Текст книги "Альманах «Российский колокол» №3/1 2019"

Автор книги: Альманах

 
Чем усладить твой тонкий вкус, читатель?
Чем удивить подкованный твой взор?
Будь ты размеренных романов почитатель
Или взрывной, стихийной страсти чтишь простор.
Есть для тебя в моём ларце заветном,
Что лёгкой пудрой юмора покрыт,
Про мир магический браслет остросюжетный,
Что из трёх разных циклов состоит.
Один, про дерзкую студентку-озорницу,
Ей к действию зовёт любой запрет.
Да и опасности не усмирят девицу,
На все вопросы у неё готов ответ.
Вторая сказка на браслете этом
Светла, сентиментальна и честна.
Попрятанным по шкафчикам скелетам
По преимуществу она посвящена.
Твой гений требует стремительный событий?
Не трогает уж сказка сердца ход?
Тогда позволь историей увитый
Достать прошитый правдой антипод.
В нем эпохальной пыли все крупицы
Константинополя в шестом веку, а здесь
Коварности английской спят частицы,
Неравноправия и злодеяний смесь.
Не хочешь кашлять пылью мирозданья?
Пускать слезу о прошлом нету сил?
Научного хотелось б изысканья?
Пожалуйста, как для тебя хранил:
Далёкий космос, далью дышит время,
Мир не таков, как был привычен нам.
Здесь все эмоции и чувства – это бремя.
Мы мчимся ко вселенским рубежам.
Здесь время как материи покровы,
С героями мы совершим открытий,
Хоть аксиомы стары, взгляды новы.
Заглянем мы за горизонт событий.
Коль хочется тебе погони жаркой,
Ищейку-гения, напавшего на след.
Как разрешит судьбу интриги яркой
В женской руке дрожащий пистолет?
Читатель мой, я знаю, что найдёшь ты
В моей сокровищнице для себя усладу.
Какой б мой мир себе ни предпочёл ты,
Твоя улыбка – высшая награда.
 

Мишурова Людмила

«Мишурова Людмила Дмитриевна – родилась и живу в г. Старый Оскол Белгородской области. На пенсии. В прошлом – санитарный врач Оскольского электрометаллургического комбината. Стихи пишу давно – для творческих вечеров и просто для Души. Имею ряд публикаций в сборниках, газетах и журналах, несколько литературных наград. Но самым ценным для себя считаю отклик в сердцах читателей».

От автора.

 
…Вы здесь дорогу строили на Ржаву,
В подолах пол-Земли перенесли…
 

В. Белов

 
У виадука стали на пригорке.
Внизу – составы быстрые стучат.
Теперь отлита наша память в бронзе —
В фигурках этих тоненьких девчат[1]1
  Памятник скульптора А. А. Шишова посвящен подвигу женщин – строителей железной дороги «Старый Оскол – Ржава». В рекордные сроки – за 32 дня – практически вручную, без техники, они проложили 95 километров железнодорожных путей, обеспечив победу на Курской дуге летом 1943 г.


[Закрыть].
 
 
Прожили восемь месяцев «под немцем»,
Оплакивали братьев и отцов,
Но сразу же своим открытым сердцем
Откликнулись на Родины вы зов!
И поняли – строительством дороги
С фашистами ведёте личный бой.
Хоть вовсе не звучало слово «подвиг»
На этой полосе прифронтовой.
 
 
Сухие цифры в сводках отразили:
Такого даже в мире больше нет!
На месяц раньше поезда грузили,
Чтобы отправить к Огненной дуге!
 
 
У памятника проходя, невольно,
Креститься поднимается рука,
Ведь женщины со всей России словно
Собрались возле этого моста.
 
 
Святые наши бабушки и мамы,
А большинство из них уже ушли.
Трудов и славы вашей – половина
В победных достиженьях всей страны!
 

 
Такая поздняя весна,
Но все же дымкою зеленой
Покрылись дальние леса:
Апрельской акварелью томной.
 
 
И храмы приходящих ждут,
Воскликнуть чтоб: «Христос Воскресе!»
В ответ «Воистину…» поют,
Сливаясь с Ангельскою песней.
 
 
О, Пасха – как душа светла!
И верится, что Русь – Святая.
Звонят, звонят колокола,
Христово Воскресенье славя!
 

Подольский Виктор

Родился в семье сельских жителей в 1958 году, работал на стройке простым рабочим. Писать стихи стал в 30 лет попав под влияние немецкого поэта 18 века Ф. Гёльдерлина. Любимые поэты: Гёльдерлин, Эдгар По, Бодлер, Пессоа, В. Иванов, Эллис. Член Российского союза писателей.

 
Плачет музыка, и в танце,
Завихрился хоровод,
Звонких мыслей новобранцы
Окружили небосвод.
 
 
Рядом мнится, он бескрайний,
Пламенеет как алмаз,
То он тёмный, то сусальный,
То кровавый отблеск глаз.
 
 
Как предтеча вакханалий,
Засверкало зла вино,
Горней силою ордалий
Заструилося оно.
 
 
И прекрасен мрачный танец,
Незабытый мглой времён,
Жжёт, как огнь-протуберанец,
Неизведанных имён.
 
 
Пусть клубится зыбь столетий
Над вселенскою игрой,
Но знаменья, клади эти,
Бдит извечно млечный рой.
 
 
Плачет музыка, и в танце,
Завихрился хоровод,
Звонких мыслей новобранцы
Окружили небосвод.
 

 
Я новый день как мотылёк живу,
в ладье непрочной по судьбе плыву,
а вдалеке манящий зыбкий луч,
как перст Господень, явлен с горних круч,
незримый указуя путь во тьме,
в моей земной и гибельной тюрьме…
 
 
Сей путь пройду до самого конца,
любовью напоив людей сердца.
 

 
Цветок любви и речь,
Их вечная тоска,
Слезой устала течь
В чертоги из песка.
 
 
Дождь радугой остыв,
Наполнил сок равнин,
Истратив свой мотив,
Над пиками вершин.
 
 
Лишь ивы у реки
Ветвями льют росу,
Звени мой стих, влеки
Звучи листвой в лесу.
 
 
Ждут злые города,
Живительный мотив,
Но грянула беда,
Огонь с небес излив.
 
 
Уж мёртв певец, и мир
Безмолвием застыл,
То в небесах кумир
Безумие таил.
 

 
Грехи кровавятся в судьбе,
В ней души никнут и таятся,
И сонмы слизней зла роятся
В сокрытой вехами алчбе,
 
 
Что жаждет мрака и раздора
В толпе убогой и слепой,
Где смерти властвует разбой
И клики дьявольского хора.
 
 
Вкруг пир кровавых упырей
В безумной оргии ярится,
И танцем жутким дьяволица
Зыбит у адовых дверей.
 
 
Как корчи тел полуистлевших
В гробах средь капищных могил,
Трясётся пласт, земельный ил
Под грохот молний отлетевших.
 
 
На пепелище дней усопших
Летают сны грядущих лет,
Где мгле мерещится рассвет
И ветры гор, во мхе утопших.
 
 
Дымит земля от влаги алой,
И василиск от жатвы рдян,
Он светом ада оссиян
И дремлет, от алчбы усталый.
 
 
Вот у клоаки смрад струится,
В распухших трупах аль[2]2
  Аль – неологизм, сокращённое от «алый» (красный)


[Закрыть] стигмат,
Костей гниющих маскарад,
Сплетеньем аспидов багрится.
 
 
Вот увлечён Аид стенаньем,
Упадшим духом покорён,
Среди безумия времён
Паря над грешным мирозданьем.
 
 
И знаки дней, веков идущих,
Блестят на веках ликов сущих.
 

 
В полумраке тонкий свет
То нахмурен, то чуть ясен,
Он прозрачен, как рассвет
В бликах комнаты, прекрасен.
Вот колонной замер шкап,
Где таятся книжек грёзы,
И в потёмках, как арап,
Чёрен мой диван и розы,
 
 
Что темнеют над столом,
Где спит ваза с виноградом,
На стене угла излом,
Вьётся сумеречным гадом.
 
 
Над диваном сонм картин
Смотрит дивною природой,
И окно парчой гардин
Насмехается над модой.
 
 
Моя комната, мой мир,
Где под сводом капители
Стиль барокко и ампир
Затаились льном постели.
 
 
На полу дрожит мираж
Из лазоревых плетений,
Как фиалковый пейзаж,
Разлился палитрой теней.
 
 
В моей комнате, и я,
Весь разбрызган и украден,
Как основа бытия,
Я глубок и многократен.
 
 
Моя комната и я…
 

Римарева Ирина

Родилась в 1976 году в пос. Федотово Вологодской области, Всю сознательную жизнь прожила в городе Краснодаре. Окончила факультет истории, социологии и международных отношений Кубанского Государственного университета и двадцать лет проработала в этом ВУЗе (преподавателем и инженером).

Является членом Российского союза писателей и Интернационального Союза писателей.

Опубликовала и зарегистрировала в библиотечной системе три авторских сборника.

 
Желудок, как собака злая, гавкал,
Вгрызался в мои слабые бока.
И жалась гордость в угол шавкой жалкой,
Скуля о том, что я жива пока.
 
 
Ломалась воля в каменных застенках,
Ограниченья личностных свобод.
Могильный склеп в исчерченных пометках
И в трещинах холодный серый свод.
 
 
Очнусь ли я от изморози колкой?
Найду ли выход, коего здесь нет?
Зажму в ладонь кащееву иголку,
Позволю себе роскошь – пожалеть.
 
 
И, твари дав в последний насладиться
Своей беззубой властью и скупой
Бесплотной страстью, до костей раздеться,
И треснуть, как тростника под рукой.
 

 
Дыбится острый край
Корками снятых кож.
Будешь кем, выбирай.
Вырос? Или же врос?
Пенистой губки суть.
Давит страданий пот.
Млечных пиявок путь —
Детский беззубый рот.
Нравится или нет,
Каждый приложит труд.
Каждый найдёт ответ —
Щедр он или скуп.
Пьющий любовь из глаз
И материнских рук
Кто стал одним из нас,
Наполовину сух.
Кто стал одним из нас,
Будет испит до дна.
Истина чистых слёз.
Мама у всех одна.
 

 
Я и брат-близнец Егорка
Вновь наделали беды:
Пол залили едкой хлоркой
В миг безудержной игры.
 
 
Нам грозит сегодня порка,
Стрёмно щуримся в просвет,
И следит за нами зорко
Бабка Зина в линз дуплет.
 
 
Толстых окуляров дольки
Да с очками на очки,
Ей дано увидеть столько,
Что и малость не шали.
 
 
Смирно что-то не сидится
И не смотрится кино.
Нам бы незаметно смыться
На площадку за окном.
 
 
Мы опять набедокурим,
Даже если не хотим:
Втихаря сигарку скурим,
Выпуская едкий дым.
 
 
Мама долго кухню мыла.
Папа мял в руках ремень.
Пальцем бабушка грозила.
Солнце скрылось за плетень.
 
 
Кухня вымыта до блеска,
Но по запаху судя,
Нету в доме хуже места,
Между нами говоря.
 
 
Мы весь день боялись порки,
Будем знать наверняка,
В обещаньях нету толка:
Верить можно в запах хлорки,
В бэчик в скрюченных руках.
 

 
Благочестие женское – признак гордыни.
И за праведность тела заплатит душа.
Непорочность несёт нам святая Мария.
Магдалена доступностью – слабость прощать.
 
 
Благочестие женское – слепок посмертный,
Маска из силикона на студне лица.
И натуры испорченной качеством верным,
Он зеркалит насквозь мутным взглядом слепца.
 
 
Благочестие женское – башня короны,
Что царапает небо порочностью чар.
Жаль, воспользоваться дважды ей невозможно.
Жрёт невинности мысли греховный пожар.
 

 
Так прекрасно невозвратно
моё юное сознанье.
И наивности пикантность
как подарок к назиданьям.
Миражи колючих будней,
обличающих контузий,
что, как было, уж не будет
страхов кончился подгузник.
Растеклись былые раны
гематомами признаний.
Наказания бараны —
вертикальных дней спирали.
Перочинные потребы
на потеху Мельпомене,
удовольствие на гребне
костяного самомненья.
И высокая причёска,
локоны чернее смоли,
и мантилья на пристёжке,
белой съеденная молью.
Всё прошло: и быль, и небыль.
И фантазий смелых рыбки
на волнах весны уплыли,
как любимых губ улыбки.
Укатились, как привычки,
что от вредности забыты.
Залетели, как синички
на балкон, в жару открытый.
Невосполненностью чувства
цедит ум воспоминанья.
Воплощается в искусстве
нашей чистоты признанье.
Потеряются сонеты
в книжке – свёрнутой закладкой.
Позабудутся советы,
заедаемые сладким.
Чай зовёт нас ароматом,
мягкостью вишнёвых кексов.
Мы любуемся закатом
и в реке внезапным плеском.
Так уходит безвозвратно
моё юное сознанье.
Я теряюсь многократно,
чтоб найти своё призванье.
Просочится из-под века
камнем соляным слезинка,
ведь прошло уже три века,
как я слушаю пластинки.
На шуршащий диск тихонько
опускается иголка,
и выводит звуки тонко
звонкий голосок ребёнка.
Это тонкость созиданья,
по которой время мчится,
и вплетает состраданье
в вечные людские мысли.
 

Руйе Людмила

Происходит из рода Кошкина Михаила, конструктора танка Т-34, из Переславского района Ярославской области.

«А я с раннего детства всё рвалась кого-то спасать – то бездомного котёнка, то хромого цыплёнка. Хотя помощь чаще всего была нужна мне самой. Однажды зимой провалилась в прорубь, а летом оказалась на дне реки, сорвавшись с перевернувшегося баллона. Отец уверял, что жить я должна с ними, так как вне дома меня подстерегают одни опасности. Даже учиться отпустил с трудом.

Но потом перестройка сломала устоявшийся уклад жизни и я смогла начать самостоятельную жизнь в Москве. Мое стремление помогать ближним достигло своего апогея, когда я работала комендантом общежития строительного треста. Зарплаты задерживались. Одни квалифицированные специалисты становились похожими на бродяг, а другие – на парней из фильма «Бригада». Для тех и других я хотела отыскать достойный выход из тупика. И, как говорил отец, экстремальные ситуации сами находили меня.

Думала, что в Европе смогу просто радоваться жизни. Но и здесь мое внимание привлекают не архитектурные красоты Лувра и Собора Парижской Богоматери, а бездомные нелегальные иммигранты, сидящие около них. Видимо, это удел поэтов – счастье добывать через страдание.

Публиковалась в альманахах «Родники», «Юность», «Очарованный странник», «Спутник». Имею дипломы участника сборников «Иван Бунин» и «Александр Блок», также публиковалась на литературных сайтах Стихи. ру, Общелит. ру стихи. Являюсь членом Ассоциации в поддержку русской культуры в Париже «Глагол». В 1996 году вышел роман «Всё не так», в 2015 году – сборник стихов «Луч звезды».

От автора.

 
А я, как Байрон, с миром не в ладу,
Границ не в силах соблюсти реальных,
И мыслями всё в облаках парю,
Не зная ценностей материальных,
 
 
Языка общего не нахожу
С теми, кто превозносит регалии,
С персонажами романов дружу
И советуюсь с богиней Талией.
 
 
В людях я вижу лишь внутренний мир,
Ускользают внешние атрибуты,
Все слова помню, что мне говорил,
Каждый из них в откровенья минуты.
 
 
Весь вечер проведя на торжестве,
Я не сумею описать наряды,
Хвалу воздать изысканной еде
И оценить все почести, награды.
 
 
Зато могу я воссоздать в уме
О смысле жизни речи все богемы,
Что вдохновением послужат мне,
Для написания новой поэмы.
 
 
Предпочитаю я жизни самой,
Описывать сюжеты на страницах,
И происходит пусть всё не со мной,
Как наяву я сцены вижу в лицах.
 
 
Препятствий нет ведь для полёта птиц,
Когда они над нами воспаряют,
Меж вымыслом и фактом нет границ,
Поэты лишь Пегасу доверяют.
 
 
Ведь кто для нас важнее – прототип
Или герой придуманной поэмы?
Об этом же никто не говорит,
А значит, ни к чему решать дилеммы.
 
 
Ведь стихотворного цель ремесла
Не в описании фактов известных,
А чтоб поэзия нас вознесла
На уровень высший существ бессмертных.
 

 
Тик-так, тик-так – тикает Биг Бен,
Пришло время уходить из детства.
Знает только мальчик Питер Пен,
Как детьми нам оставаться, средство.
 
 
Если в зеркалах задор исчез,
Грустные глядят оттуда лица.
В зазеркальную Страну Чудес
Отведёт нас девочка Алиса.
 
 
Жизни нашей дни мчат всё быстрей.
И о прошлом всяк уже жалеет.
Только капитан Джек Воробей
Время вспять повернуть сумеет.
 
 
В Букингемском изящном дворце,
В голубом Туманном Альбионе
Можно нам увидеть на крыльце
Даму благородную в короне.
 
 
Раз на свете королева есть,
То и сказки, значит, существуют,
Их персонажи, конечно, здесь
На балах вечерами танцуют.
 
 
Вымышленный и реальный мир
Так тесно тут переплетаются,
Что Байрон, Диккенс, Скотт и Шекспир
Среди прохожих нам встречаются.
 
 
Одухотворённость в глазах их
Желаем рассмотреть внимательней,
И вот уже на лицах людских
Улыбки сияют мечтателей.
 
 
Как называется та страна,
Где обитают герои сказок?
Вам не составит ответ труда
После сих немудрёных подсказок.
 
 
Так отвечайте на мой вопрос,
Не бывало проще задания.
Страна наших мечтаний и грёз,
Конечно – Великобритания.
 

 
Что стало с Натальей Гончаровой,
Когда умер Пушкин Александр?
Не осталось красы образцовой,
Испарился куда-то весь шарм.
 
 
Ведь нельзя сказать, что постарела,
Ей было только двадцать пять лет.
Больше источника не имела,
Что зажигал в ней внутренний свет.
 
 
В ту пору глаза женщин дарили
Вам будто миллионы миров,
А у Пушкиной были такие,
Словно устала она от даров.
 
 
Общество поражало свеченье,
Из Пушкина идущее глаз,
К диалогу с Богом приглашенье,
То было, казалось всем не раз.
 
 
Рады были с гением общенью,
С нетерпеньем ловя его взгляд.
И обязана преображенью
Натали супругу, говорят.
 
 
Каждый день в глаза его смотрела,
Находя источник свежих сил,
И душа её счастьем горела,
Избранный потому что любил.
 
 
Оказавшись причастной к таланту,
Озарилась она изнутри,
И царю, и московскому франту
Не заметив её, не пройти,
 
 
Перед ней в восторге замирает
Каждый, пораженный красотой,
Светоч звёзд в больших глазах сияет,
Что пришла из сферы неземной
 
 
От гения прикосновения
Засияла её красота,
А после его погребения,
Без следа исчезла в никуда.
 
 
Существования другого мира
Служит доказательством пример,
Ведь нужна божественная лира,
Чтобы жизнь пиит воспеть сумел.
 
 
Устремляются все за поэтом,
Чудесной музыки слыша звук,
И не замечают, как при этом
На передний план выходят вдруг.
 
 
Гений как будто им уже служит,
Весь понятный такой и простой.
Только уход его всё разрушит,
В сказке как о рыбке золотой.
 
 
Ведь талант и любовь – состоянья,
Когда мир весь желаешь обнять,
Делать в любви всем признанья
И таким, как есть, всё принять.
 
 
Так глаза Николь Кидман сияли,
Был когда в неё влюблён Том Круз.
Но они как будто полиняли,
Тотчас, как распался их союз.
 
 
Без сиянья в глазах оказалась
Просто женщиной Кидман Николь,
В ней былого шарма не осталось,
Лишь усталость на лице и боль.
 
 
И Круз, любимец поколения,
Символа оставил пьедестал.
Больше в женских сердцах волнения
Своей харизмой не вызывал.
 
 
Шарм потерял, с любовью расставшись,
И обыкновенным стал, как все.
На влюбленности крыльях поднявшись,
Не удержался на высоте.
 
 
Приобщиться каждый хочет к чуду,
Если не найдёт свободных мест,
Зависть превратит его в Иуду
И заставит всех нести свой крест.
 
 
Пушкина – за любовь к прекрасному,
Лермонтова – за критичный взгляд,
Есенина – за рифму страстную,
Высоцкого – что пел невпопад.
 
 
Влюбляла в мир всех окружающий
Энтузиазмом Эдит Пиаф,
Плеяду звёзд зажгла сверкающих,
Сердца своего огонь раздав.
 
 
Пугачёва так же вдохновляет
Тех, кто рядом находится с ней,
И в себя их веру окрыляет,
Пробуждая любовь, как Орфей.
 
 
Взгляд таланта исходит от Бога,
Как доказательство, что Он есть.
В глаза их посмотришь немного —
И всю жизнь этот свет будешь несть.
 
 
Вносит в душу умиротворенье
Влюбленности сияющий свет,
Над ним не властно и старение,
Но сам уйдёт, любви если нет.
 

Солдатенкова Дарья

«Я родилась в Москве 13 мая 1961 года. Первые мои впечатления остались от дома моей бабушки на улице Чайковского и от прогулок с отцом в районе Арбата, где разрушали старые дома. Стихи начала писать с детства, лет с восьми. Отец-архитектор рано приучил меня к хорошей литературе, и я читала запоем. А мама-археолог пристрастила меня к экспедициям и путешествиям. После школы я окончила кафедру этнографии Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова. Ездила в этнографические экспедиции по всему Советскому Союзу.

После обучения всю жизнь работала в музее заповеднике «Царицыно» старшим научным сотрудником – хранителем. Писала научные статьи и, конечно, стихи.

Публиковать стихи стала поздно – в двух последних альманахах «Истоки». А в прошлом году вышла моя первая и, надеюсь, не последняя книга стихов «Вещей забытых звукоряд».

От автора.

 
Ноль-ноль, ноль-ноль. Средина ночи.
Так неожиданно, как в сказке —
Зима пришла.
Огромный снегопад упал на землю.
Все переделал на свой лад
И вдаль пошел.
А я стояла у окна. Фонарь качался у дороги.
И в конусе его дрожал и ворожил
Снежинок хоровод беспечный.
Время сквозь пальцы сеял снег.
А я смотрела на него
Без сожаленья —
Как быстротечна жизнь…
Одно мгновенье безвозвратное.
Меня уже ничто не потревожит —
Ни прошлое, ни будущее.
Одной минутою живу —
Протянутой рукой
Снежинки быстрые ловлю.
Ноль-ноль, ноль-ноль…
А над могилою твоей
Покой.
И снег сугробы расстилает.
 

 
Ноты с неба летят, словно снег,
Все ими замело на белом свете —
Летят они адажио на фоне фонарей,
И утром их с ветвей сметает ветер.
 
 
Кружит чуть слышно зимняя соната
Поземкой на пути своем к весне,
К капели и несбыточному завтра,
Куда-то вдаль на ветреном коне.
 
 
Там только грусть поет нам о разлуке,
Уходишь ты дорогой белой от меня,
И музыки заснеженные звуки
Еще звучат под вьюгу февраля.
 

 
Шрифты. Шифровки. Подтексты. Пьесы…
А где же искренность твоя и песня?
Где тексты веером – хвостом павлиньим?
Наверно в прошлом, в давно забытом.
 
 
Лишь для тебя – без игр и простота и сложность,
Открытость для тебя и осторожность —
Не принести вреда, не ранить в спину.
А для других молчанье, сжатое в пружину.
 

 
Я не забуду перекресток года,
Тот вымытый и плещущий апрель,
Тот город на холмах – в руках – ручей,
И солнце над собой держал он гордо.
 
 
Чуть вспомню о тебе, вся эта ворожба
Природы и весны возникла снова —
Я вся переполнялась светом.
Я Шла, куда глаза глядят, с котомкой,
А сердце пело, и капель гремела
Весенним блюзом, предвещая встречу.
 
 
И я всю жизнь храню и буду помнить
Те три далеких дня в Козьмодемьянске.
Крупицы счастья собирая в горсть,
Я думаю, как это было много…
 

 
Когда зима наполнит небо снегом,
Ночная тишина опустится на землю
И в свете фонарей заснут деревья в белом —
Тогда в душе мятежной боль утихнет;
Как затихает ветер бурный
В смиренном кружеве заснеженных ветвей.
И снег летучий станет только дымкой,
Сплошной кулисой он укроет
Пьесу жизни…
 

 
Сегодня я рассеянна, как дождь,
Как золотистый свет весенний в декабре.
Прозрачный ветер студит мне лицо,
А сердцу горячо.
И сердце солнцем светится в глазах,
И птицы залетают в душу.
По-птичьи вижу я Бульвар, дома, скамейку
И створку акварельного окна,
На запад растворенного к закату…
Сегодня я рассеянна, как дождь,
Как золотистый свет весенний в декабре.
Я словно в первый раз смотрю на мир.
 

 
Загораюсь и гасну, как пепелище.
Восстаю из пепла, как птица Феникс.
Забываю род свой и свое племя —
Растворяюсь я в солнце, в соснах.
Как былинка рядом, я вырастаю
И сама себя потом собираю
Из сосновой хвои, из сухой полыни.
Вся одежда суконная пахнет ими,
И душа, я думаю, – точно так же…
Все они мне братья, сестры.
Ведь душа у них есть тоже…
Тоже…