355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » almerto » Рядовой (СИ) » Текст книги (страница 2)
Рядовой (СИ)
  • Текст добавлен: 8 ноября 2018, 20:00

Текст книги "Рядовой (СИ)"


Автор книги: almerto



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– А дом ты важный строишь, богатырь!!! – он помолчал и добавил следом: – Я подмогну тебе материалом. У меня тоже крышу надо сделать. Закажу и под тебя тоже крышу. Мне смолу плавят с самих островов тунеки. Слыхал о таких? – он полуобернулся ко мне, и я заинтересованно спросил:

– Крыша, как у короля?

Тот рассмеялся.

– У короля железом обита, а потом смолой залита. Там лучше – на века!!! А у тунеков крыша гибкая. Ее, значит, вертеть можно, как хошь. Понял? А под нее, значит, вон те свои бревна, вкось только, пустишь. Эх!!! – он вдруг спустил свой кафтан с пестрой лентой и потер руки. – Путиш, подсоби как маленько, вон те венца тебе поправим!!!

Все так и замерли, неверяще глядя на воеводу. Он махнул им рукой и сказал зычно:

– А вы че стоите без дела? Можем на часик тут помочь нашему новому ротному!!!

Циате, как ни странно, первым скинул свой красивый мундир заместителя и, хлопнув по плечу Аштана, сказал, улыбаясь, мне:

– Ты уж прости мне слов необдуманных. Не думал я, что ты… такой…

Теперь я, смущенно покраснев, пошел за воеводой и, прихватив бревно, потянул его на себя. Воевода кряхтел и сопел, не в силах сдвинуть бревно, что я закинул на самый верх, наконец, сдавшись, попросил:

– Ну ты и силен! Что-то не могу сдвинуть даже.

Пришлось подойти к нему и самому встать на его место. Он отодвинулся, глядя на меня с возрастающим интересом. Бревно легко вышло из пазов, и я спросил:

– Вроде нормально оно сидело? Или стоит поглубже обтесать?

Воевода замахал руками.

– Та не! Само то оно. Со стороны подумалось, что неровно. А вон как ровнехонько. Ты мастер просто своего дела. И не знал, что у нас такие вот мастера есть, да еще и такие богатыри.

Циате встал рядом, чтобы помочь мне положить бревно ровно, и мы легко положили его на венец. Я показал на речку.

– Можете ополоснуться вон в речке. Аштан там и рыбу положил, чтобы костерок сейчас развести, да перекусить.

Воевода с интересом кивнул.

– А что… и впрямь… давненько я вот так в одних портках не плавал. Все бани, да бани. И впрямь, пошли!

Он первым двинулся. А я, натянув навес на оставшуюся комнату, спросил нехотя Аштана:

– Не судьба была накинуть на плечи что-то? Ведь здесь… мало ли… вишь, че удумали, – сказал я, силясь приподнять огромный валун, и, протащив его впереди дома, выдохнул и поставил на землю.

– Так что удумают-то, дядя Путиш? Пусть что угодно думают!

Я кивнул, озабоченно глядя, как воевода и его заместители идут к речке. Но, отведя в сторону взгляд, увидел, что Циате так и сел на песок, не идя со всеми. Он кивнул мне, поймав мой взгляд, и хлопнул рядом с собой. Там как раз у нас костерок и должен быть. Видимо, кушать хочет. Улов сегодня хороший. Кивнул ему, скрепя сердце, жалея, что не могу сесть позади него и обнять его далеко не хрупкие плечи. Вытащив нож из мешка, что был рядом, я воткнул его в песок и спросил:

– Рыбу чистить умеете?

Он кивнул, весело глядя на меня.

– Я все умею, Путиш. Ты лишь скажи, что надо… – сказал он уже тише.

Я так и замер с рыбиной в руках.

– Я внутренности-то почистил…

Но он, перехватив из рук рыбину, лишь кивнул мне.

– Костер сейчас разожгу, – подходя сказал Аштан и скинул охапку веток и обрубков ненужных от нашего строительства, пеньков и стружки.

Воевода со своим окружением уже сполоснулись и сейчас они смотрели на наш веселый костерок, видимо, в предвкушении согреться. Так и пришли к нам, сев вокруг костра так плотно, что стало понятно, кто сильнее мерз. Воевода сейчас ничем не отличался от нас всех, мы все были лишь в разного кроя портках. Нанизавшиеся на прутки кусочки рыбы с травами и солью приятно щипали ноздри своим ароматом.

Тихий медленный разговор шел не спеша, все это умиротворяло очень. Я кивнул Аштану, и мы тоже пошли уже после всех искупаться. Да и руки обмыть не мешало от скользкого риупа. Уже войдя в воду по пояс, я вздрогнул, услышав позади голос Циате.

– Плечо-то так и не зажило, смотрю. Вон, и гноя накопилось, дай-ка я сам тебе вынесу его.

Я не успел отойти, как почувствовал на своем плече его холодные ладони. Он был мне по шею, и его мотнуло от течения, пришлось придержать, чтобы он надавил сильнее. Чуть побледнев, Циате вздрогнул, когда я коснулся под водой его тонкой талии. Плечу и впрямь лучше стало. Кровь уже пошла очень даже хорошего цвета. Аштан, подплыв к нам, вдруг спросил серьезным голосом:

– А может и мне научиться на лекаря? Я бы сам вам вытягивал гной и лечил бы всех, а?

Я рассмеялся, ставя обратно бывшего ротного, и кивнул.

– Ну, ну… давай сходим завтра в город. Узнаем все. Обучение оплачу. Так что подумай еще раз.

Аштан, покраснев, вдруг сказал:

– Я хочу приносить добро людям.

Циате, кивнув, тоже добавил:

– Это хорошее желание. Сходите к Увани, он может принять на обучение. Но жить у него негде. Можешь у меня остановиться. У меня большой дом. Места очень много. Дом пустой почти, одни слуги и живут, – сказал он, подняв на меня взгляд. Я неловко отвел взгляд и сказал грубо:

– Да не, мы сами… спасибо вам, – сказал я, уже загребая рукой воду и уходя полностью на глубину от неловкости и спасительного жара в бедрах.

Мой член уже вовсю стоял, пока Циате был в моих руках. Застонал от ощущения безвыходности и, полуобернувшись, заметил, как Циате плывет за мной. Врешь!!! Не догонишь! Но он на диво очень быстро догонял меня. Какое-то время я так и плыл против течения, чтобы разработать плечо, пока не услышал позади:

– Кажется, недооценил свои силы…

Он вдруг ушел на дно, и я так и замер, не веря в то, что произошло. Он так и не появлялся, пока я сам, не нырнув, увидел, как течение уносит его от меня. Пришлось глотнуть еще воздуха и занырнуть еще глубже. С трудом поймав его на глубине, я прижал его к груди и поплыл к берегу, отчаянно надеясь, что я успел его спасти.

Рот в рот помогло не сразу, повернув его боком и, заметив, как посинели края его губ, я вновь прижался к губам своим ртом и начал вдыхать в него воздуха так, что грудь заходила ходуном и моя, и его. Наконец, он, подняв руку, застонал, и вода потекла из него. Со страхом и недоверием смотрю в его глаза разного цвета и спрашиваю тихо:

– Как ты?! Акуша уберегла тебя от смерти такой глупой! Ты чем думал, когда за мной плыл? Я почти в воде вырос. Могу по нескольку часов плыть против течения этой речки.

Он вдруг улыбнулся слабо и, подняв руки, коснулся ладонями моего лица.

– Хочу быть твоим, Путиш… позволь… о тебе лишь мечтаю…

Неверяще смотрю на него и боюсь даже вздохнуть. Это сон!

Воевода с остальными замами уехали. К Циате обещали отправить карету. Аштан подбрасывает у костра ветки, чтобы сделать пожарче. А я так на берегу и сижу над Циате. Пока Аштан на нас не смотрит, я спрашиваю неловко:

– Ты хочешь под суд меня? И так уже Аштаном запугал…

Он зашептал горячо:

– Прости… прости… ревность – плохая помощница для разума. Прошу… приходи ко мне…

Но я мотаю головой.

– Я не могу… нельзя… не положено… я должен жить ради Аштана. Если бы раньше предложил… я ведь и сам по тебе сохну не первый месяц. Но нельзя нам…

Он вдруг тянет мою руку вниз и с силой давит на свой вставший член.

– Видишь… видишь, что ты со мной делаешь? Я видел то же самое и у тебя на меня. Не могу я уже сдерживаться. Я специально перешел в вашу роту. Как тебя увидел тогда. Ты тогда вытащил нас из пленения чупановцев. Один ты пошел на всё, чтобы вытащить нас. Таким тебя и запомнил… самый красивый и самый сильный. А еще…

Аштан громко крикнул:

– Неси его сюда, дядя Путиш! Неси!!! Отогреем!

Давясь от желания им обладать, вот прямо сейчас бы вот утащил под тот навес, и даже если бы он передумал, всё равно снасильничал бы над ним, над его телом. Из последних сил сдерживаю себя и легко поднимаю, унося к костру, сжав челюсти, чтобы не застонать от желания.

– Тебе тяжело? – спрашивает он тихо, слабо пытаясь тронуть мой лоб ладонью, но я мотаю головой.

– Не стоит нам… не стоит…

У костра уже чувствую облегчение и вижу, как карета только въехала во дворы деревеньки. Ну, вот и все. Наконец-то, от греха подальше!!! Акуша не простит мне, если я пожертвую свою жизнь ради офицера, а не ради своего названного теперь уже почти сына. Эх, рано ты объявился, Аштан, рано…

Циате, нахмурившись, смотрит на костер и наконец, говорит:

– Впервые я так вот на дно. Думал, догоню…

Аштан беззаботно спрашивает:

– А зачем догонять-то было?

Циате переводит взгляд на Аштана и кивает.

– Да, ни к чему это всё было. Ты прав, Аштан.

Тот кивает и вдруг спрашивает:

– А почему у вас такое странное имя?

Я усмехнулся и сам решил ответить на этот сложный вопрос.

– Нас разделяет, Аштан, сословие. Он родовитой крови, и он офицер. Мое имя – обычное. Твое, Аштан, заморское. Моего отца звали Путятиш. А его отца никогда бы так не назвали. Ему офицерская должность перешла по роду. А нам – лишь если заслужим крепко, – я хотел, чтобы он разозлился на меня, чтобы решился отомстить. А он, лишь усмехнувшись, кивнул.

– И правда, Аштан, все правда, что сказал Путиш. Я родился уже в звании офицерском. А он – освободив не одну сотню рабов из лап Чупана, так и был рядовым, пока…

Сердце сжалось от догадки, и я, встав, сам разозлился.

– Так вот к чему мое повышение?

Он попытался было встать и тут же свалился от слабости.

– Путиш… прости… я лишь обратил внимание воеводы, что ты набил офицеров в первом же построении перед врагом. Ты, а не ваш капитан Важега. Он себе всегда приписывал заслуги вашего отряда. А еще заметил ему, показав на тех, кого ты освободил… они все помнят лишь тебя. Ты представлен к высшей награде и тебе дадут офицерское звание и также твоему сыну, – он смотрел на меня потеряно и расстроено. А я, опустив голову, лишь небрежно бросил:

– Ваша светлость, там карета ваша пришла. Извольте, вас проводит Аштан.

Он лишь усмехнувшись, начал одеваться. Аштан помог ему, Циате, поблагодарив его коротко, зашел в карету и сказал Аштану:

– Ты не передумай на счет лекаря. Благородное занятие. И дядьке твоему по карману, также у меня ночуй иногда. Я предупрежу слуг. Тебе комнату устроят.

Аштана было и не узнать. Он весь засветился и, повернувшись ко мне, вновь повернулся обратно.

– Спасибо, спасибо, ваша светлость, – он чуть было не побежал вслед за каретой, пока я, рыкнув на него как следует, не остановил его. Он смущенно остановился и махнул офицеру, что уже и не смотрел на нас, задрапировав окно занавеской.

– Он такой добрый, а ваш воевода просто… просто самый!!! – он не находил слов, прыгая с одного места на другое. Теперь и я начал одеваться.

– Одевайся. Пошли в гостиницу. Сегодня еще там поспим. А завтра крышу будем класть. Вот и посмотрим на слово воеводы. Мы им как диковинка, Аштан! Ты не думай, что за так они тебе все дадут. Нет. Этот мир жесток. Тебя сомнут как кость и не подавятся. На кой ты им нужен? Ты им никто, и звать тебя никак. Не сословное у тебя имечко, как и у меня.

Что мне нравилось в этом пареньке – то, что он не спорил. А молча кивая, слушал мои наставления, пока мы шли до гостиницы, и там зашептал, показывая мне на угол дома. Там стоял у своей кареты Циате. Он целовал какую-то девушку, прижимая ее за осиную талию к себе. Девушка была из высших, судя по одеже. Я, стиснув челюсть, лишь кивнул ему.

– Что ты можешь сказать в свое оправдание, рядовой Путиш? Ты занимался прелюбодейством с вашим замвовом. По законам гарнизона ты приговорен к трибуналу. Замвов Циате Воскоцких не дал решающего балла в твое оправдание. Значит, это желание мужеложства было от тебя. Приговор исполнят завтра с утра. Оправдательное слово не даем.

Огромная комиссия из десяти офицеров, насмешливо смотрит на меня с пошлыми улыбками. Сам Циате улыбается той улыбкой, что говорит, что, типа, ведь он не настаивал ни на чем. Виноват только сам я. Аштан неверяще смотрит на меня сквозь толпу соглядатаев и мотает головой неверяще, с глазами, наполненными слезами. Сердце бухает в ноги от каждого шага в темницу, и я чувствую, как меня сбоку куда-то тянут… хрипло пытаюсь что-то сказать, но чувствую, как сбоку замахиваются на меня, и с рыком ловлю руку, просыпаясь от ужасного сна. Рядом стоит полуголый Аштан и стонет от боли. Руку я схватил во сне, оказывается, его. Отпускаю его, и голова вновь падает на подушку. Сперма скоро в голову пойдет от мыслей о Циате.

– Дядя… прошу… ты стонал!!! Прости…

Киваю, облегченно вздыхая. Вот ведь, приснится же! Аштан вновь ушел на свою кровать, и я, вздохнув глубоко, спросил виновато:

– Что, громко кричал-то?

Он отозвался не скоро.

– Ты странно больно говорил… «Циате, не надо, Циате, нам худо будет».

Я, покраснев как рак, чуть не зарычал от бешенства. Все, надо к девкам или шлюхам-парням. Резко сажусь и цежу зло:

– Я сейчас приду. Ты это… не жди меня.

Он кивнул и, закрывшись одеялом, замер.

В этой таверне хороший плюс. Парни, что желают заработать своим телом, приходят сюда после часу ночи. Так и есть. Вот, двое ходят. Видимо, только пришли. Один из них был в маске. Я, окликнув его, показал золотой, и он, на миг остановившись, кивнул быстро и показал мне на рот. Поняв, кивнул. Значит, не будет говорить. Ну, тем лучше. Комнату купил быстро, до утра. И, нетерпеливо подталкивая парня впереди себя, сразу задул свечу на столе, давая парню раздеться. Не сразу получилось возбудиться. Ох, не сразу, перед глазами так и стоял ротный. Но парень неожиданно для меня встал на колени передо мной, сидящим на кровати, и, стянув с моей помощью с меня штаны, начал ласкать ртом мой член. Охнув от непривычной ласки, застыдился и неожиданно кончил так, что звезды из глаз чуть не выскочили. Хорошая шлюха! Он дал мне передохнуть, давая мне поласкать свое тело. На кровать, конечно, мы не влезли. Я огромный, и парень был почти на мне.

Я думал, он сбежит, как это делали многие, увидев мой член, и удивился, когда тот начал по чуть-чуть садиться на мой член верхом. Это было мукой для меня, я-то хотел грубо войти, дернуться несколько раз и кончить, деньги пихнуть на восстановление и сбежать. Ан, нет! Он сел лишь на половину и замер, не снимая своей маски. А ведь как же он ласкал-то меня ртом? Видимо, снимал все же. Закатываю глаза от удовольствия и нетерпеливо переворачиваю его, подминая под себя. Встав на колени, заламываю тело парня под себя и пытаюсь втиснуть свой член в него. Как есть – полчлена входит, а дальше никак. Но мне уже и этого достаточно. Вхожу в него по чуть-чуть и резко выхожу не до конца и вновь с удара не до конца вхожу. Он стонет сипло и тяжело дышит. Трогаю его член, и он, замирая, охает, чувствую, как его член в моих руках начал пульсировать, и удивленно присвистнул. Вот это шлюха!!! Всем шлюхам шлюха! Это ж сколько раз он кончит за сегодня. Хотя, может, и отпущу его сегодня от себя. Он вытягивается подо мной, нежно прижимаясь своей попой к моему паху. Усмехаюсь про себя. Погоди, для меня еще и ночь не настала.

В дверь стучат, и я вскакиваю стыдливо.

– Ваш ужин, – говорит мне буфетчик, и я торопливо забираю у него из рук поднос.

Дверь закрываю на все засовы и, повернувшись к мужчине, да, мужчине, зря я назвал его парнем. Это взрослый мужчина, но вот он встает с постели и, не снимая маски, показывает на стол. Ставлю понятливо поднос и говорю виновато:

– Перекуси хоть. Вас не кормят ведь обычно.

Он вдруг мотает головой и садится на кровать, глядя на меня. В свете луны лица его не видно. Тело лишь белеет. Сажусь на стул и смотрю на него. А тело у него красивое, и руки ухоженные. Видимо, давно на этом поприще. А немой – то язык, наверное, отрезали. С ними так делают давно уже. Хотя, запретили это, опять же давно.

Он, встав на колени, так и шагает ко мне и, вдруг приподняв маску над моим членом, начинает его посасывать, стону от накатившего желания и чуть прижимаю его голову к своему члену. Он задыхается, но не дергается даже. Расставляю ноги пошире и, задыхаясь, шепчу:

– Циате! Давай… да… да!!!

Тот встает с колени и, встав ко мне спиной, присаживается на мой член. Охаю от его тесной глубины и, сжав его бедра, вскидываю его на себя и, приподняв так, насаживаю его не до конца на себя, боясь, что сделаю больно. Он и сам стонет от ритмичных движений. Он кончает первым, а я уже не могу сдержаться и что-то шепчу ему невнятное, не понимаю своего утробного и кусаю в районе шеи, там, где она только начинает переходить в плечо, он стонет от боли, но я удерживаю, пока наконец, сжав его еще сильнее на себе, не начинаю кончать, погружаясь в него все глубже и глубже, так, что насаживаю до конца. Он пытается вырваться из моей мертвой хватки, но я сам уже не могу себя остановить. Понимая, что делаю ему больно. Вдруг он замирает и начинает дергаться на мне так, что я уже прихожу в себя и пытаюсь его снять. Но он лишь еще раз кончил. Успокоено выдыхаю и отдаюсь своему желанию полностью.

Давно я не знал такой шлюхи, вернее, мое тело не знало такого выносливого человека, что сможет меня выдержать и не убежать. Я вытрахивал его уже полностью во всю силу до утра. То медленно, то быстро, кончая как киончо. И потом, оставив его спящим и уставшим, приплатил ему сверх золотой и довольный пошел уже в свой номер. Там, завалившись в свою постель улыбнулся этой хорошо закончившейся ночи. Пусть я и был без Циате, но время я выиграл. Теперь могу и без дрочки в кулак долго обходиться. Шлюха был самое то. Словно для меня рожденный. Остальным всегда больно делал.

Проснулся я лишь днем. И, виновато улыбаясь Аштану, протянул медяки.

– Иди, принеси нам поесть. Нам крышу сегодня…

Тот, не дослушав, умчался вниз и вскоре уже вошел, держа перед собой огромный поднос с едой. Его потряхивало от аппетита, что, видно разыгрался, и он, смяв свою порцию, жадно поглядывал на мою. Пришлось сказать:

– Иди, еще бери себе. Я и сам кушать хочу, – вновь протягивая ему медяк. И он вновь умчался.

– Дядь, там, говорят, шлюху какую-то в номере убили, – сказал он, едва вошел, и я, обмотав бедра, так и рванул в тот номер, где я был вчера. Но, слава богам, там не было никого, кроме той маски. Странно, он забыл ее?! Взяв маску со стола замер и, войдя в свой номер, спросил у Аштана.

– А что, никто не сказал, что за шлюха? Девка, али парень?

Тот лишь пожал плечами и спросил удивленно:

– А что ж парню-то шлюхой быть?

Я покраснел, стыдливо отводя взгляд, и кивнул.

– И вправду, что. Ну, ладно. Ты кушай, не отвлекайся.

Сказал и от стыда чуть не сгорел на месте. Все!!! Мне надо быть примером, значит, никаких теперь мужских объятий. Надо женщину найти. Чтобы ему полноценно семью заменить. Хотя, совершеннолетний он теперь. Ему, наоборот, никаких изменений не нужно, будет бояться, что отвернусь от него. Ладно, поживем, увидим.

Поев и сполоснувшись, наконец-то пошли к нашему уже дому и едва подошли, как я увидел одного из своей роты также рядового, он, поклонившись, сказал:

– Воевода вот отправил тебе материал для крыши. Сказал, что себе, и так, дозаказал. Тебе, говорит, нужнее.

Так и застыл, неверяще глядя на толстые ровные полосы просмоленной особой ткани. Ага, вот и зазубрины, куда нужно, наверное, вставлять маленькие едва заметные пазки. А что, может и отлично даже будет. Вот ведь, век живи – век учись! Если они все встанут в такие же дырочки, то какая сила будет! Ничто эту крышу не сломает. Главное – прикрепить.

Когда рядовой ушел, быстро попрощавшись, мои руки уже чесались сподобить ее на свое место. Надо сходить, посмотреть, как на других домах она сидит. Оставив Аштана караулить нашу новенькую крышу, я пошел в город, чтобы посмотреть, как ее положили на других домах, и заодно самому зайти к тому лекарю, что советовал нам Циате. Потому как видел, каким огнем зажглись желание учится и быть нужным, в глазах Аштана. Дом я и так, доделаю. Скорость у меня большая. А он пусть учится, чтобы я не волновался, чем он там занимается. И денег ему оставлю.

Крышу такую же я увидел у дома напротив лекаря. И рванул сразу, с интересом глядя на такую красоту, к нему так, что ноги свело от быстрого шага. Все так и оборачивались, глядя на мой пояс ротного. Ну, а что, пусть смотрят, что офицер еще какой-то появился! С гордостью выгнул грудь и, хвастаясь, так прошел уже вперевалку к дому и забыл обо всем на свете… красотища!!! Дом вблизи был краше, чем издалека. Резные барельефы шли под крышей, волной окрашенные в разные цвета. А вот гипсовые фигурки были исполнены самим мастером!!! Не иначе!!! Это кто ж такой мастер?! Никак, заморский гость?! Хотел бы я его поглядеть хоть издали. У меня не получается такие вот формы сделать, пробовал как-то, и не раз. Когда не на службе был, в отпуске. Да ломал все потом.

Сам не заметил, как прошел в ворота и ахнул от красоты неописуемой, вдоль дорожек стояли фигуры разные, обнаженные и в разных позах. Вон муж нашей Акуши тут тоже есть. Но народ не любит его, изменял он нашей богине, за что и был выгнан с небес. Изменял с братом своим не родным… мои мысли были прерваны знакомым голосом.

– Не ожидал я тебя здесь увидеть Путиш Путятович, никак в гости ко мне решил зайти? Так предупредил бы, я бы оделся, как подобает.

Как громом пораженный, я так и застыл, краснея до кончиков волос. Медленно оборачиваюсь и неверяще смотрю на подходящего ко мне замвова Циате Воскоцких. Так это что, его дом, выходит?! Кланяюсь ему как дурак, быстро-быстро, и пытаюсь обойти, чтобы скорее, значит, уйти. Слов нет никаких, но он расставляет руки и быстро командует кому-то за моей спиной:

– Стол накрывайте, гость ко мне пришел хороший!!! Куда же ты, Путиш? Нельзя так… не уходи!!!

Но я лишь мотаю головой, наконец глухо выговариваю, словно я во сне том:

– Нельзя мне… никак нельзя… прошу вас. Не гневитесь…

Но он уже тянет меня за руку. Силы у него, конечно, не те, что у меня. Наконец, я останавливаюсь и с горестным вздохом спрашиваю в сердцах:

– Та на что я тебе сдался?! Поиграться и выбросить вздумали? На потеху вашему офицерскому составу, да знати высшей? Вон, де, конь, можно его потом и на плаху за мужеложство?!

Он так и отпрянул от меня.

– За что ты так со мной? Почему такое надумал на меня?! Я ж разве повод какой давал? Я к тебе со всей душой. Открылся тебе, а ты…

Но я уже не слушаю его и бегу к выходу сломя голову, как маленький ребенок, боясь греха. От его рук кожу печет, словно от огня, запах его еще остался. Манящий и желанный. Так и хочется его обнять, прикоснуться к губам его полным и попробовать на вкус. Но зачем я ему старик такой? Побаловаться? Так я и сам бы, но теперь уже нельзя.

К лекарю забегаю, как от огня прячусь и слышу, как он шаркает тихими шагами из своей квартиры к лавке своей.

– Здравствуйте, богатырь. – говорит он мне весело, и я удивленно кланяюсь ему.

– Здравствуйте. Я вот к ране своей травки какой положить, или мази, может, притирка какая нужна, не знаю.

Тот, кивнув, командует, показывая на стул в углу:

– Вон туда садись, сейчас подойду.

Послушно сажусь на маленький стул, и он тотчас жалобно скрипит подо мной.

Лекарь тихо смеется дребезжащим голосом.

– Вот не знал, что такой знаменитый богатырь пожалует ко мне. Ты очень известный, Путиш Путятович. Очень известный, и слава о тебе в народе великая.

Смущено переспрашиваю:

– Какая такая слава?! Не знаю ничего о ней. Молча служу себе.

Он кивает.

– Ты не хвастун, это тоже говорят. Вот, отогни ворот-то, дай мне на рану твою посмотреть.

Приходится развязывать кушак и отгибать ворот так, чтобы он упал на локоть. Лекарь чуть не взбирается на меня и, наконец, цокает языком.

– М-да, рана у тебя глубокая и плохая. Надо хорошо ее обработать. Мне бы помощника. Один не справлюсь. Больно ты огромен. Да и работы много надо сделать.

Я лишь сейчас услышал новые шаги и чуть не уронил лекаря с себя, когда услышал голос Циате. Он преследует меня, видимо.

– Я помогу вам, Увани, не беспокойтесь. Это мой ротный. И нам с воеводой важно его здоровье.

Я чуть было не сплюнул на пол. На кой-ляд я со своего плеча начал. Хотел ведь просто Аштана к лекарю определить. А вон как вздумал, с этой стороны начать. Сроду всегда сам вылечивался. Лекарь уже отошел от меня, когда я нервно встал и смущенно попросил виновато:

– Да не надо мне ничего делать, я сюда по другому пришел поводу. Но зайду потом. Я сейчас тороплюсь очень. Спасибо вам. Извините, что отвлек.

Лекарь, удивленно посмотрев на меня, вдруг скомандовал громко очень:

– Стоять!!! Знаю я вас, вояк, о себе не заботитесь. И слушать даже не буду. Пройдите за мной… – он пошел, нисколько не заботясь о том, пойду я за ним, или нет, когда и Циате вдруг скомандовал быстро:

– Не ослушиваться приказов замвова! Идите за лекарем. Кому сказано?!

Огорченно вздыхаю и иду за лекарем. В небольшой комнатке тахта посередине. Лекарь уже моет руки и приказывает громко:

– Так, по пояс раздеться! И лечь на спину. Потом скажу боком на левую руку. У вас там свищ, богатырь! Запустили вы его, вытягивать надо долго. Руку можете потерять. Края почернели уже, и температура у вас есть. – и, повернувшись к Циате, начал быстро что-то показывать на полочках с лекарствами.

Тот, быстро кивая, принялся споро выдвигать полочки и доставать мази и порошочки в треугольных маленьких мешочках. Циате встал с одной стороны с готовой миской и, обмыв мою рану, посмотрел мне в глаза, низко наклонившись.

– Таким ты мне нравишься больше… – сказал он тихо, выгадав, когда лекарь отойдет нас за какой-то мазью.

– Не гневись, замвов. Но я уже все сказал. Нельзя нам быть вместе! Аштана и так за нелюдь держат, что ходит полуслепой. Из жалости лишь народ не убил в соседней деревне. А если еще вызнают, у кого он живет… так со свету сживут вмиг! Я не за себя, за него переживаю.

Лекарь вернулся и сказал весело:

– Вона, кого сегодня к нам привело!!! Богатыря известного!!!

Я лишь вздохнул. Видел бы он, что сегодня утром делал этот богатырь, да и всю ночь, как он вытрахивал то тело в маске… Силы не было даже встать с полу, когда я его…

Обожгло очень сильно плечо, и я сжал челюсти от боли. Лекарь тонким ножом вновь стал что-то там надрезать, и я охнул не от боли, а от легкости, что потом настала. Хороший лекарь. По плечу потекло, и он скомандовал:

– Боком теперь, боком. Пусть течет. А ты промокни и свежими… да, теми… еще, еще, не жалей!!! Видишь, какие они… вот так!!! Вот, молодец!!! – он командовал Циате, и тот послушно делал все по его указке, и наконец, сказал мне: – А теперь, богатырь, зашью тебе рану. И сверху смажу мазью. Вон тебе твой замвов и сменит ее завтра и послезавтра. Я-то отъехать должен. У короля племянник зовет роды принять его жены. Тут не отказать.

Киваю, стиснув зубы. И сам уже спрашиваю:

– А вам ученик не нужен?!

Тот замирает.

– А хорош ученик-то? Умен? Послушен? Исполнителен?

Киваю робко.

– Хочет людям добро делать. Чтобы с умом и пониманием.

Тот кивает задумчиво.

– Это хорошо, что понимает про учебу-то. Сколько ему лет?

Циате говорит первым:

– Так восемнадцать, я и говорил про него тебе.

Старик вновь кивает.

– Приводи сегодня его. На завтра и начну обучать. Пять золотых в месяц. Это если он понравится мне. Всё, можешь вставать. И теперь просто сядь. Мой племянник тебе сам зашьет рану.

Я вздрагиваю от такой новости. Вот это новость, так новость. Значит, у нас Циате-то княжей крови. Единственный наследник князя Ятона. А фамилию-то он взял материнскую, видимо. Нас учили знать все роды князей и короля. Увани-то будет Жардески, и его единственным братом будет тот самый князь. Только вот, насколько я знал, по слухам про этого лекаря, что бунтарь он. Сказал самому королю: «Кого хочу, того и лечу, никто не указ мне», за это его любили солдаты. А мне вот ни разу не пришлось к нему обратиться. Сам себя выхаживал и травки прикладывал. Просто некогда в последнее время. Как сейчас вот. Но я был доволен исходом и молча смотрел на лицо Циате, что аккуратно продевал в иглу нить шелковую.

Лекарь ушел, а я просто отдыхал душой в такой близости со своим любимым. Хоть полюбуюсь им. Он посмотрел на меня и улыбнулся простой и доверчивой улыбкой. Да так улыбнулся, что стало вмиг все хорошо, только я расстраивался и нервничал, а сейчас готов обнять весь мир. Спроси он меня хоть о чем, на все был бы согласен. Но он так и смотрел на меня восхищенно и… влюбленно?! Ох, не верю я в такую любовь. Зачем ему свою молодость на меня тратить? Пусть молодое тело найдет. Но как же хочется сжать его в своих объятиях.

– Твой отец прожил почти двести лет. Так ли это? – спросил он меня тихо, я, лишь усмехнувшись, кивнул.

– Двести двадцать три года. Правда.

Он мотнул головой в знак удивления и, встав на приступок, оперся о мою грудь и застыл, глядя на меня, затем спросил глухо:

– Подержишь меня, как тогда в речке?

Киваю молча и обхватываю его талию руками. Он вздыхает глубоко, и я чувствую, как его тело прошивает дрожь, и сам возбуждаюсь не на шутку. Эх, не хочется мне сегодня шлюху искать, ох, не хочется. Он ерзает на моих коленях и, наконец, приладившись, начинает зашивать мою рану и очень аккуратно промакивать выступившую кровь, чтобы видеть, где дальше шить. Наконец рана зашита, мои руки так и застыли. Он смотрит на меня с понимающей улыбкой, пока я, наконец, сам не решаюсь отпустить его. Он вдруг обхватывает руками мою шею и небрежно целует меня в губы. Не в силах сопротивляться отзываюсь на его поцелуй и уже сам жадно приникаю к его губам, властно захватывая его рот. Словно время остановилось для нас обоих. Словно и нет его в моих объятиях, мы растворяемся друг в друге, хотя и без близости той, которая есть грех. А словно мы единое целое сейчас. Сминаю его губы так, что он задыхается, слышу его тихий стон и слышу тут же, как за стенкой лекарь что-то оживленно кому-то говорит. Ох, еще бы несколько секунд он нам подарил, хоть несколько. Чтобы дал мне надышаться на любимого…

С силой отрываюсь от Циате, как в тумане сажаю его вместо себя и, пошатываясь, иду к выходу. Лишь у второй двери слышу крик Циате.

– Сегодня увидимся еще. Я карету пошлю к вам.

Так и иду как пьяный к своему дому и, наконец, свернув к речке, вижу, как Аштан обрубает последнее бревно. А он молодец!!! Много работы сделал. У нас есть еще часа четыре. Башня времени сейчас показывает, что можем еще и перекусить. Я расстилаю ему на земле тряпку и, открыв мешок, что только что купил с едой, расставляю все, чтобы он поел.

– На-ка вот, перекуси малясь. Я начну. Увидел, что надо, в городе. Пойдем скоро туда, дело одно есть.

Он кивает послушно с улыбкой накидываясь на еду. А я начинаю ставить столбы, трудно одному, но он мне не помощник тут. Зашибет его бревном, и не замечу. Бревна утонули в ямах, что я выкопал давно. Теперь только крюками их зацепить промеж себя. Не замечаю, как и вечер наступил, я уже полкрыши выложил. Неохота отрываться, но слышу как цокает вдали карета. Ага, вот и карета подана. Не успею сегодня крышу достелить, да и темно уж больно. Но дом огромен и просторен пока. Потом Аштан сам потихоньку обживет свой угол. Я после службы тоже начну обживаться потихоньку. Сам, до чего руки дотянутся, сделаю. Печь бы надо успеть справить правильно. Чтобы весь дом обогревала. Забот еще очень много. После службы буду приходить. А то ведь и жил в казармах, что жить негде было. Сейчас можно и после несения службы идти домой. А не в койку после общей столовой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю