Текст книги "Резюме (СИ)"

Автор книги: Акаматсу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Черт, воздух кажется раскаленным. Грудь словно ножом режет. Больно.

– Отлично, Роман. Теперь медленно, дышите медленно.

Да дышу я, дышу. Уйди. Ненавижу тебя.

– Роман, Вы слышите меня? Попробуйте ответить?

– Слы… шу… – больно.

– Нам необходимо провести несколько тестов, чтобы точнее оценить Ваше состояние.

Делайте что хотите. Только оставьте меня в покое. Я устал.

– Рома, ты не переживай. Мы с тобой в Германию поедем, там тебя точно на ноги поставят. И зрение вернут. Я уже им написала. Они сказали, что надо ехать.

– Мам, не переживай, – говорить тоже больно, но нужно. Иначе мама будет переживать. – Я поеду. Куда скажешь, туда и поеду. Только вот оправлюсь немного.

Черт как же я устал. Мне уже можно говорить, но шевелиться нельзя.

– Мам, а какое сегодня число?

– Ром, ты только не волнуйся. На работе все хорошо. Там я всем сказала, что ты поправляешься. Заместитель твой со всем справляется.

– Мам, какое?

– Третье… марта.

Марта? Как марта? Артур звонил, девятое декабря, кажется.

– Мам, когда я в аварию попал? Я не помню…

– Девятого декабря. Ромочка, ты не волнуйся, все будет хорошо.

Три месяца… блядь. Артур же не в курсе. Что он думает? А если он звонил? Телефон! Они же распечатку делали.

– Мам, а мой телефон? Я могу позвонить?

– Пока нет. Ты его тогда в офисе забыл, он не пострадал. Все контакты сохранились. Не волнуйся. Попозже позвонишь.

Да плевать мне на все контакты, кроме одного.

– Я же в кого-то врезался. Как он?

– Ты в столб врезался. Там девушка была, она увернулась, успела. А тебя занесло.

Слава Богу, не убил никого, идиот. Черт, как же я устал.

– Мам, я посплю.

– Конечно, отдыхай. Я попозже зайду.

Достали эти процедуры, обследования, операции. Кости срастаются, сил с каждым днем все больше и больше. О том, чтобы ходить или хотя бы нормально двигаться, пока и речи нет, но я себя чувствую. Пусть это пока только боль, но я чувствую. Врачи говорят, это хорошо. Не знаю, каким чудом, но позвоночник почти не пострадал. Мозги, правда, немного по лобовому стеклу размазало. Но там, судя по всему, и размазывать-то особо было нечего.

Да, когда ты лежишь в полной темноте прикованный к постели, начинаешь по-другому на жизнь смотреть. Блин, ерунда какая-то получается. Слепой и смотреть. Хотя. Слепые тоже видят. Но по-другому.

Сейчас я вспоминаю, как жил последние лет десять. Работа, деловые встречи, нужные знакомства. Мальчики и девочки по вызову. Единственный человек, кому я всегда был предан и кого любил беззаветно, это мама. И даже с ней я виделся крайне редко. Сейчас жалею, что не уделял ей достаточно внимания. Да, моей жизни ничего не угрожает, я стремительно иду на поправку, но увидеть я ее больше не смогу.

Меня все уверяют, что у меня сильный организм, что мне сделают какую-то там суперопупенную операцию и все будет в шоколаде. Да только я-то знаю, что ничего уже не будет. Я должен радоваться, что жив остался. Блин, так хочу увидеть Артура. Или хотя бы его голос услышать.

– Ромочка, я твой телефон привезла. Ты только долго не разговаривай, пожалуйста. Тебе еще вредно. Там же волны всякие.

– Мам, набери, пожалуйста, Артура.

– Ром. Он не звонил тебе. С того дня ни разу.

– Просто, набери номер и дай мне трубку.

Черт. Значит, мать видела, куда я звонил перед аварией. Сколько раз я звонил? Семь? Восемь? Почему так долго?

– Мам?

– Рома, может не стоит? Зачем тебе сейчас волноваться?

– Я хочу просто поговорить с ним.

– Из-за него ты в аварию попал, а он даже не позвонил. Ну, зачем, Рома?

– Мам, пожалуйста, дай телефон, – я с трудом протягиваю к ней руку. Я сам не смогу набрать номер. Я практически не могу шевелить правой рукой и кое-как шевелю левой. Но, я должен сделать это. Мама не права. Не из-за Артура я едва не умер, а из-за себя, из-за своей глупости.

– Мама, пожалуйста?

– Рома? Ты так сильно любишь его? – с каким-то надрывом спрашивает мать.

Люблю? Нет. Я не люблю его. Просто… я не знаю. Я запутался. Я хочу услышать его голос. Я не отвечаю матери. Я не знаю, что мне ответить. В руку опускается стальной корпус. Я знаю, каждую кнопку на этом телефоне. Но я не помню его номер. И он не забит в быстром поиске. Я не помню, какой он номер в списке. Я ничего не знаю о нем. Слышу, как мать выходит из палаты, закрыв за собой дверь. Она расстроилась. Прости мама.

– Алло? – доносится тихий голос у меня из рук.

Она набрала? Мама, спасибо! Максимально быстро, пока он не отключился, подношу трубку к уху. Больно, рука болит.

– Артур? – голос сильно хрипит.

– Кто это?

Что? Ты не узнал меня? Удалил мой номер? Почему? Три, нет уже четыре, месяца прошло. Или больше. Я запутался.

– Кто это? Алло? – Артур явно недоволен. Я снова отвлекаю его. И вдруг тихо, на уровне слышимости, – Роман Викторович?

– Артур, прости.

– Роман, это Вы?

– Я.

– Зачем Вы звоните? – я слышу, как его голос дрожит. Я теперь очень хорошо слышу.

– Прости меня.

– Мне кажется, уже поздно просить прощение. Почти полгода прошло. Чего это Вы про меня вспомнили? Не с кем ночь провести?

– Артур, я не мог позвонить раньше. Мне не разрешали.

– Кто? Роман, у Вас все в порядке? – волнуется? Мне показалось или это действительно волнение?

– Врачи. Я не в порядке. Я в больнице.

– Что случилось? В какой больнице?

– Я не знаю. Я вообще ничего не знаю. Мне нельзя много разговаривать, я не спрашивал, что это за больница. Что-нибудь жутко дорогое.

– Роман, что с Вами случилось? Почему Вы в больнице?

– Глупость. Да все в порядке. Не волнуйся. Я просто хотел извиниться. За все.

– Роман, я могу к Вам приехать?

– Не надо. И не стоит мне выкать. Я не достоин.

– Ром, можно я приеду? Пожалуйста. Я хочу все объяснить.

– Хватит, – в палату заходит мама, – отдай телефон. Я сказала недолго.

– Мам, пять минут?

– Нет, – она забирает у меня телефон, даже не дав попрощаться. Черт, ненавижу себя. Свою слабость, беспомощность.

– Он не виноват.

– Отдыхай, Ромочка. Тебе нужно поправляться.

Не хочу. Ничего не хочу. Я устал. Мне надоело, что все болит, надоело, что не могу шевелиться, что не вижу. Хочу вернуться в тот день, точнее вечер и все изменить. Позвонить Артуру и начать с начала. Пригласить на собеседование и предложить нормальные отношения. Я хочу к нему.

Сижу в своем кабинете и просматриваю договор. В дверь входит парень. Шелковая рубашка, жилетка, волосы уложены гелем.

– Здравствуйте.

– Добрый вечер Артур, присаживайтесь.

Парень садится в кресле напротив.

– Расскажите о себе.

– Я раньше работал в агентстве «Премиум», снимался на показах. Последнее время работаю по договорам с различными фирмами.

– Артур, – обрываю его речь. Я все помню. Я знаю, что будет дальше. Какое-то чудо дало мне второй шанс. Шанс все исправить. Изменить, – я соврал. Мы сейчас не ищем модель, я просто увидел твое фото на сайте и захотел с тобой познакомиться.

– Зачем тогда весь этот спектакль?

– Я не знал, как еще встретиться с тобой.

– Отношения, построенные на лжи, не долговечны. Вы безнадежны, Роман Викторович. До свидания, – Артур поднимается из-за стола и уходит. Я пытаюсь бежать за ним, но понимаю, что не могу пошевелиться. Я не чувствую ног. Черт, я в больнице, полностью обездвиженный. Хочу позвать его, но не могу, в горле торчит проклятая трубка, и я не могу кричать. Нет!

Резко просыпаюсь от собственного крика. В палату забегает сиделка. Бросается ко мне, проверяет пульс, еще что-то. А я лежу и пытаюсь восстановить дыхание. Чувствую, как по щекам бегут слезы. Черт, я не плакал лет… да хрен его знает. Не важно. Я больше так не могу. Я хочу увидеть его. Я хочу видеть. Просто видеть.

***

– Мам, он не приходил?

– Кто?

Молчу. Ты знаешь, кто.

– Нет, не приходил. Мне не говорили. Рома, не отвлекайся, нам собираться надо.

– Я не полечу.

– Ты с ума сошел? Рома, ты хочешь ходить или нет? Здесь тебе не помогут.

– Дай мне телефон, я позвоню.

– Нет, ты не будешь ему звонить. Хватит. Ты в прошлый раз нас так напугал. Тебе сейчас нельзя волноваться. У тебя операция совсем скоро.

– Пока не позвоню, не полечу.

– Извини, сынок, но в этот раз по-твоему не будет.

– Я устал. Я хочу в Россию. Все бесполезно. Мне провели уже тысячу операций, а толку нет. Я не вижу.

– Прекрати скулить, – мать от меня тоже устала. – Ведешь себя как ребенок. Тебе же сказали, пока ты не сможешь нормально ходить, операцию на мозге делать не будут. Организм не выдержит.

– Ходить я и там научусь. Я хочу видеть.

– Потерпи. Пройдешь курс терапии, восстановишься, и сделаем тебе операции. Будешь видеть.

– Когда?

– Как только сможешь ходить.

– Доктор, это же Вы должны будете провести мне операцию по восстановлению зрения?

– Да, Роман, я. Что Вы хотели узнать?

– Почему мне не до сих пор ее не сделали?

– Сейчас не я Ваш лечащий врач, я не смогу сразу ответить на этот вопрос. Мне еще не передавали Ваше дело. Возможно какие-то сложности с позвоночником.

– Вы сможете узнать?

– Вы же, кажется, через мать с врачом общаетесь?

– Да, поэтому я к Вам и обратился.

– Я понял. Узнаю и зайду позже.

– Спасибо.

– Я выяснил, как обстоят дела. Операцию можно делать в любой момент, но Ваша мать опасается, что организм не выдержит нагрузки. Ее опасения вполне оправданы. Я проведу операцию, как только Вы немного окрепнете.

– Меня уже признали недееспособным?

– Нет.

– Тогда я могу попросить Вас провести операцию сейчас?

– Можете, но лучше подождать…

– Сейчас. Я устал ждать.

– Роман, операций было слишком много. Организм устал. Вам предстоит очень сложная процедура. Мы будем вскрывать череп, искать пораженный участок. Нагрузка очень высокая. Есть риск не только не вернуть зрение, но и летального исхода.

– Делайте.

– Роман, без подписи, Вашей или Вашей матери мы не сможем этого сделать. Вы не сможете подписать документ, а она согласия не даст.

Черт, я заложник собственной слепоты и матери. И ведь доктор прав, ее хрен переубедишь. Она за меня боится, она уже раз меня чуть не потеряла. Придется смириться и ждать.

– Мам, я смогу продолжить лечение в России. Операций больше не будет, кости срастутся, а ходить учиться можно и дома. А на зрение потом вернемся опять. У меня запасы денег не бесконечные. Я конечно слепой, но не идиот. Я же знаю, что таких средств, которые были потрачены на лечение у меня нет.

– Рома, не думай о деньгах. Мне сейчас главное тебя на ноги поставить. Да и у меня бизнес на месте не стоит. Пока не бедствуем.

– Спасибо, мама. Что бы я без тебя делал?

– Не родился! – мама смеется. Впервые почти за сколько? Месяцев семь уже прошло?

– Поехали домой?

– Хорошо, сына. Поедем домой.

Россия встретила меня жарой и горячим ветром. Душным такси и шумными улицами. Я успел ото всего этого отвыкнуть там, в Германии, в уютном медицинском центре. Проблемы начались еще в аэропорту. Мое кресло не влезло в такси. Тушку свою я кое-как на сидение запихал, а мать с таксистом, ругаясь и споря, еще минут двадцать пытались его хоть куда-нибудь пристроить в машине. До чего они там договорились, и куда его присобачили, я не знаю. Меня волнует больше другое. Как позвонить Артуру? И помнит ли он меня еще? В марте помнил, но я просил его не приходить. Я и сейчас не хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии. Но хочу снова услышать его голос. Не знаю, почему я на него так залип. Может мама права и это любовь? Хотя, какая к черту любовь? Я в своей жизни никого и никогда не любил, кроме матери и себя. Если бы я любил Арти, разве бы я обращался бы с ним, как со шлюхой? Точно нет. Любить, это значит, хотеть отдавать, а я хотел? Нет, если только деньги, но это не то, это просто покупка секса.

Черт, какая же я все-таки скотина. Да еще и эгоистичная. Я привязался к нему, это да. Как привязываются к хорошей вещи. Он, как напоминание о моей силе, о моем прошлом. Нет, я не буду ему звонить. Уже слишком поздно.

Так, Роман Викторович, все хорошо. Это твое агентство. Ты его создал, ты его раскрутил и никто его у тебя не заберет. Смелее, выходи из такси и топай в офис. Черт, трость тростью, а без сопровождающего немного ссыково.

– Эй, может Вам помочь? – какие у нас таксисты отзывчивые пошли.

– Спасибо, если не сложно, до входа.

– Держитесь за руку, – подставляет мне локоть. Хм, профессионально.

– Знаете, что делать?

– У меня жена слепая, я часто ее сопровождаю. Знаю, как это тяжело. Вас там встретят?

– Это мое агентство, я в нем лет десять проработал, надеюсь, меня там еще не забыли.

– Если десять, то не забыли. О, охранник бежит. Кажется за Вами.

– Роман Викторович? – охранник, кажется Олег?

– Не ждали меня уже? – усмехаюсь сам себе. Я вообще странный стал.

– Ждали, но не так скоро. Давайте, я Вас провожу. За такси заплатить?

– Я не совсем инвалид, рассчитался уже. Привыкай к слепому начальству. Я тут теперь у вас частым гостем буду.

– Да что Вы, Роман Викторович! Мы только рады Вас видеть.

Ага, особенно ты. Наши ночные посиделки с Артуром уже забыл? Или не ты морду воротил, когда мы мимо проходили? Охранник провожает меня до кабинета. Мда, вот почему народ думает, что если слепого обсуждать шепотом, он не услышит. У меня сейчас слух как у ищейки. За версту шорох слышу.

– Роман Викторович? Вы? – Ирина. Как приятно слышать знакомые голоса. – Что же Вы не позвонили, не предупредили?

– Ира, даже если у вас тут полный бардак, меня вы можете не бояться. Я сейчас не как ревизор, а скорее как часть интерьера. Посижу немного в офисе и обратно в свою берлогу поползу. Только попросить тебя хотел.

– Конечно, Роман Викторович. Все, что угодно.

Ирина усаживает меня в мое кресло и я, не сдержав облегченного выдоха, вытягиваю правую ногу. Как же болит зараза! Левая уже ничего, а вот правая вообще спасу нет. Все-таки по лесенкам мне еще рано бегать.

– Ирина, дверь закрыта?

– Да, можете говорить. Мы здесь одни.

– Мне сиделка нужна. Ну, человек, который меня везде сопровождать будет, дома помогать, договора зачитывать. Надежный и верный человек.

– Сейчас сложно найти такого человека. Что касается работы, так на Михаила Андреича можно положиться. Он за это время полностью освоился, всю документацию сам проверяет и подписывает пока за Вас.

– Да, работа это хорошо. Значит, для ухода и дома. Сможешь поискать? Я понимаю, что это не входит в твои обязанности, но я оплачу. Как сверхурочные.

– Глупости какие. Конечно, поищу. Быстро не обещаю, надежного человека найти сложно. А мальчик тот, что приходил? Артур Мечин? Ему что сказать?

– Артур? – черт, у меня чуть сердце не выскочило. – Когда он приходил?

– Ну, до аварии еще часто здесь бывал. И последние несколько месяцев. Он звонит постоянно, спрашивает, не приходили ли Вы на работу. Он обычно по понедельникам как раз звонит. Ему сказать, что Вы были?

– Он сегодня не звонил?

– Нет. Он чуть позже звонит, после четырех.

– Если позвонит, соедини меня с ним. Я здесь буду.

– Хорошо. Вам что-нибудь принести?

– Твой кофе хочу. Соскучился очень.

– Одну минутку, Роман Викторович, – слышу, как она улыбается.

Вспоминаю лицо. Черт. Я начинаю забывать, как выглядят сотрудники. Пытаюсь вытащить из памяти ее лицо, смутный образ. Я был таким невнимательным. Но, похоже, меня здесь любили. Я же слышал, как офис шептался, высунувшись в коридор. Не осуждали, не язвили. Переживали, охали.

Провожу ладонью по пустой столешнице. Странно, что зам не перебрался в мой кабинет. Хотя, это хорошо. У меня с этим столом столько воспоминаний связано. Где-то здесь должна быть статуэтка лошади. Ага, вот она. Помню, как Арти приложил меня ей. Может попросить его еще раз съездить мне по куполу? Я столько слышал про чудесные исцеления, после травм.

В столе были презервативы. Я в последнее время всегда держал их под рукой, и смазка.

Открываю стол, шарю рукой. Нету, значит нашли и выбросили. Бумаг тоже нет. Ладно, черт с ними. Мне сейчас это все без надобности.

– Ваш кофе, – Ирина ставит на стол поднос и пододвигает чашку к моей руке.

– Спасибо. Ирина, иди работай, я справлюсь.

– Если что, зовите.

Девушка уходит, и я снова остаюсь один. За последние почти одиннадцать месяцев я впервые остаюсь один днем.

Чем себя занять, абсолютно не знаю. Проверяю время. Час двадцать. Пока Арти позвонит, я тут с ума сойду. Но я не выйду из кабинета, даже если пожар случится. Он звонит. Значит помнит. Черт. Я, дурак, повелся на уговоры матери и сменил сим-карту. Чтоб партнеры не донимали. А он же ничего обо мне не знает. Вряд ли ему сказали хоть что-нибудь на работе.

Минут через двадцать в кабинет заходит мой зам. Вот кто отвлечет меня на время ожидания. Сейчас я у него все выспрашивать буду.

Я так увлекся нашим внеплановым совещанием, что совсем забыл про время.

– Роман Викторович, Мечин Артур звонит. Соединять?

Черт, Артур. Наконец-то.

– Да, конечно, – опускаю трубку.

– Михаил, давай на сегодня все. Я устал. Я завтра постараюсь приехать.

– Хорошо, я тогда завтра подготовлюсь нормально. Отчеты сведу.

Зам собирает бумаги. Как же черт тебя дери медленно. Вали уже!

Закрывается дверь.

– Артур?

– Привет.

– Привет, – как я соскучился по его голосу. Вспоминаю его образ. Красивый тигренок. Теплый, доступный. Мой.

– Я тебе не мешаю? – робкий голос в трубке.

– Нет, я рад, что ты позвонил.

– Я знаю, что ты был в больнице, но мне там ничего не сказали. Сказали, что не родственникам никакой информации не дадут. И на работе сказали, что ты в отпуске. Я звонил тебе.

– Я был в Германии, потом пришлось сменить симку… Я скучал.

– Мог бы и сам позвонить.

– Не мог. Я не помню твой номер.

– В марте помнил, сейчас забыл? Зачем было удалять мой номер, если скучаешь?

– Артур, тут такая ситуация. Ты не мог бы в офис приехать?

– Зачем? В Германии трахать некого?

– Артур, не груби, пожалуйста…

– Да, я помню, ты этого не любишь. Ты много чего не любишь.

– Ты же звонил, хотел узнать, что со мной?

– Хотел. Так что случилось? Куда ты пропал на год?

– Я лечился.

– Надеюсь не от СПИДа?

– Нет, этого у меня точно нет. Так ты приедешь? Я поговорить хочу.

– Я могу приехать через полчаса.

– Я скажу, чтоб тебя проводили.

Отключаю Артура и звоню Ире:

– Минут через тридцать Артур Мечин подъедет, проводи его ко мне, пожалуйста?

– Конечно. Еще что-нибудь?

– Нет.

– Привет, снова, – такой знакомый голос. Вживую. Я не слышал его почти год. Черт, я соскучился. Смотрю в темноту, в ту точку, откуда идет звук. Он там. Пытаюсь представить его себе. Черные брюки, шелковая рубашка и жилетка. Волосы аккуратно уложены гелем. Совсем юный мальчик. Интересно, он изменился?

– Привет, Артур. Садись.

– Ты теперь крутой мен? В очках даже в офисе?

– Я теперь всегда в очках, Арти, мне так удобнее. Что на тебе надето?

– Тебе не нравится? – слышу обиду в голосе. – Ты сказал, мы просто поговорим.

– Я просто хочу тебя представить.

– В смысле? – недоумение. Я хорошо читаю по голосам.

– Я слепой, Артур. Уже почти год. Я просто хочу представить тебя.

– Что значит, слепой? – шок. Следующей реакцией будет отвращение.

– Это значит, что я не вижу.

– Я не понимаю… почему?

– Я попал в аварию. Разбил голову и потерял зрение.

– Когда? – голос сильно дрожит.

– Девятого декабря.

Тишина. Вспоминаешь, что было в этот день или пытаешься связать события?

– После того, как…

– После того, как ты меня бросил. Точнее послал.

– Это ты меня послал. Я лишь хотел…

– Договаривай.

– Я хотел немного уважения с твоей стороны.

– Уважения? Ты хотел его не от того человека.

– Я хотел его от тебя. Неужели твои слова про личность и про пустышки, все ложь? Ты сам хотел, что бы я поверил в себя. Я поверил. Получается зря?

– Не зря. Если поверил, это хорошо. Для тебя.

– А для тебя?

– А что для меня? Я все, кончился. Нет больше Романа Викторовича. Слепой калека не имеет права голоса.

– Не говори так. Можно же сделать какую-нибудь операцию или что-то еще? У тебя денег до хрена, такие как ты, не становятся калеками.

Обидно. Такие как я. Другой сорт людей. Я раньше тоже делил людей по достатку. До тех пор, пока не вернулся сюда и не стал регулярно ходить в центр восстановительной медицины. Там все равны. Не важно, есть у тебя миллионы или копейки. Там важна только сила духа. Болезнь уравнивает всех. Ей плевать, у кого забирать ноги. Я общался со многими пациентами. Да, конечно, не все могут провести дорогостоящую операцию, но восстанавливаются после травм все вместе. На одних тренажерах. Ходят на одних и тех же брусьях. И боль одна на всех.

– Артур, смерть не делит людей на богатых и бедных, не делит их и болезнь. Кости у меня не железные, раздробило в щепки. И срастаются они не быстрее, чем у Павла Федоровича, из центра, хоть у него зарплата девять тысяч. А на одном тренажере слезы проливали. Ходить-то всем хочется.

– Я не… извини.

– Не извиняйся. Тебе не за что извиняться. Я рад, что ты зашел.

– Ты меня прогоняешь?

– Нет, можешь остаться, но смысла я не вижу. Ты узнал, что со мной. Теперь можно уйти спокойно и забыть.

– А если я не хочу забывать?

Ох, тигренок, как я хочу, чтобы ты не забывал.

– А простить сможешь?

– Смогу. Ты другой теперь.

– Другой. С того света все другими возвращаются.

– Ты пугаешь меня?

– Нет, малыш. Просто это правда. Я в коме почти три месяца провел.

– Ром, прости меня, а? Я тебе тогда смерти желал, злился на тебя. Думал, ты позвонишь или приедешь, а ты молчал. Я не знал, что ты…

– Я был в шаге от исполнения твоих желаний, – сейчас мне даже немного смешно.

– Не шути так. Я когда услышал, что ты в больнице, чуть с ума не сошел. А ведь ты из-за меня, да?

– Из-за гололеда. И из-за своей дурости. Не справился с управлением.

– А куда ты ехал?

– Никуда, прямо.

– А я ведь к тебе на работу потом приходил. На меня секретарша так глянула, словно это из-за меня Вторая Мировая началась. Сказала, что тебя нет и не будет. Знаешь, как я тогда обиделся? Хотел даже твой номер удалить. А потом мне кто-то звонил с твоего телефона. Звонил и молчал.

– Это, наверное, мама была. Она тебя ненавидит.

– Меня все мамы ненавидят. Я их детей убиваю.

– Артур, прекрати. Я же не умер. А в смерти Гера ты не виноват.

– Косвенно, я причастен к обоим случаям.

– Косвенно, я причастен к таким случаям, за которые меня самого расстрелять мало.

– Криминальное прошлое?

– А ты думал, я свое агентство одними красивыми словами лучшим сделал? Никого не убивал, конечно, не бойся, но и крови у людей немало попил. Здесь либо ты, либо тебя.

– Поэтому ты такая сволочь.

– Не могу не согласиться. В борьбе за власть забываешь простые человеческие ценности.

Да, видимо, для того, чтобы вправить мне мозги, их было необходимо размазать по стеклу. Я даже немного рад, что все так сложилось. Жалко, конечно, что зрение потерял. Но если это цена за то, что бы стать другим и получить Артура… не знаю, готов ли я ее заплатить. Я живу на голой надежде. Надежде восстановиться, сделать операции и вернуть зрение. Отбери у меня эту надежду и что останется? Темнота? Я с ума сойду. Я не такой сильный, каким казался себе раньше. Я боюсь никогда не увидеть.

– Ром, а за тобой кто-то придет?

– В смысле?

– Ну, ты же теперь не можешь передвигаться без помощи, или?..

– Пока не могу. Нет, за мной не придут. Надеюсь, Ира проводит меня до такси, а там как-нибудь доберусь. Свой двор я уже более или менее изучил.

– А мы не могли бы пойти куда-нибудь? Я бы тебя потом проводил до дома.

– Как девушку? – представил себе эту картину.

– Как слепого, – голос серьезный, без намека на улыбку.

– Я не против. Может в кафе? Я слегка проголодался.

– Отлично. Я не могу здесь находиться. Этот стол…

– Отличный стол. Крепкий, – хлопаю слегка ладонью по столешнице, вспоминая, как в первый раз взял его здесь.

– Я помню.

– Я тоже.

В кафе Артур развел меня на рассказ о моих злоключениях в больницах мира. Неприятно вспоминать, но отказать ему я не могу. Находясь рядом с парнем, мне становится как-то уютно, что ли. Слепота напрягает безумно, хочется видеть глаза собеседника, а не говорить во тьму. Когда он долго молчит, мне кажется, что его здесь нет, что он ушел. Я как полный дебил постоянно спрашиваю его: «Ты слушаешь?», получаю утвердительный ответ и продолжаю. Я, оказывается, не окреп еще и наполовину. Я столько не говорил никогда. Голова начала нещадно болеть, спина устала от долгого сидения в одной позе. Видимо мое состояние отразилось на моей физиономии.

– Ром, тебе плохо?

– Устал немного.

– Может домой?

Нет, не хочу. Не хочу, чтобы он уходил. Я сегодня отправил мать к себе, чтобы она отдохнула. Я с ума сойду там один. Я лучше еще потерплю.

– Нет, все хорошо, посидим еще немного.

– Ладно, только я отойду на минуту, – я слышу, как отодвигается стул и его шаги.

Я жду. По ощущениям прошло минут пять. Его нет. Проверяю время: девятнадцать сорок три. Жду. Девятнадцать сорок пять. Может там очередь в туалет? Девятнадцать пятьдесят две. Меня начинает трясти. Он ушел. Он бросил меня здесь одного. В неизвестном мне месте. Черт, я даже пальто свое не найду. Чувствую, как сильно дрожат руки. Пытаюсь встать, надо как-то привлечь к себе внимание. Черт, нога не шевелится. Сволочь, двигайся. Так, медленно встал. Вряд ли Артур расплатился, значит, сейчас должен подойти официант. По привычке озираюсь в темноту. Вокруг голоса, незнакомые, чужие враждебные. Хочу найти трость, шарю рукой вдоль стола. Глухой стук. Так, спокойно, Роман. Сейчас кто-нибудь подойдет, ты не один, тут толпа народу, кто-нибудь обязательно обратит на тебя внимание. Чувствую сильный толчок в плече:

– Чего встал среди дороги, ослеп, что ли? – какой-то мужик.

Так и хочется крикнуть: «Да ослеп, ты что, не видишь? Помоги мне, сволочь!», только у меня не получается. В горле ком, дышать трудно. Черт, черт, черт. Неужели снова? Нет, в тот раз я был в больнице, рядом были врачи. А сейчас никого. Артур, куда же ты свалил, тигренок? Черт, как душно, надо выйти на улицу. Я смогу. Трость нужна только для поддержки. Только поддержка. Я смогу без нее. Роман, ты сильный, давай.

– Мужик, ты че, напился? Иди на улицу блевать!

– Трость, – выдавливаю все-таки слово. Да, хоть слово. Врачи говорили, в таком случае отвлечься. Поговорить с человеком.

– Чего?

– Трость.

– Ты дебил?

– Что случилось, – Артур! Он здесь. Это его голос, его!

– Ром, что случилось, тебе плохо? – чувствую его руку на плече. Я не один, не один.

– Душно.

– Пошли, держись за меня, – Артур ведет меня куда-то. Не важно, главное с ним.

– Я думал, ты ушел.

– Куда, Ром? Там в туалете очередь, меня не было минут пять.

– Девять.

– Что девять?

– Девять минут. Тебя не было девять минут.

– Это много? Прости, я не знал, прости. Пальто одень?

Когда он его взял? Не важно, главное он рядом. Помогает мне одеться, а мне так хочется прикоснуться к нему, поверить, что он рядом.

– Можно? – протягиваю руку предположительно к его лицу.

– Ром?

Едва касаюсь его кожи, кончиками пальцев. Он теплый.

– Ром, постой минутку, я только расплачусь и вернусь. Хорошо?

– Хорошо, – мне уже легче.

Очень хочется прилечь, но я потерплю. И не такое терпел. На улице холодно. Я не помню, в прошлом году в конце октября было холодно или тепло? Мы с Артуром покупали ему пальто. Было холодно, но когда? Я не помню, когда это было. Я был такой невнимательный к деталям. Сейчас жалею.

– Ром, может, домой поедем? – он правда быстро вернулся.

– К тебе?

– Почему ко мне?

– Я не хочу домой. Там никого нет.

– А кто сейчас… ну…

– Мама, но она уехала к себе на три дня. Я ей обещал, что найму сиделку.

– У тебя сейчас никого нет?

– Нет, Артур. Мне неудобно, но ты не мог бы побыть со мной еще немного. Мне нужно восстановиться.

– Ром, что с тобой было в кафе. Ты до сих пор бледный.

– Какие-то панические атаки. Такое уже было раз, в больнице еще, когда я тебе звонил. Не очень страшно, просто нужно, что бы кто-то был рядом и отвлек.

– Это тоже из-за меня?

– Артур, прекрати. Ты не виноват в том, что со мной произошло. Я сам во всем виноват.

Артур вызвал такси, помог дойти до квартиры. Он ведет себя со мной как с хрустальным. Мне немного обидно, не хочу чувствовать себя ничтожной размазней. Артур помнит сильного и властного Романа Викторовича. Мне кажется, новый я ему просто противен. Тряпка.

– Ты останешься? – с надеждой спрашиваю парня.

– Если нужно, конечно.

Нужно? Мне это необходимо. Но, так противно понимать, что я сейчас беспомощный, как слепой котенок. Бля, я и так слепой и сил как у котенка.

Свою квартиру я хорошо изучил. Знаю каждый угол, каждый порог, где и как стоит мебель, поэтому уверенно скидываю одежду и обувь и иду в комнату. Там стоит моя новая «машина» инвалидное кресло. Я его до сих пор не выбросил. Когда мать не видит, я иногда отдыхаю в нем, изредка даже езжу по квартире, когда ноги совсем уже не держат после занятий в Центре. Не хочу, чтобы Артур его видел, но отдохнуть сейчас просто жизненно необходимо. Ноги отнимаются и спина. Прохожу в комнату и сажусь в обычное мягкое массажное кресло. Откидываю спинку назад, в положение полулежа.

– Ром, а коляска зачем?

– С того года еще осталась. Выбросить некогда, – вру, конечно, но и признаться боюсь.

Чувствую, как парень опускается на подлокотник, рядом со мной.

– Ром, ты если хочешь, ложись спать. Я могу до утра остаться.

– Я не хочу спать, просто спина немного болит. Но, ты останься.

Пусть эгоистично, но он сам вызвался.

– Ты чего-нибудь хочешь?

– Ванную и массаж.

– Ванную запросто, а вот массаж я не умею.

– Чего там уметь, потискал за выпуклости и все дела.

– Потискать, это я с радость.

– Я без пошлостей. Ты не подумай, – черт, пошутил не подумав.

– Я тебе больше не интересен, – выдает парень с обидой.

Охо-хо. Интересно, интересно. Неужели больше не злится?

– Ты серьезно? Забыл, какая я сволочь?

– Нет, не забыл. Но, кажется, изменился.

– Люди не меняются. Хотя ты прав, я изменился, наверное.

– Изменился. Я тебя совсем не узнаю. Ну, так что, готов к ванной и массажу в моем исполнении? – слышу озорные нотки в голосе.

– Всегда готов, – улыбаюсь как идиот.

А что мне еще остается делать, если Артур рядом и даже сам предложил некую близость. Я не уверен, что на что-то способен в таком состоянии, но я и не пробовал ни разу.

Артур ушел, но сейчас мне не страшно. Я слышу, что он рядом. Слышу, как шумит вода, как брякают различные бутылочки. Это так по-домашнему. Неужели черная полоса моей бездарной жизни решила закончиться, и теперь я получаю второй шанс?

Спустя несколько минут, Арти возвращается в комнату.

– Ром, там все готово. Что делать?

– Ничего, спасибо. Я сам смогу.

Выбираюсь из кресла, снимаю с себя одежду. Когда дохожу до белья, слышу задушенный не то всхлип, не то вздох сбоку.

– Артур?

– Ром, эти шрамы?

– Операции, прости, я не знаю, как выгляжу, подай халат, я прикроюсь.

– Не надо. Извини, просто я не ожидал. Их так много.

– Меня сшивали по кускам, потом было множество операций.