Текст книги "Пусть говорит ветер (СИ)"

Автор книги: Aino Aisenberg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Миссис Грейнджер всегда любила путешествовать, а отец любил работу и дом. Раньше летом Гермиона сама сопровождала мать в поездках на родину во Францию, а теперь маме необходимо освободиться, чтобы вернуться на землю предков, к корням. Уже в одиночестве.

Преодолев расстояние до зала суда на скрипучем лифте, Гермиона вошла в сырое подземелье – место заседаний Магического суда, решительно расправив плечи. Нарцисса и Драко уже сидели на своих местах, рядом с камерой, куда должны были привести подсудимого.

Гермиона садится в стороне от присутствующих Малфоев. Холоден взгляд Нарциссы, женщина напряжена, выжидает. Но тут же теряет интерес к Гермионе, как только в зале Суда появляется ее муж. Люциуса Абраксаса Малфоя вводят через маленькую, неприметную дверь в северной стене. Руки скованы тяжелыми наручниками. Его ведут под конвоем, крепко держа за тощие локти, скрытые в трубах рукавов грязной тюремной робы. В этом нет необходимости: мужчина, очевидно, так слаб, что едва передвигает ноги.

Гермиона помнила, как дурно он выглядел во время их последней встречи, после первого срока заключения в тюрьме, но вид нынешнего Люциуса Малфоя вызывал такой острый укол жалости, что Гермионе пришлось опустить глаза. И когда она осмелилась поднять их вновь: взгляды Люциуса Малфоя и Гермионы Грейнджер встретились.

Он смотрел серьезно, без малейшего намека на враждебность, и, может быть она ошибается, но где-то там, на дне этих осенних грязных луж серого взгляда – робкая искра надежды. Гермиона все еще потрясенная рассматривала бывшего таким грозным мужчину, один вид которого раньше вселял в нее неприязнь и даже страх.

Теперь вместо высокого элегантного аристократа перед ней восседала высохшая, бледная фигура, с землисто-серым лицом и испорченной кожей. Лицо его похоже на бесплодную горную породу. Серое, все в узоре ярких вен. Волосы, спадавшие когда-то по плечам лучами лунного света, сбились в бесформенный кусок пакли.

Тишина в Зале суда стояла неправдоподобная, и Гермионе казалось, будто она слышит дыхание Люциуса Малфоя: тяжелое, свистящее, простуженное в сырых подземельях.

Тем временем бесстрастный голос судьи объявил заседание открытым. Тройной удар молоточка дал ей старт на воображаемой дистанции лжи. «Странно, – думала девушка, – маги так решительно открещиваются от всего маггловского, но как похожи эти два мира».

Заседание началось, и Гермиона честно пыталась сосредоточиться на происходящем, но удавалось из рук вон плохо. Она видела лишь лица Малфоев, менявших маски выражений, в зависимости от показаний свидетелей. И тогда Гермиона задумалась о том, какого, должно быть труда, стоило Гарри организовать это слушание. Свидетели шли вереницей. Подошла и ее очередь.

Главный судья – маленький сухой, как щепка, чародей, прочитал ее имя в списке, исказив до неузнаваемости. Он, несомненно, не знал, что перед ним Гермиона Грейнджер, героиня Второй Магической Войны, а девушка встала и неуверенной походкой направилась к кафедре, чтобы ответить на вопросы.

И она не вспомнит ни одного.

Гибкий ум отличницы – Грейнджер был сосредоточен лишь на том, чтобы ответы не противоречили друг другу и банальной логике. Взгляд равнодушно следил, как самопишущее перо секретаря протоколировало ее показания. Еще она видела, как по мере ее рассказа округляются глаза Люциуса Малфоя. Он не ожидал, что та, кого он называл не ласковее, чем грязнокровка, даст показания в защиту его чести.

Суд затянулся на несколько дней, и Гермиона уже не знала на каком она свете. Она и сама записывала то, что говорила, чтобы просто не запутаться. И было бы гораздо страшнее, если бы не Гарри Поттер, лицо которого она мельком видела, выходя из зала суда. Значит, он был там и слышал все. От этого миллиарды мурашек разбегались по глади кожи, ведь никто другой так хорошо не мог знать, что она лжет. Но отчего-то присутствие друга вселяло не страх, а надежду.

Другой спасительной соломинкой был Драко. Он находил ее губы, прижимая к себе в свободном мгновении, в темноте и тесноте переходов подземелья Министерства. Она отталкивала, шипя: «Зачем так рисковать? Я и так сама не своя. Я боюсь! Умоляю, о, Драко». Но его рука нетерпеливо забиралась под мантию, щекоча-раздражая кожу, поверх резинки чулок. Эти прикосновения обещали горячую ночь, и не обманывали ее ожиданий.

За все время ни разу они не занимались любовью с таким отчаянием, будто это в последний раз. Раз за разом, они не останавливались, пока силы окончательно не покидали их. До крови и синяков, от которых не помогали уже мази и заклинания, он владел ей, а она отдавалась с таким же сумасшествием. Крики, будившие соседей по гостинице. Четыре утра. Верх бестактности. И новые стоны. Он берет – она отдается.

– Сегодня.

– Что?

– Я уверена, что сегодня примут решение.

Он поигрывает ее пальцами, рассматривая их в лунном свете. Гермиона лежит, удобно устроившись на узком плече юноши. Он проводит языком между пальцами. Сладкие. Виноград, да и только. Она вся, как диковинный фрукт. Он ведет этими мокрыми пальцами по ее лону, приоткрывая складки и вводя в нее свои. Стон, скорее боль, чем удовольствие и вслух она говорит:

– Мне уже не хочется… то есть не так. Разум хочет, тело отказывается.

– Неблагодарная Грейнджер, – смеется Драко подминая хрупкое тело под себя. Осторожно поглаживая ягодку ее клитора, он добивается, что Гермиона вновь становится влажной. Влажной, ровно настолько, чтобы продолжить. Входит осторожно и чувствует, как острая боль пронзает собственное тело. Вчера он порвал уздечку, когда искал свое удовольствие в ее узкой щелке, и даже не заметил, а теперь болело так, что он невольно поморщился.

И все же это хорошо и честно, знать, что не кончит ни она, ни он. Но приятно чуть шевелиться в ней. Она горячая, влажная, дающая спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Он еле двигался, засыпая прямо на ней, находясь внутри. Ее и его кровь выходила наружу, засыхая единой твердой коркой. Смешивалась его чистая кровь, с кровью магглорожденной Гермионы. Но Драко было все равно.

Горячо.

Влажно.

Уютно.

***

Ему приказано встать скрипучим старческим голосом.

– Ваша честь?

– Подсудимый, прошу Вас, встаньте для оглашения приговора.

В ушах без всяких раковин шумят океанические волны. Несутся, перегоняя друг друга, и забиваются о прибрежные скалы, шепчут рассыпающимися в пыль ракушками:

«При-го-вор».

Откуда-то издалека, прерываемый ветром, будто телеграфный код:

– А по сему решено снять все… пшшш… обвинения… пшш… и в виду… вновь открывшихся фактов снять с Люциуса Абраксаса Малфоя все пшшш… обвинения и освободить из-под стражи в зале суда…

Ветер в ушах Драко, робкий аромат свободы с примесью запахов подземелья. Руки сына ложатся на плечи отца. Чуть отстав, к ним присоединяется Нарцисса. В черных бриллиантах глаз блики.

Слезы? Радость? Все позади.

Они смотрят на застывшую на своем месте Гермиону – Люциус и Нарцисса Малфои, и только лица Драко она не видит, юноша повернулся к ней спиной.

***

Пропали без объяснения причин.

Уже полгода о Драко и его семье ничего не слышно.

Гермиона Грейнджер не привыкла плакать, и сейчас глаза ее сухи, когда петелька за петелькой, ряд за рядом, она продолжает начатое накануне вязание. Глаза слипаются, она постоянно чувствует усталость и головную боль, что ж это пройдет, у всех проходит.

Довязав еще один рядок, девушка откладывает рукоделие в корзину и, встав, походит к окну. За немытым стеклом драгоценная пора. Земля золотая, лазурь небес. Прощаются крикливые птицы с родными землями. До весны.

«До весны», – шепчет она и робко машет рукой.

Свистит забытый на плите чайник. Поддевая ногами шерстяные тапки, она бредет на кухню, тяжело переступая. Срок не так уж велик, и живот едва заметен, но она переносит беременность тяжело.

Тяжело от того, что его нет рядом, и он бежал вместе с родителями, даже не вспомнив о ней.

Злилась ли она? О, нет, нет, нет. Она, видите ли, его до сих пор любила. И призналась бы ему в этом легко, лишь тихо-тихо шепнув на ушко: «Ненавижу тебя, поганый предатель».

Сколько же раз воображение рисовало эту сцену, что вот, в вечерней тишине, она услышит стук в дверь. А на пороге он. С букетом желтых цветов. Она не будет злиться и всего лишь раз скажет: «Мерзкий хорек!!!», прежде чем заплакать на его плече.

Но дни летели, ускоряя свой ход, наглядно показывая, что он не вернется, и она перестала ждать… почти…

Уже оборвал голодной пастью ветер золото с деревьев, а оставшееся ласковая дева-Осень сняла сама. Бережно, длинными пальцами уложила их на черную, мокрую землю.

Теперь живот огромный. И маленький сын Драко шевелится в нем так, что сквозь кожу видны бугорки детских пяточек и ладошек. Это трогательно, и она так хочет показать ему это. Не навязываться, а просто показать… эти пяточки…

И она, решившись, трансгрессирует в Малфой-Мэнор.

Дом необитаем, и аккуратно заколочены ставни, похоронив в огромном роскошном гробу историю рода Малфоев. Где-то вдалеке, то ли кашляет, то ли посмеивается ворона. И ветер-ветер, сводящий с ума ветер, разметает по лицу волосы.

Гермиона опускается на колени и набирает горсть земли – родной для малыша, которого носит.

В госпитале Святого Мунго уже ставят срок родов, и ей тяжело дышать при ходьбе. Живот опустился, и теперь она не спит, не понимая, как с таким грузом можно принять мало-мальски приемлемую позу. Кровать жесткая и неудобная, не хватает мягкости его рук, чтобы укрыться в них, удобно устроиться, уткнувшись носом в бок и уснуть.

Но она не может и встает в который раз перебрать детские вещички, поправить покрывало на крошечной колыбели.

В детской – игрушки и волшебная музыкальная каруселька – подарок от Поттеров. Гарри простил и не сердится за Драко. Они с Джинни будут крестными родителями новорожденного.

Гермиона садится у окна и ждет…

…

Стук в дверь. Верно, она задремала и видит запоздалый сон. Ведь за окном уже брезжит рассвет. Поздний, холодный.

На пороге он. И тоже кажется сном. Худая темная фигура в маггловских одеждах. Тянет за руку, даже не поприветствовав:

– Скорее пошли.

– Господи, ой, куда, что?! Драко!!!

– Легкий утренний свет освещает ее фигуру, показавшуюся в дверном проеме. И он видит живот.

– Назовем его, Скорпиусом, – уверенно говорит он.

И она со слезами падает на его плечо:

– Где же ты был, Драко?!

– Я тебе потом все объясню, – он тянет, и сквозь щелчок трансгрессии Гермиона слышит шум Лондонской подземки. Знакомый запах поездов. Что это? Мазут, копоть, грязь? Эти запахи смешиваются с ароматом Драко, и девушка старается встать как можно ближе.

SOSкучилась.

Грохочущий, переполненный вагон. Мерлин, он научился пользоваться метро! Воротник пальто, и ее пальцы, притягивающие за него. Поцелуй среди толпы, на который никто не обращает внимания. Людям все равно, что у него чистая кровь, а ее сердце сейчас взорвется. Он тоже не стесняется, отвечая, обнимая ее, прижимая к себе их: Гермиону и еще не родившегося сына. Между ними живот, со всех сторон спешащие на работу магглы задевают и, извиняясь, исчезают в дверях. Вагон наполняется новыми людьми.

– Драко?! Куда мы?!

– Я… мы… с родителями живем неподалеку. В маггловском квартале на западе Лондона.

– Но!!!

– Я не мог прийти раньше. Грейнджер, ну неужели ты ничего не слышала? Не догадывалась ни о чем? В Магическом Мире вовсю ищут козлов отпущения, чтобы «наказать виновных». Идет тотальная охота на тех, кто имел хотя бы косвенное отношение к Волан-де-Морту. Ты же умная и должна понять – тебе удалось отстоять отца, но завтра могли арестовать меня или мать.

– Драко!!! Ты просто ужасен! Ты, самый настоящий.

– Заткнись, любовь моя, не распинайся. Я создал то, что есть между нами своим желанием и руками, а захочу – так сверну тебе шею, но пока – люблю больше всего на свете, и тебе придется подчиниться моим правилам, – голос немного смягчается, усладившись новым поцелуем, – потому что и выбора особого нет. Малфоям, к которым ты скоро тоже будешь относиться, приходится прятаться.

***

Гермиона Грейнджер никогда не плачет и быстро привыкает ко всему. Она не любила западную часть Лондона, но очень любила Драко Малфоя, потому покорно шла, ведомая его рукой по старым мощеным улочкам. В лабиринтах домов они путали следы и почти не разговаривали. Да и не о чем, у них так много времени впереди. Дом номер восемнадцать по N-стрит ничем не выделялся среди рядов других домов. Жилье недорогое, но просторное: большие окна впускают рассвет, уютом манят прогретые солнцем доски террасы. В голове девушки проносится мысль, что здесь славно, должно быть, пить шестичасовой чай летом. И этот дом до боли напоминал тот, что когда-то звался родительским.

Ключ повернулся в замке, и дверь без скрипа отворилась. Драко кивнул, приглашая девушку за собой. Она вошла в чистую, светлую прихожую. Запах дома и готовящейся еды. Драко наклонился, чтобы помочь ей снять туфли, и в этот миг в прихожую встретить их вышли мистер и миссис Малфой.

Нарцисса остановилась чуть поодаль – отирая руки о яркое кухонное полотенце. На мистере Малфое темно-синий свитер и розоватые брюки. И Гермиона не смогла сдержать улыбки – так иногда выглядел отец Рона, когда пытался одеться «по-маггловски». Но улыбка исчезла столь же быстро, как и появилась – родители Драко безмолвно смотрели на застывшего с туфлей сына и потерявшую дар речи Гермиону.

Первым очнулся Люциус. Он уверенно прошагал к Гермионе, протянув ей руку, сказал: «Добро пожаловать домой»!