

Я возмущенно крикнул ему в лицо:

– Очнитесь, моя операция делается по обычному полису и не будет вам стоить ни гроша. Я просто запланирую ее в нашем институте и все. Там все так делают. Сашку привезут к нам из той больницы, где я изредка дежурю. И все. Его привезут с готовыми анализами. Вам дороже обойдется дальше. И деньги вы успеете и так потратить на восстановительный период.

Он в голос завыл:

– Я не верю, привык за все платить.

Пожимаю плечами:

– Ну я не знаю, зачем платить, если полис есть? Мне моей зарплаты и так хватает. Все, успокойтесь и возьмите себя в руки. Я хотел бы побыстрее сюда переехать.

Подписав все документы и договорившись о следующей встрече, со вздохом сажусь в свою маленькую машину Пежо. Это хорошо, что мне сегодня дали выходной на осмотр квартиры. Профессор Уташев везде мне помогает. Я рад, что попал в их коллектив после швейцарского обучения на хирурга. Сонно смаргиваю, глядя на дорогу и мотаю головой. В аварию бы не попасть, столько клиентов ждут меня до конца этой недели. Нельзя болеть и тем более умирать.

Телефон оживает в беззвучной вибрации и всю машину озаряет свет мигания телефона, что стоит в постоянной зарядке. Подключаю телефон на динамик и отзываюсь.

– Это Женя, привет. Ты далеко еще? – спрашивает меня моя медсестра. Приходится улыбнутся.

– Женя, у меня сегодня выходной. Я же говорил… Я не буду дежурить снова за Лазареву. Хватит ей уже болеть. И так столько клиентов набрал на операции, до конца года хватит.

Медсестра ворчит:

– Если бы хоть платно брал, а то бесплатно берешь, Феликс. Разве тебе деньги лишние будут?

Молча злюсь:

– Ты заработать хочешь? Жень? Тогда иди к той же Лазаревой. Я найду себе другую медсестру. Пусть не такую талантливую, но найду.

Она разражается руганью:

– Это еще чего не хватало? Мне хватает и в НИИ заработка. Я ведь не только вам помогаю, Феликс. А правда говорят, что вы квартиру скоро рядом купите?

Смотрю осторожно на дорогу и мычу, пытаясь объехать машину, которая попала в ДТП. Ого, на дороге лежит полутруп, истекающий кровью. Все тело зовет к нему. Руки чешутся проверить его пульс, и сознание уже командует телом. Не своим голосом командую Жене:

– Жень, я на МКАДЕ. Тут авария. Буду не скоро на квартире.

Отключаю трубку и несусь что есть силы, захватив свой чемоданчик.

Лишь к ночи добрался до своей съемной квартиры, и устало открыв дверь, повесил ключи на хлипкий гвоздь вешалки. Мда, тяжелый день. В тяжелых условиях любая операция стает еще труднее. Даже самая легкая. Теперь спать. Надеюсь, паренек и его невеста выживут. Ребенка жаль, которого его невеста беременная потеряла.

Наутро будильник разбудил меня вовремя и очень даже настойчиво, значит, я выспался. Включив заряженный телефон на слышимость, иду сонно на кухню, потом в ванну. Мой утренний режим не нарушен скорыми звонками типа: «Скорее, у нас травма, несовместимая с жизнью.» В институте меня встречают с улыбкой.

– Ну, скоро будешь рядом жить и будет легче до нас добираться.

Киваю с улыбкой. Я бы жил здесь!!! Все мы здесь как большая семья. Вон Жаров, это одаренный врач диагност, но любит деньги. Никуда без них. Не видит ничего, кроме них, и вспыхивает, когда ему озвучивают сумму. Желательно в евро. Вон Рябиновая Ольга, та хороший кардиохирург, её видео операции на сердце ученики покупают себе как пособие. Но тоже деньги. А вот и наши бесплатники, Уташев и Хромов, еще я и те трое. Это… Меня отвлекает смачный удар по плечу и я морщусь. Все-таки вчерашняя ночная операция не дала рукам и плечам отдохнуть. Но хлопнувший меня Жаров, казалось, не замечает этого и продолжает:

– А вот и наш Феликс. Ну что, мы слышали, как ты вчера на дороге реанимировал двоих, что были почти мертвы. Красавчик!!!

Киваю ему с улыбкой.

– А это, между прочим, сын министра был и его невеста. Так что жди повышения.

Пожимаю плечами и вижу, как лицо Уташева довольно расплывается в улыбке. Он давно мечтает меня повысить в должности, но на его помощника идут все с блатом. Он подмигивает мне, якобы случайно, но я понимаю тайный смысл. Я здесь работаю уже почти пять лет. И ни разу не пожалел, что поддался именно сюда.

Сзади меня зовут и я невольно оглядываюсь.

– Можно вас? Там ваш вчерашний пациент что-то передает…

Ничего не понимая, выхожу следом за своей медсестрой, которая, вопреки ожиданиям пришла вовремя. Она несется по коридору впереди меня. Наконец, она открывает передо мной дверь и я удивленно захожу в нее. Обычно всех клиентов мы встречаем не здесь, не в моем личном кабинете. Она показала на меня клиенту и я спросил:

– Евгения, вы сказали, вчерашний клиент, но он только сегодня пришел, наверняка, в сознание, и не ходит.

Мужчина, которого я поначалу не увидел, вдруг встал во весь рост, кивнул мне и затем смял мою ладонь в крепком рукопожатии. Тихо ойкнув, вытащил свою смятую ладонь из рук клиента, и посмотрев в его лицо, сделал шаг назад. Оно было словно знакомым, каким-то слишком знакомым. Но поймав себя на том, что изучаю лицо клиента, улыбнулся ему виновато и развел руками:

– Простите, я вас не знаю.

– Я Станислав Сергеевич, для вас Слава. Мне рассказали, что вы чудом спасли моего сына прямо на месте аварии. Я не привык быть неблагодарным и…

Я перебил, хмуро глянув на него:

– Вот только не надо здесь мне этой благодарности в конвертах выкладывать, а!

Тот так и опешил, он даже не попытался сказать что-то вновь и убрал руки в карманы пиджака. Затем, видя, что я молчу, кивнул и вновь заговорил:

– Я очень рад, что вы оказались рядом и смогли ему помочь. Ваша медсестра сказала, что вы переезжаете скоро в новую квартиру и там требуется ремонт?

Теперь я уже вспыхиваю, глядя, как Евгения улепетывает из кабинета. Оборачиваюсь к нему и цежу высокомерно:

– Мне достаточно лишь вашей обычной благодарности. Поверьте, я сам рад, что смог им обоим помочь. Жаль, что малыша потеряли. Еще бы немного, и скорее всего, малыш бы остался жить. Но скорая слишком долго ехала.

Мужчина вдруг открыл рот и переспросил удивленно:

– Как, какой малыш? Люда была беременна?

Я кивнул быстро и мужчина резко сел на диван.

– Но такого быть не может!!! Мой сын не может иметь детей вообще. Он бесплоден. Там без вариантов.

Теперь я удивляюсь.

– Может, ЭКО или что-то еще, о чем они с кем-то договорились?

Он помотал головой и вдруг кивнул:

– Ладно, я с ними поговорю.Спасибо, что рассказали об этом. Я присмотрю за Людочкой тоже.

Он вытащил из кармана смятый конверт, и помахав им, показательно убрал его во внутренний карман пиджака. Я улыбнулся ему довольно.

– Спасибо. А то думал, что еще один испорченный день.

Пришлось его проводить и уже у двери он, вдруг обернувшись, спросил:

– А можно пригласить вас сегодня вечером на ужин?

Пожимаю плечами:

– Нет, я слишком допоздна здесь засиживаюсь. И ужин мне Женя принесет. Спасибо за приглашение.

Он, отвернувшись, еще раз прощается со мной и кладет визитку на стол. Мимолетно забираю ее и закрываю за ним дверь. Теперь день течет в своем прежнем русле.

Мы сделали три операции по просьбе профессора и я устало вытягиваюсь на полу.

– Ты просто… – не находит слов профессор и смотрит на меня влюбленным взглядом. Смущенно улыбаюсь ему в ответ и подтягиваюсь вновь. Он передает что-то медсестре и зовет меня мыть руки после операции. Снимаем перед выходом наши халаты, шапочки и бахилы. Запах кажется чистым после операционной. Пациенты были сложные, очень сложные. Но мы сделали это.

Уташев Дмитрий Васильевич смотрит на меня долгим взглядом.

– У тебя великое будущее. Ты не понимаешь, каким даром ты обладаешь. Твои руки… они ведь творят поистине чудеса…

Отвечаю, перебивая его:

– Профессор, ну зачем вы так. Спасибо, конечно, но вы меня все время смущаете. Как девушку.

Он смеется, расслабленно откинув назад голову и затем отвечает насмешливо:

– А ты и есть словно девица. Только очень красивая девица. Смотри, на тебя что мужчины смотрят, что женщины нашего института.

– Я не гей, – смущенно краснею.

Он кивает и спрашивает тихо:

– Кого-то присмотрел уже? Я про семью.

Киваю, краснея по полной.

– Рябиновую?

Киваю вновь. Мне бы хотелось иметь от нее малыша. Но вряд ли она будет к этому готова. Вся в вечных делах и зарабатывании денег. А еще ей нравятся групповухи. Случайно обмолвилась Женя.

– А твоя то медсестра тебя что, не устраивает? Женька, она и в Африке Женька. Зажми… трахни… – сказал Дмитрий Васильевич, хлопнув себя по губам за мат и рассмеялся. – И она за тобой хоть на край света.

Смеюсь над ним, негодующее шутя.

– Ну эк вы загнули, так нельзя. А как же конфетно-букетный период?

Тот махнул рукой.

– Ага, только не у нас, врачей. Мы можем случайно коробку принести только не с конфетами, а с инструментами.

Смеемся вместе. Он хлопает меня по плечу и удивленно охает:

– Ох, какой ты стройный да изящный, как твои золотые пальчики.

Вновь смущаюсь, украдкой прячу руки за спиной.

– Не смущайся, не смущайся. Думал, что ты поплотнее, а в тебе словно и жизни то нет. Ты хоть питаешься? Одни кости… ничего себе?

Он с силой смял мои плечи, встав позади, а затем и талию невзначай, резко выпустив мои плечи, так что я покачнулся, и удержался лишь на ногах из-за того, что он обхватил сильными руками талию. Дмитрий Васильевич сзади задышал чаще и я задергался от его объятий.

– Мда, по ощущениям, словно девушку держу в объятиях. Халат все закрывает. Феликс, ну, так нельзя. Гею можно быть таким, тому, что снизу.

Мотаю головой и он наконец выпускает меня из своих объятий.

– Да что вы все меня трогаете? Дмитрий Васильевич, прекратите, не люблю я такое.

Он был красным и меня удивило, что его можно чем-то смутить. Даже приятно на миг стало. Хоть ему не очень было приятно, и то ладно. Но судя по тому, как он сделал шаг ко мне, неприятным ему ничего не было, потому я быстро выставил перед собой ладони и процедил уже грубее:

– Я знаю, что вы любите оба пола, но давайте ко мне вы не будете относится с увлечением моего тела. Мне это неприятно.

Он поспешно кивнул и одернул себя.

– Что-то я совсем заигрался, вы правы. Надо скинуть напряжение, вот сегодня же и скину. Кстати, чтобы вы знали, у нас на этой неделе будет новенький. Прошу вас принять его как подобает в нашем дружном коллективе. Надеюсь, вы помните, Феликс, что вас чуть не с овациями встретили даже в аэропорту.

Кивнул с улыбкой:

– У вас не было диагноста. И вы не…

Он поднял руки, словно защищаясь:

– Умоляю, вы до сих пор у нас самый востребованный врач и ученный. И мне не пересчитать все заслуги, что вы уже нам оказали, и главное, вовремя. Что уж говорить о том, что сложнейшие операции, на которые мы раньше отправляли за границу к нашим постоянным коллегам, теперь легко выполняете сами. Это ли не доказательство вашей компетенции! И ни разу мы не ударили лицом в грязь. И притом, вы наш. А это о многом говорит.

Он ушел, оставив меня в большом смущении.

Евгения забегала по кабинету, готовя меня к последней операции. Сейчас мы поедем в другую больницу. Пациент оплатил время в операционной и нам надо уже поторопится. И оттуда мы с диким желанием поспать разошлись по домам. Операция прошла на высшем уровне, конечно, но меня не оставляло ощущение какой-то безысходности. Словно я хожу по какому-то магическому кругу, и из него нет выхода.

Было жутко скучно. Нет, в самой работе все было очень даже напряженно и было куда стремится. Квартира и впрямь была для меня хорошим решением. Я уже несколько дней жил в своем новом жилье и сейчас счастливо плескался в ванной. В памяти возникло лицо Ольги Рябиновой и я одернул себя. Дети, наверное, от нас с ней будут одаренными. Она, судя по оценкам и дипломам, родилась одаренной. Хотя…

Меня отвлек тревожный стук в дверь и я поспешно вылез из ванной. Намотав простынь, как у греков, подошел к двери и спросил громко:

– Кто там?

В дверь вновь позвонили и тихий голос сказал неуверенно:

– Я от Утяшева.

Быстро открыв дверь, я увидел на пороге странную девушку. Длинный хвост, чуть не с затылка, и строгий пиджак на белой рубашке. Плотные серые брюки обтягивали ровные длинные ноги. Небольшой рюкзак в левой руке.

Девушка, неуверенно посмотрев на меня, спросила:

– Я только с самолета. Дмитрий Васильевич сказал, что я могу остановится у вас.

И протянув мне ладонь представилась:

– Юрий, я нейрохирург, прилетел с Варшавы. Работал в Швейцарии…

Я прервал его удивленно и растерянно:

– Да не стойте же вы на пороге. Заходите скорее. Очень рад. Я просто в замешательстве. Вы такой молодой и уже врач и…

Он рассмеялся, раздеваясь в прихожей.

– Все так говорят. Я даже не смущаюсь уже.

Смотреть, как он улыбается, было приятно, и тревожно томительно в груди. Я то думал, что он девушка. А пальцы то, пальцы – были как у пианиста. Одернул свою руку, что хотела вновь потрогать его пальцы.

Показав ему на кухню, поспешно кинулся в спальню, и наспех одев шорты и футболку, вышел к нему на кухню. Он, как-то сгорбившись, сидел в углу кухонного уголка, опираясь лишь на свою ладонь. Да он спит?!!! Точно, спит! Ой, как неловко. Тронув его за плечо и увидев, что он даже не двинулся, просто подхватил его худенькое тело на руки и понес в спальню. Там, удобно расположив его на своей двухспальной кровати, сам лег рядом, быстро отвернулся и задумался. Как может такой молодой парень быть нейрохирургом?

В смятении встав, на цыпочках вышел на кухню, и набрав номер Дмитрия Васильевича, спросил приглушенно:

– Я о Юрии, он приехал.

Тот, прокашлявшись, сказал виновато:

– Я совсем забыл предупредить тебя. Пусть он поживет у тебя, Феликс, ладно? Завтра жду вас у себя в кабинете.

Он отключился быстро и я, так и не успев спросить его о главном вопросе, посмотрел на тонкую карманную сумку. Ладно, Юра завтра все объяснит. Но на вид ему лет шестнадцать, не больше.

Кое-как уснув, я проснулся от аромата свежезаваренного кофе и чуть не подавился слюной, почуяв запах жаренного бекона. Обалдеть. Я и не знал что его аромат может быть таким сногсшибательным. Быстро помывшись и пройдя на кухню, так и застыл, как вкопанный, на пороге кухни. Юра был тоже в шортах, как и я, но на плечи накинул лишь рубашку на голое тело, нараспашку. Как же он нежен и изящен!!! Волосы были уже заплетены в узкую косу и перекинуты на плечо. Это сочетание девушки и парня просто сводило меня с ума. Даже слов не смог найти нормальных, так и сел на узкий диван кухонного уголка.

– Доброе утро, надеюсь, я не разбудил вас?

Мотаю головой, не в силах и слова сказать. Юрий вновь помешал в огромной сковороде свою магическую еду, и посмотрев на посудомойку, свободной рукой с некоторым усилием открыл ее и я увидел ровные ряды чистых тарелок и даже стаканов. Так вот где была вся посуда, а то я найти не мог. Я даже и посудомойкой пользоваться то не умел. А у Юры все споро вышло.

– Я просто в восхищении, Юрий. Вы умеете готовить?

Он кивнул с улыбкой:

– Ну, насчет готовить – это вряд ли. А завтрак и обед, наверное, приготовлю. В Японии мне преподали на выходных как-то несколько курсов их поварства. Не знаю, я любитель японской пищи. Если вы согласны, то я могу ее готовить. К нашей пище я не очень хорошо отношусь.

Закивав быстро, сглотнул, глядя на то, как он выкладывает на большую тарелку поджаренные ломти в яйцах и беконе, украшая все это зеленью и огурцами. Поставив передо мной тарелку и положив так же все и себе, он сел напротив меня и я покраснел. Покраснел от смущения и опустил взгляд.

Он спросил хрипло:

– Вы чай с жасмином любите?

Мотнул утвердительно головой и он, тотчас встав, вновь заколдовал над плитой и глиняным чайником. Этого чайника здесь точно не было. Неужели он его с собой привез?

Он, словно угадав мои мысли, кивнул с улыбкой:

– Я вожу этот чайник с собой. И сбор чая всегда заказываю в Японию. Очень дешево и вкусно. Некоторые думают, что выйдет дороже, но на самом деле дешево.

Маленькие кружки для чая наполнились ароматом жасмина и я, довольно зажмурившись, глотнул этого волшебного чая. И правда, божественно. Он покорил меня. Я про Юрия.

Восхищенно не сводя с него взгляда, спросил нервно, когда тарелка опустела:

– Сколько же вам лет, Юрий?

Он посмотрел на меня несколько недовольно и вместе с тем взволновано, но все же ответил:

– Мне 36 лет.

Я так и охнул вслух. Он почему-то раздраженно спросил:

– Что тут удивительно?! Обычный возраст.

Киваю медленно головой в ответ и сдержанно отвечаю:

– Ты выглядишь пацаненком, обычным пацаном едва за шестнадцать…

Он всплескивает руками и нервно сжимает чашку со своим чаем. Так в молчании и доедаем все, допиваем вкусный чай, и молча же одевшись, выходим вместе.

На улице он немного оттаивает и смотрит с интересом на значок метро у дома.

– Ты рядом с метро живешь. Наверное, дорогая квартира вышла?

Киваю с гордостью:

– Я поднакопил, плюс от родителей наследство осталось немного. Все родные разобрали.

Он смотрит на меня удивленно

– То есть как наследство? У тебя кто-то умер?

Киваю напряженно, смерть моих родителей далась мне очень тяжело. Мама ушла вслед за отцом на следующий месяц после похорон отца. Сердце не выдержало такого горя. Всякое у нас было в семье, конечно, и не скажешь, что они жили душа в душу. Ссоры, скандалы – все было, но было 50 лет их брака, которым наша семья гордилась. Были уходы моих братьев и сестер, со скандалами. Я был самым младшим. Родители дали нам четверым все. Купили квартиры для всех, кроме меня. Няньчили внуков и не роптали, что они хотят тихой пенсии. Два брата и две сестры. Семеро внуков для них были обузой, непомерной обузой. Отец тянул, как мог, помогая троим детям вырастить их в тяжелое время. У троих так и не задались учеба, институт. Когда я ушел из дома, то отказался в помощи даже в учебе. Потому что жить под родительским крылом стало тяжело. От меня требовали стать отличником, то, чего не было у троих старших. Затем институт с отличием. Дальнейшее обучение я уже провел за границей, подрабатывая везде, где только можно себе представить. Но государство, как ни странно, дало мне такую возможность, ориентируясь на то, что я показывал блестящие результаты. Именно потому я и не остался за границей. Я был все-таки патриотом своей родины. Как бы странно это не звучало.

Юрий смотрел на меня с сожалением, слушая мой длинный рассказ, присев на чистенькую скамейку у метро. Выкурив две подряд сигареты, я так и застыл, глядя в одну точку, не понимая, почему я все ему рассказал о себе. Он был у меня второй день. А я ему рассказал всю свою подноготную, даже ту, о которой не хотел вспоминать. Мне хотелось, чтобы он слушал меня и слушал, не сводил с меня своих красивых, с теплой поволокой дымки, серых глаз.

Он отвел взгляд и мне сразу стало неуютно, когда он вновь поднял на меня взгляд и спросил неуверенно:

– А почему у тебя тогда детей нет?

Пожимаю плечами:

– Я пробовал несколько раз, но… Наверное, надо по-другому к этому относится. Надо, чтобы мать твоих будущих детей любила тебя. Я пробовал четыре раза. Причем, договаривался, обещая все на свете…

Он кивнул, пряча взгляд. Я посмотрел на него напряженно и спросил в ответ:

– А ты, у тебя есть дети?

Он мотнул головой:

– Я… У меня не может быть детей. Я гей.

Удивленно смотрю и понимаю, что я не хочу, чтобы он был с профессором. Мне будет неприятно осознавать, что он будет с кем то… под кем то. Но и мне самому было тошно от того, что он будет именно этим заниматься. Вместе встали по какой-то негласной команде и я махнул рукой на другую сторону дороги.

– Нам не надо в метро. Нам надо только в переход, институт наш вон.

Показываю ему на огромное здание и он кивает:

– Вообще здорово!!! Совсем рядом и правда. Как же здорово. Я пойду за тобой, а то тут такая толкучка.

Киваю и вдруг сам беру его за руку. Он покладисто держит свою ладонь в моей руке, и когда я сжимаю чуть сильнее – улыбается, глядя на людей.

– Надо очки, как для слепых, придумать, чтобы не компрометировать тебя, Феликс.

Я смеюсь про себя. Как же он ошибается. Мне плевать, что обо мне сейчас все подумают. Мне хотелось защитить этого паренька ценой даже собственной жизни. Все в нем располагало к огромной дружбе, и только. Хотя, я вспомнил, как нес его на кровать и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Мне нравился его вес, его тело. Боже, о чем я сейчас думаю? Все, хватит. Надо и впрямь расслабиться с кем-то. Наверное, Евгению пригласить надо в ресторан, и потом…

– Вас все уважают, – сказал Юрий восхищенно, уже в моем кабинете. Встреча и знакомство прошло очень хорошо, и сейчас я ждал профессора в своем кабинете. Он сказал, чтобы мы дождались его. Женя недовольно фыркала, глядя на Юрия, но и заинтересованный взгляд не скрывала. Мне сразу вдруг стало неприятно даже представлять ее в постели с Юрием. Нет! Они не смотрятся вместе. Перед глазами почему-то представилось, как он вытягивается в моей постели и сонно мне улыбается. Ох, член сразу набух и я заерзал в своем кресле. Хорошо, стол закрывал мою неловкость. Юрий внезапно облизал пересохшие губы, и закашлявшись, спросил меня: