Текст книги "Ошибка"

Автор книги: Алекс Эдельвайс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Алекс Эдельвайс
Ошибка

Часть первая

Глава 1

"Nothing is numbing my pain

The fragments of my faith

Became the blade in my hand

Just darkness my eyes see

Pushed me to the end of all dead-end-streets"

Heaven Shall Burn «Numbing the pain»

“Your mortality is the highest prize

Your mind's intricate in a labyrinth turned inside out”

Epica “Dancing in a Hurricane”

«Ну что ж, утречко доброе…» – сказал он сам себе; сказало это не имеющее формы сознание своей постоянной вот уже на протяжении 20-и с лишним лет тюрьме.

Сегодня даже вгрызающееся в личное пространство и благоразумие солнце не сводило с ума, как обычно, хотя палило в самое окно. Проснувшись, он чувствовал легкую тошноту и какое-то смутное волнение – кажется, вчера он принял какое-то решение, и кажется, оно одновременно угнетало и воодушевляло, спасая и от солнечного монстра, и от обычно наваливавшейся с самого утра давящей безнадежности бессмысленных обязательств непонятно перед кем.

Он проснулся, но чувство было, как во сне. Такое уже бывало несколько раз в жизни, и каждый раз во время таких моментов казалось, что после этого все кардинально изменится; но ничего, конечно же, не менялось. Но всегда было это чувство свободы и безнаказанности, чувство, будто с тебя разом все сбросили, или что у тебя вообще нет тела – ты просто дух, привидение, наблюдатель, и только при желании – активный участник; никто тебя не заставляет, да и что тебе до этих смертных?

Он сел на кровати. Он не очень понимал, почему так хочет спать. Будильник прозвенел еще раз… Будильник? Вчера он по привычке снова его поставил. А, что это?.. Внезапное помутнение, молниеносное опустошение. Быстрее! Автоматизм.

Очнулся он, стоя в душном вагоне метро, прислонившись к стене, настоятельно призывающей «не прислоняться».

«Черт, я опять… Это все проклятый будильник! Он запустил этот чертов ежедневный сценарий… Так, впредь нужно быть сознательнее. Сосредоточься!» Один малейший проступок, одно мизерное отклонение от установленного порядка запускало процесс, который было не остановить – он брал свое до конца, чем дальше, тем интенсивнее, пока не выжимал все и не подходил к той точке, с которой уже нельзя продолжать. Только тогда все заканчивалось.

А можно ли определить эту точку в глобальном смысле? Он часто думал над этим, и в силу того, что все продолжалось даже тогда, когда казалось, что дальше некуда, пришел к выводу, что нет. Максимализм пришлось оставить повседневности.

Машинально он полез в карман, достал наушники. Оп, вылет!

Осознанность потихоньку вернулась, когда он подошел ко входу в университет. Глупо было бы, наверное, топтаться на месте или тупо повернуть назад. Всегда боясь выглядеть глупо, он вошел. «В конце концов, почему бы и нет… Времени еще куча, а впереди у меня целая вечность».

Усаживаясь за парту, он спохватился. Нужно было совершить ежедневный ритуал – вспомнить свое имя, на случай, если вдруг обратятся. Спать хотелось жутко, и он чуть было не отключился снова. Почему-то обычно всегда помогало смотреть на свои руки. Видишь руки, затем примерно представляешь тело, а потом вспоминается имя и статус. Но в этот раз он просто порылся в рюкзаке – о, корочка – пожалуйста: имя, факультет, даже фотография. Он вздохнул с облегчением.

– Итак, Вы помните какие-нибудь цели и принципы из Устава ООН?

Вопрос был явно обращен к нему.

– М-м-м…

– Только некоторые из них – помните, мы обсуждали их перевод в прошлый раз.

Спокойный, вкрадчивый голос. Приветливая улыбка. Он бы ответил, конечно же, да вот только он снова рассеялся. Тут бы себя заново вспомнить, боже мой, где там эта карточка… Витал где-то под потолком, а кругом туман… Какой-то голос издалека…

– Ладно, давайте я Вам немного подскажу? Например, «… вновь утвердить веру в основные права человека, в достоинство и…»

– Подождите! Мне кажется, я вспомнил что-то, что-то важное, дайте мне несколько секунд…

– Хорошо.

– А… извините. Я вспомнил не то. Просто… не спрашивайте меня больше, ладно?

– Все хорошо? Вам нездоровится?

– А, да, но ничего серьезного – погода, знаете…

Это стоило огромных усилий. Но он смог, он собрался, он сказал, и, когда от него отстали, развеялся снова. Как обычно, в голове звучали какие-то диалоги, совершенно не к месту…

И зачем он только вошел сюда? Пора собраться. Срочно. Неужели и без того не хватало этого ежедневного спектакля; какой смысл напоследок позориться?..

… проклятый будильник.

С твердой решимостью уйти сейчас же, он оказался сидящим на следующей паре.

Ох, эта монотонность всегда заставляла его закатывать глаза. Тянется, как сыр в макаронах… оп, кажется, появилась какая-то новая интонация. Так, собраться. Есть контакт. Что у нас тут?..

Ясно. Взгляд направлен на него. Ему снова задали вопрос.

– Извините, не могли бы Вы повторить вопрос – мне просто нужно уточнить некоторые детали, чтобы ответить правильно.

– Кхм… Уточнять тут, вообще-то, нечего – я просила, что такие i-мутация.

Ах да… I-мутация… I-мутация это-о…

Внезапно он устал. Ему даже не захотелось передвигать язык.

– А вообще, если честно, мне абсолютно наплевать.

Он поднялся и покинул университет.

Выйдя на воздух, он вздохнул с облегчением. Осознанность на время вернулась; и это утреннее ощущение безнаказанности – будильника будто и не было.

Солнце то выходило, то заходило за облака; порывами дул весенний ветер, и прошлогодние листья порхали в воздухе. Он плыл по улице; в теле и душе чувствовалась легкость. С лица не сходила блаженная улыбка; тела не ощущалось, только самый верх головы – он будто летел, а все остальное было таким легким, будто не касалось земли. Он еле сдерживался, чтобы не начать смеяться.

Изредка проходящие мимо люди казались аватарами, или декорациями. С кучей всего лишнего, искусственного, бессмысленного, ненужного. Но какая ему уже разница.

Он лежал на холодной земле, только-только начавшей покрываться свежей тонкой травой. Сверху ослепительно светило солнце, пронизывая воздух и делая его нереальным. Листья летали в потоках ветра столбами.

Так холодно со спины и такое тепло льется сверху. Он осуществил свою давнюю мечту – просто лежал, без движения, не думая, полностью расслабив все тело. Хотя нет, полностью никогда не получалось – шея и затылок всегда оставались напряженными. Этакий недо-труп.

Какое же наслаждение. Идеальное состояние.

В детстве, да и потом, он часто проделывал следующую вещь: нырял под воду и застывал. В море это было особенно удобно – можно было держаться за водоросли. Цель была в достижении особого положения: когда тело неподвижно, вода вокруг тоже со временем будто застывает, и постепенно создается ощущение, что воды вокруг нет и вовсе, что ты висишь в воздухе. Да и это большой вопрос – в атмосфере все-таки время от времени появляется хоть какой-то ветерок, какие-никакие воздушные потоки нет-нет, да пошевелят волоски на руках. А тут – вакуум. И это было удивительно, гипнотизирующе; можно было бы так и застыть на бесконечно долгое время, если бы только легкие не начинали сжиматься, заставляя, дотянув до последнего момента, выныривать на поверхность.

Сейчас это вспомнилось. Он перестал чувствовать конечности, затем и туловище. Осталась только голова. Легкость. Как будто он уже исчез. Даже не хочется ничего.

Он не помнил, сколько так пролежал. Благо, в лесу никого не было. Но он начал чувствовать прохладу и характерный запах воды и сырости, а небо из голубого стало сиреневым. Надо было встать.

Он шел между деревьев, как тень; медленно, отсутствующе.

Дошел, наконец, до железной дороги. Свет ее фонарей шнырял промеж темных стволов, создавая ощущение, будто впереди – сцена с прожекторами.

«Что ж, я всегда втайне мечтал стать актером».

Подъем на насыпь длился бесконечно долго.

Теперь оставалось только дождаться поезда.

На какое-то мгновение накатила странная веселость. А потом еще вспомнилось, как в школе, на математике, приступая к решению задачи, которую он заведомо знал, что не решит, он радовался, пока писал номер упражнения и чертил схему – это были те короткие секунды, оттягивающие неизбежное; и, хотя они быстро проходили, он мог сказать, что пока, в этот конкретный момент, волноваться не о чем. Ну а потом ему просто не оставят выбора.

При звуках приближающегося поезда он был полон твердости и решимости. Одернуть себя, привести в состояние дисциплинированности и безоговорочности.

Это ему удалось блестяще; он почти внутренне торжествовал, если бы не животный ужас и оглушительный лязг в ушах. Однако это были не единственные проблемы бренной оболочки: в следующий момент, когда он вот-вот собирался кинуться вперед, в глазах резко потемнело, и он…

…упал.

Но, по законам физики, не в ту сторону.

Падая назад, он успел одновременно подумать о собственной ничтожности и испытать подобие облегчения.

___

Последняя звезда клонилась к закату. В низинке между холмами, которые простирались к горизонту и плавно переходили в хрустальные, растворяющиеся в небе горы, сидела группа фигур. Расположились довольно расслабленно, однако в позах все равно чувствовалась твердость и прямота осанки. Длинные белые волосы, которым наконец дали волю после насыщенного дня, слегка колыхались легким вечерним ветерком, изредка прилетавшим с ближайшего озера. Посередине своеобразного круга горел костер; его сине-фиолетовые сполохи время от времени отражались в устало-спокойных, сосредоточенно-восторженных глазах сидящих.

Одна фигура немного выделялась на фоне других. Казалось, остальные слушают то, что говорит этот человек. Подойдя поближе, можно было заметить в его черных миндалевидных глазах, отражающих фиолетовые блики, тень высокомерия, дымку не в меру завышенного чувства собственного достоинства.

На секунду воцарилось молчание, и тема разговора переменилась.

– А ведь совсем скоро состоится обряд посвящения нового жреца. Не могу поверить… совсем недавно были эио-ом соревнования11
  Эио-ом («эио» – небо, «ом» – предлог к, т.е. дословно «к небу») – животные, по виду напоминающие нечто среднее между рысью и львом, при этом имеющие крылья и способные летать довольно высоко и на большие расстояния. Эио-ом обладают полностью белой окраской и обычно янтарного цвета глазами. Под ушами у этих животных находится два больших пера; перья также есть на кончике хвоста.
  Эти животные считаются священными и взаимосвязаны с людьми по нескольким причинам. Во-первых, питаются эио-ом «сгустками» энергии шарообразной формы, которые возникают на местах, где люди эту энергию использовали. Проходит это в виде настоящей охоты, поскольку поймать эти быстро передвигающиеся сферы не так-то просто. Во-вторых, люди и эио-ом положительно влияют друг на друга при тесном взаимодействии – например, когда сознание человека контактирует с сознанием этого животного во время эио-ом соревнований (на скорость) для достижения лучших результатов. Таким образом люди и эио-ом «делятся» друг с другом жизненными силами.
  Этих животных ни в коем случае нельзя использовать в каких-либо практических целях (за исключением облёта границ, что не представляет из себя принудительный труд) и тем более наносить им вред. Человек может «призвать» эио-ом, издав определённый звук, стоя на возвышенности: прилетит тот, что поблизости. Затем животное отпускают; никто не держит их при себе.
  Перед эио-ом соревнованиями люди могут выбирать себе животных, предварительно испытывая, и исключительно на этот период цепляют на них «опознавательные перья», чтобы не запутаться, где чей эио-ом. Затем их снимают в обязательном порядке; также перед любыми войнами тщательно проверяют, чтобы на территории поблизости и тем более в самом поселении не было ни одного из этих животных. Ещё одна особенность эио-ом – эмпатия. Это означает, что во время каких-либо конфликтов – которые случаются крайне редко – животное чувствует половину боли, причиняемой другому. Это позволяет им не наносить смертельных повреждений и вовремя останавливаться.
  Обитают эио-ом высоко в горах. Так же, как и люди, они могут использовать священные пещеры.
  Все обитатели данного мира – в том числе люди и эио-ом – являются бесполыми.


[Закрыть], а уже…

– Вот-вот! Не успел я снять опознавательные перья…

– Интересно, кто будет новым жрецом?

– Ну уж явно не ты!

– Да я и не претендую…

Пока более молодые люди шутливо препирались, взгляды остальных были неосознанно направлены на того самого человека, который сейчас слегка потупил высокомерный взгляд, выжидающе смотря куда-то в огонь. Наконец, кто-то осторожно заметил:

– Нет смысла спорить. Вероятнее всего, новым жрецом будет Эйи, – он неуверенно и с каким-то благоговением посмотрел на того, про кого говорил. – Во всяком случае, не стоило начинать эту тему, все равно заранее мы ничего не имеем права знать…

– Да, это так. Я буду следующим жрецом, – Эйи резко поднял черный взгляд и окинул им притихшие, будто застывшие на этих словах фигуры. Молчание длилось несколько секунд. Наконец кто-то ошеломленно выпалил:

– Ты зачем… Ты же не имел права этого говорить! В смысле, что… правила запрещают будущему жрецу сообщать о Ее решении заранее, иначе может быть…

– Я рад, что ты выучил правила, – несмотря на то, что пришлось перебить, голос был спокойный, примиряющий, хоть и не без самоуверенных ноток. – Я просто считаю правильным то, что говорю и делаю, а говорю я то, что нет абсолютных правил. Я не вижу смысла конкретно в этом. Какая разница, когда мой статус будет объявлен – я с самого начала это знал, есть такие вещи, которые понятны без ритуалов и без предварительных разъяснений.

Люди смотрели с легким укором. Они уже оправились от первого впечатления, и теперь у них осталось лишь недоумение; однако они не могли побороть в себе уважение, которое закрепилось годами и не могло быть поколеблено. Вдобавок к тому авторитету, которым негласно обладал Эйи, ко всей яростно-одухотворенной харизме люди теперь еще и заранее причислили его к разряду чего-то, находящегося выше их понимания, а потому не возражали.

Разговор продлился еще немного; обсуждали в основном прошедшее за день. Когда стемнело, пошли домой; Эйи отделился от группы, прошел немного вдоль холма, дойдя до небольшого озерца. Сел на обломок скалы (он был еще теплый), опустил босые ноги в холодную воду. Но вскоре волнение сложно стало терпеть, вплоть до того, что в голове появился легкий фоновый гул. Он слегка усмехнулся – разве у кого-то еще была с Ней такая сильная связь?

Вообще, он искренне любил своих соплеменников. Ему хотелось покровительствовать и помогать им; он считал свой народ действительно достойным. К тому же, Она говорила, что они все были одним целым когда-то. Но нельзя, никак нельзя было не чувствовать незначительного, скользящего сквозь каждый день, растущего на почве мнимой исключительности такого же искусственного превосходства.

Он встал и пошел вслед за остальными.

– Скажи, пожалуйста, чего ты добиваешься?

Она сидела, положив ногу на ногу, подперев голову рукой, на которой изредка позвякивали металлические браслеты. Это была одна из Ее оболочек, как раз та, в которой Она обычно являлась этим людям. Можно сказать, они были Ее фаворитами – хорошо проработанные внешне и внутренне, исполнительно-вдумчивые, спокойно-фанатичные, уравновешенные и знающие.

Эйи стоял перед Ней, прямо, но как-то немного расслабленно; впрочем, у жрецов (хотя он пока еще таковым не являлся) были особые привилегии.

– Если честно, я не очень Вас понимаю.

– Прекрати, а? Охота тебе сейчас слушать подробные объяснения? Уверена, тебе есть чем заняться.

– Вы про то, что я рассказал всем, что Вы выбрали меня?

– И про это тоже. Просто это очень странно. Не понимаю, зачем тебе это. У тебя прекрасные способности и задатки – не надо делать такое лицо, тебе еще много чему учиться; тебя любят и уважают соплеменники, они с готовностью и доверием идут за тобой – обычно к людям в твоем положении относятся куда более холодно; в чем дело? Мне неприятно такое отношение.

– Неужели Вас так задело нарушение формальности? – он поднял бровь.

– Прекрати, – было видно, что Она раздражена. – Ты прекрасно понимаешь, что мне все равно на формальности; но мне важно знать, что стоит за их нарушением, важно знать, где произошел сбой. Поэтому отвечай нормально, если не хочешь, чтобы я это узнала по-другому.

– Что плохого в том, что иногда я поступаю так, как считаю нужным? Я не имею на то права?

– Ты много на что имеешь право. Да и даже ваши обязанности заложены в вас природой и поэтому как таковые не воспринимаются. Но ты проявляешь своеволие там, где это не имеет смысла. Например, что ты сделал с тем пришельцем, главой этих варваров?

– Поговорил с ним, затем у нас был поединок, на котором он проиграл.

– Тебе с ним что сделать надо было?

– Убить без всяких разговоров.

– В чем же было дело?

– Ну, во-первых, у меня выдался относительно свободный день. Я быстро восстановил силы после битвы, и мне стало скучно. А этот человек показался мне интересным. К тому же, та штука, которой он пользовался, показалась мне довольно… занимательной.

– Занимательной?..

– Да, правда очень громкой. Если честно, у меня немного болела голова…

Она промолчала.

– И что не так – ведь в конце он все равно, разумеется, умер, – Эйи пожал плечами.

– А то, что никто до тебя не додумывался унижать пленных.

– Да я его и не унижал!

– Это тебе так кажется, – она вздохнула. – Пойми, мне совсем не хочется вас ни в чем ограничивать. Но твое поведение мне непонятно; оно вызывающе. Боюсь, если это продолжится, я не смогу доверить тебе должность жреца – у меня просто не будет выбора.

– А то, что это мое предназначение, Вас не смущает? – пробормотал он, но тут же одернул себя. Не терпелось закончить этот разговор. Он улыбнулся.

– Я приму Ваши слова к сведению. Постараюсь, чтобы такого больше не повторилось.

Она посмотрела на него круглыми глазами и ничего не ответила; пользуясь произведенным шоком, он быстро вышел.

– Сегодня я сам проверю границы, отдыхай, – бросил он человеку, нехотя усаживающемуся на своего эио-ом. – Постарайся восстановить силы до завтра; чувствую, они нам всем будут нужны.

Чуть помолчав, он добавил:

– Но если не получится, я не заставляю тебя. Не стоит зря рисковать жизнью.

Человек посмотрел на Эйи полным благодарности взглядом, ничего не спрашивая, отрывисто поклонился (казалось, говорить он был уже не в силах) и направился в сторону небольшой группы скал, пещеры которых еще с наступления сумерек начали излучать мягкий голубовато-зеленый свет. Это место было сосредоточением энергии, и поэтому имело жизненную необходимость для тех, кто эту энергию использовал и совершенствовал.

На следующее утро Эйи проснулся с характерным гулом где-то вверху головы.

– Эх, вчера же только разговаривали… Хотя, наверное, что-то важное.

В Ее глазах была тень тревоги, но решимость и спокойствие не покидали их никогда. Ситуация была обыкновенная: нужно было устранить внешнюю угрозу. Пришельцы, видимо, не собирались сдаваться просто так; ну это ничего, это бывает, это мы уже видели.

Отдав нужные распоряжения, Она не торопилась отпускать Эйи. Казалось, Ей нужно было еще что-то сказать; Она выжидающе смотрела ему в глаза. Он едва заметно кивнул, поклонился и направился к выходу.

«Ладно, ладно, в этот раз постараемся без фокусов. В конце концов, я еще не жрец; а пока эта перспектива продолжает висеть на волоске… я должен сделать все возможное, чтобы он не оборвался».

– И будь добр, проследи, чтобы все отпустили своих эио-ом. И да, еще чтобы Арк снова не додумался использовать их в бою.

Эйи обернулся, улыбаясь.

– Будет сделано, но вряд ли у него появится такое желание – в прошлый раз мы хорошо поговорили на эту тему, а тот эио-ом до сих пор не показывался.

Она слегка кивнула; Эйи вышел.

Атаку запланировали на вечер; времени хватало – пришельцы передвигались медленно и осторожно, к тому же, эти люди плохо ориентировались в темноте.

Эйи не мог не возвращаться мыслями к оружию, используемому теми людьми. Разумеется, оно было ничем в сравнении с возможностями его самого и его людей; но оно интересовало. Он отогнал эти мысли.

Позже один из выживших людей с оружием опишет в своем дневнике, торопясь, трясущейся рукой: «Мы разбили лагерь в небольшой низине и готовились ко сну. Выставили часовых; разведчики должны были выдвинуться в полночь. Но им не суждено было… случилось нечто за пределами понимания, возможно, мы столкнулись с чем-то паранормальным, трудно писать об этом, но внезапно будто из воздуха появились фигуры, они были похожи на призраков или на ангелов, они окружили лагерь и стоящие снаружи упали на землю сию же секунду, и все, кто выбегал, падали на землю без какой-либо причины, не успев даже вытащить оружие. Те, кто и успел, будто палили в воздух. Дальше произошло немыслимое… весь лагерь просто вспыхнул, вспыхнул синим огнем, это было очень быстро, почти моментально, все упавшие на землю просто исчезли в нем, и те, кто остался в палатках, тоже…»

Он не стал писать о том, что сидел в это время на дереве, пытаясь сорвать, как ему показалось, что-то съедобное; иллюзия исчезла, когда оно начало светиться в темноте. Картина внезапного опустошения территории и эти сверхъестественные люди привели его в состояние шока и неконтролируемого ужаса; он почти что мешком свалился с дерева и побежал в противоположную от лагеря сторону, неумолимо чувствуя спиной то, что было там и могло быть с ним, то, что, возможно, будет преследовать его; он бежал так быстро, как только мог, как не бегал никогда.

– Мне показалось, я видел, один из них сбежал. Их там может быть больше. Кто-нибудь один идет со мной.

Решившись следовать правилам до конца, Эйи соблюдал меры предосторожности, внутри себя поражаясь этим беспомощным существам, придумавшим такие сложные стреляющие игрушки, но не умеющим себя защитить.

– Я пойду!

Из толпы вызвался хрупкий человек с большими глазами, выражающими какое-то непонятное отчаяние.

Эйи нахмурился.

– Да ты же еле на ногах стоишь.

Человек потупил взгляд.

Вперед вышел другой, гораздо более крепкий. Кажется, это как раз и был тот самый энтузиаст, попробовавший ввести в общую практику воздушные силы. Молча кивнув друг другу, Эйи и Арк устремились за беглецом.

По дороге они нашли пистолет, выпавший, очевидно, у бегущего. Повинуясь непонятному порыву, Эйи схватил его. Арк посмотрел вопросительно, но, ничего не сказав, побежал вперед.

Нашли несчастного в пещере у озера; очевидно, запыхавшись и не в силах больше бежать, он решил хотя бы укрыться. Эйи в очередной раз поразился слабости и наивности.

Человек сидел и трясся, смотря широко распахнутыми от ужаса глазами. Он дергался каждый раз, когда его преследователи делали шаг по направлению к нему.

Внезапно Эйи сделал жест остановиться.

– Можешь возвращаться. Он здесь один, я разберусь с этим.

Арк поднял брови, через секунду-другую нехотя удалился.

Твердое намерение обойтись без фокусов куда-то улетучилось; впрочем, произошло это еще тогда, когда он подобрал пистолет.

Он никогда не видел пришельцев так близко. И ему, пожалуй, никогда не приходилось быть свидетелем такого сильного страха, который он ощущал почти физически.

Он сел на корточки и стал смотреть в глаза человеку.

Возможно, это была не лучшая идея: тот даже перестал трястись, он застыл, и теперь хватал ртом воздух, как рыба. Эйи боролся с желанием сделать резкое движение: останавливало понимание, что у того просто разорвется сердце.

В Эйи соединялись два чувства: интерес и отвращение. Сидящий вжавшись в стену пещеры человек уж очень походил на животное; причем даже не только из-за страха – Эйи не мог объяснить, почему. Но, что отвратительно – он будто был каким-то низшим животным; и это тоже было необъяснимо. Но вызывало любопытство.

Эйи достал пистолет и начал покручивать перед лицом человека. Удивительно, но его глаза даже на мгновение прояснились – он увидел что-то знакомое, то, что было ощутимо, материально, то, что держали его собственные руки; известное свойство сознания.

Но радоваться было нечему. Положение начинало раздражать Эйи, ему захотелось поскорее избавиться от этого комка страха, но в то же время рассмотреть получше. Поэтому он не нашел ничего лучше, как приветливо улыбнуться и застрелить того.

После этого он долго осматривал труп.

– Эйи, мне нужно с тобой поговорить.

– Да?

– Мне рассказали, что ты пользовался оружием.

– Что?.. Кто? А.. что за бред! Я же сказал ему уйти!

– Я тоже считаю, что поступок мерзкий. Он свое получил. Но, тем не менее, факт остается фактом.

– Простите меня за откровенность, но я не понимаю вашего беспокойства. Я никогда не держал в руках их оружие, а тому человеку все равно нужно было умереть – мне и стало интересно, как оно работает.

– Но ты ведь не просто застрелил его.

Эйи поднял наивно-невинные глаза.

– Арк говорил, что ты очень долго смотрел на него – ладно бы это; но зачем тебе нужен был труп? Понимаешь, мне… как бы это сказать – людям… нужен психически здоровый жрец…

Она выразительно посмотрела Эйи в глаза и добавила:

– … что в том числе подразумевает безоговорочное повиновение.

Затем, быстро:

– Я знаю, что ты порываешься сказать. Свобода воли. Мне повторить тебе то, что вы все прекрасно знаете с самого начала? Вы все, мы все взаимосвязаны; мои желания – ваши желания; почему я так насторожена твоим поведением? Да потому, что ты знаешь, чего хочу я, и твои намерения совпадают с моими, но почему-то ты делаешь назло. Ты уподобляешься им. Зачем?

Эйи почувствовал, как к голове подступает жар. Он понял, что уже не станет жрецом.

– Я просто делаю, что хочу. Я, знаете ли, не намного хуже Вас.

– К сожалению, ты не знаешь, о чем говоришь.

– Нет, я знаю. Почему я должен от Вас зависеть? Может, это я должен возглавлять племя; меня слушаются люди, я обладаю всеми необходимыми качествами, я, в конце концов, чувствую свою исключительность; я один могу всем этим управлять, да и не только этим, я…

Он вдруг остановился. Он говорил то, что до этого никогда себе не говорил, о чем никогда не думал или, скорее, то, чего никогда не осознавал. Он смотрел на Нее изумленными глазами, как будто не сам сейчас Ее ошарашил. Она первая пришла в себя.

– И что же, ты полагаешь, что ты выше остальных? – она исследующе прищурила глаза.

– Да, полагаю.

– И также ты полагаешь, что будешь являться таким при любых условиях?

– Что Вы имеете в виду?..

– Насторожился? Правильно сделал. Это здесь твоя наглая физиономия обладает влиянием; здесь вы все – под моей защитой, да не было бы вас без меня. Я вложила в вас лучшие качества. Я отбирала и отбираю каждого из вас. Я люблю вас только за то, что вы достойны этого. Ты себя кем возомнил? Ты действительно считаешь, что имеешь право на полную «свободу воли», а точнее свободу глупого своеволия, при том, что себе не принадлежишь? Ты хочешь быть, как те животные, которых вы вчера смели с лица этой священной земли?

– Вы не отличаете своеволие животных от своеволия высших существ.

– Ха-ха-ха! Я-то отличаю, прости конечно… Но вот животные… ха-ха… не всегда отличают…

Эйи ничего не ответил. Лицо покрыла дымка отсутствия и холода.

– А вообще, я здесь не чтобы тебя оскорблять, ну вынудил ты меня. Я что хочу узнать – ты и правда считаешь, что твои высшие качества, твое влияние, словом, весь тот ореол достоинства, что тебя окружает, не исчезнет, как утренняя дымка, попади ты в другую среду?

– Как оно может исчезнуть? Это неотъемлемо. Это и есть я. Если этого не будет – не будет меня самого.

– Ну допустим. Но будет ли это также очевидно для других?

– Как это может быть не очевидно? Обладая определенными качествами, ты их проявляешь. Не проявляя их, ты не живешь.

– Ты логично мыслишь. Но категорично. Собственно, знаешь ли ты что-либо о жизни в других мирах?

– Разумеется, я знаю о существовании низших миров. И полагаю, что и существуют они для созданий низших.

– И что ты думаешь случится с высшим существом, если оно вдруг, скажем, по собственной глупости или там еще каким причинам туда попадет?

– Хм-м… Полагаю, это будет страшная ошибка.

– …

– Этот человек будет чувствовать себя плохо. Но его качества никуда не денутся. Остальным просто ничего не останется, как признать их.

– Ты действительно так считаешь?

– Я в этом уверен.

– И ты думаешь, что, попав сам в какой-либо из низших миров, сможешь это доказать?

– Вы прямо бросаете мне вызов?

– Да не то что бы… Вообще, по хорошему, мне следует просто убить тебя как неудавшийся образец. Но я все никак не могу решить – неудавшийся ли ты или просто слишком самоуверенный. Во втором случае может помочь простая вправка мозгов, знаешь. Но, – Она зевнула, – если честно, я устала над этим думать и спрашиваю твое мнение на этот счет. Ты ошибка природы или просто идиот?

– Боюсь Вас разочаровывать – ни то, ни другое.

– О-о-о… – Она приложила руку ко лбу. – Ладно. Что-то мне подсказывает, что ты просто идиот; возможно, это мои заблуждения. В любом случае – если ты действительно считаешь себя достойным человеком, то и отправляйся в низший мир, чтобы доказать свои слова.

– Все-таки вызов.

– Не вполне. Ты можешь выбрать смерть!

– Ну, знаете ли… Слишком глупо прерывать расцвет.

Он немного постоял, опустив голову. Затем поднял взгляд исподлобья:

– Вы очень наивно считаете, что сможете сломить меня этим. Я вернусь через какие-то несколько лет, и возьму то, что по праву мое.

– Это будут не какие-то несколько лет. Это у нас нет четкого понятия времени; там оно есть. Скорее всего, ты убьешь себя еще до достижения возраста зрелости…

– Возраста…чего?

– А, что это я. Узнаешь. Или нет. И да, у тебя ведь всегда есть третья опция, помимо низшего мира и смерти, но я даже не стану ее предлагать, – Она усмехнулась.

– Разумно.

– Также в этом мире не будет меня. Совсем. Может, дать тебе время на осознание?

– Я осознаю.

– Ты не сможешь спросить ни у кого совета, не сможешь выполнять ничьи приказы.

– Вы что, рассчитываете, что я в итоге этого захочу? Еще скажите, что буду молиться на Ваше изображение, – он засмеялся.

– Не отрицаю такой вероятности, – Она улыбнулась и приподняла бровь. – Правда вот, это уже будет бесполезно, ха-ха. Во всяком случае, нет смысла спорить. Если ты решился, можешь проваливать хоть завтра.

– Благодарю за такое любезное напутствие!

Когда он вышел, ему показалось, что изнутри что-то выдернули. И в то же время появился какой-то необъяснимый, вплоть до состояния болезненности, подъем.

Она вздохнула. «Может, оно и к лучшему: этих я еще не отправляла никуда… Посмотрим, что из этого выйдет. Так что, пожалуй, о полном своем отсутствии я все-таки слукавила».

И все-таки Ей было жаль его. Вспомнить хотя бы эту спокойную уверенность, этот экзальтированный взгляд, с которым он бросался в бой, эту готовность… Красиво. И досадно.

Немного погодя, с наступлением сумерек, в храм проскочила другая фигура.

Хрупкий, будто сжавшийся в комок человек стоял на коленях, низко склонив голову под сложенными ладонью к ладони поднятыми руками. Видно было, что он волновался.

– Здравствуй, чего тебе нужно? – Она обратилась к нему спокойным, даже немного ласковым голосом; бедняга, похоже, не привык к таким встречам и, по всей вероятности, впервые обращался к Ней напрямую.

– Прошу, не сочтите за прихоть или своеволие… – он замялся, не зная, как начать; и, после некоторых оборвавшихся попыток, спросил прямо:

– Могу я отправиться вместе с Эйи, если мне не удастся его отговорить?

Повисла тишина. Стал особенно остро ощущаться запах цветов, растущих в храме.

Она посмотрела человеку прямо в глаза (тот уже опустил вниз руки и теперь смотрел прямо на Нее); поразила внезапно появившаяся твердость в его взгляде.

Она глубоко задумалась и начала перебирать пальцами.

– Что стоит за твоей просьбой?

Человек помедлил.

– Дело в том, что я… я… я хотел стать помощником жреца, но теперь, когда…

– Это не проблема. Я изберу нового. Да и вообще… уверен ли ты, что годишься на эту должность?..

Она посмотрела на него с сомнением во взгляде; он понимал, почему, но не позволил себе смутиться.

– Я чувствую, что это так. Да, пусть я и ни разу не летал на эио-ом…

– Ты ни разу не летал на эио-ом? Погоди… ты тот самый человек, который, единственный из всего племени, не считая еще проштрафившегося Арка, не участвовал в соревнованиях?

Тот смущенно опустил голову.

– Эио-ом – животные. Они могут быть непредсказуемы. Я боюсь того, чем не могу управлять наверняка. Я раньше других развил в себе способность подниматься над землей, используя энергию…

– Хм, действительно? Я не знала об этом.

– Этого никто не видел… – он покраснел.

Она посмотрела на него снисходительно.

– Но, в конце концов, я ведь узнал как-то, что Эйи уходит! Я не разговаривал с ним и видел его только мельком! – в его глазах было отчаяние.

В Ее глазах появились искорки интереса.