Текст книги "Ты помнишь (СИ)"

Автор книги: АлексияФан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

========== Та, в которой твоя вселенная умирает опять и опять ==========

Оу, надеюсь, когда-нибудь я смогу выбраться отсюда,

Даже если это займёт всю ночь или сто лет.

Мне нужно найти место, где я смогу спрятаться, но я не могу найти такое поблизости.

Я хочу почувствовать себя живой, снаружи я не могу бороться со своим страхом.

Разве это не прекрасно? Я совсем одна.

Моё сердце хрупкое, как стекло, моя голова тяжела, как камень.

Разорви меня на кусочки, от меня остались лишь кожа да кости.

lovely – Khalid, Billie Eilish

Она смеётся звонко, громко, заливисто, то покусывая губу от распирающего её веселья, то наклоняя голову вперёд, беззвучно сотрясаясь всем телом, когда не остается сил хохотать. Она смеётся, не стесняясь никого, не показывая никому ту боль, что лежит глубоко внутри, не давая повода даже подумать об этом, смутить, растоптать едва ожившие надежды, не дать никому даже шанса на это – да и нет здесь человека, что смог бы её смутить. Точно не сейчас.

Рядом стоит пустой бокал, другой она подносит ко рту в перерывах между спутанным, хаотичным рассказом, рука чуть дрожит – никто, кроме тебя, этого не видит, все слишком увлечены историей, за которой она пытается спрятаться, как за чем-то спасительным, – пальцы судорожно стучат по бокалу, а взгляд каменеет, когда кто-то, в шутку, не имея в-виду что-то плохое, зовёт замуж.

Она смеётся и теперь, пусть уже и не так громко.

По губе, подбородку, а затем и внутренней линии шеи потекла капелька, прокладывая свой замысловатый путь вглубь декольте.

Раньше она никогда его не носила.

И ты пытаешься, действительно пытаешься не смотреть, отвести взгляд от краснеющих щёк, сделать вид, что не смотришь на неё, что в твоей голове давным-давно умерла картинка белоснежного платья, утопающего в кровавых разводах, что безжизненные глаза цвета топлёного шоколада, красные от слёз на бледном изнеможённом лице, больше тебя не беспокоят, что твои сны избавились от призраков прошлого – ты ведь сильнее её, всегда был, а мимолётные мечты, что в тот день заполнили, казалось, всего тебя, давно прошли.

Но ты не можешь.

Не можешь смотреть на её лицо, пока в памяти живо то, перекошенное от боли и страданий.

Поэтому ты смотришь на её хрупкие руки, тонкие пальцы, на ключицы, выпирающие из-под чёрного атласа, на линию груди, что скрыта под чёрным кружевом – а ты уверен, что оно чёрное, – на шею с чёрной подвеской и одной маленькой жемчужиной. Ты помнишь, как срывал её в одном из классов, как вы шептали друг другу слова любви, как жалобно она хныкала, когда твои губы отрывались от ложбинки на шеи, а твои руки прекращали блуждать по её бёдрам, как она царапала, казалось, всего тебя, и как сильно после этого болела спина.

Ты помнишь. А ещё ты помнишь полный ужаса крик в день, который должен был стать в твоей жизни главным.

А она всё смеётся. Так, как не смеётся никто.

Но больше ты не имеешь права слушать этот смех.

Потому что ты – Эдвард Каллен.

Потому что ты – человек, который разрушил ей жизнь.

========== Та, в которой всё началось и закончилось. ==========

Комментарий к Та, в которой всё началось и закончилось.

Как бы продолжение, которое не планировалось (которое предыстория).

Можете воспринимать как отдельный кусок, но по факту – это именно то, что было ДО.

(Чувствую душой – ALEKSEEV)

Да, пожалуй причина, по которой я вообще здесь, именно Алексеев.

(Чувствую душой – ALEKSEEV)

Уже никто и не вспомнит, когда всё это началось. Когда его слова стали такой болью отдаваться в душе, неумолимо раня чувства, а из её взгляда исчезла та прежняя, свойственная только ей, забота.

Никто не помнит, когда это началось, и уж тем более никто не скажет, когда всё закончилось.

Зато она может точно рассказать, когда поняла, что они пропали. Когда глядя в его глаза, карие, ровно как её собственные, она поняла, что пора уходить. Что ещё чуть-чуть, совсем чуть-чуть, и от них не останется ничего.

Да, пожалуй, она легко может вспомнить, когда.

А мы летим вместе с птицами,

Чтобы в эту жизнь посмотреть с конца.

Всё пройдёт, но свет твоего лица

Навсегда со мной.

– Да брось, я буду звонить так часто, что ты пожалеешь о своей просьбе, – говоря это, Белла смотрела куда-то ему в шею, уткнувшись носом в плечо.

– Уже боюсь, – парень фыркнул и последний раз оглянулся на пыльный маленький домик у озера, в который они сбежали на прошлой неделе, аренду за съем которого заплатили месяцем ранее, а старику-сторожу проплатили лишнюю сотку за молчание ещё, наверное, прошлым летом.

Солнце слепило глаза, влажный воздух неприятной болью отдавался в голове, сдавленно напоминая мигрень, а насморк прогрессировал со вселенской скоростью. Ногти на руках стали непривычно ломкими, а сыпь на спине неприятно чесалась вот уже вторые сутки.

Собственно, чего ещё он ожидал, снимая «пляжные» апартаменты в начале марта?

Ещё со стороны болота, которое принято именовать озером, исходил неприятный въедчивый запах, что, в сравнении с будоражащими по ночам звуками, исходившими оттуда же, в принципе беспокоило не сильно.

– Передавай Рене привет, – на что получил едкий смешок и тычок под рёбра.

– После прошлого твоего визита, мне кажется, она скорее порог солью обсыпет, вызовет священника и местного шерифа, но в дом тебя не пустит.

– Пфф, тебе кажется. Между нами при первой же встрече пробежала искра. Ты разве не видела, каким она нас взглядом провожала? Да она меня хочет.

– Эй, не будь таким утырком хотя бы сейчас, она моя мать.

– По-моему, когда эта женщина посадила меня в обезьянник на 24 часа, она говорила примерно так же.

– Было за что, – девушка расцепила руки, сложенные позади молодого человека, и, оглянувшись на ждущую их машину, вздохнула.

– То, что подоконники в вашем доме не рассчитаны на мою спортивную фигуру и – на секундочку, совершенно спортивный – вес, немного не моя вина.

– Никто не заставлял тебя до усрачки пугать мою мать своим бандитским видом.

– А кто знал, что у этой женщины, есть своя шпионская сеть по соседним домам.

– Прекрати её так называть, она моя мать!

– Эта женщина? Да она меня засудить хоте… Ауч! Окей, молчу!

Короткий поцелуй, прерванный бормотанием пожилого таксиста, необъяснимо нарастающая паника и влажные глаза, которыми она глядела, кажется в самую душу.

– Мы ведь увидимся в школе?

И этот тон, полный мольбы, надежды и чего-то ещё. Чего-то, чему Эдвард не мог дать название. А может боялся.

– Ну-у-у, давай посчитаем. Март, апрель, май, июнь… Да, знаешь, оказывается есть ещё как минимум четыре месяца, которые я обязан буду провести в школе. Да хватит драться!

– Я серьезно. Будь серьезным хотя бы сейчас. Ты ведь знаешь, что я не об этом.

– Знаю.

Маленькая чайка приземлилась на высокий валун у заборчика. Она что-то усиленно глотала, и в какой-то момент внимание пары было полностью обращено именно на неё.

Тишина, гудящий мотор такси и маленькая белая чайка.

– Да, – немного хриплый, грубый голос, что за последние девять дней стал для Беллы якорем, чем-то спасительным и тем, что не даёт шанса разбиться. – Мы ещё встретимся в школе.

В никуда промокшие будни,

В никуда продрогшие люди, вдаль несут свой крест.

– Боже, этот мальчик, какой же он ужасный! Белла, я серьезно говорю, тебе не стоит с ним больше видеться.

– Ма, не начинай, мы просто делаем домашку. Разве не ты говорила, что с моим уровнем знаний по испанскому, вероятность того, что я вообще закончу школу ничтожна мала? Ну вот. Я нашла замечательную альтернативу.

– Да, твоя тяга к знаниям безусловно похвальна, но ты слышала, что болтают о его семье? Пятеро приёмных детей, у всех за плечами детдом и сомнительное прошлое. Я в шоке, как Мистер Каллен мог на это пойти. А самый старший? Ты слышала, что о нём говорят? Его причисляют к той банде, что обчистила дом Харрисов.

– Прекрати, пожалуйста, я не хочу это выслушивать.

– А этот Эдвард. Неужели ты забыла, как в восьмом классе он с дружками не давал тебе жизни? Ты рыдала в ванной целыми днями, Белла! Я против такого репетиторства.

– Это было давным-давно и виной была, скорее, я сама. Слишком неуклюжая и асоциальная, просто потому что практически всегда слушала тебя.

– То есть, виновата в итоге я? Мне совершенно не нравится ход твоих мыслей.

– Да нет же, – девушка стояла посреди гостиной, заламывая пальцы и не зная куда себя деть, – но мама, просто признай, что последние лет десять ты была заботлива до невозможности. И я даже рада, что в этом году твоя забота раздвоилась, уменьшаясь в масштабе благодаря…

– Дорогая, у нас есть что-нибудь от головы? – из коридора послышался громкий бас и звуки падающих коробок.

– Уже иду, милый, – Рене обернулась, поджала губы и замерла, будто желая что-то сказать, но передумала, покачала головой и вышла из комнаты.

«Приходи, мама не против. Только возьми пару тетрадок по испанскому.»

– Как Анджела? На тех фотографиях, на которых вы в кафе, она выглядит такой бледной. Вы точно не простудились? – точеной фигуркой миссис Свон порхала над дочерью уже второй час. Померить температуру, разобрать вещи, приготовить ужин – было ли хоть что-то, что могло бы остановить переполненную энергией женщину, Белла не знала.

Кивать, улыбаться и не подавать виду – тактика, выработанная ещё с прошлого раза.

– Точно, ма, всё нормально. Мы были у её тёти, она кормила нас рыбным пудингом и яблочными пирогами, заболеть у неё – значило бы разрушить всё представление о домашней медицине. Кстати, Анджела передавала привет, а мне пора, я забыла отдать ей водолазку, – девушка потрясла перламутровой кофточкой и быстро обогнула ошалевшую фигуру матери.

– Но ты только приехала, дорогая!

– Ма, если я не отдам её Эндж в течении ближайших тридцати минут, можешь объявлять в розыск – я ненадолго. Передавай Филу привет.

– Так ты поможешь?

– Я даже не знаю. Беллс, ты уверена в нём? Я не хочу читать нотации или взывать к разуму, но… Это же Каллен. Эдвард Каллен. Не ты ли говорила о его ужасном характере, его банде и всём этом семейном бизнесе. Да и репутация у их семьи не сама лучшая.

– Эндж, я никогда ни в чём не была так уверена. После того поцелуя я просто не могу быть неуверенной.

– Но…

– Анжела, он познакомил меня со своей семьей! И знаешь, они все до того дружелюбные, что все эти слухи кажутся такими смехотворными. Сейчас я вспоминаю всё то, что было раньше, и аж смеяться хочется.

– Ладно, ладно, я верю тебе. Говори матери, что посчитаешь нужным, только не забудь потом рассказать мне обо всём.

– Спасибо! Большое, большое спасибо.

Крепкие объятия, железное алиби и целые каникулы наедине с любимым. Это ли не чудо?

Я уже не помню начала, только в этом зале

Для нас с тобой давно нет мест.

– Всё хорошо? – Джессика в прищуре оглядела Свон с ног до головы. – Ты какая-то… рассеянная.

– Я? Да. Да, всё хорошо. Вы не видели Эдварда?

Ребята странно переглянулись, а Стэнли прищурилась ещё больше. Кажется, в какой-то момент её глаза превратились в две маленькие противные щёлочки.

– Ты точно в порядке? Твой Каллен там же, где и обычно. За столиком со своей семьей.

– О, спасибо.

Игнорируя все взгляды и шепотки, словно на ватных ногах, девушка встала, едва покачнувшись, когда немного заплывший взгляд врезался в тёмную фигуру у противоположной стены.

Это были очень сложные три дня. Позавчера она упала в обморок, пока готовила рыбу и нарезала овощи. Рене обнаружила её лежащей с ножом в руке на кафельном полу кухни, усыпанной луком и морковкой, а из фаланг на левой руке текла кровь – Белла всегда была довольно неуклюжей. Перепуганная женщина вызвала скорую, поднесла к носу дочери нашатырь, а потом очень долго и истерично рыдала.

Вчера её выписали, просмотрев историю болезни, взглянув на анализы и посоветовав принимать Мультитабс. Не сразу до девушки дошло, что в тот миг сказал мужчина напротив, в белом халате, весть такой важный и напыщенный, с этой дурацкой асептической повязкой на рту, словно находится он в изоляторе, а не просторной маленькой комнатке, за которую им пришлось отдать 500 баксов, и которую страховка разумеется не оплачивала; она улыбнулась, уже хотела потянуться за сумкой, но на краткий миг подняла взгляд выше – такого выражения обречённости на лице матери Белла не видела никогда.

Даже когда Чарли приходил домой пьяным и мутузил всё – всех, – что видел на своём пути.

Даже когда однажды ночью, заплаканная мама пришла к ней в комнату и сообщила, что братик попал в лучший мир, а папу увезли далеко-далеко и больше он к ней не прикоснётся.

– Ох, Белла, – женщина присела на софу и прикрыла рукой лицо, оставив маленькую прореху для глаз. – И что же мы будем делать?

Сегодня же, до сих пор немного заторможенная от пяти таблеток глицина и трёх чашек мелиссы, после практически бессонной ночи, проведённой в раздумьях, поисках на различных форумах – боже, ей ведь нет даже семнадцати – и нескончаемых беседах с матерью, девушка готова сказать ЕМУ.

По крайней мере была готова. Теперь же, стоя рядом и слушая стук собственного сердца, которое в буквальном смысле заглушало всё, даже эти шумные и нескончаемые на протяжении всей этой ночи импульсы в голове, она не была в этом уверена. Она в принципе не была уверена вообще ни в чём.

Мозг отказывался подчиняться, потому наплевав на взгляды его братьев и сестер, наплевав на эту школьную каждодневную суматоху вокруг, наплевав даже на свой, забывший родной английский, язык, едва услышав его:

– Привет, Белс. Ты… что-то не так?

Она только и могла, что выпалить эту заветную «Я-беременна» фразу.

А потом… А потом было много чего.

В никуда все птицы и песни;

В города, где мы были вместе – не найти пути.

– Так, цветы несите на веранду, там будет столик с фуршетом… Нет-нет уберите! Эти шары над аркой, они белые, а те, красные, между банкетными столами, ну это же элементарно! И те стулья подвиньте левее, они загораживают розы. И Грейс, не забудь забрать смокинг из ателье в двенадцать! До завтра необходимо сделать ещё как минимум две примерки.

– Конечно, мисс Каллен.

– В двенадцать, когда нам привезут арку, поставьте её в том углу, чуть позже рабочие её установят, а вокруг засадят цветы с лентами. Ты ведь купила их?

– Держите, мисс Каллен.

– Отлично, – шатенка отсчитала несколько купюр, отдав работнице, и, прикрыв глаза, что-то усиленно вспоминала. – Боже, где же мой ежедневник, это становится слишком сложно даже для меня. В любом случае к четырем приедет Белла, размести её в гостевом домике и убедись, что там достаточно полотенец; в чём я точно уверена – ей будет неловко нам об этом говорить, это же Белла. В последние месяцы она стала ещё более беспечной. И в её-то положении! – шатенка фыркнула и кивнув, отправила собеседницу к менеджеру (без него юная Каллен точно не пережила бы эти две недели, полные суматохи, гонения за чем-то непонятным и просто очень эмоциональные).

Девушка с огромной кипой бумаг в руках и пустым стаканчиком кофе скрылась за особняком, быстро перебирая пухлыми ножками и стараясь донести все документы до пункта назначения вовремя.

Элис печально поглядела ей вслед, про себя отмечая, что Кристина была лучше. По крайней мере, кофе у той был вкуснее.

– Алло, Эдвард? – Элис улыбнулась, отвечая на звонок, но улыбка необъяснимо тускнела, с каждым новым словом, произнесённым на том конце. – Какой же. Ты. Придурок. Эдвард, ты ведь понимаешь, что СЕЙЧАС нам совершенно не до этого?! Нет, чёрт возьми! Мы не можем! В том-то и дело, ты должен был разобраться с ними ещё ТОГДА. Да потому что Карлайл тоже был в это втянут! Так, ладно, спокойно, – Элис облокотилась на перила, лихорадочно прокручивая в голове события годовалой давности и мысленно оценивая ситуацию. – Никому ничего не говори. Завтра важный день, причём для тебя в особенности, – последние слова девушка буквально прошипела в трубку, – не зачем портить его. Мы скажем Карлайлу вместе, как только отгремит торжество и твоя невеста сменит фамилию. Возможно тогда шансов выйти из этой ситуации невредимыми будет больше. А пока она всё ещё Свон, приглядывай за ней вдвойне. Усёк? Давай.

Твой я или нет, – я не знаю, но когда-нибудь

Прохладный ветерок приятно обдувал ноги, пока Белла прогуливалась вдоль реки, ведущей далеко на юг. Июнь встречал всех жителей городка на окраине штата Вашингтон лёгким, где-то даже припекающим, солнцем, предварительно охладив пыл стойкими весенними ливнями. Вот и сейчас, среди огромных луж, раскиданных по всему городу, можно было проследить полоску выжженной травы, так ярко контрастирующей на фоне.

Подобные вещи уже давно не удивляли жителей Форкса. Можно сказать, что в какой-то степени этих людей удивить было уже невозможно. Уж точно не погодой, где аномальные ливни были привычным делом, а снег в июле выпадал уже дважды. Уж точно не здесь, где все знают друг друга в лицо, обсуждают всю подноготную той или иной личности, местами скандальной, а местами несчастной. Третьего было не дано. В противном случае, ты бы не жил здесь, будучи кем-то иным.

Свон в последний раз оглянулась на маленькую речушку и вышла на поляну, залитую светом, укрытую одеялом лиловых лиатрис и кипрея, а от того немного ослепляющую при первом взгляде. Весной здесь почти всегда отдаёт золотым от жёлтых бутонов рябчика, а осенью наоборот – зелёным. Летом же фиолетовый с россыпью розового и жёлтого создаёт особенно яркую картину. Самодельная лавочка была прибита к дереву в центре, а вокруг были раскинуты покрывала с подушками.

Но даже не красота окружения тянула сюда девушку, и уж точно не лавочка в центре.

Воспоминания тяжелым камнем лежали на душе, и за это время не раз заставляли уйти в себя, утопая в них всё больше.

Белла любила Эдварда. Она поняла это ещё в тринадцать, когда он, весь из себя такой наглый, назвал её унылой заучкой и запер в туалете на третьем этаже. Она просидела там всю ночь, а наутро, когда техничка открыла дверь и обнаружила там заплаканную восьмиклассницу, так и не призналась, кто это сделал. Это было зря. С того дня его издевательства становились всё более изощренными и со временем – она уже даже не помнит когда, – превратились во что-то большее.

Это не значит, что она забыла всё то ужасное, что было раньше.

Личинки в пенале, туалетная бумага в сумке, украденная из раздевалки одежда и гуляющее по ютубу видео её в одном белье, порезанные руки и разбитые зеркала в туалете, вымазанные помадой и надписями, нельзя было забыть. Это то, что будет стоять между ними всегда.

Но даже не это дало повод усомниться в правильности принятого решения и завтрашнего торжества, не былые обиды и не чужие сплетни, а малыш, живущий внутри неё уже тринадцать недель и заставивший задуматься над куда более ужасными вещами, которые преследовали жизнь её избранника.

Слухи… Они всегда окружали её жизнь, с того самого дня, как отца, шерифа города, посадили. Она знала, что сплетни – далеко не истина в последней инстанции, и принимать важные решения, отталкиваясь только от них, нельзя. Тем не менее, именно они послужили толчком. Когда Белла впервые познакомилась с семьей Калленов, будучи официально представленной в качестве девушки их младшего сына, она была слишком удивлена разительными отличиями в их поведении с тем, что она сама представляла, и тем, что о них говорили. Некое честолюбие взыграло с ней злую шутку, и она была полностью охвачена гордостью от осознания того, что эти люди были к ней добры. Они улыбались и шутили, приняли её весьма радушно и накормили вкуснейшим ужином. Плюс ко всему абсолютная помешанность на Эдварде, не дала заглянуть между строк.

Наркотики. Семья её жениха, живущая в огромном особняке, имеющая пять приёмных детей и успешные карьеры в сфере медицины, действительно торгуют наркотиками. Это объясняло их доходы, такое странное поведение и отчуждённость от общества. Они жили у самого леса и могли торговать там чем им вздумается. Поставлять наркотики даже подросткам, почти что детям.

С момента их приезда трое десятиклассников безвозвратно пропало в чащах и пятеро было найдено в своих квартирах погибшими от передозировки.

Можно ли впустить в свою жизнь людей, по чьей вине погибают люди? С теми, кто ради шанса наживы пойдут по головам и совершат всё что угодно?

Белла глубоко вздохнула и спрятала лицо в руках, оперевшись на коленки. Из её рук выпал маленький белый пакетик, который она нашла часом ранее, запиханным глубоко в недры шкафа, находившегося в гостевом домике. О том кто, почему и при каких обстоятельствах его там оставил, девушка старалась не думать.

Её начинало мутить.

Ты меня за всё, за всё, простишь.

– Ну что скажет наша невеста? – Розали ослепительно улыбнулась, протягивая вперед белоснежное платье с завышенной талией, тяжелым текстурированным лифом и воздушным лёгким низом, отделанным кружевом и ниспадающим до самого пола невесомой волной.

– Ух, – Белла сидела посреди гостиной, пытаясь успокоить нервную дрожь в теле и унять отчаянное сердцебиение, – во время примерки оно было несколько… иным.

– Я решила добавить несколько деталей для антуража. Модельер сказала, что ампир сегодня – самое популярное направление.

– Да, неплохо вышло.

– Тогда чего ждём? Причёска закончена, хватит отлынивать и пошли одеваться.

– Секунду… Дайте мне ещё минуту.

– Не больше, через час приезжают первые гости, – сказала блондинка и выпорхнула из комнаты, оставив после себя лишь слабый аромат духов.

– Да… Не больше… – Белла окинула взглядом лежащее напротив платье, но ужасное предчувствие только усилилось.

Двор был украшен всевозможными лентами, шарами и фонариками, закрепленными на ветках деревьев и специальных, выставленных ранее и украшенных белым мрамором, колонах. Розовый и белый были повсюду. Между стульями с пурпурными сиденьями и лентами, перекрученными в замысловатые банты позади, красная дорожка вела к самому краю площадки – огромной арке на небольшой возвышенности, укрытой плотной тканью на случай дождя. С другой стороны были выставлены столики, с шарами и свечами посреди и огромным фуршетом на веранде, что, казалось, была полностью замотана в лилово-белые ленты и засыпана искусственным снегом.

А ещё цветы. Они были повсюду.

Белла была готова в клочья разодрать каждую розу – а за сегодняшний день она насчитала уже пятьдесят три, – в очередной раз попавшуюся ей на глаза. И эти ужасные белые ленты – она дважды зацепилась за них, пока пыталась пробраться к дороге, в надежде отдышаться от всей этой суматохи. Она не знала как быть и что делать, но прекрасно понимала одно: дороги назад уже нет. Тот путь, который она выберет сегодня, будет решающим.

– Извините, вы не подскажите, где резиденция Калленов?

Белла стояла возле дерева, боком облокотившись на него и прикрыв глаза. На ней уже было надето то раздражающее белое платье, а к голове примотан кусок фатина.

– Ой, вы должно быть Изабелла? – рыжая девушка, едва ли старше её самой внимательно осмотрев Свон, вынесла известный только себе вердикт и приветливо улыбнулась. На ней было маленькое чёрное платье, простые серебряные серёжки и небольшое ожерелье. Сомнений в том, что это – гостья, возникнуть не могло.

– Белла, – грубо поправила её та.

– Эм, да, Белла.

Затем последовало несколько неловких секунд, на протяжении которых рыжая нервно оглядывалась по сторонам и теребила край платья.

– Так… Ты не подскажешь где резиденция Калленов?

– Прямо и налево.

– Спасибо, и… Поздравляю, – безымянная неуверенная улыбнулась и направилась к, стоявшей у обочины, машине. – А кто это у нас такой маленький? Сидишь? Ай да сидишь, – открыв дверь девушка взяла маленького мальчика, – пойдём прогуляемся. Я покажу тебе красивые-красивые шары и мы попробуем вкусный-вкусный торт.

– Агу! – мальчик улыбнулся и начал дёргать рыжую прядку своей… матери? сестры?

– Кристофер, – девушка строго взглянула на… сына? – так делать нельзя. Если ты продолжишь себя так вести, нам не разрешат присутствовать на церемонии, а ты ведь хочешь её увидеть?

– Агу?

– Ох, ладно, пойдём. У нас осталось всего двадцать минут до приёма гостей.

Белла проводила их внимательным взглядом, и что-то щелкнуло внутри. Вот такой она будет через год, а может два, если уйдёт сейчас. Она и её сын или дочка, вдвоем, навсегда.

Это… Это ведь не так плохо? Она отдаст ребёнку всю себя, а отец… А он может навещать ребёнка. Ещё ведь не поздно?

А затем на неё волной нахлынуло чувство стыда. После всего, что Каллены сделали для неё, после их доброго к ней отношения, она просто не может уйти, ничего не сказав.

И когда, полностью настроенная на серьёзный разговор, Белла вбежала в дом, первое что она услышала, были странные крики с заднего двора. В замешательстве, немного сбитая с толку, девушка направилась к источнику звука, чуть притормозив у выхода из дома.

– Ты должна уйти, Виктория! Ты не должна была приходить, чёрт возьми! Это неправильно! – никогда ещё Белла не видела своего молодого человека настолько озлобленного, он ходил со стороны в сторону и брезгливо пятился от мальчика, стоявшего у ног той самой рыжей девушки.

– Да что ты говоришь! А когда я должна была прийти?! Ещё через год? Через два? Может ты думаешь что мне легко? Что я благодарна тебе и не…

– Мы дали тебе достаточно денег, – Элис, стоявшая по правую сторону брата смотрела на бедную девушку с не меньшей злобой, – ты не можешь так просто прийти и разрушить нашу жизнь.

– Виктория, – Карлайл, его жена и двое старших детей стояли чуть отдалённей, но то, что и они не желают видеть эту девушку ни дня больше в своём доме, было видно и по их лицам тоже, – мы должно быть, не правильно вас поняли. Давайте пройдём в гостевой домик, чтобы не портить торжество, а потом мой сын, как джентльмен, выслушает все ваши претензии и пожелания.

Стоять в стороне, желая получить хоть какие-то объяснения, было просто невозможно. Потому Белла сделала несколько шагов, ожидаемо привлекая внимание всех, кроме кричавшей Виктории.

– Ты накачал меня наркотой, Эдвард Каллен! А потом трахнул! Так значит поступают Джентльмены? Кристофер, посмотри на..

– Виктория, успокойся!

– ..папочку, тебе уже девять месяцев, а он ни разу не соизволил спросить о тебе! Да он даже не знает, когда ты родился! Зато обрюхатить другую успел. И в чём же..

– Виктория, пошли поговорим в другом месте!

– ..разница на этот раз? Почему за неё ты выходишь, а меня хотел отправить в дурку? Почему я узнаю об этой свадьбе от Джеймса, который решил, что мне будет лучше узнать сейчас, почему ты не мог этого сделать? Боже, я просто не представляю, как можно влюбиться в этого человека! – Виктория истерично рассмеялась и обернулась к невесте: – А ты – полная идиотка. Серьезно, не понять, кто он такой, залететь и выйти за него замуж! Браво! Есть ли лучшая возможность разрушить себе жизнь?

– Виктория, чёрт возьми, закрой свой рот!

Белла в ступоре переводила взгляд с одного на другую, стараясь заметить на их лицах хоть какой-то намёк на улыбку, ведь… Это ведь не может быть правдой? Это неправильно, так не должно быть. Нет-нет, только не с ней, но… Но почему они не смеются?

Свон начала пятиться, пока на глазах наворачивались слёзы, и старалась не смотреть в сторону Эдварда.

– Белла, постой! Она сумасшедшая! Чёртова сумасшедшая, которая преследовала меня на протяжении двух лет! Не верь этой чокнутой!

Виктория истерически захохотала и прижала к себе сына, в то время как сзади её держали крепкие руки Эммета.

– Отойди от меня, – Белла ещё раз перевела взгляд на маленького Кристофера, и осознание того, что этот ребёнок – точная копия парня, который буквально месяц назад был её вселенной, накрыло её ударной волной.

– Белла, нет, ты не можешь, – Эдвард потянул руки к девушке, но та была быстрее, уворачиваясь от ненавистных рук.

– Ну уж нет, Каллен! Не трожь меня! Я ухожу! – злобный рык, сорвавшийся с собственных губ, казалось окончательно разбил шаткий мирок девушки. Резкая боль пронзила её тело и она упала, не в силах сдержать крик. Низ живота словно пронзило раскалёнными иглами, и сил пошевелиться у неё не было. Оставалось только осесть на красную дорожку и глядеть, как точь-в-точь такого же цвета пятно растекается на её собственном белом платье.

А мы летим вместе с птицами,

Чтобы в эту жизнь посмотреть с конца.

Всё пройдёт, но свет твоего лица

Навсегда со мной.

И пусть в его памяти будут вечно живы воспоминания о том дне, пусть она будет до глубокой старости ходить к маленькой горстке земли позади высокого чёрного дерева, смахивая слёзы и проклиная день их встречи; пусть для него это будет точкой невозврата, а для неё толчком; пусть все их общие знакомые будут опускать глаза каждый раз, когда те окажутся в одной компании, пусть неловко переглядываются и переводят темы, словно ожидая чего-то.

Пусть.

Пусть тот день отпечатается в их сердцах серебряными нитями, тонкими, на вид такими хрупкими и ненадёжными, а по факту сильнее всего на свете: чувств, воспоминаний, долга и чести.

Пусть эти невидимые нити свяжут их на веки вечные, одновременно обрубая любые шансы на совместную жизнь.

Потому что память – удивительная вещь. Вопреки всем и всему, когда от вас не останется ничего, когда ваш прах будет покоиться глубоко под землёй, а близкие, давясь слезами и проклиная всё на свете, будут стоять над вашей могилой, единственное, что будет иметь значение – память. Только она живёт вечно.

Потому, глядя, как далеко за горизонтом прячется солнце, а маленькая чайка садится на прибрежный камень, возможно на мгновение – на одно короткое мгновение, – в её воспоминаниях всплывёт идеальное бледное лицо, с ниспадающей на него рыжей чёлкой и добрыми хитрыми глазами. Его губы, растянутые в улыбке, и его ямочки на щеках.

Она помнит. Она никогда не забывала. Она никогда не забудет.

И мы летим вместе с птицами,

Чтобы в эту жизнь посмотреть с конца.

Всё пройдёт, но свет твоего лица

Навсегда со мной.

И над холодными крышами

Падает, как будто с небес вода.

Ты ведь не поверишь, но я всегда

Чувствую тебя душой.