Текст книги "Под властью отчаяния. Часть 1: Химера"
Автор книги: Алиса Лиделл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Алиса Лиделл
Под властью отчаяния. Часть 1: Химера
Глава 1. Мы все плохие в чьей-то истории
Над шрамом шутит тот, кто не был ранен.
Как часто мы видим красивые оболочки, счастливые сверкающие улыбки, искорки в глазах и решаем, что обладатель этого по-настоящему счастлив, а значит, и совершенен? Обычно мы не задумываемся над тем, что на самом деле творится внутри красивой розы, даже не подозреваем, что колючки, представленные нам в виде взрывного характера, могут являться неким приспособлением защиты от внешнего мира, нежеланием их носителя наступать на старые грабли, которое переросло в паранойю.
(с) Марвин Шмидт
Shemekia Copeland – Married To The Blues
– Миссис Ричардсон, Вы сегодня сверкаете в прямом и переносном смысле. Правду говорят, что женщине больше всего на свете идут улыбка и драгоценности, – кудрявая блондинка сдержанно улыбнулась на комплимент и благодарно кивнула головой. Большего Гловер и ожидать не мог. Анджелль – одна из самых красивых дам в данном роскошном заведении, которая уже, к большому сожалению, состоит в браке.
– Мистер Ричардсон, которому я безмерно благодарна, всегда может обеспечить меня и тем, и другим, – было видно, что при упоминании мужа в глазах Анджелль загорался самый настоящий огонёк.
Честно говоря, не завидовать любви этих двоих было просто-напросто невозможно. Светская львица, настоящая красавица, заботливая мать и обожающая жена, сердце которой навсегда было отдано в когтистые руки самовлюбленного чудовища, безумного эгоиста, жестокого авторитета, который, к слову, чтил и уважал свою женщину.
– Вы и мистер Ричардсон – восхитительная пара, – незаметно скривившись от такого количества лести, произнес Гловер. Женщина опять на секунду ослепила его своей обворожительной улыбкой и кивнула головой. Вряд ли эти эмоции можно было назвать настоящими, тем более, если учесть то, как часто Анджелль приходилось выслушивать комплименты в свой адрес.
– Я смотрю, Вы сегодня прибыли к нам не одни, – мягким голосом произнесла женщина, указывая рукой на мужчину в круглых очках, который с каким-то необъяснимым недоумением в глазах впивался взглядом в поющую на сцене актрису.
Гловер невольно ухмыльнулся, наблюдая за человеком, который первый раз в жизни посетил настоящий бар, где всё также первый раз в жизни увидел столь сексуальную певицу, приковавшую его взгляд. Её длинное алое платье, усыпанное блёстками, держалось на объёмном бюсте, оголяя острые плечи, выпирающие ключицы и тонкие осторожные ручки, кисти которых были запрятаны в чёрные перчатки. Но преимущество такого наряда также заключалось в широком разрезе в юбке, демонстрирующим кружевные чулки и восхитительные гладкие ножки. Она изящно изгибалась и посылала воздушные поцелуи чуть ли не каждому мужчине, находящемуся в небольшом помещении. Идеальные формы, коралловые пухлые губы и мягкие каштановые волосы не могли не притягивать очарованные взгляды людей, которые посвящали всю свою жизнь работе.
Кто бы мог подумать, что маленький деревянный домик с шаткой крышей, который напоминал старые разваливающиеся лачуги моряков на побережье, может оказаться настоящим раем для души? Внешняя непривлекательность – всего лишь маскировка, которая скрывала в своих закромах настоящую конфетку, где звучали раскаты барабанов, строгий ритм контрабаса, пение кларнета. Но все эти инструменты лишь подыгрывали главной изюминке ансамбля – саксофону, заслуженному королю джаза, который покорил сердца многих модников и консерваторов. Нельзя не сказать про восковые свечи, добавлявшие таинственность в это мероприятие, а также про бархатный занавес и отделку мебели из того же материала, что являлось жутким контрастом старому скрипучему под уже нетрезвыми телами полу. Далеко не всегда можно было объяснить тягу хозяина данного заведения разбрасываться загадками везде и повсюду, но эта его манера, кажется, только ещё больше заинтересовывала людей.
– Да, миссис Ричардсон. Мой кузен приехал в большой город из совсем крохотного местечка в Дании. Так что каждая мелочь для него теперь в новинку, – с ноткой нежности отозвался Гловер, первый раз за весь вечер улыбнувшись по-настоящему.
– Не хотите меня с ним познакомить? Я люблю заводить новые знакомства, даже в какой-то мере нуждаюсь в них, – вежливо попросила Анджелль, с интересом рассматривая гостя в очках с толстыми стёклами. – Кажется, он не сильно впечатлён нашей достопримечательностью, – нахмурила брови женщина, кидая быстрый взгляд на певицу.
– Нет-нет, что Вы! Он просто ещё не до конца осознал исключительность того места, в котором оказался, – поспешил оправдать невежливое поведение брата Гловер, его руки невольно начали трястись. – Я сейчас же Вам представлю моего кузена, миссис Ричардсон.
С этими словами мужчина ринулся вперёд, протискиваясь между столиками с сидящими за ними богатыми мужьями, дорогими диванами, покрытыми бархатом, и официантками со спиртными напитками на подносах. По мере приближения к родственнику, лицо Гловера становилось всё более и более хмурым, потому как совсем не хотелось опозориться перед удивительной миссис Ричардсон, но нерадивый кузен обожал идти наперекор желаниям других людей. Предприниматель просто не мог упустить из рук такой шанс на сближение с Анджелль.
– Йоханесс, – прошипел Гловер, незаметно ни для кого щипая сидящего за столиком кузена в плечо.
– Да чего тебе надо? – фыркнул тот самый Йоханесс, лениво переводя взгляд на предпринимателя.
– Миссис Ричардсон горит желанием познакомиться с тобой, а она, дорогой брат, – жена владельца этого прекрасного заведения. Если в твоей пустой голове остались мозги, то ты будешь предельно вежлив и осторожен, если не хочешь, чтобы тебя скинули с оврага. Лично мне от этого худо не станет, но, честно говоря, на твоём месте я бы подумал об Олли. Не заводи себе врагов среди тех людей, которые способны тебе помочь, – протараторил Гловер, похлопав Йенса по спине, создавая иллюзию дружеского разговора.
– Это та, перед которой ты на задних лапках стоял, надеясь получить желанный кусочек колбаски? – широко улыбнувшись, заметил мужчина в круглых очках, на что получил лёгкий удар по руке, но никак не ответ.
До Анджелль Гловер со своим кузеном мог бы добираться целую вечность, учитывая пожирающий окружающее пространство взгляд Йенса и его постоянные комментарии о дороговизне данного помещения, если бы не настойчивость предпринимателя, который упёрто продолжал тащить родственника вперёд за запястье. Уже в нескольких шагах от необыкновенной женщины Гловер вновь стал излучать уверенность и спокойствие, а его губы искривились в кроткой улыбке.
– Добрый вечер, мистер. Безмерно рада тому, что Вы нашли время на знакомство со мной, – улыбнулась Анджелль.
– Здрасьте, – буркнул себе под нос Йенс, слегка сощурившись, чтобы получше разглядеть свою до неприличия богатую собеседницу.
Гловер целый день до, как он выразился, «светской вечеринки», распространялся на тему сливок общества и их поведения, но больше всего он говорил о прекрасной и властной семье Ричардсонов, глава которой чуть ли не все звёзды с небес сорвать способен. В любом случае, эта самая Анджелль действительно была миленькой дамочкой, похожей на наштампованных моделек, лица и тела которых украшали обложки различных журналов, которую разве что завесили большим количеством разных драгоценностей. Что в Ричардсон было такого необычного? Неужели золотистые кудри? Идеально гладкое лицо? Пухлые розовые губы? Серо-голубые глазки? Это всё красота приобретённая, это всё макияж и яркая одежда. Симпатичными куколками можно восхищаться, но не любить их. Вряд ли Гловера так бы волновало мнение Анджелль, если бы не её муж и деньги в кошелёчке.
Да, возможно, прямо сейчас перед Йенсом стояла роскошная женщина, которая не боялась кричать о своей власти, о своём величии и, в конце концов, о своем богатстве. Дорогим в ней было все, начиная от чёрных блестящих от чистоты туфлей и заканчивая пушистой горжеткой, которая прикрывала шёлковую кожу. Стоило ли вообще говорить о коротком облегающим тело бордовом платье, которое идеально подчёркивало фигуру Анджелль, ее колготах в крупную сетку, вуали, прикрывающей часть лица, позволяя сквозь завесу тайны посмотреть на словно выточенное из мрамора лицо, но не разрешая рассмотреть каждую мелочь, деталь. Но отчего-то Йоханесса интересовал один вопрос: как долго строила из себя Анджелль неприступную крепость с высокими моральными принципами и жизненными ценностями, пока не отдалась целиком и полностью в руки сморщенного кукловода, упивающегося юными женскими телами, ищущего в них источник вечной жизни и молодости, пока не стала его женойигрушкой, просто неодушевлённым «милым личиком»?
– Миссис Ричардсон, разрешите представить Вам моего кузена, Йоханесса Ольсена. Кстати, также прошу Вас простить его неопытность в разговорах с такими прекрасными дамами, – кивнул головой мужчина, указав на своего двоюродного брата.
– Ох, ничего-ничего, я в любом случае крайне рада знакомству, мистер Ольсен, – возможно, Йенса куда больше раздражала потоком бьющая лесть из уст собеседников и эта наигранная вежливость, за которой скрывалась снисходительность высшего слоя к низшему, чем беспричинное восхищение внешностью самой обычной куклы, игрушки богатого старикана.
– Ага, я тоже рад знакомству, – видимо, не слишком радостно отозвался Ольсен, если учесть то, что Гловер почти незаметно ударил его локтем.
Вообще, где-то, может быть, мужчина и был прав: Йоханесс на самом деле никогда не был в подобных роскошных заведениях, где вино к столу приносят на золотых подносах, беря во внимание то, что Америка ещё не полностью отошла от настигнувшей её несколько лет назад Великой Депрессии; где вся мебель была обрамлена чистым бархатом, а столы были сделаны из такого дерева, о котором Йенсу не доводилось слышать нигде и никогда. Что уж тут говорить о дорогих свечах, распространяющих какой-то сладкий аромат по небольшой комнате, погружая ее в таинственный полумрак, о певице в вызывающем наряде, которую поставили на сцену далеко не для того, чтобы та исполняла песни, а чтобы старым дуралеям было на что поглазеть. Женщин в данном неприятном местечке было мало, если не считать официанток, но если они и присутствовали, то были разодеты так дорого и богато, что не оставалось и сомнений в том, что красавицы находятся на полном обеспечении своих мужей.
– Ох, подождите, – нахмурилась миссис Ричардсон, – позвольте мне взглянуть, – женщина подошла к Йоханессу и, нисколько не смутившись, стащила с него очки, единственное средство выживания в пятнистом непонятном мире. – Ох, значит, мне не показалось: Ваши глаза разного цвета!
Почему Ольсену нельзя было лишнего слова пикнуть в присутствии этой «важной» дамочки, а ей было позволено вести себя подобно ребенку, который решил посмеяться над своим товарищем? Ах да, это все присущее человечеству разделение населения на слои, благодаря которому выходило, что одним можно всё, а другим совсем ничего. Йенса начинало тошнить. Кто и когда придумал такой закон, что богатые люди являются особенными? Ольсен не собирался распространяться о своем превосходстве над этими неумелыми идиотами и безумными грешниками, потому как и сам был далек от «идеала», но почему совершенством нельзя считать гениев и творцов, которые действительно могут приносить пользу обществу, которые создают удивительные творения, которые не осыпают окружающий мир грязью и не восхваляют мусор, в котором живут?
– Да, разного цвета. И что? – грубо отобрав у Анджелль свои очки, прохрипел мужчина.
– Говорят, у таких людей две души. Вы это как-то ощущаете? —
заинтересованно пролепетала миссис Ричардсон, в то время как Гловер нервно кусал нижнюю губу и сжимал кулаки, прекрасно понимая, что эта сценка ничем хорошим не закончится.
– Что за бред? – обиженно фыркнул Йоханесс, которого всегда раздражало чересчур сильное внимание к цвету своих глаз.
– Миссис Ричардсон, а Вы знали, что…, – попытался что-нибудь предпринять Гловер.
– Ей богу, уймитесь, мистер Томсон, – отмахнулась женщина, перебив мужчину, всё также продолжая с интересом разглядывать глаза Ольсена.
И, возможно, прямо сейчас могла бы начаться война, если бы в здание внезапно не ворвались люди в чёрных шляпах с широкими полями, которые моментально привлекли внимание всех собравшихся в помещении; впрочем, они просто подошли к стенам возле входа и замерли на своих местах. Всё в комнате погрузилось в полное молчание, даже певичка замерла на месте, а музыканты перестали играть. Но никто не поднимал панику, поэтому и Йенс решил замереть на месте. Быть может, это у них такие развлечения? Мужчина бы уже ничему не удивился, потому что давно решил для себя, что та кучка зажравшихся богатых свиней давно утратила свою человечность, если вообще ею когда-либо обладала.
За вооружёнными людьми вальяжной походкой, нацепив на лицо самодовольную улыбку, вошел, прихрамывая и опираясь на тросточку, молодой мужчина в дорогом чёрно-алом костюме. Его длинные светло-русые волосы с местами проскальзывающей, едва заметной сединой были небрежно рассыпаны по острым плечам. Конечно, Йоханесс нечасто встречал мужчин с такой причёской, но всё же лицо незнакомца вызвало у него больше эмоций. Оно казалось немного женственным засчёт пухлых губ и больших, но жестоких глаз, однако впалые скулы добавляли ему резкости. На носу мужчины была небольшая горбинка, украшенная ещё не затянувшимся шрамом, которая не уродовала лицо, а делала его ещё более необычным. Долго можно было говорить о глубоко посаженных бирюзовых глазах, обрамлённых густым слоем ресниц, в которых хранилась какая-то страшная тайна, спрятанная под семью печатями. Ещё большей необыкновенности лицу придавал едва заметный шрам, пересекающий бровь, три наколотые чёрные точки возле правого глаза и несколько крайне симпатичных родинок на бледной коже.
– Эрик! – громко выкрикнула Анджелль, на огромной скорости, не обращая внимания на каблуки, бросившись вперед.
– Здравствуй, chebella11
Chebella – Красавица; итальянский язык
[Закрыть], – почти промяукал мужчина, по-собственнически положив руку на талию миссис Ричардсон. Больше Йоханесс не слышал и слова, потому что Эрика окружила целая толпа людей, а в помещении снова заиграла музыка.
Но образ прихрамывающего мужчины не хотел выходить из головы, плотно засев там. Откуда в этом отвратительном месте, полном уродливых старикашек и избалованных куколок, появился такой необычный человек, который прямо таки излучал авторитет и силу? Чёрт, а ещё голос Эрика, глубокий и грудной, бархатный, немного хриплый, что могло говорить о числе выкуренных папирос, но переливающийся всеми тёмными оттенками, вызывающими на ум воспоминания журчащей воды в сумерках. Йенса невольно передёрнуло. Почему он об этом думает?
– Кто это? – вырвалось у мужчины.
– Мистер Ричардсон, – мрачно отозвался Гловер в ответ. – Пойдём, выпьем чего-нибудь.
И вот тогда Ольсена накрыло целой волной потрясений. Неужели этот мужчина с бирюзовыми глазами может оказаться тем самым мистером Ричардсоном? Это неправильно. Это не складывалось в голове. Йоханесс представлял большого человека в возрасте, уродливого старикашку, жуткого жмота и скрягу, который с упоением и вожделением разглядывал красивых дамочек, в то же время не позволяя своей игрушечной красавице прикасаться к другим людям.
– Анджелль красивая, правда? – буркнул Томсон, обратив внимание на то, куда направлен взгляд кузена. – Да что уж тут, он тоже красив.
– Да, – выдохнул Ольсен, на что Гловер слегка нахмурил брови. – Ты хотел выпить, кажется. Пошли.
Grace – You Don't Own Me
Кажется, Йенсу тоже нужно избавить голову от ненужных мыслей, чему прекрасно может способствовать алкоголь. Честно признаться, никогда ранее мужчина не видел таких людей, которые одним своим видом могли оторвать окружающих от их дел любой важности и срочности. В его лице можно было найти и недостатки, и шрамы, и едва заметные морщинки, но этот человек буквально убивал наповал своей харизмой, своим обаянием, которое в секунды распространилось на всю комнату. Нет, правда, Ольсен встречал много красивых людей, обожал наблюдать за живыми улыбающимися женщинами, но по сравнению с Эриком и его таинственной непонятной аурой, за которой мог скрываться и жестокий беспощадный убийца, и ветреный любовник, и благодетельный человек, все они были крохотными песчинками в огромной Вселенной.
Алкоголь в данном местечке был похож на нектар богов, но, помимо вкуса, замечательно в нем было и действие. Йоханесс думал, что уже ни один напиток так быстро не сможет заставить его вытворять неоправданную ерунду, но, по всей видимости, он сильно ошибался. Уже после нескольких стаканов мужчина начал нагло очаровывать певичку, включив мастера обольщения, что совсем не понравилось остальным гостям.
– Детка, спой своим ангельским голоском что-нибудь, от чего кровь в жилах начнёт кипеть, – просипел Ольсен, поглаживая плечи сидящей на коленях певички, больно надавливая на кожу грубыми пальцами. Девушка хихикала и извивалась, словно змейка, отлично подыгрывая небольшой постановке.
И спустя ещё парочку уговоров, птичка, запертая в золотой клетке, запела.
– You don't own me,
I'm not just one of your many toys.
You don't own me,
Don't say I can't go with other boys22
Строки из популярной американской песни прошлого века; записана певицей Lesley Gore, «You Don't Own Me».
[Закрыть].
Йоханесс откинулся на спинку стула, наслаждаясь сильным голосом джазовой певицы, исполняющей поп песню. Из-за алкоголя картинка становилась ещё слаще, да и сама красавица в блестящем платье превращалась в настоящую принцессу. Но хватило лишь одной мысли, чтобы выпрямиться и начать мечтать о собственной смерти: голос пташки совсем не был уникальным, Ольсен слышал много похожих тембров, а вот всего несколько фраз, произнесённых Эриком, до сих пор терзали уши и опьянённый мозг.
– Всё, спасибо за представление, лапуля, но лимит исчерпан, – прошипел внезапно подошедший к Йенсу кузен, который быстрыми движениями спихнул его со стула и направил в сторону выхода. Да-да, Ольсен не дурак, он прекрасно понимал, с чем это связано: Томсон – сопливый простофиля, который не хочет ссориться с влиятельными людьми, потому что легче встать на колени, чем попытаться отстоять свою точку зрения. – Йенс, иди проветрись, – выплюнул Гловер, выставляя кузена на улицу, который своим отвратительным поведением ему порядком надоел. – Нечего было так нажираться, свинья, – бросил напоследок предприниматель.
Ольсен от досады ударил ботинком по камню, думая о том, как несправедлива жизнь, потому что люди, ради которых ты идёшь на уступки и лишения, никогда не ценят твою заботу. Но думать о проблемах насущных Йенсу долго не пришлось, потому что он услышал до боли знакомый голос, который залетел с воздухом в кровь, стал его частью и каким-то живительным эликсиром, опьяняя ещё больше, чем алкоголь. Мужчина, недолго думая, направился к его источнику.
Возле кирпичной стены бара стоял Эрик с папиросой в руках, словно спрятавшись от людей, находящихся в заведении. Почему-то в этот момент мысль о том, что Ричардсона тоже тошнит от обстановки в баре, что он мыслит обо всём этом точно так же, как и сам Йенс, показалась очень реальной и правильной, поразила до глубины души и стала чуть ли не спасательным кругом в океане сомнений и страхов.
– Добрейший вечерок Вам, мистер Ричардсон, – пьяно протянул Ольсен, приближаясь к Эрику.
– Вы и есть тот самый чудак с разными глазами? – ухмыльнулся Ричардсон, вновь поражая Йенса своим глубоким чувственным голосом.
– Ваша замечательная куколка совершенно не умеет вовремя закрывать свой рот, – усмехнулся Йоханесс. – Ой, простите.
Ольсен поднял глаза на Ричардсона, надеясь найти в них хоть капельку сочувствия к напившемуся с горя человеку, который застрял вместе с братомидиотом в месте, не без того было переполненном кусками грязи. Но столкнулся лишь с ледяными айсбергами, которые тотчас остудили непонятно откуда взявшийся пожар в сердце, и горькой усмешкой, которая, ей богу, не предвещала ничего хорошего.
– Настоятельно рекомендую Вам не открывать свой рот в моём присутствии, а лучше вообще никогда, если Вы хотите сказать что-нибудь мерзкое и гадкое про мою жену, – и пускай Эрик старался придерживаться вежливого тона и не срываться на гостя, всё равно можно было заметить нотки дикого раздражения, которые тщательно, но почти безрезультатно, прятались за завесой внешнего спокойствия.
И тогда Йоханессу стало до жути обидно, потому что, по сути, он не сказал ничего такого страшного и особенного, чтобы мистер Ричардсон объявил Ольсена своим недругом. Почему вообще он так упорно и ревностно защищал свою глупую подружку? Что в ней такого особенного? Или неужели это всё чары той самой любви, о которой складывают жуткие легенды и сопливые песни, которая может целиком и полностью завладеть сознанием человека? Только вот Йенс не похож на глупую девчонку, которая будет верить в эти бредни.
– Почему Вы так держитесь за чистое имя Вашей благоверной? – фыркнул Ольсен, который никогда не умел, несмотря на все молитвы и старания кузена, держать язык за зубами.
Разумеется, мужчина понимал, что прямолинейность в высших кругах – это не то качество, за которое могут начать уважать человека, но хоть кто-то, в конце концов, должен им открыть глаза на правду.
– Мой чудаковатый друг, – пурпурные губы Эрика растянулись в злой усмешке, – Вы не можете судить о человеке, которого видите первый раз в жизни. Я Вам клянусь, что знаю миссис Ричардсон гораздо лучше, чем Вы, следовательно, сам могу судить о том, «куколка» она или человек.
И пускай, возможно, где-то в глубине души Йоханесс всё так же прекрасно понимал, что богатый мистер прав, но почему-то с каждой секундой желание насолить Ричардсону увеличивалось и становилось неуправляемым.
– Мистер Ричардсон, Вам не кажется, что Вы просто ослепли от Вашей глупой любви?
Гловер будет в восторге. Потому что Йенсу удалось добиться поставленной перед собой цели. Но сейчас, честно говоря, он не был так уверен, что результатом он может гордиться, что окончание этого разговора вдохновляет его на новые удивительные поступки.
Ричардсон схватился за край пиджака и сильно сжал кистью ткань, что уже показалось Ольсену достаточно странным в этой ситуации, но через несколько секунд Эрик оторвал руку и пару раз вдохнул и выдохнул, смотря при этом кудато вдаль, за Йоханесса, но минуты спокойствия продлились недолго. Когда бирюзовые костры, в которых горел самый настоящий огонь, взглядом столкнулись с разноцветными глазами мистера нравоучителя, губы Эрика искривились в беспощадной улыбке.
– Vaffanculo33
Vaffanculo – Идите нахуй; слэнг итальянской мафии
[Закрыть], мистер Ольсен. И молитесь на то, чтобы Ваш сон после этого дня был спокойным. Чтобы Вас, так сказать, никто не тревожил, – слащавовежливым тоном уведомил хозяин бара.
Рот Йоханесса уже открылся, чтобы выпалить очередной омерзительный бред, за который на утро станет очень стыдно, но Ричардсон решил иначе, сильно, резко и неожиданно ударив своего собеседника кулаком по лицу. И, надо сказать, Ольсен совершенно не мог ожидать, что у маленького осторожного предпринимателя может быть такой крепкий удар. Почему-то только в этот момент Йенс понял, в какую жестокую игру решил сунуть свой нос. Через ещё несколько секунд Йоханесс ударился спиной об стену, крепко прижимая руку к разбитому носу и, открыв рот, впиваясь взглядом в стоящего рядом Ричардсона.
– Впредь будьте осторожны, мистер Ольсен, – совершенно спокойно произнес Эрик, широко улыбаясь и разминая руки. – Вам может попасться кто-то менее понимающий. Только из-за Вашего многоуважаемого брата я не только не убью Вас, но и сохраню всё в строжайшем секрете. Советую не попадаться мне на глаза, мой разноглазый друг, – Ричардсон помахал рукой и скрылся в баре.
Надо упомянуть о том, что Эрик был на полголовы ниже Йоханесса, не казался особо сильным, да и вообще, он просто богатый предприниматель, чёрт подери. Разве нужно им уметь самообороняться, разве есть необходимость у них в умении драться, если с ними рядом всегда великое множество охраны, которую богачи себе нанимают, чтобы сохранить свое паршивое золотишко? Да и Ричардсон – прямой представитель сливок общества, которые общаются до омерзения вежливо и считают драки аморальным, а заказные убийства ради денег – совершенно нормальным явлением. Кажется, Эрик был прав: никто не может судить о человеке, которого видит первый раз в жизни. Симпатичная куколка может оказаться взрослой и мудрой женщиной, а фарфоровый накрашенный мальчик —мужчиной со сложным характером.
Однако этого человека и эту встречу Йенс не забудет никогда.
***
Nirvana – Pennyroyal tea
Прошло 2 года.
На кухне распространился мерзкий, но такой привычный запах сигарет. Это уже вошло в некого рода привычку: каждый вечер, когда Оливер шел спать, а на Йоханесса нападала бессонница и тревожность, помещение превращалось в курительную комнату. Но были в их жизни и особенно страшные ночи, когда заснуть было просто-напросто невозможно.
– Пап, там опять стреляют, – сонным голосом произнес Оливер, растирая уставшие глаза руками.
– Они тебя разбудили? – нахмурил брови Ольсен, потушив сигарету и бросив ее за окно.
Мужчина подошел к сыну, закутавшемуся в одеяло, и крепко обнял его, утешающе поглаживая по спине.
– Когда-нибудь мы переедем отсюда, Олли. Я обещаю тебе, – мягко произнёс Йоханнес, прижимая к себе дрожащего парня.
– Может быть, тебе стоит позвонить дяде Гловеру? Ты не разговариваешь с ним уже полтора года, – робко произнёс Оливер, посмотрев отцу в глаза.
Йоханесс резко оторвал от себя сына, скривившись в лице. Оливер не знал и половины из всего того, что произошло у его отца с его же дядей.
– Вали спать, Оливер. Тебе завтра в школу, – отрезал Ольсен, на что парень тяжело вздохнул.
– Пап, я не могу спать, пока за окном стреляют.
Мужчина фыркнул, но потом посмотрел на уставшее печальное лицо Оливера, осознав, какую чушь только что сказал. Господи, его сын – всё ещё мальчишка, который, разумеется, будет бояться громких выстрелов на улице, потому что их боится и нормальный взрослый человек.
Когда Ольсен решился уехать из Дании в Америку, он не мог ожидать того, что вляпается в дерьмо по самые уши. Конечно, новый дом – это начало новой жизни, но Йоханесс со своим сыном ехал не чёрт знает куда, а в место, в городок, где жил Гловер Томсон, сын сестры матери, кузен Ольсена. Удивительно, но предприниматель даже согласился помочь обустроиться в Детройте, но вот подружиться и сойтись характерами оказалось уже чуть сложнее. Таким образом, в скором времени Гловер оставил родственников самих болтаться в неизвестном для них месте.
Суть в том, что недорогой домик удалось снять только в бедном районе города, где и показались все тёмные стороны красивого с внешней стороны городка Детройта. Почти каждую ночь раздавались выстрелы, кто-то за кем-то гнался, кто-то кого-то убивал, на траве можно было обнаружить шприцы и разбитые бутылки, а иногда и следы крови. Полицию Йоханесс за полтора года в этом «чудесном» месте видел всего пару раз; поговаривают, что правоохранительные органы давно потеряли власть над большей частью Детройта, что слова
«спокойствие» и «порядок» давно уже были ему неизвестны, потому что править балом стала мафия.
Ольсен плохо представлял, что из себя представляют люди, состоящие в криминальных группировках, потому что в Дании, признаться честно, всё было слишком мирно и слишком тихо, но, увидев на улицах свободно гуляющих мужчин с пистолетами, картинка прояснилась. Йоханесса всегда бросало из одной крайности в другую.
– Пойдём в комнату. Я посижу с тобой.
Оливер лёг на кровать, укрывшись почти с головой одеялом, а Йоханесс сел рядом.
– Какие у тебя завтра уроки? – мягко спросил Ольсен.
– Ничего интересного, кроме литературы, – произнес Олли и вздрогнул, когда за окном раздался особенно громкий и устрашающий звук.
– Не обращай внимания. Тебя они не тронут. Расскажи мне лучше что-нибудь, отвлекись от улицы. Какие у тебя одноклассники? Тебя не обижают? – Нет, пап. И… ничего интересного, – щёки Оливера немного покраснели.
Йоханесс широко улыбнулся, прекрасно понимая, что сын совершенно не умеет скрывать свои эмоции и всегда выдаёт себя целиком и полностью.
– Я не верю, – ухмыльнулся мужчина. – Кажется, кое-что интересное всё-таки есть.
– Молли, – прошептал Оливер. – Она очень милая.
– Расскажешь мне про нее?
– Да, – сильно смутившись, ответил парень. – Она не очень разговорчивая, но постоянно всем улыбается и помогает. У неё огромное доброе сердце. Она маленькая и очень красивая. Она постоянно что-то пишет в своем блокноте. И она мне… она мне сильно нравится.
Ольсен кивнул головой, с улыбкой наблюдая за застенчивым сыном. Эта Молли была бы прекрасной подружкой для Оливера, потому что, кажется, у них много общего. Юный Расмуссен тоже не любил шумные компании, вёл себя тихо, прятался от взглядов прочих людей и был очень застенчивым мальчиком, но зато дружелюбным и мягким, что было достаточно странно, учитывая условия жизни, в которых он рос. Йоханесс невольно вспомнил своё первое увлечение девушкой, но тут же попытался отогнать непрошеные мысли. Нет, о своём прошлом мужчина точно думать не хотел.
– Я рад за тебя, Олли, – вздохнул Ольсен. – Я надеюсь на тебя. Для меня нет ничего важнее твоего счастья.
Парень укрылся с головой одеялом, пряча от глаз отца горящие щёки.
– Хорошо-хорошо, больше не буду тебя тревожить. Спокойной ночи, – произнёс Йоханесс, поднимаясь на ноги.
– Спокойной, – прошептал парень.
Кажется, перестрелка за окном утихала, что несказанно радовало, потому что Оливеру действительно нужно было выспаться перед завтрашним днем. Ольсен выглянул в окошко, где, как ни странно, стояла совершенно спокойная ночь: никаких тебе людей с пистолетами и алкашей. Йоханесс тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что жить в тишине и покое, вероятнее всего, у него никогда не получится.
