Текст книги "Веснушки — от хорошего настроения"

Автор книги: Владимир Разумневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Владимир Лукьянович Разумневич
Веснушки – от хорошего настроения

Часть первая
Стасик – весёлый человек

Глава I
Без друзей жить нельзя

Среди ночи Стасик, словно от толчка, вздрагивает, открывает глаза. В комнате темным-темно. За окном завывает ветер. Слышно, как хлопает, позвякивая, оторванный лист железа на крыше: тук-тук… тук-тук… тук-тук… Будто стучится кто или подаёт сигнал тревоги.

Всё, что произошло вчера вечером, когда его, выставив на позор всему интернату, назвали жуликом и никудышным человеком, представляется Стасику кошмарным сном.

Но это не сон. Так всё и было. Завтра его выгонят из интерната. И никогда больше он не вернётся сюда. Завуч Наталья Ивановна, выступая перед пионерами, грозно сказала: надо отправить его, Стасика Комова, на перевоспитание в другой интернат, так как здесь он давным-давно всем надоел и от него в коллективе происходят одни лишь беспорядки.

Стасик возится в постели. Ложится то на один, то на другой бок. Но заснуть не может. Не поверили ему. Отвернулись от него, словно он и в самом деле какой-нибудь злодей. А ведь он так мечтал совершить в жизни что-нибудь великое, чтобы сам директор интерната ахнул от изумления…

Впереди ждать нечего. Не поведёт он больше интернатских мальчишек в юнармейский поход, и подводную лодку из берёзовой коры достроят за него другие ребята. Раз Наталья Ивановна сказала – закон! Отправят его неизвестно куда. Не меняет она своих решений, не любит, когда ей возражают. И Стасика не любит. В прошлом году 8 Марта хотел он подарить Наталье Ивановне рисунок с изображением своей будущей подводной лодки. Она даже смотреть не пожелала. «Подаришь, – сказала, – когда двойку по арифметике исправишь». Отметку Стасик исправил на следующий же день, но рисунок дарить почему-то расхотелось.

Без Натальи Ивановны, конечно, прожить можно, а вот без друзей – никак! Они, наверно, будут жалеть Стасика, когда он уедет. Кого-то теперь изберут себе в командиры? Не Борьку же Титова! Толстый, а вот Стасика побороть не смог. Слабаков командирами не назначают. Где ему! Смешно смотреть, как Борька после уроков бежит, вдогонку за Томой Асеевой. Девчатник! Не нравятся Стасику такие люди. Он с другими дружит.

Вот они, его друзья, – спят рядом. Шевелит пухлыми губами и что-то бормочет себе под нос Колька Мерлин. Он такой длинный, что едва умещается в кровати. По соседству всхрапывает здоровяк Мирон. Руки его разбросаны в разные стороны, словно хотят обнять темноту. По-младенчески сладко спит, положив ладошки под голову, тихоня Петя Гусев – даже дыхания не слышно.

Стасик вспоминает, как они впервые познакомились. Когда всё это было? Ровно год назад, ещё в третьем классе. Из деревни в школу-интернат привёз его конюх дядя Митя.

Осторожно, боясь наследить, шагал тогда Стасик за конюхом по крашеным доскам коридора. Незнакомые мальчишки, пробегая мимо, с любопытством заглядывали ему в лицо.

– Новенького ведут!

– Что я – арестованный? – возмутился Стасик. – Никто меня не ведёт. Я сам иду.

Мальчишки придвинулись вплотную, стали разглядывать Стасика и делать разные замечания:

– У него бровей нет. Совсем выцвели…

– Валенки не на ту ногу обул…

– В дом вошёл, а шапку не снимает…

И только один заметил с уважением:

– Смотрите, какой длинный ноготь на мизинце!

Стасику стало неловко. Он надел варежку, а шапку снял. На мальчишек смотрел насторожённо. Интересно, что они за люди и как им здесь живётся? Но спрашивать тогда было некогда – спешили к директору.

Владимир Семёнович Октябрьский вначале показался Стасику человеком очень строгим. Большелобый, с густыми бровями, нависшими над синевой глаз, он зачем-то всё время прищуривался, слушая, что ему рассказывали про Стасика. Лицо его делалось при этом ещё строже.

А заговорил он совсем просто, не по-директорски:

– Ты, Стасик, за какую футбольную команду болеешь? Случаем, не за наши «Крылышки»?

Стасик даже растерялся.

– Я болею… – ответил Стасик с запинкой. – Только по радио болею… за «Крылья Советов»!

– Здорово! Выходит, вкусы наши сходятся. Одна беда – наши «Крылышки» стали частенько печалить болельщиков своим непостоянством: то из высшей лиги, а проще говоря, из класса «А» в класс «Б» перелетают, то обратно. Как птицы перелётные… Ты в каком классе учился, в «А» или «Б»?

– В третьем «Б».

– У нас в третьем «А» будешь учиться. Тебе, можно сказать, повезло. Сам знаешь – футболисты за высшую лигу, за класс «А», обеими руками цепляются. Да не каждому он даётся. И жить тебе предстоит с болельщиками родной команды. Пойдём, я тебя познакомлю…

Директор сам привёл Стасика в комнату, где стояли четыре койки, накрытые полосатыми одеялами, а на стенке висел портрет Маяковского.

– Располагайся, как дома. Вторая койка от окна – твоя. Покажется жёсткой, ещё один матрац попроси. Только боюсь, тогда ты все уроки проспишь… Знакомься пока с жильцами.

Помнится, первым протянул руку долговязый Колька. Стасика тогда больше всего удивило его лицо – оно всё время кривилось. Казалось, Колька вот-вот рассмеётся, но смеха почему-то не получалось.

– Меня зовут Колькой, – сообщил он, – по фамилии Мерлин.

– Мерин? Какая-то лошадиная фамилия.

– Не Мерин, а Мерлин.

Затем подошёл знакомиться самый бойкий человек в комнате – Мирон. Стасику тогда показалось, что человек этот весь состоит из шишек: голова бугристая, нос картошкой, щёки как две булки. Мирон так крепко пожал руку, что Стасик взвизгнул.

– Я ещё не так умею! – Довольный Мирон хлопнул Стасика по плечу, по спине и слегка ударил по затылку. – Если кто обижать будет, меня науськай.

– Науськивают только собак.

– Когда я дерусь, я как собака…

Позже всех приблизился к Стасику Петя – странный мальчик, с огромной круглой головой на тонкой шее. Непонятно, как такая шея удерживает такую голову. У Пети-головастика – так зовут его мальчишки – бледная лёгкая рука. Когда Стасик здоровался, то Петиной руки даже не почувствовал.

– Тебя, наверно, девчонки обижают? – посочувствовал он.

– Нет, девочки меня любят.

– Ну, тогда ещё хуже…

– Ты, Стаська, развесёлый человек! – засмеялся Мирон. – Мы с тобой здорово заживём!

– Как у Христа за пазухой, – уточнил Петя.

– Ты что, верующий?

– Не-е-ет, – испуганно произнёс Петя. – Я просто так сказал. Не думавши.

Вот с тех пор и живут они вчетвером в одной комнате. Одной дружной семьёй живут, всё у них общее: старая рогатка, три огромных, как штык, гвоздя, коробка цветных карандашей, гребешок, пенал, ошейник для собаки. Эти свои пожитки они хранят в одной тумбочке – бери кому что надо! С верными друзьями Стасик не так тосковал по прежней деревенской жизни, по ребятам, с которыми там учился. Думалось, конца не будет этой дружбе.

Да, были друзья… А завтра их уже не будет. Стасика увезут в другой интернат. Увезут от друзей, учительницы Валентины Григорьевны, от ласкового Бобика…

Стасик вновь вспоминает круг позора, и ему делается не по себе. Теперь вся собственная жизнь представляется ему безрадостной, сиротливой. Невезучий он в жизни. У других мальчишек есть папы и мамы, а к задире Борьке Титову каждый месяц приезжает бабушка из деревни, привозит румяные крендели и заставляет Борьку кутаться в шарф даже когда и не очень холодно. У Стасика же нет ни папы, ни мамы, ни бабушки. Совсем был бы один-одинёшенек, если бы не друзья.

Сколько раз пробовал Стасик вспомнить своих родителей – и не мог. Ему и двух лет не было, когда их не стало на свете. Случилось это во время страшного землетрясения. Взрослые, сильные люди погибли, а вот он, тогда ещё совсем крохотный, уцелел, и его отправили к бабушке в деревню. Потом и бабушка умерла в больнице.

В школе-интернате первое время не везло. В третьем классе девчонки дразнили его «Стрекозой», а потом Борька Титов прозвал «Головой на макушке». Тут, конечно, сам Стасик виноват. Однажды не сумел решить простейшую задачку на умножение. «Где только твоя голова!» – упрекнул его толстый Борька. А Стасик, не подумав, бухнул: «На макушке». Надо было сказать «на плечах» или, лучше, «на шее», а он сразу не сообразил. Вот в классе и стали смеяться: «Эх ты, голова на макушке!» И вообще, если призадуматься как следует, во всех бедах виноват Стасин характер. Завуч Наталья Ивановна назвала его характер ершистым. Но разве у ершей есть характер? Рыба как рыба, только колючая. А вот он, Стасик, весь состоит из своего необыкновенного характера, который почему-то не могут терпеть Наталья Ивановна и девчонки. И наверное, никакими силами не переделать его. Потому и отчаиваются люди: «Такой уж у него характер!»

Стасик вздыхает и поднимается с кровати. Осторожно, на цыпочках, чтобы не разбудить соседа Петю, пробирается к тумбочке. Что-то ищет в темноте. Находит. В руках у него рогатка, боевая, испытанная, видавшая виды рогатка, которой цены нет.

«Увидит Наталья Ивановна – отнимет, – предполагает Стасик. – А она мне и на новом месте пригодится».

Он суёт рогатку за пазуху, под майку, и снова лезет под одеяло. Но уснуть не может. Он затыкает уши пальцами – ему кажется, что это храп Мирона мешает успокоиться. Бесполезно. Тревожные мысли так и лезут в голову. Пытаясь отогнать, унять эти ненужные мысли, Стасик начинает считать до ста, потом до двухсот. Но и это не помогает. Перед глазами одна за другой встают картины минувшего дня, который принёс Стасику столько плохого и страшного, сколько не приносил ещё ни один день в жизни.

А ведь начинался-то он, этот злополучный день, очень даже хорошо. Так, как и должен начинаться всякий день рождения – с весёлого настроения, с физзарядки под музыку, с «заграничного» письма, которое направил он своей однокласснице Томе Асеевой и от которого, по сути дела, пошли потом главные неприятности…

Глава II
«Томе Асеевой лично – послание заграничное»

После завтрака Тома Асеева спешила из столовой в свою комнату. Белые валенки прыгали сразу через две ступеньки, а косички вздрагивали, как мышиные хвостики.

Следом за Томой вприпрыжку мчались её соседки по комнате – длинноногая, юркая Женя Окунева и толстушка Галя Агишина.

Собственно, бежать на верхний этаж нужно было одной Томе – она забыла в комнате портфель. Но подружки не могли оставить Тому одну. Куда Тома – туда и они. Как цыплята за клушкой. На бегу тараторили о разных пустяках. Наверное, всему интернату был слышен их звонкий щебет.

Стасик Комов крикнул им вдогонку:

– Вас бы на птичий базар! Сороки-болтушки!

– Сам не лучше, – обернувшись, Женя Окунева показала ему язык. – Минуты прожить не можешь без дурацких шуток. Настоящий попугай.

– Я – попугай, а ты, Окунева, не окунь, а тощая килька, – съязвил Стасик.

Но девочки уже не слышали – скрылись за поворотом лестницы.

Стасик презрительно скривил губы: «Ну и пусть!» Хотя, если честно говорить, ему очень хотелось позлить девчонок, дёрнуть за косу Томку Асееву. Смешные у неё косички – так бы и дёргал каждую перемену. А можно ещё к её спине бумажного чёртика приколоть. Вот смеху-то будет! Ничего, он ещё успеет отомстить Томе – будет знать, как смеяться над Стасиком! Подумаешь, если у неё в дневнике одни пятёрки, так можно командовать мальчишками направо и налево, как вздумается! Воображала! Суёт нос во все дела. Занималась бы лучше своими бантиками, а то ишь чего придумала: «Стасика Комова я обязуюсь взять на буксир по арифметике. Тогда он перестанет играть в войну, а будет учить уроки». Так прямо, в открытую, и сказала на пионерском сборе, когда Стасика за двойку отчитывали.

Что же получается: она, Тома, – пароход, а он – неповоротливая баржа, которой самой с места не сдвинуться? Дудки! Стасик никогда на поводу у девчонок не ходил и ходить не собирается! Не такой он человек! За собой в атаку может сколько угодно мальчишек увлечь – роту, полк, дивизию! А то и целую армию, если такой приказ поступит. Девчонок в армию он, конечно, не возьмёт. Тут нужны люди настоящие. Без визга и без бантиков.

Пока Стасик был занят своими думами, в Томиной комнате творился кавардак – девочки искали учебник географии. Рылись в книгах на этажерке, заглядывали под кровать и даже под подушку. Но и там учебника не оказалось. Как в воду канул.

– Вспомнила! – воскликнула наконец Тома. – Я же сама его в тумбочку положила. Вчера вечером. Вот дырявая память!

Тома выдвинула верхний ящик. Так и есть – учебник тут! Она выхватила его из тумбочки и неожиданно заметила под книжкой белый конверт:

– Смотрите, девочки, мне письмо!

На конверте печатными буквами было выписано: «Томе Асеевой лично – послание заграничное».

– Ой, как интересно!

Тома осторожно надорвала письмо и вынула оттуда… другой конверт, чуть поменьше. А на нём опять адрес: «Девочке с косичками – послание личное».

Тома сгорала от любопытства. Девочкам тоже было интересно. Они окружили подружку – что же в конверте?

Появился ещё один конверт со словами: «Прими привет от старых штиблет».

Эти слова Томе не понравились.

Адрес на последнем, самом крохотном конверте был ещё обиднее: «Томе, у которой не все в доме».

– Фу, глупость какая! Такой и пословицы-то нет…

Надув губы, Тома распечатала конверт. На тумбочку упала бумажка. Девочки возмутились: рисунок на листочке изображал фигу. Под ней – нахальное слово: «Получи!»

– Какой-то ненормальный… – Тома вдруг спохватилась. – А может, жулик? В тумбочке деньги. Целых три рубля. Брат прислал.

Она стала рыться в ящике. Выложила зеркальце, голубой бант, фотографию артиста – красавца по имени Бюль-Бюль, какую-то книжку в потрепанном переплёте. Денег нет.

– Он украл.

– Конечно, он. Кому же ещё! – поддакнула Женя Окунева. – И фигу нарисовал, чтобы поиздеваться.

Галя тоже возмутилась:

– Есть же бессовестные люди! Как только земля таких держит!

– Я бы всех жуликов на необитаемый остров отправила, – грозно предложила Женя. – Пусть крадут друг у друга!

Только где искать жулика – вот вопрос! Ведь своего обратного адреса он не оставил.

Дверь приоткрылась. Показалась взлохмаченная голова Стасика. Нос у него измазан компотом, губы расплывались в хитроватой улыбке.

– Наглотался – во как! – Стасик сел на стул и провёл пальцем по горлу. – Мне сегодня одиннадцать стукнуло! А именинникам, оказывается, двойную порцию дают. И коробку конфет в придачу. Понятно? Я готов каждый день ходить в именинниках.

– Вот удивил! – отозвалась Тома. – Тогда тебе каждый год будет исполняться триста шестьдесят пять лет.

– Здорово! Повезут в Москву на выставку. Будут показывать: «Перед вами самый долголетний в стране человек, который за один год прожил триста шестьдесят пять лет и не состарился!» Зрители рты пораскрывают от удивления.

– Выдумщик. Тебе бы книжки сочинять.

– И сочинил бы. Только вот писать лень.

– Расхвастался… «Писать лень»! – передразнила Стасика Женя Окунева. – Писатели пишут на бумаге, а ты – только на стенке в школе.

– Много понимаешь! Писатель должен уметь писать всюду. Маяковский писал даже на папиросной коробке.

– Ты так говоришь, будто знаешь! Он тебе коробку с папиросами подарил?

– Книги надо читать, тогда знать будешь, кому он коробку подарил. У вас только бантики на уме да финтифлюшки разные.

– Это ещё бабушка надвое сказала – у кого больше финтифлюшек в голове! – гордо встряхнула косичками Тома Асеева. – Мы, к твоему сведению, получше тебя учимся.

– Ишь, Василиса Премудрая! Пойду искать для тебя Иванушку-дурачка…

Стасик насмешливо фыркнул и поднялся со стула. Уходя из комнаты, он заметил на тумбочке распечатанный конверт и ухмыльнулся.

Когда дверь за ним захлопнулась, Галя Агишина таинственно спросила:

– Видели, девочки, как он на письмо смотрел?

– И вёл себя как-то странно, – подтвердила Женя Окунева.

– Это он написал «заграничное» послание! – теперь уже громко, с уверенностью произнесла Галя, и её зелёные, как у кошки, глаза стали круглыми. – У него такие мозги – всё могут!

– Выходит, и деньги он… – Женя сразу же замолкла под строгим, осуждающим взглядом Томы Асеевой.

– Нельзя, Женя, так… ни с того ни с сего… Как не стыдно!

– Но кто же тогда?

Глава III
Где расположен Памир?

Стасик, конечно, не знал, что девчонки догадаются, кто написал им «заграничное» послание. Не знал и о том, что из Томиной тумбочки исчезнут деньги и что всю вину возложат на него, невинного человека. Узнал он об этом лишь вечером, на пионерской линейке, когда пришлось держать ответ перед товарищами…

А что произошло до того, как его стали «разоблачать»? Ничего особенного не произошло. Как всегда утром, он направился с друзьями в класс на занятия. На душе было даже очень хорошо. И голова соображала – лучше не надо. Стасик, довольный сам собой, ходил важный и гордый: руки в брюки, нос кверху. Ни на кого не глядел, только в потолок. Когда смотришь в потолок, в голове непременно появляются разные мысли, чаще всего – приятные.

Тома Асеева насмешливо сказала ему:

– На тебя смотреть смешно. Ходишь как памятник.

– Памятники не ходят. Они на площадях стоят. Так что прикуси свой длинный язык и не мешай мне мыслить.

– О чём же, если не секрет?

– О своих одиннадцати годах.

– Ну и как?

– Чего как?

– Появились какие-нибудь мысли к этим годам?

– Не приставай. Я с девчонками сегодня не разговариваю. Мужчинам совестно с вами связываться.

– Вот удивил – «мужчина»! Между прочим, в нашей стране у мужчин и женщин полное равноправие. С кем захочу, с тем и заговорю! Даже с таким зазнайкой.

– То женщины, а ты девчонка. Ступай своей дорогой, не мешайся под ногами. Не то косу выдерну, как дедка репку.

– Вот испугал! – Тому так и подмывало разозлить Стасика.

Но Женя Окунева и Галя Агишина увлекли её в сторону. Женя шепнула на ухо:

– Теперь я окончательно убеждена: это он, больше некому…

На уроках Стасик думал о том, о чём и должен думать настоящий именинник: о прожитых годах и планах на будущее. Из своего прошлого, как старательно он ни морщил лоб, вспомнить ничего путного не мог, если не брать во внимание недавнюю потасовку, в которой Стасик расквасил нос признанному всем классом драчуну – жирному Борьке Титову. Зато будущее рисовалось заманчивым: тут и полёт на Марс и на Венеру, и выступление в цирке с Бобиком, который будет не только кувыркаться, но и отгадывать цифры, и необычная лодка, изобретённая Стасиком, – она сможет плавать по воде и под водой, летать выше туч и даже вгрызаться на сто метров в землю. Таких ещё никто не придумывал!

– Комов, иди к карте. Покажи нам высокогорный Памир.

Стасик, услышав свою фамилию, испуганно вскочил с парты. Надо же учителю прервать его раздумья на таком интересном месте! Мог бы чуть-чуть подождать.

– Памир? – Стасик не понимал, чего от него хотят. – Какой такой Памир?

– Ну, хотя бы Восточный Памир покажи.

Он неохотно вышел из-за парты, взял указку, стукнул ею себя по лбу и застыл перед картой. В какой стороне восток? Ну конечно, в правой – там, где на карте крупными буквами выведено: «Китай», «Индия», «Япония». Ясно – это восток. Значит, и Восточный Памир здесь.

– Вот. – Стасик уверенно ткнул указкой в карту.

С передней парты язвительно хихикнула, прикрыв рот ладонью, Тома Асеева:

– Вот удивил! В Японию забрался. А ещё «мужчина»…

Учитель тоже не смог сдержать улыбки:

– А где же тогда, по-твоему, Западный Памир?

– Западный? На западе, где же ему ещё быть! – невозмутимо ответил Стасик и стал водить указкой вдоль испано-французской границы.

Теперь не одна Тома, весь класс давился от смеха.

– Правее бери, слышь – правее, – подсказывал Колька Мерлин.

– И вниз, – шептал Стасику сосед по парте Петя. – Где темнее покрашено, там горы… Тыкай палкой в горы.

– Чего подсказываешь? – привстав с парты, возмутилась Галя Агишина. – Он сам соображать должен.

– Стасик соображает, да совсем не то, что нужно, – уточнила Женя Окунева. – Сплошная ерунда в голове…

Учитель, переждав, пока ребята успокоятся, задал новый вопрос:

– Может быть, заодно покажешь и южную часть Памира?

Указка устремилась в сторону знойной Африки.

Стасику было непонятно, почему смеётся класс.

– Эх, Комов, Комов, – покачал головой учитель. – Что же, по-твоему, горная страна Памир по всему свету разбросана? Думать надо, Стасик! И слушай, когда урок объясняют. Я же только сейчас всему классу показал, где расположен Памир. А ты в это время в потолок смотрел.

– Я сегодня именинник.

– Именинникам тоже не бесполезно на карту смотреть.

Учитель раскрыл классный журнал, но, помедлив немного, отодвинул его от себя:

– Так и быть, не поставлю отметку. Не хочется в такой день портить тебе настроение. Садись.

Проходя мимо Томы Асеевой и заметив, что учитель не смотрит на него, Стасик, как бы нечаянно, задел стоящий на краю парты пузырёк с тушью. Пузырёк звонко ударился об пол. На белые Томины валенки прыгнули сразу три огромные чёрные кляксы.

Голубые Томины глаза потемнели. Вот-вот расплачется.

– Знаешь, кто ты? Сказала бы, да тебя жалко… Перед людьми совестно.

– Нужны мне девчачьи жалости, – презрительно фыркнул Стасик. – Проживу без них. – Насмешливо скривив губы, он сел за свою парту.