Текст книги "Казус Рюмкина, или Из новейшей истории дивного города Грибоберово"

Автор книги: Александр Занти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– В смысле? – робко спросил Тричопка.

Отобраз потребовала детализации:

– Как это? Что это значит, Антон Владимирович?

Сомов пытался выглядеть бодрым, но это у него мало получалось. Однако сказать все-таки что-то надо было. Все смотрели на него, а он мучительно выискивал правильные слова и, наконец, как ему показалось, нашел:

– Он говорит, нужны новые лица, новые идеи. Правильно говорит, я считаю. Я тоже не собираюсь сходить с дистанции… Он так сказал. Будет настоящая конкурентная борьба.

Все пытались осознать услышанное и быстро выработать подходящий стереотип поведения.

Директор кладбища Рюмкин отреагировал первым:

– Кто же может вам составить конкуренцию, Антон Владимирович? Я сомневаюсь, что вообще кто-то выдвинется.

Расхватова вступление в разговор Рюмкина почему-то весьма обрадовало:

– Вы, например, Юрий Карлович. Почему бы вам не попробовать свои силы?

Рюмкин застыл и посмотрел на Расхватова с недоверием. Вся гамма чувств отобразилась на его лице: недоверие сменилось паникой, паника – переживанием от того, что он стал предметом насмешки, переживание – непониманием. И если верить способности Максима Чатова к физиогномическому анализу, на лице Рюмкина где-то между переживанием и паникой также проскользнул неподдельный интерес.

Рюмкин выглядел немного нелепо. Галстук сместился в сторону, края воротника вылезли наружу и покоились на пиджаке сверху как раненая белая птица. Он держал все это время в левой руке салатницу, до ошеломляющего вопроса как раз собирался положить себе на тарелку салат, но так и застыл.

Весь состав равновеликих уставился на него так, как будто видел впервые.

Расхватов ощущал свое привилегированное положение, только он понимал, что в данный момент происходит. Он продолжил:

– Вы надежный, умный, столько лет служите опорой для региональных властей в городе. Вы директор кладбища! Ваш бизнес процветает вне всякой связи с ценами на нефть и общей экономической ситуацией в стране.

Рюмкин не возражал, но поинтересовался главным:

– Это губернатор так сказал?

– Ну, про цветущий бизнес я от себя добавил. Но вашу кандидатуру он отметил. Почему, мол, ему не попробовать баллотироваться в мэры?

Это было не по правилам. Всем хотелось понимать точное предписание от Громады, а не гадать, анализируя поток красноречия Расхватова.

– Что значит попробовать? Так попробовать или стать мэром? Что он сказал? – настаивал Рюмкин.

Опытнейшие Отобраз и Муржиков тоже растерялись. Громада никогда ранее не позволял своевольничать или выдавать неясные инструкции касательно кадровых вопросов. Светлана Кирилловна чуть склонила голову к Муржикову и спросила:

– Это проверка? Как думаешь?

Муржиков понимал не больше нее, поэтому, пожав плечами, раздраженно ответил:

– Откуда мне знать?! Заигрались совсем. Нет чтобы однозначно сказать.

Расхватов не спешил, он все делал с подчеркнутым значением и расстановкой. Прежде чем продолжить, он взял со стола шампур с шашлыком, вгрызся в кусок мяса, затем отвел руку с шампуром в сторону и продолжил, дожевывая мясо:

– Это новая реальность, господа. Нам нужны прозрачные выборы, власть должна опираться на людей, которым симпатизирует население. А почему губернатор упоминал Юрия Карловича, понятно. Во-первых, он свой, он не сокращал персонал в текущем году на тридцать процентов, не сажал половину бизнесменов города, всегда поддерживал финансово все начинания региональных властей. Нам с губернатором кажется, это очень перспективная кандидатура.

Тричопка решил, что он понял генеральную линию:

– Согласен. Юрий Карлович очень достойный кандидат.

Просто промолчать было бы не по правилам. «Постоянные члены совета безопасности» обязательно должны были зафиксировать свою позицию. Поэтому Отобраз включилась, но несколько неуверенно:

– Достойный, конечно. Но, честно говоря, хотелось бы получить более четкое указание сверху. А то пока какой-то полусигнал получается.

– Сигнал я уже вам озвучил – полноценная выборная кампания, – еще раз терпеливо объяснил Расхватов.

– Это прекрасно, господа, – сказал Муржиков. – С возвращением настоящей политики вас! Роберт Вильевич, мы все же надеемся, что Афанасий Зевсович не лишит нас полностью своего мудрого руководства.

Кто бы сомневался! Расхватов тоже вначале напрягся, когда Громада озвучил необходимость политической конкуренции. Годами строили стабильную систему, пестовали предсказуемость и управляемость всеми политическими процессами и вдруг – политическая конкуренция! Правда, его замешательство продлилось всего пару секунд, он двадцать лет знал Громаду, входил в круг доверия губернатора, поэтому не сомневался, что это не слом системы, а перезагрузка для выхода на новый уровень.

– Признаться, я просил его о том же. Просто с непривычки можно напутать что-то, допустить ошибки. И Афанасий Зевсович согласился со мной, что надо неспешно и мягко вводить выборную вольницу. Договорились так: через месяц он приедет к нам на День города и, если чья-то выборная кампания ему особенно понравится, тому, уходя, крепко пожмет руку и скажет: «Удачи вам на выборах!».

Отцы города были довольны. А еще все обратили внимание, что в конце своей речи он смотрел исключительно на Рюмкина, как будто обещал ему, что губернатор потрясет в своей ручище именно его руку.

– Вот это другое дело, – искренне обрадовалась Отобраз.

– Славно. Очень мудро, – прокомментировал Муржиков.

Последнее слово в оценке губернатора должно было остаться за Светланой Кирилловной:

– Это, конечно, снимает риск ошибки. Спасибо Афанасию Зевсовичу.

Вроде бы обозначился приемлемый для всех выход. Отцы города по одному стали подходить к Рюмкину, пожимать руку, приобнимать за плечи, поздравлять его или говорить что-то ободряющее. Все равно никто не мог понять, как этот человек попал в состав тех игроков, которым в очередной партии Громады отводилась какая-то персональная роль. Задача была в том, чтобы подыграть губернатору, понять свой текст, свои реплики и движения по сцене. В присутствии Рюмкина обсудить это было невозможно, поэтому «отцы и матерь Отобраз», не сговариваясь, стали выходить на балкон и продолжать общение именно там.

Последним к Рюмкину подошел Расхватов, пожал его свободную правую руку (в левой тот по-прежнему держал салатницу в форме полусферы), затем как-то автоматически передал ему шампур с шашлыком, который все это время сам держал в руках, и вышел вслед за остальными.

Рюмкин остался один. У него был растерянный вид, но мысль работала молниеносно. По мере анализа раскладов и вариантов развития событий его лицо стало выражать все большую уверенность. В какой-то момент он ощутил не просто уверенность, а азарт, предвкушение и радость как человек, который вдруг из любительской перешел в высшую профессиональную спортивную лигу. Рюмкин выпрямился, периферийным зрением уловил какое-то движение справа и резко повернулся. Оказалось, это тень от него падала на стену, только салатница и шампур в составе теневого Рюмкина превратились в скипетр и державу. Это было предзнаменование, знак из будущего. Рюмкин смотрел, не шелохнувшись, обдумывая все услышанное и свыкаясь с мыслю, что он стал фаворитом губернатора.

Пахучие метки

На самом деле, разумеется, Роберт Расхватов о неприятностях действующего мэра Антона Сомова был осведомлен. Но был еще один человек, который догадывался, что между губернатором и мэром пробежала черная кошка. Борис Тричопка имел все основания полагать, что Громада съест Сомова.

Борис умел подмечать детали, особо цепким его взгляд становился при наблюдении за «отцами города». Причем у него была возможность анализировать изнутри, поскольку при поддержке начальника полиции Муржикова он в свое время попал в их круг, пусть и не относился к первой линейке самых важных персон. Признаться, он чувствовал себя внедренным в чужую среду, таким экспериментатором, закамуфлированным под члена стаи. «Стая» – подходящее слово. Круг высших управленцев Грибоберово сбивался в стаю. Они не были ни самыми умными, ни самыми компетентными, ни самыми ответственными, но судьба была к ним благосклонна на пути к верхним ступеням иерархической лестницы.

Хотя одна лишь фортуна не может служить подъемным механизмом социального лифта. Было в них что-то еще. Они были волками, психически высокоразвитыми волками-вожаками. Стая у них строилась и по горизонтали, и по вертикали. В вертикали были подчиненным особи, а на вершине был альфа-самец (Светланы Отобраз тоже касалось), далее следовали взрослые члены стаи (руководители подчиненных подразделений), одинокие волки (руководители проектов и начальники отделов) и в конце щенки последнего помета (ведущие и главные специалисты). А по горизонтали стая объединялась в составе «отцов города», а альфа-самцом у них был, конечно, Громада. Члены стаи, сохраняя видимые дружеские отношения, вели непрерывные войны за источники доходов, за свои «поляны», как это в их кругу называлось, а также войны за благосклонность губернатора. Впрочем, второе из названного с неизбежностью обуславливало успех в первом. Количество личных встреч с губернатором Громадой и количество источников обогащения были как раз теми «пахучими метками», которыми они обозначали свою власть и территорию.

Тричопка не лез в их бизнес, довольствовался зарплатой директора местного телевидения и теми средствами, которые «главные волки» ему выделяли, когда их проекты требовали сопровождения телесюжетами. Тричопке на жизнь вполне хватало, хоть он и зарабатывал гораздо меньше других. Жена и малолетняя доченька ни в чем не нуждались. Но его доходы не шли ни в какое сравнение с доходами остальных членов стаи. Он успокаивал себя тем, что когда-нибудь, когда это станет вполне безопасно, он напишет про них сатирический роман, основываясь на реальных фактах, но опуская детали лично своих финансовых взаимоотношений с ними.

А пока он наблюдал и запоминал фактический материал для будущего бестселлера. Он умел замечать бюрократические знаки и подсказки, а также правильно их трактовать. Потому и был в курсе, что Громада был разгневан на мэра Сомова. Губернатор его, конечно, не посвящал. Афанасий Зевсович умел высказывать свое недовольство не криком, а играючи, по крайне мере, так он предварял открытый конфликт. Излюбленным способом наезда для Громады было, как сейчас говорят, «затролить» оппонента.

Например, когда у губернатора обострились отношения с банкиром Чичеборовым, облцентр узнал о намечающейся войне весьма забавным образом. В пятидесяти метрах от здания банка стоял небольшой киоск с информационным стендом, перед которым был выставлен образец надгробной плиты. Недели за три до возбуждения в отношении Чичеборова уголовного дела по признакам состава преступления «коммерческий подкуп» сотрудники его банка увидели, что плита заменена на новую, на которой без труда можно узнать банкира Чичеборова. Служба безопасности банка среагировала максимально быстро, ее сотрудники наведались к консультанту-продавцу пенсионного возраста, который пояснил, что несколько дней назад к нему зашла некая дама, оставила фотографию умершего мужа, заплатила за срочное изготовление плиты, оговорила, что плиту она в течение нескольких дней забирать не будет, но просит выставить ее на это время в качестве образца.

– Вас не удивила такая просьба? – поинтересовался начальник службы безопасности банка.

– Вдова все объяснила, – ответил консультант, – у нее появился поклонник на работе, она хотела каждое утро при прохождении этого места видеть облик мужа, как напоминание о трауре, чтобы черпать силы для сопротивления соблазну.

– Но почему тогда она просила поставить образец на несколько дней? – не унимался начальник службы безопасности.

– Ей всего-то надо продержаться до конца сорокадневного траура, – был ответ консультанта.

После телефонных переговоров с директором похоронного бюро по фамилии Мелкиседеков под угрозой судебного преследования консультанта заставили убрать и уничтожить образец.

– Никому ни одного слова, – предупредил начальник службы безопасности своих сотрудников. Тем не менее вскоре весь областной центр судачил про таинственную вдову. «Удержалась ли вдова или в печали отдалась соблазнителю?» – обсуждали горожане.

Служба безопасности банка пыталась вовлечь в поиск вдовы полицию, но та проявила демонстративную пассивность, отказав в возбуждении дела по формальным основаниям. Тогда-то и поползли слухи, что за всем этим стоит Громада. Вскоре слухи были подкреплены возбуждением уголовного дела в отношении Чичеборова. В итоге банкир получил четыре года лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на два года. Свои банковские акции он был вынужден продать ниже рыночной стоимости. Кстати, приобрели их Роберт Расхватов, генеральный директор лесозавода, и некая кипрская компания, за которой, как говорили, стояло еще одно доверенное лицо губернатора – мэр Грибоберова Антон Сомов.

– Зачем ему такая демонстрация? Он же просто мог убрать его с дороги без всяких плит? – спрашивал любопытный горожанин.

– Он так играется, веселится. Нет у него врагов во всей области, которых можно было отнести к его весовой категории. Вот он и забавляется, поигрывает как кошка с мышкой, – отвечал гражданин осведомленный.

Теперь и над Сомовым сгущались тучи. Тричопка узнал об этом примерно за неделю до неформальной номинации Рюмкина на должность мэра. Он встречался с одним бизнесменом в кафе, рядом со зданием мэрии. Бизнесмен по местным масштабам считался крупным, у него был магазин «секонд-хенд», поставку очередной партии ношеной одежды делец хотел сопроводить рекламной кампанией. Тричопка с ним договорился, что получит наличные, за которые организует в блоке местных новостей уличное интервью с прохожими на фоне витрины магазина. На витрине висела реклама «Брендовая одежда по низким ценам». Впоследствии, кстати, этот проект был реализован. Несмотря на то, что во время интервью чаще всего прохожие стояли так, что закрывали четвертую букву рекламы. Потом все местное интернет-сообщество кишело язвительными комментариями по поводу «бредовой» одежды. Но клиент не стал предъявлять претензии Тричопке, по крайней мере, индекс упоминаемости его магазина значительно подскочил.

В день их встречи потенциальные контрагенты быстро обговорили предмет и стоимость сделки и довольно скоро разошлись. Тричопка пошел пешком к зданию мэрии, на паркинге которой оставил автомобиль. Он уже собирался сесть в него, когда из здания выпорхнула его знакомая Наталья Верхотурова. Она работала секретарем мэра, поэтому реагировала нервно на шутки касательно взаимоотношений боссов с секретаршами, но в остальном не теряла чувства юмора. Это был последний день ее работы в мэрии, в связи с замужеством она переезжала в облцентр. По рекомендации Сомова ее взяли на работу в протокольный отдел администрации Афанасия Громады. Так что в тот раз она забежала в мэрию забрать трудовую книжку и выпить чаю на прощание с коллегами по мэрии. Еще она была злостной курильщицей. К тому периоду бой за общественные помещения курильщики проиграли. Сначала им запретили дымить на лестничных площадках, затем единственную курилку вблизи туалета на первом этаже здания мэрии переустроили в комнату релаксации, поместив там два массажных кресла и резиновый манекен для битья, подозрительно похожий на общественника Толкалина, злобного критика мэра Сомова. В конце концов сотрудникам мэрии, преданным своей вредной привычке, осталось курить только на улице.

Тричопка любил поболтать с Наташей. Во-первых, она была веселая, во-вторых, очень информированная. Как-то Тричопка проводил самостоятельное исследование скорости оборачиваемости и живучести дезинформации. Исходной точкой эксперимента послужил разговор с Натальей Верхотуровой.

– Это ты мне рассказывала про писсуары на втором этаже? – спросил Тричопка Наташу, чуть поморщив лоб, что должно было означать, что он пытается вспомнить первоисточник.

– Ты удивишься, – ответила Наташа, – но девочки не пользуются писсуаром.

Типа сострила, но вся насторожилась, боясь спугнуть удачу. Интуиция ей подсказала, что прозвучит нечто особенное.

– А что там не так с писсуарами?

Тричопка почувствовал, что зацепил Наташу, на втором этаже сидело все руководство мэрии, поэтому все там вызывало повышенный интерес.

– Кто-то мне говорил, что у них верхняя металлическая часть писсуара имеет зеркальное отражение, но не простое, а кривое…

– Я что-то не врубаюсь. Что это значит?

Все она поняла. Просто это была новость, которую хотелось проговаривать и смаковать неоднократно.

– Там все отражается в увеличенном размере. Это не прикол, Наташа. Все сделано на научной основе. Повышение самооценки руководителей в конечном итоге прямо влияет на качество управления городом.

Наташа хихикнула и сказала, что это чушь, но чушь очень забавная.

Через неделю эта история вернулась Тричопке, обросшая подробностями про интенсивность походов в туалет руководителей мэрии. Между прочим, прозвучала эта байка из уст Роберта Расхватова. Правда, Тричопка не решился признаться в авторстве, даже позже, когда шутка ушла на сетевые просторы.

Борис Тричопка и Наталья раскурили по сигарете. Наталья как раз рассказывала про распознанных ею самцов-шовинистов среди сотрудников мэрии, когда они увидели белый фургончик с надписью «доставка цветов», который медленно подкатил к центральному входу.

Тричопка не сразу понял важность момента. Хорошо, что рядом была Наташа Верхотурова. Она умела подмечать детали.

Из фургона вышел посыльный в оранжевой униформе с огромным букетом в руках. Огляделся по сторонам, оценил степень суровости охранника у входа, посмотрел на Наталью и Бориса, потом опять на охранника и, приняв окончательное решение, повернулся в сторону курильщиков.

– Вы не подскажете, улица Космонавта Клычева, дом 22 – это здесь?

– Да, – ответила Наталья и, пока курьер не опомнился, задала встречный вопрос. – А букет для Антона Владимировича?

Тричопку удивил ее вопрос. Мужчинам тоже, бывает, дарят цветы. На юбилей, как правило, или на худой конец несут им возложить на могилу. Но этот букет точно был романтическим. За ним была некая история, чувства, воспоминания, страсть (к Антону Сомову? Куда катится мир?). Вряд ли составные части букета навели Тричопку на эту мысль, для него все цветы делились на те, под которые нашлась ваза, и остальные, которые пришлось поставить в пластиковую мусорную корзину. Он сделал выводы по оберточной бумаге, которая вся была усеяна розовыми сердечками с вонзенными стрелами Амура.

Курьер, кстати, так ничего и не ответил, с улыбкой кивнул и пошел в сторону центрального подъезда.

– Наташа, поясни, – в голосе Тричопки звучали безаппеляционность и настойчивость.

Прежде чем ответить, она выпустила струю дыма рядом с его правым ухом.

– Представляешь, кто-то уже второй раз анонимно шлет романтический букет Сомову.

– Тайная поклонница?

– Не думаю. Ты бы видел, как Сомов позавчера растерялся, сначала покраснел, пробормотал что-то непонятное, в конце концов швырнул букет в корзину. Потом я его соединяла с Муржиковым, тот обещал расшифровать анонимного отправителя, но пока никакой информации нет.

– И почему это не может быть из любви? – Тричопка просто так спросил, чтобы что-то сказать, и чтобы Наташа не останавливалась.

– Я думаю, это Громада, он таким образом выводит Сомова из равновесия. Что-то у них не в порядке.

На самом деле это было похоже на правду. «Наташа умница, – подумал Тричопка. – Придумаю в знак благодарности специально для нее скандальную байку, пусть наслаждается».

Ну как, как не написать было про них роман в жанре политической сатиры. Материал так и лез на бумагу. В тот вечер Тричопка даже попробовал начать, сел за ноутбук, открыл текстовый редактор, придумал героя, назвал его Сергеем Васильевичем, отнес ко второй линейке руководителей города, умного, наблюдательного, не замазанного коррупционными связями, но имеющего доступ к информации о жизни окружающих его чиновников, и написал первую фразу: «Сергей Васильевич всегда придерживался правила «Не высовывайся». Он…». И застрял. Любая характеристика героя, любая выдуманная история, связанная с ним, несла риски. В каждом сюжете угадывались Громада, Сомов, Муржиков, Отобраз. Нет, еще не наступило то время, когда безбоязненно можно было бы написать задуманную книгу. Да и что за начало «Сергей Васильевич всегда придерживался правила "Не высовывайся"». Только бесталанный балабол-собеседник напишет «Сергей Васильевич всегда придерживался правила "Не высовывайся"». В общем, не время еще, надо было ждать.

Краткая биография Рюмкина

Юрий Карлович Рюмкин всегда придерживался правила «Не высовывайся». Он всю жизнь ощущал себя ведомым, даже не пытался вырваться в лидеры. Так было в школе. Если бы их в классе не было так мало, всего семнадцать человек, вряд ли бы они узнавали его по прошествии лет, встретив случайно на улице. Он был ничем не примечательным. К тому же сильно комплексовал по поводу своей внешности, поскольку с детства страдал ожирением и, пожалуй, не помнил такого периода в своей жизни, когда бы у него не было второго подбородка и отвисших грудей, к которым точно можно было бы подобрать бюстгальтер первого размера, если бы социальный протокол этого требовал.

Не высовываться его с детства учили родители. Отец всегда приводил пример деда. Тот в свое время был активным партийцем, каждое утро начинал с чтения газетных передовиц, запоминал тексты, фактуру, аргументы и с жаром воспроизводил их как на партийных собраниях, так и в заводском буфете и курилке. Не умерил он своего пыла в защиту линии партии и в тридцатые годы, но это его не спасло, в тридцать седьмом его тоже арестовали и предали суду по обвинению в шпионаже в пользу Норвегии. Почему Норвегии? Не очень понятно. Возможно, в старых цехах еще витал дух Эджилла Хенриксена. Архивные материалы ничего в этой части не проясняли, поскольку дед Рюмкина умер в изоляторе до завершения следствия, дело было прекращено за смертью обвиняемого.

Родители Рюмкина жили тихо, никогда не обсуждали линию партии инициативно, это касалось не только политики, даже в бытовых разговорах они сначала давали высказываться другим, чтобы точно знать, с чем следует согласиться. Это требовало постоянной концентрации и напряжения, выход из которого они находили дома, ругаясь и споря по всякому незначительному поводу на глазах у своих детей – Юрия и Светланы. Сестра была старше Юрия на четыре года, поэтому ей удалось раньше вырваться из семьи и переехать в Ленинград. А Юрий Карлович покинул дом после окончания школы.

Лидерство в числе прочего предполагает и готовность идти на конфликты, а именно этого качества Юрий Карлович был лишен. Он всегда искал надежного ведущего, чтобы опереться на его плечо и так двигаться по жизни. Надо сказать, что в его случае бесконфликтность играла на руку его карьере. Например, когда он был в выпускном классе, родители некоторых десятиклассников (почти все из родителей работали на лесозаводе) устроили скандал по поводу двух учебных направлений в лесотехнический институт. Была такая практика: крупные предприятия через горком комсомола могли направить на учебу в конкретный ВУЗ абитуриентов. Как правило, это были летние стажеры этих предприятий. Такое направление практически гарантировало поступление в учебное заведение, хотя бы на подготовительное отделение. В тот год таких учебных направлений было два, одно точно должно было достаться Антону Сомову, круглому отличнику, сыну секретаря парторганизации лесозавода. Для молодых читателей имеет смысл пояснить, что партия тогда была одна – коммунистическая, а первичные партийные организации были на всех предприятиях. На второе направление претендовали сразу человек семь. Начались родительские разборки, каждый, естественно, считал свое чадо более достойным для направления в ВУЗ. На уровне директора школы и заместителя по общим вопросам лесозавода спор решить не удалось. Проблему пришлось выносить на городской комитет комсомола. Если бы тогда проводились праймериз, Рюмкин попал бы в самый конец списка. Его кандидатуру всерьез никто не рассматривал. Но родители лидеров воображаемого списка устроили такие дрязги, даже секретарь комитета комсомола Афанасий Громада не выдержал, рявкнул на участников разборки и принял волевое решение, просто ткнув пальцем в фамилию Рюмкина и объявив, что второе направление получит этот старшеклассник. Конфликт был исчерпан, поскольку его основные участники были уже на той стадии противостояния, когда важна не собственная победа, а чтобы ее не одержал соперник. Так Рюмкин поступил в Лесотехнический институт.

В институте тоже Рюмкин слыл середнячком. Но когда на третьем курсе начались внутренние интриги по выбору секретаря комсомольской организации курса, школьная история повторилась: сильные кандидаты настолько растратили силы в борьбе друг с другом, что в какой-то момент решили пойти на перемирие и избрать комсоргом слабого кандидата, чтобы позже, накопив силы, вернуться к борьбе за этот статус, легко отодвинув временную фигуру. Но так не случилось, Рюмкин остался комсоргом, хотя справедливости ради надо отметить, что особого рвения больше никто и не проявлял, времена изменились, закат системы обозначился, все шло к тому, что весомая комсомольская должность больше не давала никаких преимуществ в дальнейшей карьере.

Вот так, не высовываясь, шел Рюмкин по жизни. Работал на лесозаводе, потом в 90-е некоторое время оказался не у дел. Тогда ему мэр Сомов, бывший одноклассник, помог открыть павильончик около городского железнодорожного вокзала, где он торговал всеми возможными товарами от продуктов питания до мягкой мебели и видеомагнитофонов. Сомов не был благотворителем, он был в доле. Кроме мэра, Рюмкин платил за спокойствие бандитам, милиционерам, любым проверяющим. Это его не уберегло. Поднакопив жирок, бизнес стал укрупняться, богатые предприниматели стали строить торговые центры. Привокзальная площадь приглянулась бизнесмену Расхватову, и Рюмкин получил предписание о сносе своего некапитального строения. Юрий Карлович не протестовал, рассчитался со своими сотрудниками, поставщиками, властями, рэкетирами и отошел в сторону.

О нем не забыли. То есть, может, и забыли на какое-то время, но, когда понадобился кандидат на должность директора кладбища, о нем вспомнили. Он действительно оказался успешным руководителем. Большую часть дня он проводил на работе, благо семьи у него не было (если это благо, конечно). Кладбищенский бизнес процветал, люди умирали регулярно. Рюмкин смог организовать неофициальный денежный поток. В этом все тогдашние руководители были профессиональны. Рюмкин отличался от них тем, что даже «левый» поток денег не весь оседал в его карманах. Он умудрялся тратить часть на дело, на которое он не мог выделить средства из официальных доходов печального учреждения. Например, у него были внештатники – профессиональные плакальщицы, а также экстрасенсы, специализирующиеся на услугах по обеспечению связи между умершими и их родственниками. Также у него была небольшая частная фирма, которая оказывала дополнительные услуги в виде помощи психоаналитика или юриста по наследственным делам. Доход был стабильный, к тому же имелся кое-какой блат в лице мэра Сомова. Постепенно Рюмкин вошел в число первых людей города, и произошло это как будто само собой, без его личного активного участия. Годы шли, люди рождались, другие умирали и через безутешных родственников встраивались в бизнес-процесс Рюмкина. Так было более двадцати лет, вплоть до дня, когда Громада назвал его соискателем должности мэра.

Хотя привычный ритм жизни расстроился несколько раньше, год назад у него было романтическое приключение, о котором хотелось быстрее забыть. После него тревожные мысли начали приходить чаще, вместе с холестерином и скачками давления. Рюмкин зачастил к врачам. Кардиолог выписал лекарства для регулирования давления и строго наказал похудеть килограммов на двадцать пять, психолог пояснил, что повышенная тревожность связана с возрастным кризисом, диетолог предписал умеренное питание и потребление полезных продуктов.

Рюмкин стал придерживаться рекомендаций врачей, гулял по вечерам, скинул пятнадцать килограммов, бросил курить. Правда, нечто свербящее осталось. Он не мог найти для этого названия. И только сегодня понял, что это было. Амбиции. Где-то внутри него все это время дремали амбиции, которым он не позволял проявляться даже во время раздумий.

Сегодня все обрело смысл. Рюмкин дождался своего часа.

Он хотел стать мэром. У него не было ни жены, ни детей, у него не было осознанной цели. Глобальной цели, ради которой стоило все поставить на карту.

Теперь он понял свое предназначение.

Он хотел стать мэром. Очень хотел.

Мозговой штурм

Он стоял бы с шампуром и салатницей вечность, но вдруг вернулся Расхватов.

Рюмкин испытывал новый тип волнения. Обычно душевные переживания он переносил нормально, в такие моменты, стоя перед источником стресса, покорно прижимал подбородок к груди, делал шаг назад и потом шаг в сторону. В этот раз все было по-другому, за спиной у него стоял сам Афанасий Громада, ну или в данный момент именно так казалось. Поддержка Громады вызывала в нем радостное возбуждение, совершенно новое чувство в неординарной ситуации, но вместе с тем почему-то не обуславливала уверенности. Да и Расхватов держал его в напряжении.

Роберт Вильевич Расхватов считался самым близким человеком губернатора Громады в городе Грибоберово. Его еще называли кошельком Афанасия Зевсовича, но точно не другом. Когда-то давным-давно их пути пересеклись на коллективных комсомольских мероприятиях, еще с тех пор сложился их деловой союз. Без сомнений, возглавлять лесозавод мог только ставленник губернатора Громады. Все в городе были уверены, что Громада и есть собственник лесозавода. Официально никакого подтверждения этому не было, если не считать журналистского расследования протестной молодежной некоммерческой организации «Достали». Им удалось проследить цепочку собственников от оффшорной компании, владеющей акциями лесозавода, до членов семьи и ближнего круга Афанасия Зевсовича Громады. В этой цепочке оказался и Роберт Расхватов. Он не только возглавлял лесозавод – главное предприятие холдинга, но еще и владел компанией, которая по повышенным расценкам оказывала лесозаводу услуги таможенного брокера.

Расследование «Достали» не имело никакого официального отклика от властей, немного повозмущались в сетях блогеры, еще на строительном заборе у здания областной администрации появилась и целых три часа продержалась надпись «Громада кровопийца». А вот Расхватову было сложнее. Около входа на предприятие несколько пенсионеров-ветеранов лесозавода устроили пикет с требованием вернуть завод народу. «А я что, не народ? – кратко отреагировал Громада в телефонном разговоре. – Решай вопрос, Роберт». Расхватов порешал, без особых затей и весьма единообразно. Запугать этих стариков было невозможно, купить – тоже, но у всех из них были дети и внуки, которых можно было и запугать, и купить, и применить оба средства комбинированно.