Текст книги "Семейные ценности (СИ)"

Автор книги: Akixito

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Семейные ценности

https://ficbook.net/readfic/2362619

Автор:

Akixito (https://ficbook.net/authors/685389)

Фэндом:

Ориджиналы

Пейринг или персонажи:

м/м

Рейтинг:

R

Жанры:

Ангст, Драма, Повседневность, POV, Hurt/comfort

Предупреждения:

Насилие, Изнасилование, Инцест, Нецензурная лексика

Размер:

Мини, 9 страниц

Кол-во частей:

1

Статус:

закончен

Описание:

– Ублюдок, снова кончил в меня, теперь опять весь день живот болеть будет, хорошо хоть, что мне сегодня не в школу, – бубнил я себе под нос, натягивая нижнее белье и футболку: душ – скорее в душ, смыть с себя всю эту грязь. – Ви… талик?!

Публикация на других ресурсах:

только с разрешения автора

Примечания автора:

Предупреждение: история тяжелая и может оставить неприятный осадок

Часть 1

Я докуривал сигарету, делая глубокие затяжки даже тогда, когда в моих руках остался лишь один фильтр, оттягивая момент возвращения домой. Разбитую губу и расплывающийся синяк под глазом не скрыть, а это значит, что меня ожидают очередные упреки матери и нравоучения отчима, да и директор, наверное, уже позвонила домой.

Аккуратно закрыв дверь, стараясь не хлопать замком, я попытался незаметно, на цыпочках, пробраться в свою комнату.

– Явился, наконец! Живо иди сюда, – раздался из большой комнаты недовольный голос отчима.

«Начинается!» – кинув сумку у кровати и мельком глянув на свое отражение в зеркале, на ходу приглаживая растрепанные волосы, со смиренно опущенной головой я вошел в комнату.

– Опять разукрасили? – больно схватив меня за подбородок и поворачивая лицо из стороны в сторону, проговорил отчим, дыхнув мне в лицо перегаром. – Ты хоть представляешь, чего стоило твоей матери уговорить директора в очередной раз не исключать тебя из школы? Мать, твой ребенок неуправляем!

Склонив голову и опустив взгляд, я покорно молчал, привыкнув к подобному грубому обращению. Мельком взглянув на журнальный столик, я заметил несколько опустошенных банок из-под пива: «Опять сегодня нажрется!»

– Сына, ну что с тобой происходит? – подойдя, мать ласково взяла меня за щеки, с горечью рассматривая мое лицо. – Осталось всего лишь полгода потерпеть, а там и выпускной. Завтра же Виталик приезжает, что он скажет, когда увидит тебя в таком виде?

– Ну, мам! – я постарался скорее высвободиться из неуклюжих объятий, когда мать попыталась поцеловать меня в лоб – слишком уж редки с ее стороны были проявления ласки или нежности.

– Костя, ты опять курил? – отстраняясь и принюхиваясь, мать недовольно взглянула мне в лицо.

– Прости, мам… – едва слышно прошептал я, когда мать, разочарованно вздохнув, потрепала меня по волосам.

«Прости меня, глупая женщина, своего непутевого и никчемного сына».

– Не волнуйся, я проведу с ним воспитательную беседу, – цыкнув, довольно прокряхтел с дивана отчим. – Иди уже, а то на работу опоздаешь.

«Ага, знаю я его методы воспитания! Вон, уже еле языком ворочает, и мать, как назло, сегодня в ночную смену».

Стащив со сковороды уже остывшую котлету и практически проглатывая ее на ходу, я бесшумно проскользнул в свою комнату, плотно закрывая дверь, и свернулся калачиком, поскорее стараясь заснуть. Прошло несколько часов, но сон так и не шел, и я лежал в кромешной темноте, наблюдая за ярким светом настенных электронных часов, монотонно отсчитывая секунды.

Глухой щелчок выключателя в коридоре и тусклый свет сквозь щель под дверью медленно проникает в мою комнату, рассеиваясь где-то на краю кровати у самых моих ног.

Тихий скрип двери, тяжелые шаги и сдавленное сиплое дыхание, наполненное горьким запахом сигарет и алкоголя. Холодные и липкие от пота руки, блуждающие по моему телу, грубые и несдержанные прикосновения, торопливые и дрожащие от нетерпения пальцы, срывающие с меня одежду.

Крепко зажмуриваю глаза и не дышу, до крови закусив губу, стараясь не закричать, когда он грубым толчком врывается в мое тело. Это все не по–настоящему, это все сон, только сон. Мой личный кошмар. Чудовище, появляющееся в темноте моей комнаты два раза в неделю, восемь раз в месяц, девяносто шесть раз в году.

Отец бросил мою мать сразу же после моего рождения, поэтому я с детства не знал отцовской любви и ласки. Собственно, как и материнской. Поскольку с этого момента моя мать работала на двух–трех работах, чтобы иметь возможность прокормить меня и дать достойное образование, параллельно усиленно занимаясь своей личной жизнью.

Я с детства помню множество мужчин, побывавших в нашей квартире, только вот никому не нужна была немолодая женщина, имеющая за плечами десятилетнего ребенка.

Все же ее поиски увенчались успехом, и она вышла замуж второй раз: обычный среднестатистический мужчина средних лет, вдовец, далеко не красавец, с плотным телосложением и небольшой сединой на висках. Он работал мастером цеха по производству электроприборов, много курил и любил выпить.

Его жена умерла от рака, поэтому он также был отцом-одиночкой, воспитывающим единственного сына. Виталик. Он был старше меня и впервые в жизни, после того как мы начали жить все вместе, я почувствовал настоящую мужскую поддержку. Он заменил мне друга, брата, отца. Вечерами просиживал со мной, помогая в учебе, объяснял пройденные темы и делал домашнее задание. Он всегда был для меня примером для подражания, тем, на кого я всегда хотел рaвняться.

Мы были абсолютно разными и мало походили на братьев: я – низкорослый и тощий блондин с испуганными глазами и он – высокий и поджарый шатен с белоснежной улыбкой и ярко–выраженной ямочкой под левым глазом, которая всегда появлялась на его лице, когда он улыбался или просто прищуривался. Он был статным и красивым, веселым и жизнерадостным, добрым и отзывчивым. У него всегда было много друзей, девчонки ходили за ним толпами. Он отлично разбирался в машинах, музыке и точных науках. Ходил на курсы английского языка, тренажерный зал и занимался джиу–джитсу.

Закончив школу с золотой медалью, Виталик твердо решил отправиться в Москву, чтобы поступить в институт международных отношений. Его отец был категорически против, ссылаясь на то, что Москва развращает людей и нечего там делать нормальному парню. Он был твердо уверен, что сын обязан пойти по стопам отца и должен получить настоящую мужскую работу, вследствие чего обещал взять к себе на работу в цех. Невзирая на угрозы отца в отношении лишения средств на существование, Виталька поступил на бюджет, обжился в общежитии и даже устроился на подработку барменом в вечернее время. Несмотря на натянутые отношения, он продолжал исправно приезжать домой два раза в год – после зимней и летней сессии на несколько недель. Я ждал с нетерпением этого времени. Без него было ужасно скучно и одиноко, мать не занималась моим обучением, отдавая все свободное время работе, отчима же больше интересовали футбольные матчи, пиво и сигареты. Все мои усердные занятия, победы на олимпиадах, отличные оценки и хорошее поведение – все это было для него. Для брата.

Уезжая, он ласково потрепал меня по голове, поцеловав в щеку, и попросил быть хорошим сыном и упорно учиться, дав обещание, что после школы обязательно заберет меня к себе, в Москву. И я старался изо всех сил: усердно учился, исправно отсчитывая дни в календаре, стараясь порадовать брата успехами в школе или на курсах.

Виталик был видным парнем, через некоторое время его пригласили в модельное агентство: так начались бесконечные фотосессии, показы, участие в промоакциях и съемка в рекламе. Спустя год рекламный ролик с его участием крутили по всем федеральным каналам. По этому поводу дома у нас состоялся грандиозный скандал с руганью, криками и обильным возлиянием крепких алкогольных напитков. Отчим не унимался и кричал, как он ненавидит педиков и сожалеет, что Москва поглотила и его единственного сына.

Той же ночью мой отчим впервые изнасиловал меня. Оборачиваясь назад, я думаю, что тогда я должен был что-то предпринять, чтобы остановить его, возможно, если бы я тогда повел себя иначе, то сейчас все было бы по-другому. Но что мог сделать худосочный пацан против здорового пьяного мужика, жаждущего разрядки и мести?

Он был груб и несдержан, до хруста заламывая мне руки, оставляя синяки и ссадины на моем теле. К своему удивлению, я не кричал и не звал на помощь, испуганно глотая слезы, делая попытки вырваться из его рук и отползти на край кровати. Его не остановили ни мои слезы, ни мольбы о пощаде, ни выступающие капли крови на моих бедрах и постельном белье.

Во всем произошедшем отчим обвинил меня, припугнув, что, если я попытаюсь пожаловаться матери, он расскажет ей, что это я соблазнил его, и я буду виноват в том, что лишил родную мать семейного счастья. Что это только моя вина, и в случае, если правда откроется, то накажут именно меня. И я молчал. Мне было стыдно и страшно признаться, что такое могло случиться со мной, я боялся, что мне не поверят и осудят, обвинив в произошедшем.

Отчим не трогал меня почти месяц, наблюдая и ожидая реакции с моей стороны. В течение этого времени он был очень чутким и внимательным к моей матери – дарил цветы и подарки, практически не пил и устраивал романтические вечера. Она была невероятно удивлена и счастлива.

Именно поэтому не замечала всех тех изменений, что творились с ее сыном. Почему он стал таким тихим, замкнутым и отстраненным. Не задавалась вопросом, почему я избегаю совместных семейных вечеров, ссылаясь на то, что я тактично даю им время побыть наедине.

Я стал молчаливым и зашуганным, практически не ел и не спал, каждую ночь ожидая его появления. И спустя три недели он пришел. С того времени он стал постоянно появляться в моей комнате, когда мать уходила на работу в ночную смену. А ночные смены у нее по графику были два раза в неделю.

Постепенно я научился терпеть боль, абстрагируясь от происходящего. Я всегда крепко зажмуривал глаза, представляя, что это все происходит не со мной и не по-настоящему, что это всего лишь страшный сон. Ввиду того, что я от природы – блондин, моя кожа была склонна к проявлению синяков даже от малейшего прикосновения. А отчим любил проявлять жестокость, заламывая мне руки, выворачивая бедра и сдавливая шею. Мое психологическое состояние отразилось и на поведении в школе – я начал прогуливать уроки, забросил курсы и связался с плохой компанией, намеренно ввязываясь во всевозможные драки, радуясь получению новых ссадин, синяков и побоев, желая перекрыть его следы на своем теле и избежать лишних вопросов.

Единственным светлым моментом в моей жизни стали долгожданные возвращения на каникулы Виталика, несмотря на то, что он постоянно ругал меня за мой внешний вид, ссылаясь на то, что мне нужно лучше питаться и начать заниматься спортом, отчитывал за плохие оценки и частые замечания в поведении:

– Кость, если ты хочешь поехать ко мне в Москву, тебе нужно стараться хорошо учиться и окончить школу без троек.

Я жил только этой мечтой о переезде к брату, отсчитывая каждый новый день до моего «освобождения», соглашаясь на все его условия, молча кивая и пряча руки в рукавах свитера, скрывая синяки на запястьях.

С возрастом пришло осознание, что в моих руках реальная возможность отправить отчима за решетку, стоит мне только открыть правду – я уже не боялся реакции или осуждения матери и окружающих. Но теперь было другое, что заставляло меня и дальше мириться со сложившейся ситуацией и терпеть прикосновения мерзких грубых рук. Я боялся потерять его, самого дорогого человека в моей жизни. Виталика. Что будет, узнай он, насколько я грязный и ничтожный? Обнимал бы он меня так нежно? Смотрел бы на меня таким ласковым взглядом? Отчим – единственное связующее звено между нами. И я буду терпеть, продолжать терпеть. Ради своего эгоистичного желания как можно дольше оставаться с ним. Возможно, это не такая уж и большая плата.

***

Обычно его хватало не больше, чем на десять минут, но сегодня он долго не может кончить, грубо сжимая мои бедра, входя в меня жесткими и быстрыми толчками, видимо, алкоголь дает о себе знать. Привычно закрываю глаза и, прогибаясь в пояснице, начинаю активно двигать бедрами ему навстречу, желая как можно быстрее ускорить момент кульминации. «Пожалуйста, пусть это поскорее закончится!»

«Как же мне хреново!» – я неохотно открыл глаза, активно растирая запястья, на которых бурыми кровоподтеками явно начали проявляться синяки со следами от пальцев. – «Вот сука, нахрена, спрашивается, заламывать и держать мне руки, если я уже давно не сопротивляюсь!»

– Ублюдок, снова кончил в меня, теперь опять весь день живот болеть будет, хорошо хоть, что мне сегодня не в школу, – бубнил я себе под нос, натягивая нижнее белье и футболку: душ – скорее в душ, смыть с себя всю эту грязь. – Ви… талик?!

– Доброе утро, – ухмыляясь, он стоял напротив моей комнаты, прислонившись спиной к дверному косяку, покручивая в руках кружку давно остывшего кофе, – или недоброе?

– Что ты тут делаешь? Ты же должен был приехать только сегодня ночью? – я поспешил завести руки за спину, пытаясь поглубже натянуть футболку на бедра, стараясь скрыть синяки на ногах и запястьях.

– Ага, а приехал вчера, – на лице его появилась недобрая усмешка, – только вот вы были слишком заняты, чтобы меня заметить.

Он видел? Неужели он все видел и ничего не сделал? Не спас меня, когда был мне так нужен? Я испуганно поднял на него глаза, но его лицо не выражало ничего, кроме презрения и отвращения.

Я часто задумывался над тем, что было бы, если бы брат узнал о том, что со мной вытворяет его отец. И в своих мечтах я всегда надеялся, что стоит ему только узнать, как он тут же защитит, спасет и освободит меня от этого кошмара. Ведь он сильный, чтобы справиться с этим, и добрый, чтобы простить меня. Какие глупые и наивные мечты! Ведь он не рыцарь в сияющих доспехах, а я не принцесса волшебного замка, и реальность такова, что в глазах окружающих я всегда буду лишь гадким никчемным подростком, совратившим взрослого добропорядочного мужчину, отца семейства.

– Слушай, я не собираюсь вмешиваться в твою личную жизнь, но ты бы хоть о матери подумал! – равнодушные жестокие слова причиняли сейчас намного больше боли, чем делал его отец.

Кого я обманываю? Больше, чем издевательств со стороны отчима, я всегда боялся только одного – увидеть именно это выражение на его лице, полное неприязни, безразличия и ненависти. Конечно, разве может родной человек совершить нечто подобное, ведь он – его отец. А я – ничтожество, и это моя вина, только я во всем виноват.

Сколько раз я прокручивал в голове эту сцену, я давно был к этому готов, только и подумать не мог, что это будет настолько больно – намного больнее, чем все то, через что я прошел. С силой сжимаю кулаки, отвлекаясь на боль, когда ногти до крови впиваются в ладонь. Плевать! Я давно привык к физической боли, лучше уж это, чем то, что сейчас происходит у меня в душе.

– Что ж, было очень благородно с твоей стороны не вмешиваться, спасибо, – сдерживая дрожащий голос, пытаюсь обойти его, направляясь в сторону ванной.

– А я ведь всегда считал тебя маленьким и невинным ребенком, оказывается, я тебя совсем не знаю. И как я мог так ошибаться? – хватает меня за плечо и с силой припечатывает в стену, прижимая всем телом, выплевывая грубые слова прямо в лицо. – Стоишь сейчас передо мной в одном белье, хочешь и меня совратить, а? Ты ведь и перед ним так расхаживал, соблазнял его, да?

– Виталь, не дури, – спокойно отвечаю я, глядя ему прямо в глаза, хотя мне уже все равно, что он со мной сделает, я был готов даже к тому, чтобы он меня ударил. – Отпусти меня, мне надо в ванную.

– Что это? – убирая волосы с шеи, там, где сейчас красовались следы от удушья. – Кость, он ведь тебя не заставляет? Скажи мне?

– Ты совсем дурак, я бы не позволил! – вырываюсь из его рук и, не оборачиваясь, у самой двери: – Только мамке не говори, ладно?

Поспешно закрываю дверь на шпингалет и включаю воду на максимум, сползая по стенке на колени, до боли закусывая запястье, чтобы не разрыдаться в голос, больше не в силах сдерживать жгучие слезы.

Все! Конец! Все кончено!

Не знаю, сколько я просидел так, уткнувшись лицом в колени, пока сдавленные рыдания не перешли в судорожное всхлипывание и неуправляемый истеричный смех. Ха–ха–ха!

Дурак, какой же я дурак! Все это было зря. Плевать, теперь я свободен. Через месяц мне исполнится восемнадцать и я смогу уйти из дома. И больше никогда, никогда не позволю ему прикоснуться к себе. Про переезд в Москву, я так понимаю, можно забыть. Не страшно! А еще через полгода окончу школу и устроюсь на работу, пожить пока можно будет у Кольки или у Сереги на даче, все равно его родители только по выходным приезжают.

С того дня время тянулось невероятно медленно. С Виталиком мы практически не общались. Проводя вечера в узком семейном кругу, мать все время расспрашивала брата об успехах в учебе и на работе, жалуясь на мое отвратительное поведение, снижение оценок, прогулы и постоянные драки. Вздыхала и удивлялась, что же со мной произошло, ведь раньше во время его приездов мы были не разлей вода, я буквально не отлипал от брата, проводя с ним все свободное время. Виталик на это лишь ехидно улыбался, подмигивая мне, ссылаясь на переходный возраст и проблемы в личной жизни.

Мне было мучительно больно находиться рядом с ним, каждую секунду буквально физически ощущая его презрение. Единственным плюсом сложившейся ситуации было то, что отчим никогда не трогал меня, пока в доме находился его сын, это было то время, когда я мог спокойно высыпаться, не опасаясь его даже тогда, когда мать уходила в ночную смену.

Просыпаюсь от невыносимой тяжести, сдавливающей грудь, не дающей сделать даже неглубокого вздоха, но не успеваю вскрикнуть, как широкая влажная ладонь закрывает мне рот, другой рукой шарит по телу, стягивая одежду.

Нет! Нет, что он творит? Ведь его сын может войти в любую минуту!

Стараясь вырваться, мычу в ладонь, яростно вцепляясь в руку пальцами, царапая ногтями, пытаясь укусить.

– Ах ты, сученыш! – затрещина по лицу, и мои руки заламывают над головой, перемещая другую ладонь ниже, сдавливая шею.

– Пожалуйста! Не сегодня… не сейчас… не когда он… тут... – рвано хватаю ртом воздух, но вместо слов вырываются лишь еле различимый хрип. – Прошу… я сделаю все, что ты захочешь…по… жалй… а…

– Заткнись! Нет его, ушел на встречу одноклассников, – рассеянный взгляд, глаза опять застилает пелена алкоголя. – Поэтому поторопись и живо раздвигай ноги!

Это хорошо, тогда и не страшно! Сопротивляться больше нет сил, в глазах темнеет от нехватки кислорода, чувствую, как начинаю безвольно обмякать в его руках. Не важно! Главное, что он не увидит, не узнает. Уже не важно…

– Костя! Кость! Костик! – прихожу в себя от болезненных шлепков по щекам. – Очнулся? Дурак, напугал меня.

– Виталик? Виталик! Прости меня! Виталик, прости… прости… – вцепляюсь в него, испуганно оглядываясь вокруг, ища взглядом отчима.

Утыкаюсь ему в плечо, обжигая горячими слезами, все снова и снова повторяя его имя даже тогда, когда из-за громких рыданий и всхлипываний слова невозможно разобрать, и они тонут в складках его рубашки. А он крепко прижимает меня к себе, нежно обняв и поглаживая по голове и плечам, ласковым шепотом успокаивая:

– Тише, малыш, не бойся, я с тобой, все хорошо! Я больше никому не позволю тебя обидеть!

Последний мой разговор с матерью состоялся в участке, когда она, мягко обняв меня, спросила с надеждой в глазах:

– Сына, милый, это ведь недоразумение? Скажи, что это все ошибка. Пожалуйста...

– Мам, я… – с сожалением в голосе шепчу я, глядя в ее глаза полные слез.

– Нет! – ошарашенно отпрянув от меня, прикрывает лицо дрожащими руками. – Это неправда, такого просто не может быть!

– Мам! Мам, успокойся! – в попытке успокоить, пытаюсь приобнять ее за плечи.

– Не смей! Не трогай меня! – переходя на крик, отталкивает меня, залепив звонкую пощечину. – Это все ты виноват! Это только твоя вина!

– Прости, мам… – тихо шепчу ей вслед. «Прости меня, глупая женщина, своего непутевого и никчемного сына».

После обращения с заявлением в полицию и задержанием отчима начался настоящий ад с чередой бесконечных опросов, допросов и следственных экспертиз. Мне приходилось не по одному разу пересказывать, когда, где и сколько раз были совершены насильственные действия со всеми мельчайшими подробностями обстоятельств произошедшего. Неоднократно давать ответы на унизительные вопросы о подробностях самого полового акта, о вероятности сопротивления или добровольного согласия, о том, состоял ли я ранее в подобного рода сексуальных отношениях, и о причинах моего молчания.

Множество раз меня проверяли на факт дачи ложных показаний ввиду личностных проблем или подростковой неприязни к отчиму, ведь он имел исключительно положительные характеристики с работы, был отличным семьянином, а я – всего лишь неблагополучный подросток, прогуливающий уроки, имеющий многочисленные записи в личном деле по факту нестабильного поведения и постоянных драк.

Правда, это больше было формальностью, потому как итоги судебно–медицинской экспертизы выявили наличие следов на теле неоднократного насильственного воздействия, в том числе был подтвержден факт совершения половых контактов.

Важную роль сыграли показания основного свидетеля – Виталика. Ведь это он сынициировал обращение в полицию и факт задержания своего родного отца. Он был единственным, кто остался со мной и поддержал в этой трудной ситуации.

Учитывая мой возраст, отчиму дали два года условно. Сразу после происшедшего мать подала на развод, она так и не смогла простить и принять меня, и дальнейшее наше общение сводилось к минимуму. Весть о случившемся разлетелась быстро, реакция окружающих была различной: кто-то осуждал в лицо, кто-то жалел. На удивление, отношение в школе ко мне смягчилось, все мои поступки и поведение были приурочены к сложившейся ситуации, и аттестат я благополучно получил. И даже без троек!

На лето я договорился пожить на даче у Сереги, но этому не суждено было случиться, поскольку сразу после госэкзаменов и сдачи диплома на пороге нашего дома появился Виталик, с огромным чемоданом и заявлением, что он забирает меня к себе, в Москву. Забавно, ведь мы теперь даже не родственники!

***

Монотонный стук колес поезда, неспешно увозящего нас в самый центр столицы. Я никогда раньше не ездил на поездах и сейчас испытывал неимоверный восторг, громко смеясь, высунувшись практически наполовину в открытое окно, навстречу теплому летнему солнцу, пытаясь сорвать листья с рядом проезжающих деревьев. Виталик курил и улыбался, молча наблюдая за мной.

Захватив огромную охапку молодых зеленых листочков с самого конца ветки, я вернулся в тамбур и, счастливо улыбаясь, протянул их брату:

– Смотри, как много на этот раз!

– Вообще–то, это опасно, – нравоучительным тоном заметил он, докуривая сигарету, – ведешь себя словно дитя малое.

Я вскинул руки вверх, создавая небольшой листопад над его головой, и снова весело рассмеялся. Внезапно Виталик склонился надо мной и накрыл губы поцелуем. Легким, как дуновение весеннего ветерка, и нежным, словно скользнувший по губам опавший осенний лист. Широко распахнув глаза, я замер от неожиданности, прикрыв губы рукой. Не может быть, мой первый поцелуй!

– Прости, я не хотел! – резко отстраняется от меня, болезненно морщась и сжимая руки в кулаки. – Хотя знаешь, вру, я хотел! Всегда хотел! Но я не должен был… прости, что не сдержался… я не имею права. Черт!

Нет, нет, нет! Привстав на цыпочки, обвиваю его шею руками, прижимаясь всем телом, и робко касаюсь губами. Пусть мой поцелуй по-детски нелепый и абсолютно неумелый, но я хочу показать ему свои чувства, чтобы он не ощущал своей вины.

– Глупый! – обнимая, крепко прижимает меня к себе и ласково треплет по волосам, перебирая прядки. – Ты ведь совсем еще ребенок у меня. Давай возвращаться в купе, холодает.

– Можно я еще чуть–чуть тут постою? Ты иди, обещаю, я недолго, – отворачиваюсь к окну, подставляя лицо навстречу теплому летнему ветру, позволяя ему высушить горячие соленые слезы, бесшумно скатывающиеся по моим щекам и исчезающие в растрепанных волосах, широко улыбаясь навстречу новой счастливой жизни.