Текст книги "Ночи в стиле трэш"

Автор книги: ALEXI

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Пролог.

Кайла, похоже, забыла что такое свежий воздух и как им дышать, она дышала через респиратор и глотала кофе, пытаясь не обращать внимания на суматоху вокруг. Каждый вдох давался ей легче, чем предыдущий, каждое мгновение произошедшего стремилось куда – то вдаль, и она могла не заострять внимание на том, что ее окружало. Армейская выучка – вот это школа, не школа войны, нет – там каждый стремился только что умереть поскорее, школа преодоления – вот что она когда– то искала. Пара минут убийственного круговорота – и вот она пьет третью чашку и готова пуститься дальше, но чертов протокол мешал ей сосредоточиться на новой цели, вся эта возня Лос – Анжелеской политики не давала ей развернуться на полную, она следовала директивам и поэтому не могла накрыть их всех за три ночи и это ее нещадно бесило. Она сидела под своим покрывалом и покорно кивала старшему следователю, который все еще был в легком шоке от увиденного. Еще бы, когда львиную долю времени строчишь отчеты в управлении и ведешь дипломатические беседы с представителями других департаментов, не просто переваривать такое. Он ожидал от нее сложного и запутанного объяснения, но получил классическую бритву Окама – самый очевидный вариант оказался верным.

– Боги, Кайла, скажи что все пошло не по плану и ты наломала дров не по собственной инициативе. – он тяжело дышал, прикрывая голову от дождя газетой двухдневной давности. – Или даже лучше: ты скажешь мне, что эти безжалостные escoria сами заварили кашу с тротилом и беспорядочной пальбой, а ты просто была вынуждена действовать в экстремальных условиях.

– У меня болит голова и я чертовки устала. – она смотрела на него скептическим взглядом. – Так что давай без этой мышиной возни обойдемся? Напиши, что считаешь нужным, а я поставлю подпись и поеду приму душ, наконец.

– Дело не в бумагах для управления, я просто пытаюсь все этого осознать и понять тебя, понять твои мотивы. Вся эта чертова бойня – последнее, что я хотел увидеть, когда мне сообщили о пожаре и выстрелах в этом районе. Ты все это время действовала аккуратно и последовательно и я уже было подумал, что ошибался на твой счет. Как же за одну ночь ты из профагента под прикрытием превратилась в мясника?

– Ты знаешь ответ на этот вопрос. И когда ты подписывал меня на задание, ты понимал, что если меня раскроют или мы, наконец, выйдем на кого надо и не будет нужды больше возиться с этой шушерой, я поступлю именно так и никак иначе. – она потерла усталые глаза и позволила себе немного улыбнуться. – Брось, кэп, за такое медали дают, а не выговоры устраивают. Я разорила и сожгла это поганое гнездо разом и никто из твоих драгоценных сосунков – оперативников не пострадал. Они сегодня смогут вернуться домой к своим мамашам и еще успеют на бутерброды с индейкой, целые и невредимые.

Он уже давно привык к ее издевательскому тону и неуважению к рядовым сослуживцам, да и карту, что она выложила на стол, крыть ему было нечем. Он всегда твердил, что его бойцы – для него как дети, любую потерю он воспринимал как личную утрату, ходил на похороны, помогал семьям, оставшимся без кормильца и он был благодарен богам когда в его отделе появилась та, что в одиночку решала подобные проблемы. Однако к ее методам было много вопросов. Он по – отцовски смотрел на эту тридцатидвухлетнюю девчонку субтильного телосложения, подрагивающую от холода и пытающуюся согреть руки стаканом из под горячего кофе и никак не мог понять как она была способна на такую решительность и такую зверскую жестокость.

– Что с невинными людьми на складе и в оранжереях?

– Невинными? Они что, не знали, что работали на картель?!

– Многие из них идут на эту работу, чтобы прокормить свои семьи, за гроши вкалывая на jefes, которые наживаются на них!

– Они травят дерьмом других, лишь бы прокормить своих мелких спиногрызов, которых рожают пачками, заведомо зная, что не смогут их прокормить честным путем. Извини, кэп, но ты меня не убедил!

Ему снова было нечем крыть и, каким бы радикальным и негуманным был ее подход к делу, он был правильным. Кэпу пришлось отвалить, когда подошел Васкес – специалист по несчастным случаям и, по совместительству, главный психолог из управления. Она понурила голову, представляя, как делает перекат назад через голову, за секунду достает свой ствол и делает в нем несколько дырок – настолько он был ей противен в этот момент. Она знала, что Васкес неравнодушен к ней со дня ее появления в участке, но более всего ее раздражало его назойливое участие и попытка сопереживать каким-то ее эмоциям, которых на самом деле не было.

– Тяжелая ночка выдалась, Кайла? Прости, но после произошедшего я просто обязан поговорить с тобой.

Когда она встала и скинула плед, он осторожным движением выразил просьбу остаться, выставив руки перед собой. Ладонями наружу как учили его в колледже , но все же с легким наклоном, ведь топорные прямые линии подсознательно могут восприниматься как агрессивный посыл. Он так и не коснулся ее рук, хотя очень этого хотел. Он хотел дать ей то, в чем, по его мнению, она нуждалась, хотя на самом деле, ей было глубоко наплевать.

– Дотронешься и я сломаю тебе руку. – сказала она, глядя прямо на него. В ее карих глазах он видел ясное бардовое очертание. – Не уйдешь с дороги – будет еще хуже. – Она подошла поближе, так близко, что его сердцебиение участилось раза в полтора и она это чувствовала. – Я сделаю это с тобой, на глазах твоих сослуживцев, можешь не сомневаться. Ради такого зрелища пару суток ареста я как – нибудь потерплю!

Он отошел в сторону и она смогла наконец убраться отсюда подальше, оставив остальную тягомотину криминалистам и патологоанатомам.

***

Она вернулась в участок только, чтобы встретить Айфе, но длинноухая оперативница еще не вернулась с задания и Кайла, скинув на помощника – клерка всю бумажную волокиту, заснула прямо на стуле, закинув ноги на свой рабочий стол. Она пахла потом, сигаретами и смертью – последнее не каждый был в состоянии уловить, но, все же, на каком то интуитивном уровне, окружающие старались держаться от нее подальше. Да и других причин было достаточно – она испачкала два полотенца, но все же не смогла до конца вытереть кровь и остатки горелой кожи со своей одежды. Несмотря на то, что ее сон был неспокойным и она несколько раз на пару секунд просыпалась (это были самые мучительные мгновения на границе между сном и былью, и не небыль и быль одновременно), она видела одну и ту же картину, человека, что являлся ей каждую ночь с дня рождения, который был полтора месяца назад. Мужчину с тонким клинком наперевес, смотрящего на нее теми же глазами с бардовыми переливами по краям зрачков. Она никогда не могла разобрать, что происходит на фоне, но чувствовала, что там происходит нечто ужасное. Он приближался к ней медленными диагональными шагами, не отводя взгляда, но она вовсе не чувствовала страха. С каждым шагом она хотела приблизиться к нему, но не могла. Пока не могла и это ее сильно удручало.

– Закинуть ноги на мой стол – это слишком, даже для тебя. – Айфе говорила громко и прямо ей в ухо, так, что она вскочила, непроизвольно опрокинув со стола горячий кофе, который Айфе только что принесла, машинально схватила канцелярский нож, который тут же оказался прямо у горла ее подружки, которая с легкой улыбкой поглядывала то на нее, то на ее руку с ножом. Склеры приобрели красноватый оттенок. Она сделала все это машинально и только сейчас пришла в себя.

– Айфе, деточка, прости. – сказала Кайла тоном, полным раскаяния, поспешно кинув нож на стол и схватив ее за руки. – Но я же просила тебя так меня не пугать. В такие моменты я как на автомате, я себя едва контролирую.

Она обняла ее и Айфе почувствовала дрожь даже сквозь ее одежду.

– Все в порядке, расслабься, это ничего.

Кайла вытерла сопли, стараясь не смотреть Айфе в глаза. Эльфийка была одета в стандартный штатский черный костюм с белой рубашкой, на ней не было галстука и тонкая шея была слегка приоткрыта буквально на пару пуговиц. Он сидел на ней как влитой, подчеркивая все достоинства не совсем типичной для эльфов фигуры с выразительными формами. К тому же, даже стоя на каблуках, она была всего на пару сантиметров выше Кайлы. В ее глазах не было обиды или злости, она сама решила рискнуть выкинув этот дурацкий номер, да и к тому же, на Кайлу она не умела обижаться от слова совсем.

– Как спалось? – спросила Айфе тоном, выражающим искреннюю заботу.

– Паршиво, как и последние несколько ночей. – Кайла потерла усталые глаза и зевнула. – Я хотела, чтобы ты составила мне компанию. Давай зайдем в Аквелон, там наливают по ночам, если честно, мне есть чем поделиться с тобой.

– Я знаю. – с улыбкой сказала Айфе и кинула папку на стол. – Мне всучили отчет как только я вышла из патрульной машины. После такого – выговориться просто необходимо.

– Я совсем не об этом хотела поговорить. – Кайла все еще держалась за виски, пульсирующая боль не давала ей успокоиться. – Но если ты позволишь угостить тебя выпивкой, я отвечу на любые вопросы, идет?

Бар Аквелон находился в нескольких кварталах ближе к центру Лос – Анжелеса, в людном месте, однако он вовсе не походил на фешенебельные заведения, где по ночам собиралась местная тусовка. Это было место в старом классицистическом стиле, что было огромной редкостью для Лос – Анжелеса где наливали недорого, вопросов не задавали, а посетители скорее походили на представителей местного криминалитета разных сортов. Айфе было чрезвычайно интересно почему Кайла выбирала это заведение, но она давно привыкла к странному и не поддающемуся никакой логике поведению подруги и старалась не задавать лишних вопросов.

Вот и сейчас, они устроились недалеко у бара со своими напитками. Айфе любила коктейли из тех, что чаще заказывали девчонки из Малибу, а Кайла всегда пила виски, ирландский, двойной и неразбавленный. Сделав пару глотков, едва слышно выдохнув и почувствовав терпкое тепло, слегка обжигающее пищевод, Кайла словно оживала: сонливость исчезала, а в глазах появлялись веселые огоньки. Довольно улыбнувшись, она посмотрела на подружку совершенно другим взглядом, Айфе это почувствовала и поняла наконец, что вечер для нее не окажется тягостным и скучным от слова совсем.

– Тебе бы в душ и шмотки сменить. – проговорила она оглядываясь по сторонам. – Будь я тепом – я бы по следам на твоей одежде поняла, кого конкретно и как ты убивала этим вечером.

Кайла, с темными, прямыми грязными волосами, в джинсах и топе, которые обычно носят мексиканские проститутки, да еще и с накинутым на плечи строгим, перепачканным пиджаком, щуплая и неказистая, выглядела и впрямь довольно странным и отталкивающим образом. Но Кайла не любила принимать душ в участке, да и вообще где бы то ни было, кроме собственной квартиры, которую снимала за девятьсот долларовн едалеко от этого бара.

– Если нужно, я назову тебе каждого, время, место и способ, но сомневаюсь, что тебе сильно захочется об этом знать.

– Ты права – подробности мне не нужны, там было больше ста человек, около тридцати из них были вооружены, и то, как ты расправлялась с ними один за другим, а потом заживо сожгла остальных – такие подробности были бы излишними для меня, но все же, послушай: ты ведь не герой какого то блокбастера, что поворачивается спиной к взрывам и закуривает на ходу, хотя, готова поспорить, что такое тоже бывало, вопрос в том, что ты – человек, из плоти и крови, и ты просто не можешь вытворять такие вещи, а затем через пять минут спокойно пить кофе и газету читать – такого просто не бывает.

– Ты начинаешь говорить как Васкес и мне становится скучно. – Кала заметно нахмурилась, ее взгляд изменился и, как обычно в таких случаях, Айфе начинала чувствовать себя некомфортно, так, словно по ее коже водили кубиком льда.

– Он просто заботится о тебе как и я! – сказала было Айфе, но тут ее начало попросту знобить. – Хорошо, я сдаюсь. – она попыталась улыбнуться и подняла руки в примирительном жесте. Ты в порядке и я это уяснила.

– Есть вещи, которые меня беспокоят, но это вещи другого порядка. Я начала убивать еще в семнадцать, когда, пройдя полугодовую учебку в штабе, меня отправили разбираться с местными на ближний восток. – Кайла теперь сосредоточенно смотрела на полупустой стакан, что крутила в руке. – За эти годы я научилась подавлять эмпатию и относиться к этому как к работе, как хирург к очередному пациенту на операционном столе. Не то, чтобы меня все это совсем не задевало, но сейчас меня гораздо сильнее задевает другое.

– Ты уже больше месяца сама не своя, это чувствуется. – Айфе положила свою руку поверх ее руки.

– Больше месяца один и тот же сон, один и тот же страх и та же паранойя. Мне снится тот, кого я никогда не видела и чувствую, что не увижу, но он прочно поселился у меня в голове. – она ответила на жест Айфе, легонько сжав костлявыми пальцами ее ладонь. – Я вижу его в своих снах, вижу в прохожих, вижу его тень в переулках. Когда читаю жутковатые граффити – надписи на стенах, когда читаю криминальную хронику в телефоне. Словно все пространство в моей голове оплела вязкая, липкая паутина, а ее середина сходится в одной точке, к которой я никак не могу приблизиться. Она не отпускает меня и самое страшное то, что я не хочу уходить. Я никуда не хочу уходить от него.

Айфе сделала два больших глотка и, поставив стакан, с тревогой глядела на подругу. Кайла понурила голову и продолжала упрямо смотреть на свой стакан, словно стыдилась сказанного, но отступать было уже поздно.

– Этот человек. Мужчина. Ты чувствуешь с ним какую– то связь, верно? Потому тебе и не хочется сбежать. Нас тянет к себе подобным. – предположила Айфе, дав знак официантке обновить их выпивку. Я понимаю, такое не просто объяснить, ведь ты сама с трудом все это осознаешь, но ты все же попытайся.

– Когда ты смотришь мне в глаза, что ты в них видишь. – Кайла подняла взгляд и уголки ее глаз немного сузились. Она не любила задавать подобные вопросы, но не могла придумать лучшего способа ответить на вопрос.

– Я вижу.. – Айфе улыбнулась и посмотрела на подругу с нежностью. Вижу две темного, словно кофе с молоком, цвета планеты с сияющими огненными кольцами.

– Так вот, когда я смотрю ему в глаза, я вижу то же самое.

Айфе убрала руку и отстранилась. Спустя минуту неловкого молчания она сказала что от этого разговора ей не по себе и предложила сменить тему. Кайла ожидала подобной реакции и не надеялась, что подруга ее поймет. Она сама себя не понимала и просто хотела напиться в приятной компании, а затем, смыв с одежды и с души кровь, пролитую в этот вечер, заснуть и вернуться обратно к нему. Она знала, что он ждет ее, их встреча там, за границей реальности, была предопределена судьбой.

***

Кайла плохо помнила, как они провели остаток вечера, как выбрались из бара и доползли до ее квартиры. Она проснулась в районе шести, рассвет еще не наступил, капли дождя барабанили по окнам, отдаваясь легким покалыванием у нее в висках, заливая собой воспоминания о ночи, проведенной с Айфе в ее небольшой, но уютной квартирке. Длинноухая подружка бесшумно лежала на кровати к ней спиной. Легким жестом Кайла провела по ее телу от основания шеи до бедер и поняла, что не сможет так вот сидеть до утра, не разбудив подругу и продолжив то, что было начато ночью. Она плавно, во избежании резких движений, которые могли усилить и без того неприятные ощущения, повернула голову и обнаружила оставленную на прикроватном столике бутылку крепленого ликера, допитого почти до половины и мысленно возблагодарила всех богов, в которых никогда не верила. Легко соскользнув с кровати и натянув на себя джинсы, она приложилась к ликеру и почувствовала, как жизнь вновь возвращается в усталое тело. Она устроилась за столиком недалеко от кровати, где стоял ее ноут, зная что не разбудит Айфе, которую до первых лучей солнца мог разбудить разве что выстрел из пистолета 9мм калибра, открыла поисковик и на мгновение застыла. Она силилась в деталях вспомнить встречу с незнакомцем, ведь она чувствовала что в эту ночь узнала нечто такое, что не знала до этого. Ликер, глоток за глотком, возвращал ей ясность мышления, ослабляя тиски у нее в голове. Ее пальцы, нависшие над клавиатурой на секунду напряглись, а затем вывели имя, вывели машинально, быстрее, чем она успела сообразить сама. Хедли.

Кайла на секунду отпрянула от монитора, словно ожидая что вот вот переступит черту, к которой стремилась столько времени. Поисковик выдал кучу крайне разрозненной и довольно размытой информации, которую было практически невозможно увязать между собой. Сводки полицейских отчетов картины пожаров и катастроф, рушащихся многоэтажек, огороженные оранжевой лентой участки улиц, залитых кровью и все в таком духе. Доступ на большинство сайтов был закрыт, даже ее полицейский код доступа не позволял ей добраться до сути.

Она закрыла крышку нотбука, сделала большой глоток и попыталась успокоиться. Сердце билось с огромной быстротой, ее пульс зашкаливал. Она почувствовала, что подошла близко. Подошла к тому, что, не смотря на весь ее интерес, вызывало в ней ужас.

***

– Что ты делаешь в управлении в такой час?– спросил кэп устало снимая очки и садясь напротив Кайлы, потягивающей пивко и смотря куда – то в бесконечность отсутствующими глазами. – Тебе дали пару суток, чтобы придти в себя, а ты сидишь тут, бухаешь и портишь мне настроение. У тебя совсем нет личной жизни?

– Моя личная жизнь сейчас на задании и торчать она там будет до самого вечера, пока не стемнеет, а мне хочется побыть среди людей, попить пивка и просто расслабиться. – Кайла говорила с набитым ртом, жуя сэндвич, купленный в магазине у заправки.

– Это отделение, а не спа – салон, Кайла.

– А ты обычно не прикапываешься средь бела дня, дел, небось и так хватает. – она доела свой сэндвич и уставилась на него большими глазами.– Я ненавижу отпуска и праздники, и отгулы эти ваши себе в задницу засуньте. Я в себе, док, некуда приходить и я хочу работать, а не задницу отращивать. Когда мне нечего делать и не с кем поговорить, я начинаю заводиться, а когда я завожусь, меня тянет творить всякую хрень. Что привело тебя ко мне, кэп?

И тут она заметила женщину, все это время стоявшую и наблюдавшую за ними из-за соседней перегородки. Нет, ее нервная система, разумеется, просигнализировала ей о наличие постороннего, но она отмахнулась, сосредоточившись на пиве и на ее знакомом офицере, подкатывающим к молоденькой стенографистке напротив. Увы, но как бы Кайла за него не болела, его усилия казались безнадежными и она бросила это дело окончательно.

– Что за длинноухая с тобой? – промямлила она, вытирая рот салфеткой.

– Госбезопасность. Сама понимаешь, такой хрен откажешь. – он спародировал ее выражение лица, заставив Кайлу засмеяться. – Жаждет с тобой пообщаться и я понятия не имею зачем. Все дела на счет вчерашнего улажены, все шито – крыто, не прикопаешься. Не представляю, что она от тебя хочет.

Она подошла ближе и Кайла смогла рассмотреть получше немолодую, но все еще более – менее привлекательную эльфийку в штатском, с ее неопрятно уложенными густыми вьющимися волосами, стройным станом и невеселым пристальным взглядом. Ее карие глаза и манера двигаться производили какой – то чуть ли не гипнотический эффект. Трудно было понять откуда она, как сюда попала и как долго живет на этом свете.

– Это все, капитан. – сказала женщина приказным тоном. – Дальше я сама разберусь.

Капитан покорно встал и покинул разделявшее их пространство.

– Я здесь не затем, чтобы критиковать твою работу или за что то тебя отчитывать. – сказала эльфийка, словно разминала связки. – Меня зовут Лина. Я здесь потому, что вчера ты искала в поисковике то, что не ищет практически никто. Ты искала имя, давно стертое из нашей истории и теперь, глядя тебе в глаза я вижу, почему именно ты искала его.

– Ты следила за тем что я писала или говорила по скайпу? – Кайла села, выпрямилась, и глядела на собеседницу так, словно была готова ее сожрать. – Может вы и мобильники проверяете на случай, если я наговорила с подружкой в процессе секса по телефону что нибудь лишнее?!

– Успокойся, твой секс меня не интересует. Я лишь отслеживаю тех, кого интересует это имя в надежде на то, что наткнусь на кого– то.. вроде тебя. – она не отводила взгляда, уловки Кайлы на нее не действовали. – Может выйдем, поговорим, я тебя пивом угощу? Я слышала на Оушен наливают на вынос и посмотреть там есть на что. Ну так как, будем пыхтеть в управлении или прогуляемся. Я угощаю, если что.

Кайла никогда не могла отказать эффектным женщинам, настойчиво желающим провести с ней время, поэтому согласилась на обед на Оушен. Это был ее способ скрасить выходной день, не прибегая к насилию и приему сильнодействующих наркотиков.

***

Жара в это время года стояла, обычно, практически невыносимая, и Кайла была счастлива, когда ночью прошел ливень, обещавший более менее влажный воздух и легкий ветерок ближе к вечеру. Они сидели на веранде в придорожной забегаловке, пили пиво и никак не могли начать разговор. Кайле было не по себе рядом с новой знакомой: та, кажется, следила за каждым ее движением, манерой общаться и двигаться, пытаясь уловить что– то известное ей одной.

– Итак, ты ввела в поисковике это имя не просто так, теперь я абсолютно в этом уверена. тебя что– то гложет и довольно давно. Ты пытаешься отделаться от этих мыслей, но у тебя ничего не получится, поверь. – Лина закурила сигарету, не сводя глаз с собеседницы.

– Это сводит меня с ума. Странные сны, это имя, этот образ. Я не понимаю, что со мной происходит. Не понимаю, но чувствую, что это важно, хоть и не знаю почему. – сказала Кайла усталым и подавленным голосом.

– Потому что это твоя история, это у тебя в крови, а кровь, как известно, гуще воды. – Лина все еще не отрывала взгляда

– Да что, черт побери все это значит? Что ты можешь знать обо мне? Ты, наверняка, откопала мое досье, знаешь кто я и откуда, но саму меня ты знать не можешь. Ты делаешь вид, будто тебе известно больше, чтобы придать значимости своим словам. – Кайла выглядела рассерженной.

– Я знаю о тебе больше чем ты сама. Да, я покопалась в досье: детдом, армия, горячие точки, гражданские конфликты, участие в подавлении метяжей, предотвращении террористических актов и так далее. Список весьма внушительный, учитывая что тебе всего тридцать два. – Лина слегка улыбнулась, она хотела, чтобы все это прозвучала как комплимент.

– И что с того? Я занимаюсь этим дерьмом с подросткового возраста. Я научилась стрелять и драться раньше, чем пользоваться помадой и тушью для ресниц. Именно поэтому я так чертовски хороша в своем деле. – в голосе Кайлы звучало надменное ощущение собственного превосходства.

– Ты хочешь сказать, что только опыт и подготовка сделали из тебя такого превосходного бойца? Ты лукавишь, милая, и мы обе это понимаем. – Лина облокотилась на стул, закурив еще одну.

– О чем ты, черт возьми?

– Да все о том же. О том, что ты с рождения одарена качествами, превосходящими человеческие возможности. Твоя мгновенная реакция, скорость, способность чувствовать намерения соперника, предугадывать его действия, водить в заблуждения, прекрасное чувство пространства, тайминг, способность вербального воздействия, внушение страха и паники. Твои кроваво– красные склеры, когда ты злишься, пониженная чувствительность к боли и так далее. – Лина слегка сощурилась, наблюдая за ее реакцией. – Думаешь, тебе все это от природы подарено? Как бы не так.

– Откуда ты все это знаешь. – Кайла заметно побледнела, на лбу выступил холодный пот.

– Потому что я имела дело с такими как ты. Я была лично знакома с человеком из твоих снов. Если ты хочешь, я могу рассказать тебе о том кто ты и о том кем был он. Эти события были начисто стерты из истории и вскоре забыты. На то были свои причины. Но они не забыты теми, кто принимал в них участие. Я поклялась никогда не говорить об этом, но для тебя я могу сделать исключение, если ты хочешь это услышать.

– Я хочу этого больше всего на свете. Я – вся внимание

Глава первая.

Сайонара, бой.

Он видел все так четко, как только возможно. Несмотря на туман, на смог и на нависающую сверху тяжесть, его глаза все еще сохранили свои функции, хотя все остальное тело, казалось, отказывалось подчиняться. Этот шум не был музыкой, не был гулом живого города, он был лишь противоположностью тишины. Он нависал над головой как нечто огромное, липкое и почти осязаемое. Он не душил, не убивал, он просто давил, выводя из привычной колеи. Казалось бы, проведя двое суток по дороге к порту, он мог бы к нему уже привыкнуть, но есть вещи под которые просто не возможно приспособиться. Чем ближе они были к окончательной цели, тем он усиливался, и Хедли это чувствовал. Чувствовал потребность уйти, раствориться, рассеяться, между каплями дождя и мокрого снега, мокрого и тяжелого. Унылая, зудящая в мозгу меланхолия, чувство неотвратимости, неизбежности того, что должно было произойти очень скоро. Старая станция, построенная задолго до рождения Хедли, все еще производила на прибывающих с полудиких островов людей сильное и немного жутковатое впечатление. Тем кто вырос среди болот и тихих равнин, было не привычно видеть массивные многоэтажные конструкции, искусственный свет вакуумных ламп, и людей, вооруженных огнестрельным оружием. Со стороны реки, станцию украшали плакаты с изображением иллюзорных гротескных пейзажей того, во что полудикие должны были превратиться после терраформаци. В свое время их повесили для вновь прибывших. Тех, кто искал новой жизни вдали от большого города. Но острова встречали новичков всегда крайне негостеприимно и немногие там приживались. Хедли был одним из тех, кому эти изображения не нравились. Он никогда не хотел, чтобы родные острова превратились в подобие сверкающего шикарной застройкой старого города. Он находил в их дикости свой самобытный шарм. Так или иначе, теперь эта проблема уже не была актуальна: проводить терраформацию было некому и не на что. Sad but true.

Безжалостное сияние двух огромных лун, нависающих над головой словно прорезало заваленную снегом площадь. Хедли сидел у замерзшего фонтана, пытаясь не терять концентрации и мыслить более менее трезво. Он был полон и пуст, он видел и нет.

Оглядывая проходящих мимо людей, Хедли пытался подавить издевательскую усмешку, глядя в лица, полные надежды и веры в лучшую участь. Они вряд ли вообще пересекут зону карантина живыми, а те, что пересекут, едва ли найдут на островах спасение. Он видел сотни людей, прибывающих на пристань и бегущих от ужаса того, что окружило центральный город. Кто– то бежал за смертью, кто – то – за спасением, а кто– то, чтобы увидеть родных в последний раз. Хедли не понимал этого. Какой смысл в прощаниях? Смысл в том, чтобы в последний раз сказать – «Я люблю тебя»? Что это даст и тому и другому? Но он был молод и не понимал, что смысл всего существования заключается именно в этом. Он поймет это только со временем. А пока вереница обреченных тянулась от гавани до тракта, который ведет в придорожные земли и полудикие острова.

Хедли закурил очередную сигарету и решил было двигаться в сторону пристани, решил, что его никто не встретит, потому как встречать уже попросту некому, как вдруг заметил высокую худощавую фигуру медленно приближавшегося к нему человека. Хедли не сразу узнал брата. Его походка была неровной и неуверенной, он двигался медленно, словно каждый шаг отдавался болью у него в висках. Когда Рейми уезжал от него около года назад, вены на его руках начали приобретать нездоровый фиолетовый оттенок, глаза становились мутными, а взгляд рассеянным. Однако он все еще оставался собой: всегда уверенный, чуточку наглый, но безмерно обаятельный парень двадцати двух лет, который вел себя так, словно мир принадлежит только ему. Теперь же Хедли казалось, что он видит бледного призрака, слишком упрямого, чтобы покинуть этот мир, а тело его брата давно кормит червей где – нибудь неподалеку. Усталые, мутные глаза, взгляд, описывающий неровные траектории, словно ищущий чего – то, что невозможно обрести; он смотрел сквозь пространство, куда -то вдаль, время от времени останавливаясь на фигуре брата. Темно фиолетовые вены, словно паутиной, оплетали каждую видимую часть его тела. Хедли был удивлен, что Рейми вообще его узнает: он знал, что когда это подбирается по шее и выше, рассудок медленно, но верно начинает покидать своего носителя. На полудиких, где суеверные страхи возводились чуть ли не на уровень религии, было принято одушевлять все, пусть даже и самые темные, проявления природы. Хедли был далек от суеверий, но, наблюдая за матерью, а теперь и за братом, он не мог отделаться от ощущения присутствия чужеродной, разумной формы жизни, что текла, сплетаясь с кровью на клеточном уровне, по венам носителя, выявляя в нем худшее, чем он когда– либо был. Тощая, долговязаяфигура брата, должно быть, производила жутковатое впечатление на окружающих. Эта мысль заставила Хедли улыбнуться. Он прекрасно понимал, что должен чувствовать в этот момент, что смех – просто защитная реакция, загоняющая тоску поглубже внутрь. У него не было ни времени, ни желания тосковать. Он только хотел покончить со всем как можно скорее.

– Если будешь столько курить, ты не на долго меня переживешь. – Рейми жадно вбирал в себя морозный воздух, впитывал каждую частицу, словно понимал, что это не продлится долго. – И чего ты забыл на площади, ты ведь ненавидишь их серебряный свет?

– Я вообще не хочу тебя переживать. – ответил Хедли. Его голос был непривычно тихим и низким, он смотрел то в сторону, то себе под ноги словно старался не замечать происходящего. – А на счет лунного света.. будем считать что я себя наказываю за то, что мне предстоит совершить.

– Какая же ты все таки баба, смотреть противно! – улыбнулся Рейми.

– Это тебе то противно на меня смотреть?! – Хедли обвел его фигуру многозначительным взглядом и они оба расхохотались. Для Рейми не существовало безнадежных ситуаций, для Хедли каждая ситуация была безнадежной. Противоположности притягиваются и, порой, это происходит еще до их рождения.

– Как мама, Хед? – во взгляде Рейми не было надежды, вопрос был скорее для галочки.

– Я сам закопал ее два месяца назад. Я тебе писал об этом.

– Прости, мне, порой, тяжело сконцентрироваться. Иногда я даже не очень понимаю, что реально, а что нет. – Рейми едва подавлял болезненный смех (так смеются разве что гиены) – Что ж, тебе придется еще немного поработать, на этот раз для меня.