Текст книги "У Обито никогда не было друзей (СИ)"

Автор книги: _monkey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Фрагмент I ==========

У Обито никогда не было друзей.

А потом не стало и родителей.

Когда бабушка сказала ему об этом, её губы дрожали, и влага в глазах дрожала. И руки дрожали. Они легонько постукивали по плечам Обито, когда она присела на корточки на его уровень и осторожно задержала их по бокам от него, не обнимая и не убирая, а будто опасаясь, что он, услышав новость, сорвётся с места и убежит.

А у Обито колени стали ватными. Он бы не убежал.

Недавно они с бабушкой видели на улице девочку на несколько лет старше Обито. Она плакала. Очень громко. Бабушка сказала, что её родители, их соседи через два дома, сегодня погибли на войне.

Получается, теперь для Обито настал черёд плакать?

Он опустил голову вниз и по привычке поправил очки. Но это было зря. Слёз не было. Было просто очень сильно страшно.

Ничего не говоря, Обито как во сне медленно повернулся и побрёл в свою комнату. Воздух вокруг был как кисель, пробираться сквозь него было сложно.

Он долго лежал на кровати и разглядывал потолок.

Кажется, пару раз заходила бабушка и что-то говорила или спрашивала. Он не понимал, что. Очки были всё ещё на нём, глаз сбоку не было видно, так что бабушка, видимо, решала, что он спит, и уходила.

Он почти физически ощущал, как его и так не очень большой мирок схлопнулся и стал ещё в два раза меньше. На папу и маму. Остались в нём только двое – бабушка и Обито.

Обито было очень, очень одиноко. Но он так и не заплакал.

В ту ночь ему казалось, что он стал совсем взрослым. И что это не так уж здорово.

Ему было четыре.

______________

Интересно, какие они, друзья?

Обито подолгу играл с другими детьми в подвижные игры во дворе, но когда приходило время разбиваться для какой-нибудь игры на пары, пары ему как-то всё время не хватало. Другие дети быстро находили себе союзника, а Обито рассеянно крутил головой по сторонам, пока не оказывался один в толпе. В эти моменты ничего не оставалось делать, как потупиться и уйти. В таких играх для него никогда не было места.

Обито понуро шёл домой, держа руки в карманах и пиная камни. Он думал о том, чем другие дети отличаются от него. Почему они не хотят с ним общаться? Он не вредный, не жадный, не противный на вид. Зубы чистит регулярно и вроде ничем не пахнет, он проверял. Дерётся иногда, но они ведь сами виноваты. Обито машинально потрогал языком зуб, который после последней стычки трёхдневной давности как-то подозрительно качался и никак не хотел вставать на место. Ничего, встанет. А не встанет – так и не нужен он. У него ещё много.

– Обито-кун!

От неожиданности он замер. Показалось или его кто-то звал? Глупо крутить головой по сторонам не хотелось – а вдруг он ослышался? – поэтому Обито исподтишка обвёл взглядом доступное пространство, однако никого не обнаружил и двинулся дальше.

– Привет, Обито-кун!

Кто-то едва ощутимо потянул его за рукав куртки с камоном Учиха. Обито обернулся и увидел девочку. Ту самую, которую недавно толкнул этот… Как же он Обито бесил. При мысли о нём кулаки сжимались сами собой. Зуб – тоже благодаря ему.

Только вот как же её зовут? Обито не запомнил и теперь чувствовал себя неловко. Она-то его имя помнит.

– Привет…

Он закинул руки за голову и улыбнулся так широко, как только мог, чтобы скрыть смущение.

– Хочешь?

Только теперь он увидел, что девочка протягивает ему что-то продолговатое в ярко-красной обёртке, а неподалёку стоит какая-то женщина и, улыбаясь, смотрит на них.

Смутившись ещё больше и чувствуя, что краснеет, Обито принял дар и непонимающе уставился на девочку.

– Спасибо, что заступился за меня тогда. Мама сказала, что нужно тебя поблагодарить.

Она спрятала руки за спину и очаровательно улыбнулась. Наверное, Обито стоял так минут пять, прежде чем догадался ответить.

– Пустяки. Чего уж там. Любой бы на моём месте так поступил. Ты совсем не обязана меня благодарить…

И он неловко протянул шуршащий предмет обратно. Кажется, ладонь вспотела и прилипла к обёртке.

– Ты очень хороший. Оставь себе, мне не жалко. Ну, пока, а то меня мама ждёт!

Не дожидаясь от Обито прощания, девочка помахала ему и убежала к улыбающейся женщине. Та взяла её за руку и повела по дорожке, периодически наклоняясь в её сторону и о чём-то весело спрашивая.

У Обито в груди что-то защемило. Он развернулся и зашагал прочь.

И только дома понял, что всё ещё сжимает в руке подарок. Он оказался шоколадкой, которая от крепкой хватки, от тепла его пальцев растаяла. Обито терпеть не мог подтаявшие сладости, особенно, например, мороженое. Фу, и как его некоторые едят. Но то ли от голода, то ли от воспоминания о милой девочке эта штука показалась ему такой вкусной, что Обито решил непременно найти её и поблагодарить по-человечески. И всё-таки узнать её имя.

_______________

========== Фрагмент II ==========

– Рин-чан!

„Чёрт, этот, в зелёном – Гай, кажется – сказал, что её зовут так…“

– Рин-чан! Рин-ча-а-ан!

„Неловко получится, если он обманул… Ну, я ему…“

Вдруг Обито остановился как вкопанный, даже слегка покачнулся вперёд. А что он ей, собственно, скажет? Ну да, он же хотел поблагодарить…

Как раз в этот момент девочка обернулась. Она сидела на корточках у самого берега пруда с кем-то ещё примерно того же возраста, чьи волосы были настолько длинными, что закрывали целиком всю спину, превращая ребёнка в какого-то странного зверька или просто кудрявый пенёк. Это волосатое нечто напоминало ему одну знакомую с постоянно включенным шаринганом. Обито невыносимо ей завидовал – она ведь не из клана, а уже открыла у себя додзюцу! Однако даже если бы она сидела не спиной к нему, он вряд ли смог бы издалека сказать точно, не обознался ли. Аллея, по которой он бежал, была в нескольких метрах от пруда – даже с этого расстояния лица для Обито размывались.

Когда бабушка впервые заметила, что он щурится, она немедленно отвела его к врачу. Врач сказал, что у Обито „минус два“ (Обито это очень не понравилось: „Сам ты минус два!“ – хотелось с достоинством заявить обидчику) и что это может пройти с возрастом, но если к поступлению в Академию не пройдёт, то нужно будет носить очки. Очки! Он не какой-нибудь недотёпа, чтобы ходить в очках. Да это же просто смешно! Ниндзя в очках. «Вот открою шаринган – и будет вам всем и „минус два“, и очки…» И доктора этого надо непременно побить. Он явно где-то напортачил. У Обито проблем с глазами быть не может. Он ведь Учиха.

Однако врач всё же всучил ему какие-то капли, сказав, что глаза надо беречь и что с плохим зрением в ниндзя не берут. Обито только фыркнул и, придя домой, тут же зашвырнул пузырёк куда подальше. Два дня ходил насупленный, потом всё же отрыл его среди вещей и стал капать. А вдруг эта штуковина поможет пробудить шаринган? Нельзя пренебрегать даже такой ерундовой на первый взгляд возможностью.

Однако в том, что рядом с кудрявой на берегу была та самая, он не сомневался. Фиолетовые полосочки на щеках даже отсюда ему было не спутать. Это не говоря уже о том, что он выслеживал её уже три дня. За этим благородным занятием его и застал недавно Гай. Обито чуть не вывалился из-за массивного ствола дерева – очередного наблюдательного пункта, – когда сзади раздался жизнерадостный голос:

– Ты упражняешься в навыках маскировки, не так ли? Прекрасная идея! Настоящий шиноби должен уметь сливаться с природой и становиться абсолютно незаметным. Как насчёт того, чтобы потренироваться вместе? Меня зовут…

Обито разозлился и едва сдержался, чтобы тут же не двинуть ему куда следует вместо каких-то там тренировок.

– У тебя прекрасно получается! – невозмутимо продолжал мешать наглец. – Рин-сан тебя ни разу не заметила! Ты достойный соперник. Я был бы рад посоревноваться с тобой. Уверен, ты и в других дзюцу так же хорош!

Такая высокая оценка его способностям, пусть даже от этого странноватого типа, заставила Обито несколько подобреть и посмотреть на собеседника с интересом.

– Как ты сказал – Рин-сан? Ты о ком?

– Разве ты не за ней уже полчаса наблюдаешь? Вон та, слева. Сначала я думал, что твой объект слежки – прекрасная темноволосая будущая куноичи рядом с ней. Но как только Рин-сан уходит куда-нибудь в сторону, ты неизменно поворачиваешь голову вслед за ней.

Обито раздумывал буквально секунду.

– Мне пора, как там тебя…

– Гай!

– Да, Гай. Извини. Потренируемся в другой раз!

Ему всё ещё было немного стыдно осознавать себя пойманным с поличным (хотя кому ещё должно быть больше стыдно – этот тип вон вообще носит обтягивающий костюм). Поэтому он немедленно припустил по дорожке, спускающейся к пруду. Это место было очень популярным, здесь мамы гуляли с колясочными и с чуть более похожими на людей карапузами, были здесь и ровесники Обито. Кто-то запускал воздушных змеев, кто-то бегал друг за другом, кто-то затевал спарринги.

Рин-чан, несомненно, смотрела прямо на него. Обито помялся на месте, смущённо почесал в затылке и всё же сделал шаг вперёд, потом ещё и ещё. До тех пор, пока не осознал, что она провожает взглядом куда-то в сторону что-то позади него.

Не ожидая ничего хорошего, он проследил траекторию её взгляда. И уткнулся в… боги, это же тот задавака Какаши!

Мелкий с шевелюрой, по форме похожей на ананас, в этот момент как раз скрутил своего противника, обосновался на нём сверху и приставил к глотке кунай. Ничего, был бы на его месте Обито, он бы ему показал. И эта девочка наблюдала бы за Обито с таким же восхищением. Нет, с ещё большим восхищением!

Злость всегда придавала ему сил и смелости.

– Привет, Рин-чан! – наклонился Обито почти к самому её лицу, потому что девочка так засмотрелась в сторону проклятого Какаши, что совершенно не заметила, как он подошёл.

– Обито-кун! Ты меня так напугал!

– Прости, Рин-чан. Так… что ты здесь делаешь? – ничего умнее он спросить не придумал. И так ясно, что. Занимается всякой девчачьей ерундой.

– Это Куренай. Куренай – Обито-кун… Вы знакомы?

– Ну, не то чтобы… Рад познакомиться, Куренай-чан!

– Я тебя помню. Ты выиграл всех в „пни банку“!

Обито просиял. Кажется, сегодня выдался какой-то необычно урожайный на комплименты день. Ну, что есть, то есть. Он действительно был самым быстрым из любителей пинать банку. Пожалуй, это единственное, в чём он мог отличиться перед сверстниками. Эх, если бы Рин-чан это видела…

Присмотревшись ближе, Обито понял, что шаринган у Куренай совсем не шаринган. Бывает ли шаринган без томоэ?

– Обито-кун, хочешь поиграть с нами?

========== Фрагмент III ==========

Обито долгое время пытался вникнуть в тонкости замудрённой девичьей игры с какими-то крошечными пластмассовыми животными, а под конец мысленно плюнул уже на то, чтобы понять суть и запомнить правила, и просто изо всех сил сохранял изображение бурной мозговой деятельности на лице, чтобы девочкам не стало обидно. Обито не раз чувствовал скуку собеседника в ответ на свои речи – это очень больно. Поэтому он сам так никогда ни с кем не поступит. Даже с врагом. В излишней жестокости нет ничего хорошего.

Рин-чан смотрела на него своими огромными глазами – они ведь на всё лицо! неужели там ещё и нос и губы где-то умещаются?! – и половина информации со свистом проносилась мимо Обито.

Наконец они ему всучили в руки каких-то динозавра в памперсах и слона с соской в хоботе, видимо, решив, что мальчику нужны животные повнушительней их собственных котят и кроликов. На взгляд Обито, младенческие атрибуты всё равно всё портили. Вряд ли эти существа смогут сражаться, а что ещё с ними делать, он придумать не мог. Обито уже пожалел, что во всё это ввязался, и украдкой огляделся по сторонам, ища спасения. Ему было приятно общение с девочками, но что-то подсказывало, что вскоре они раскусят его никчёмность в качестве партнёра для этой игры. Ретироваться нужно было как можно раньше, пока этот момент не наступил, иначе в какие-нибудь толковые игры они его тем более никогда играть не позовут.

Спасение пришло в виде неожиданной идеи. Обито мысленно подсчитал в голове карманные деньги и, решив, что перебьётся без них ещё неделю, выпалил:

– А не хотите поесть мороженого? Я угощаю!

«Мороженое» было для всех детей священным словом. Так что обе девочки автоматически вскинули головы с радостью во взгляде. Обито выдохнул. Значит, они всё же способны оторваться от своего зоопарка.

– Ну так как? Пойдём?

Они молча и, как показалось Обито, слегка стеснительно покивали и принялись поспешно собирать свои фигурки. Обито с облегчением сплавил в общую кучу слона и динозавра. Рин-чан собрала их всех в свою сумочку, осторожно, стараясь, чтобы туда заодно не попала пыль с земли. Некоторых она даже обдувала и, прежде чем положить, оборачивала тканью или гладила по голове. Обито сначала испытывал некоторое недовольство такими долгими сборами, но потом невольно засмотрелся на то, как любовно-бережно Рин-чан обращается с пластмассовыми зверями. Словно они и правда живые. Ему даже на пару секунд тоже в это поверилось.

Все девчонки – странные. А Рин-чан просто необычная. Она… невредная и не раздражает. И рядом с ней тепло… Она завораживает и успокаивает, как блестящий маятник, качающийся перед лицом – Обито видел такие в фильмах.

Он встряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Вот же глупый у него, наверное, только что был видок! Оставалось надеяться, что девчонки ничего не заметили.

Обито обнаружил, что на три упаковки мороженого не хватает совсем немного и, покраснев, купил две.

– А я… не хочу, – важно заявил он потом в ответ на удивлённые взгляды Рин-чан и Куренай-чан.

Те принялись резво распаковывать пакетики, а Обито гордо наблюдал за блеском в их глазах. Избавившись от обёртки первой, Рин-чан остановилась, несколько мгновений смотрела на хрустально-синее эскимо, а потом отломила половину с одной из палочек и протянула Обито со словами:

– Я не смогу есть, если ты будешь просто смотреть.

Её улыбка била по глазам ослепительным светом.

– Рин-чан… – обескураженно прошептал Обито и тут же нашёлся, скрестил руки на груди и задрал подбородок: – Я же сказал, что не хочу!

– Называй меня просто Рин, – хихикнуло восхитительное создание, прикрывшись кулачком. – И на, я всё равно уже разделила. Мне будет неудобно есть две половинки и держать их в разных руках. Придётся тебе помогать!

– Но так нечестно! Ты меня уже угощала! Теперь моя очередь!

– Ох, какой ты упрямый, – притворно-поучительно вздохнула Рин, деловито взяла его руку и всунула в неё половинку мороженого. Она даже его кулак сомкнула, сжав его пальцы сверху своей ладошкой.

Обито поражённо наблюдал за этим, не в силах сопротивляться столь неожиданным действиям и не в силах поверить, что кому-то впервые в жизни удалось его переспорить.

Всё-таки все девчонки странные. А Рин – самая странная.

«И, наверное, это не так уж и плохо», – думал он, разминая языком во рту ледяную сладость и иногда слизывая с пальцев соскользнувшую липкую дорожку.

Она шла рядом, весело болтая с подругой. Обито делал вид, что всецело увлечён мороженым, и гадал, есть ли способ отправить Куренай-чан куда подальше… или лучше не надо. Что-то как-то слишком часто он краснеет рядом с Рин. А так её есть кому отвлечь.

Из размышлений его выдернуло знакомое имя, выпрыгнувшее из разговора девчонок.

«Какаши».

Он прислушался и к своему неудовольствию поймал ещё несколько слов: «гений», «сильный» и «Белый Клык». Обито насупился. С какой стати Рин так взахлёб рассуждает об этом высокомерном кретине подобным образом?

– А я вот в следующем году поступаю в Академию ниндзя. А вы собираетесь стать шиноби? – решительно вмешался он в эту катастрофически неправильную беседу.

– Конечно. И, кстати, мы тоже – в следующем году! Так что будем одноклассниками, Обито, – улыбнулась Рин, слегка наклонив голову набок. От этого тёплого взгляда Обито немножко отпустило. Но ненадолго: – И Какаши тоже будет учиться с нами! – обернулась она к Куренай-чан, продолжая недавний разговор.

«Чтоб тебя, Какаши», – скрипнул зубами Обито. Он хотел немедленно заявить, что пробудит свой шаринган ещё до поступления и непременно превзойдёт этого гениального идиота, но вспомнил, что клан предпочитает о своих преимуществах не распространяться, и прикусил язык. «Хотя если бы Рин была одна, ей, наверное, можно было бы рассказать», – подумал он.

Он уже успел проникнуться ощущением того, как с ней просто. Это ощущение пробралось внутрь и по-хозяйски пустило в нём корни. А Обито гостеприимно принял его и взял под свою опеку. Навсегда.

______________

На следующий день стало известно, что Куренай-чан заболела («Не удивительно – одна слопала целое мороженое», – то ли посочувствовал, то ли позлорадствовал мысленно Обито) – и теперь Рин несколько дней принадлежала только ему.

Обито начинал вычислять её местонахождение с раннего утра, чтобы успеть погулять с ней подольше.

А однажды её даже не пришлось искать по всей деревне – она сама зашла за ним. Обито так и не вспомнил, когда успел рассказать ей, где живёт. Он вообще постоянно болтал. А Рин слушала. Правда слушала! Она даже задавала вопросы вовремя и смеялась над шутками! В голове Обито и так мысли не имели обыкновения задерживаться надолго, прежде чем вырваться словами, а теперь и вовсе он напрямую транслировал почти каждую. Это было поистине непередаваемое ощущение.

«Вот бы Куренай-чан ещё немножечко поболела», – малодушно мечтал он.

Единственное, чем омрачилось это время – в конкурс на серебряный кунай неизвестно откуда вклинился Какаши и всё испортил.

Рин – единственная, кто аплодировал Обито. Но на остальных ему было искренне наплевать. Главное – она им довольна. Всё, что он делал, было так или иначе с оглядкой на неё. Обито не понял, с какого момента перестал что-то делать просто так. Всё как-то незаметно превратилось в – для Рин. Ради Рин.

Обито даже не задумывался, почему она не против проводить с ним так много времени.

Просто, наверное, Рин – настоящий друг.

Вот они какие – друзья…

_____________

========== Фрагмент IV ==========

Какаши был лучшим во всём. Обито всегда хоть на чуть-чуть, да отставал даже в самых простых вещах.

А предметы поначалу действительно были проще некуда. Тайдзюцу началось с умения падать и стоять в стойке (зачастую в самых немыслимых позах, но с боем это не имело ничего общего); общая физическая подготовка; все занятия были поначалу совместными с девочками. Ориентировку на местности и предметом-то назвать было нельзя, сплошная скука.

Особенно тяжело Обито давалось умение бесшумного передвижения и маскировки, для чего нельзя было пользоваться чакрой: этот предмет тоже относился к группе тайдзюцу. Ниндзюцу началось с ерундовых шуншина, каварими и хенге, которые, впрочем, Обито осилил только к концу первого года. Какаши же, такое впечатление, что знал их уже при поступлении, и вместо этого делал упор теперь на овладение своей врождённой стихией. Обито пока не допускали к занятиям с катоном, хотя он после первого семестра уже был распределён в подгруппу тех, кто специализируется на стихии огня. Сказали, что у него плохой контроль чакры и что ему надо сначала сдать-таки хвост по соответствующему предмету. Но он ведь уже умел управлять огнём! Не гигантские огненные шары, но тем не менее – неужели этого недостаточно? Он даже опалял пальцы и лицо не каждый раз! Обито чувствовал себя оскорблённым.

Обучение искусству владения оружием сводилось к метанию кунаев и сюрикенов, в первый год никакому иному оружию или даже ближнему бою с использованием ранее перечисленных их не обучали. Во втором полугодии стали ставить удары в рукопашную, но не более того. Даже в спарринги ставили редко. Какаши же часто замечали за одиночной тренировкой с танто и тренировочных боях с сенсеем.

Была ещё одна причуда, которой Обито никак не ожидал встретить: то, что называлось воинским болевым массажем. Он проводился раз в две недели и выглядел просто как пытка. Да, набивку Обито понимал и считал толковым делом, увлечённый целью, он почти не замечал, как за размеренными ритмичными ударами ребром ладони, её основанием, кулаком, голенью и стопой в деревянный манекен проходил урок. Потом у него появилась привычка заниматься этим в плохие дни с первым попавшимся стволом дерева – это лучше приводило мысли в порядок, чем разглядывание облаков на лавочке. Такие упражнения делали основные ударные поверхности грубее и учили отвлекаться от боли во время ударов. К удивлению Обито, это также относилось к девочкам. Он видел, как Рин с решительным выражением лица, плотно сжатыми зубами и слезами в глазах высоко заносила ногу и била манекен – всё медленнее к концу тренировки. Он думал, что от этого у неё, должно быть, все ноги в синяках – потому она теперь носит высокие плотные чулки. У самого Обито так и было, но благодаря штанам никто этого не видел, пока их однажды не согнали голыми – в нижнем белье – в какую-то комнату, похожую на помещение при входе в общественную баню.

Заходить в следующую комнату им велели по двое, вход для девочек был с другой стороны здания. Обито завидовал тем, у кого имелся бьякуган: можно было бы увидеть, во-первых, что они там будут делать, а во-вторых, раздеты ли до такой же степени девочки – как-то непроизвольно у всех это вызывало интерес. Однако как только первые вызванные скрылись за дверью, вопрос с девочками перестал быть таким насущным, в отличие от основного: что там вообще происходит? Потому что Обито слышал крики Генмы, Эбису и даже Асумы. Ладно, Эбису – слабак, но Асума?.. Гай, как и предполагалось, не издал ни звука, очередь Какаши же была в списке после Обито.

– Учиха Обито!

Тот слабаком себя не считал, поэтому гордо зашагал ко входу, предвкушая, что он-то точно не уступит Гаю.

– Не позорься, – услышал он в спину тихий голос Какаши.

Обито обернулся и метнул на него презрительный взгляд. Видимая часть лица Какаши выражала скуку, а оттого злила ещё больше.

Обито заставил себя самоуверенно улыбнуться и, уходя, с силой хлопнул за собой дверью.

Выход был с другой стороны комнаты, через крошечную раздевалку сразу на улицу. Обито вывалился оттуда, покачиваясь и едва передвигая ноги.

То, с какой силой сенсей ему, лежащему на животе на деревянной кушетке, выкручивал кожу, давил на болевые точки, а потом огромными щипцами словно пытался вырвать каждую мышцу, длилось какие-то 10 минут, а вытянуло из Обито все силы подчистую. Он даже не помнил, кричал или нет. Он думал только о том, как дойти теперь домой и не упасть.

Однако на последней ступеньке лестницы спуска с этого крыльца всё-таки не удержался и сильно покачнулся вперёд – если бы не взявшаяся откуда-то Рин, которая вовремя упёрлась руками ему в грудь, Обито бы прочертил носом по земле и вряд ли потом заставил уже себя встать.

– Ох, Обито.

Она с усилием привела его в ровное вертикальное положение. «Она же тоже там была?..» – с вялым ужасом подумал он и окинул взглядом Рин. Та выглядела усталой, но не более того. «Наверное, с девочками обходятся мягче», – выдохнул он про себя с облегчением и снова чуть не упал.

– Спасибо, Рин. Прости…

– Я тебе помогу, – она уже подбиралась плечом ему под мышку, чтобы вести.

– Не надо! – протестующе замахал руками Обито и ойкнул. – Я сам. Всё в порядке, – ещё не хватало, чтобы его до дома вела девчонка, пусть даже Рин.

Обито было стыдно до жара на щеках. Только сейчас он заметил рядом с ней Куренай.

«Не позорься», – прозвучали у него в голове слова Какаши. Обито мстительно обернулся на дверь. За ней было тихо. Хотя Какаши уже должны были вызвать – он шёл следующим. Обито стиснул зубы: что-то ему подсказывало, что тот уже давно там. И… тихо.

– Обито, неужели у вас настолько жестокая тренировка? – не дожидаясь ответа, Рин зачем-то задрала его куртку и футболку и охнула. Ткань скользнула обратно по животу – и Обито чуть согнулся вперёд от того, как неожиданно засаднила кожа. – Пошли.

– Рин, я уже сказал…

– Быстро!

– Я сам дойду, я…

– Тогда иди за мной! Сам!

Что-то подсказывало Обито, что предложение отвергать не стоит. И дело было даже не в разваливающемся на части теле, а в перспективе побыть с Рин. Каждый раз, когда он её видел, ему не хотелось, чтобы она уходила. А она уходила всё чаще: появлялись раздельные занятия у шиноби разных полов, у неё стало много подруг, не только Куренай была теперь той, кто вечно возле неё кружился. Обито всё чаще возвращался из академии один. Рин была так же приветлива с ним, махала ему и кричала на всю улицу: «Обито!» – даже когда шла в компании девчонок, но ему не хотелось подходить: они его раздражали, ему нравились те прогулки с Рин наедине и их разговоры обо всём. За последний месяц такого не случилось ни разу.

Поэтому теперь он всё яснее отдавал себе отчёт в том, что пойдёт за Рин, даже если от него по дороге будут отваливаться куски, если придётся ползти по земле, если единственным, что не откажется двигаться, будет голова – он будет отталкиваться от земли подбородком.

Она шла впереди, яркое сегодня солнце подсвечивало её силуэт и слепило Обито, отталкиваясь зайчиком от её протектора, когда она поворачивалась, чтобы посмотреть, как там он, и подбадривающе улыбнуться. Эта улыбка тянула его вперёд как на канате.

Обито смотрел только на неё, поэтому очень удивился, когда они оказались возле входа в его же дом. Рин проводила его на второй этаж, на этот раз физически помогая – Обито не противился, потому что в подъезде свидетелей не оказалось, – Рин дождалась, пока тот войдёт в квартиру. Пальцы не слушались, Обито дважды ронял ключ.

– Не закрывай дверь, я сейчас вернусь.

Эти слова звучали слишком волшебно, чтобы быть правдой. А потому Обито добрался до кровати, рухнул и заснул как был, лицом вниз, простонав от болезненного падения.

Проснулся он тогда, когда что-то сжало его пальцы. Обито вздрогнул и развернулся на спину с громким стоном – собственное движение в процессе неожиданно оказалось слишком резким.

– Осторожно! Раздеться сможешь?

Рин смотрела на него с крайне обеспокоенным выражением лица.

Что? Рин просит его раздеться?

Кажется, Обито покраснел, потому что Рин улыбнулась.

– Не бойся. Я будущий медик. А ты что подумал? – она засмеялась.

Он коряво справился с курткой, с футболкой Рин ему помогла, а вот на штанах дело встряло. Рин не решалась потянуть их вниз, а Обито просто не находил в себе сил: каждое движение приносило такие мучения, словно весь он – одна перетренированная насмерть мышца. Наконец, набрав воздуха, он согнулся, жмурясь и сжимая зубы, и стянул штаны, немедленно освобождая ноги и выкидывая одежду с кровати, а потом снова откинулся на спину, мельком оглядев себя. Даже не синие – чёрные кровоподтёки, алые ссадины от щипцов – и это большая часть тела.

Рин свела брови, решительно взяла в руки какую-то баночку и набрала в руки зеленоватой массы.

– Будет очень больно. Прости, придётся потерпеть.

Боль действительно оказалась сумасшедшей, когда она вроде бы аккуратно, не втирая, стала наносить жгуче-щиплющую мазь. Обито про себя считал до ста, потом до пятисот, потом до тысячи, потом пришлось перевернуться – и начать всё заново. Но даже сквозь всё это Обито был на седьмом небе от счастья, оттого что с ним возилась Рин.

– Вот и всё. Следующие два часа будет сильно жечь, потом станет полегче. В целом, если мазать каждый день, то за два-три дня ты уже сможешь двигаться нормально.

«Значит ли это, что завтра Рин придёт тоже?.. – думал Обито, оставшись один. – Тогда к этому надо подготовиться! Цветы?..» Все идеи казались глупыми – особенно учитывая обстоятельства: для этого ведь надо было выбраться на улицу, а если его там увидит Рин, то решит, что в лечении он больше не нуждается. Вспоминая, как руки Рин касаются его, и таким образом отвлекаясь, Обито таки снова смог отключиться.

Проснулся он с чувством жгучего стыда, терзающего его теперь с новой силой. В каком виде он перед ней предстал? Как слабак. Как Эбису. А что если он действительно?.. И она слышала?.. Обито зажмурился. Нет, он не мог. Он даже в детстве никогда не хныкал. Однажды он сломал палец в драке – и просто молча пришёл в больницу. По правде говоря, его это беспокоило не сильно, но вдруг, если тот сросся бы неправильно, то в ниндзя бы не взяли, – следовало перестраховаться.

Как потом выяснилось, такие тренировки всегда входили в подготовку ниндзя всех кланов. Более того, в семьях шиноби младенцев с рождения приучали к боли: шлёпали и щипали с допустимой интенсивностью, увеличивая её со временем. Немного, но всё же помня свою мать, Обито голову бы дал на отсечение, что она бы со своей добротой никогда не позволила отцу проводить с ним такие «занятия» в подобном возрасте. А жаль. Может, сейчас ему было бы проще. А вот Какаши наверняка растили именно так – и потому он на следующий день был в Академии, а не валялся дома, как Обито.

Рин всё-таки пришла. Спросила о самочувствии, на что Обито пожал плечами, потому что правду говорить не хотелось, а врать ей, что всё в порядке, – тем более. Рин натёрла его той же мазью и покормила принесённым из дома горячим. Обито показалось, что он счастлив. «Завидуй, Бакакаши», – мстительно подумал он.

Через две недели тренировка повторилась. На не сошедшие ещё синяки наложились новые. Прежде чем Обито привык к этому, прошёл год, после чего пытка сменилась набивкой мышечного корсета в спаррингах для защиты от огрубевших уже рук и ног молодых шиноби. Через некоторое время к этому добавилась так называемая накатка – на тех же деревянных кушетках их постоянно избитые тела раз в неделю прокатывали сначала круглым, затем ребристым шестом – для окончательного повышения болевого порога. Откровенно говоря, это был сущий ад – ни одна предыдущая процедура с щипцами не могла с этим сравниться. Тем более что болевым точкам продолжало уделяться повышенное внимание: сенсей пальцами прощупывал насквозь трапециевидные мышцы возле шеи и дальше грубо разминал все самые чувствительные места, вплоть до того, что проходился прямо по локтевому нервному стволу между мышц трицепсов. Обито бы не сказал, что его болевой порог повысился, однако по сравнению со всем этим любой бой бы показался ему теперь терпимой щекоткой. Конечно, когда он немного заживёт. Торс вообще не проходил, боль была теперь ежедневным спутником даже самых простых занятий – чистить зубы рукой, которая почти не сгибается, дышать ноющей до обморока грудной клеткой, – а о том, чтобы быстро складывать печати, и вовсе говорить не приходилось. Обито поглядывал на однокурсников – неужели у всех так?

Рин больше не приходила. Иногда она спрашивала, как он, но совесть и гордость не позволяли Обито напрашиваться на заботу, даже если её руки действительно могли сделать легче. Он улыбался и отвечал, что всё отлично, под её внимательным строгим взглядом. Со временем мышечный корсет нарос и окреп настолько, что Обито уже интуитивно принимал любые удары – и накатку в том числе – мягко, напрягая группы мышц нужным образом в нужных местах. К стимуляции болевых точек привыкнуть было невозможно, однако готовность к этому делала своё дело: мозг переставал воспринимать даже сильную боль как сигнал об угрозе жизни и позволял в перспективе продолжать бой, не концентрируясь на этом. Обито эта идея очень нравилась; он уже знал, что быть шиноби-тенью не его конёк, а потому пока, до пробуждения шарингана, его роль в команде будет – танк, пусть даже с дальнобойным катоном. Боль не отвлекала его от боя, не вытягивала силы, а наоборот – словно вводила в режим берсерка. Это привело к тому, что его стали ставить в спарринги только с Гаем и Какаши. Однако пока ни одного из них ему не удавалось победить. Выдохшийся, он наблюдал потом за боем их друг против друга и втайне болел за Гая: кто-то же должен утереть нос этому засранцу Какаши! Пару раз тот действительно выиграл, но Какаши оставался тем, чей счёт побед не мог сравниться ни с чьим другим. «Гений», – так называли его обмирающие в восторге девчонки. «Гений», – шептались между собой учителя. «Я тебе покажу», – злился Обито. Однако когда он вдруг замечал восхищённый взгляд Рин среди толпы фанаток Какаши – это был как удар ниже пояса. Все силы куда-то девались, и ему становилось просто очень, очень грустно и так больно, как ни в одном бою.