Текст книги "Трон Знания. Книга 1 (СИ)"

Автор книги: Такаббир Рауф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

Выскочив из темноты, Адэр отбросил горящий факел и взлетел по дорожке. Выбравшись из провала, уперся руками в колени.

– Он… – Адэр поднял голову, и Малика умолкла на полуслове, увидев мертвенно белое лицо, неестественно круглые глаза и обескровленные губы. Выдавила из себя: – Что там?

Хватая ртом воздух, Адэр вновь согнулся. Его вырвало прямо на облепленные глиной сапоги. Помчался к душу. Привалился плечом к деревянной шаткой стойке. Его снова вырвало. Долго крутил кран, изрыгая проклятия. Постучал по бочке. Она загремела – пустая.

– Что там? – подбежав, спросила Малика.

Адэр понесся к проходной, выкрикивая:

– За мной! Быстрей!

Они вбежали в здание. Возле скамеек одевались рабочие. В дальнем углу столпились охранники. Адэр растолкал их. Взору предстал сидящий на стуле начальник.

– Я не хотел…

Адэр нанес ему сильный удар кулаком в нос. Толстяк вместе со стулом завалился навзничь и, взвыв, закрыл руками окровавленное лицо. Никто не успел опомниться, как Адэр нанес удар сапогом в бок. Начальник согнулся, будто сломанная толстая ветка, и закричал.

Малика схватила Адэра за рубаху:

– Яр! Не надо!

Охранники вцепились в Адэра и потащили в сторону, но он извернулся и нанес еще один удар кулаком толстяку в ухо. Крик начальника оборвался.

Пока Адэр приходил в себя, а точнее, пока толстяка приводили в чувства, Малика, сжимая виски, вышагивала взад-вперед вдоль скамей, за которыми спрятались полуобнаженные рабочие. Пыталась стуком своих башмаков по бетонному полу разбудить себя, настолько все происходящее казалось нереальным.

– Поехали! – прозвучал клокочущий злобой голос.

Малика посмотрела на людей, державших под руки начальника, на потирающего разбитый кулак Адэра, и, еле переставляя ноги, пошла к выходу.

Она топталась возле машины, поглядывая то на закрытую дверь проходной, то на пустошь, не зная, куда бежать и где искать спасения, если в Адэре вновь проснется зверь. Ноги ватные, в голове туман – далеко не убежишь. Дверь поспешно закрыли, проскрежетали щеколдой и даже под страхом смерти вряд ли откроют.

Адэр достал из багажника ветошь, кинул сжатому в комок на заднем сидении начальнику:

– Не запачкай салон.

Вытащил из багажника канистру с водой. Вылил на себя. Встряхнул головой, орошая воздух сверкающими брызгами. Водой из второй канистры помыл сапоги. Достал бутылку вина, зубами вытащил пробку. Долго полоскал рот, поливал руки. Закрыв глаза, остатки выплеснул на лицо.

Сделал несколько больших глотков из второй бутылки, протянул Малике:

– Пей!

– Зачем?

– Пей!

Малика попятилась:

– Не буду.

Сверкнув глазами, Адэр схватил ее за руку:

– Пей, а то залью!

Малика глотнула, закашлялась.

– Ты никогда не пила вино?

Она отрицательно качнула головой.

– Так надо, Малика, так надо, – с неожиданной усталостью промолвил Адэр. – Не дай Бог подцепить заразу.

– Что вы там видели?

Он допил вино и выдохнул:

– Рабов. – Кивком указал на проходную. – Я их здорово напугал.

– Вы меня напугали. Нельзя так. Не пристало правителю кулаками махать.

– Я инспектор. – Закинув руки за голову, Адэр потянулся до хруста в костях. – Впервые в жизни обычный человек.

Часть 08

***

Машина медленно катила по улице, на которой проживали зажиточные селяне. Адэр на долю секунды притормаживал возле каждого дома и смотрел в зеркало заднего вида на начальника, сидевшего с потерянной миной. Малика разглядывала свои руки, сложенные на коленях, и тяжело вздыхала.

Адэр притормозил перед домом с крышей из синей черепицы. Стоя возле калитки, пухлый мальчуган на этот раз держал ломоть пирога. Начальник не пошевелился.

Малец приблизился к автомобилю, с улыбкой посмотрел на Адэра. Глянув ему за спину, прошептал:

– Папа?

Начальник запричитал, размазывая по лицу кровь, сопли и слезы. Малика затолкала под себя дрожащие ладони и уставилась на дорогу.

Как оказалось, в селении была еще улица. Адэр вел машину между неухоженными огородами с одной стороны и различными строениями с другой стороны. За окном проплывали неказистая гостиница, питейный дом, рынок с пустыми прилавками, белое здание банка – объявление на двери гласило: «Только для прииска», и опять трактир. Толкаясь в очереди перед продуктовой лавкой, бабы кричали и ожесточенно размахивали руками. На пару секунд умолкли, заметив автомобиль, и вновь разразились ругательствами.

Миновав перекресток, Адэр заглушил двигатель возле дома с вывеской: «Охранительный участок». На крыльцо вышел молодой вихрастый человек в темно-зеленой форме стража порядка, на груди поблескивал жетон.

Даен, так представился хозяин участка, провел посетителей в дом. Две смежные комнаты были разделены решетчатой дверью с навесным замком, в обеих по старенькому столу и паре стульев.

– Мой кабинет и камера, если надо, – указал Даен на соседнюю полутемную комнату. – Стол, стулья вынес, замок чик, и готово. Но там нет окна, а на солнечный аккумулятор нет денег. Может, сядем здесь, в приемной?

– Его туда, – кивнул Адэр на начальника.

Страж глянул толстяку в отечное посиневшее лицо с опухшим носом и оплывшими губами. Судорожно сглотнул:

– Здрасте…

Вскоре начальник прииска при свече писал сам на себя докладную: сколько чего присвоил, за какой период. Малика и Адэр сидели в приемной за столом напротив стража. Даен смешно хмурил брови, стараясь казаться грозным, однако лучистые, по-детски открытые глаза предательски выдавали мягкий нрав.

– Пьянство всему причина, – говорил Даен. – Получают «кот наплакал» и все «слезы» пропивают.

– А если я цифру не помню? – раздался голос толстяка.

– Лучше написать больше, чем меньше, – ответил Адэр. – И я прощу ошибку.

– А потому разборки, воровство, иногда убийства, – продолжил Даен. – Взять бы за шкирник, встряхнуть что есть мочи, и в лоб, чтобы горилку из памяти выбить. – Ударил кулаком по столу и развел руки. – Не могу! Жетон, будь он неладный, не позволяет. Если мокрое дело, то да, сразу под замок. А если подерутся мужики или лопату стащат, или мешок картошки… Ежели всех в искупительные поселения – бабы с детишками с голоду помрут. Смотрю я на это… – Даен горько улыбнулся. – Одно название – страж порядка.

– У меня всё, – донеслось из кабинета.

– Перечисли имущество родни.

Прозвучали тихие стенания.

Страж бросил взгляд на Малику, почесал затылок:

– У него родственников – вся главная улица. До утра просидит.

По крыльцу прогрохотали башмаки, в комнату вбежала растрепанная женщина в добротном платье – на шее сползшая с головы косынка узлом в бок, на поясе фартук в муке, в руке скалка. Подлетела к столу и скалкой по нему хрясть, что стекла в окошке звякнули.

– Ты что ж это, палач, творишь, – напала селянка на стража. – Порядочного человека бить? Я ж тебя, изверг, самого в кутузку закрою!

Даен выставил перед собой руки:

– Тетя Фаня, не кричите. Мы во всем разберемся.

На пороге смежной комнаты появился начальник:

– Фанечка… Золотце…

Женщина выронила скалку, бросилась к мужу на шею, заголосила:

– Люди добрые! Да что ж это делается. Вашего кормильца бьют, а вы о ступеньки носки сбиваете.

С улицы донесся гул, будто кто-то разворошил осиное гнездо. Малика побледнела. Даен подошел к окну, нахмурился. И лишь Адэр рассматривал разбитый кулак с таким видом, словно только что услышал обнадеживающий диагноз врача.

Со словами «Да мы вас…» селянка кинулась к двери.

– Я конфискую дом, – сказал Адэр.

Уже взявшись за дверную ручку, Фаня обернулась:

– Какой дом?

– Ваш.

Уперев руки в бока, она двинулась к Адэру:

– Ты кто такой?

– Вашего сына отправлю в приют…

– Да кто ты…

– …если ты сейчас же не замолчишь.

– Фанечка, делай, как он говорит, – проблеял начальник.

Не переставая оглядываться на Адэра, она приблизилась к мужу:

– Да кто он…

– Он страшный человек, – прошептал начальник и, обхватив жену за плечи, разрыдался. – А я плохой человек.

Адэр сжал-разжал кулак, неторопливо прошел через комнату, приоткрыл двери. Перед крыльцом собрались зажиточные люди, одетые с иголочки.

– Родня?

– Родня, – еле слышно призналась Фаня.

Адэр вернулся на свое место, сложил на столе руки:

– Если не разойдутся, я конфискую их имущество.

У Фани подкосились ноги. Начальник подтолкнул ее к двери:

– Делай, как он говорит.

Вскоре начальник и его жена сидели перед свечой. Тихо переговариваясь и всхлипывая, писали подписку о невыезде из селения.

– Почему на крайней улице так воняет? – спросил Адэр у Даена.

– Так то ж рабочая улица.

– И что?

– Там, что ни развалины, так отхожее место. Мужики идут с трактира и заскакивают. Улица длинная, пока домой донесешь.

Начальник с женой положили перед Адэром бумаги.

– На прииск ни ногой, пока не приедет комиссия, – сказал он. – Если сбежите, найду.

Взял докладную и опись имущества. Долго изучал их, потирая подбородок. Какое-то время сидел, глядя на начальника, а тот сдувался прямо на глазах, беспрестанно вытирая то лоб рукавом окровавленной дорогой рубашки, то ладони о добротные, но словно пожеванные коровой, штаны.

Наконец Адэр произнес:

– Даю две недели, чтобы вернуть украденные деньги.

Толстяк схватился за сердце:

– У меня нет…

– Родные помогут. Они ведь тоже замешены?

– А если откажут?

– Без суда и следствия отправишься в тюрьму.

Фаня привалилась плечом к мужу и еле устояла на ногах.

– Без суда? – прошептала Малика.

– Проводи их, – приказал Адэр Даену, и, когда за супругами и стражем закрылась дверь, повернулся к Малике. – Что ты сказала?

– Он имеет право на защиту.

– Кто так решил?

– Наказание назначает суд.

Адэр схватил ее за локоть и притянул к себе. Его глаза полыхнули безудержным гневом.

– Я – закон, я – суд. Мне продолжать?

Малика вырвалась, отскочила к окну:

– Вы Всевышний?

– На этой земле – да!

– Всевышнему потребовалось семь дней, чтобы сотворить мир. Вам же хватит минуты, чтобы его разрушить.

Подлетев к Малике, Адэр вскинул руку. Она сжалась в ожидании удара. А он указал в окно:

– Ты это называешь миром?

– Они другого не знают!

– Здесь жалость неуместна.

– А справедливость?

– Ты часто с ней сталкивалась?

– Нет. Но хотелось бы.

– Жалость и справедливость не уживаются рядом. Начальник похитил деньги, устроив на работу мертвые души. Разве несправедливо вернуть в казну наворованное?

– В казну? Если уж быть справедливым до конца, то он похитил деньги не из казны, а у рабочих.

Скрипнула дверь.

– Еле до поворота довел, – проговорил Даен, топчась возле порога. – Врача в селении нет. Надеюсь, сам оклемается.

– Жалко его? – спросил Адэр.

– Человек ведь.

– А те, кто живет на рабочей улице, не люди?

Даен отвел взгляд.

– Сколько в селении стражей?

– Я один.

– С ума сойти… – пробормотал Адэр, кивком позвал Малику и вышел на крыльцо.

Посещение следующих трех приисков не принесло успокоения. Адэр и Малика двигались, словно марионетки, руководимые неведомой рукой. Подъезжали к дому начальника. Не останавливаясь, мчались на прииск. Малика сидела на проходной, Адэр ненадолго уходил. Возвращался мрачнее тучи. Затем ехали в контору – все они находились в нескольких милях от прииска. С причитающим начальником летели в охранительный участок. Ночь проводили в тревожном забытьи на узких кроватях постоялого двора. И вновь шли навстречу серому дню, точной копии предыдущих дней.

***

Ветер безмолвствовал, и над разморенной духотой пустошью стоял убаюкивающий стрекот кузнечиков. Малика дремала, отвернувшись к окну. Уныло глядя на бегущую перед машиной колею, Адэр мысленно готовился к тяжелой и совсем не нужной ему встрече. При виде сытых рож и тучных тел, спрятанных под дорогими костюмами, в нем просыпалась злость. Не потому, что кто-то накопил жир и сколотил состояние на обмане трудяг – было невыносимо трудно сохранять спокойствие на похоронах своей надежды.

Конечно, можно стереть из памяти худые, облепленные грязью лица рабочих, их затравленные взгляды, изможденные тела, и пересмотреть долю приисков. Этого никто не заметит – на рабочей улице все так же будет вонять выпитым кислым вином. Но тогда чем он, правитель страны, отличается от начальника-вора? И Адэр взирал на припорошенные песком две канавки, понимая, что четыре дня назад, покинув замок, пошел не той дорогой.

Из раздумий заставил вынырнуть нарастающий стрекот кузнечиков, словно прыгающие крылатые твари всем скопищем несутся навстречу. Вдали из-за нагромождения валунов появилось густое сизое облако. Оно быстро приближалось, увеличиваясь в размерах, будто ветер катил по земле клуб спутанных сухих веток, неустанно наматывая на него пожухлую траву и поднимая темно-серую пыль. Только ветра нет, и пыль в пустоши желтая. Раздался отрывистый хлопающий звук, облако потемнело.

Малика проснулась, закрутила головой, с вопросом посмотрела на Адэра. Он остановил машину, закрыл окно. Сквозь свинцовую пелену вырисовывались размытые очертания человека, не размашисто шагающего, не бегущего… Обман зрения? Адэр до рези в глазах всматривался в дымчатую завесу. Не обман – человек ехал на мопеде!

Мужик – в картузе, надетом задом наперед, и в больших, почти во все лицо очках с выпуклыми стеклами – на секунду притормозил возле автомобиля и что-то крикнул. Крутанул ручку и был таков.

Адэр проводил взором облако, плюющее дымом:

– Что он сказал?

– Пригласил в гости, – не слишком уверенно ответила Малика.

Адэр разложил карту, взглянул на компас. Ошибки нет, они едут по самому бедному району страны, который так и называется – Бездольный Узел. Тот, кто придумал название, обладал хорошим чувством юмора или был, по крайней мере, наблюдательным – если все шесть селений, безлико обозначенных цифрами, соединить одной линией, получится петля. И раз они не сбились с дороги, где нищий селянин взял мопед?

Адэр бросил карту через плечо, схватился за руль и со вспыхнувшим интересом погнал машину к горизонту.

***

На высокое крыльцо охранительного участка вышел командир стражей порядка: ростом под верхний брус дверного косяка; в плечах косая сажень; шея крепкая, жилистая, как дубовый сук. Одернув темно-зеленую рубаху так, что на мощной груди затрещала ткань, страж упер кулачищи в бока, из-под густых черных бровей окинул ястребиным взглядом улицу.

Над крышами – соломенными и дощатыми, покрытыми серым сланцем и серебристым железом – только-только показалось солнце, хотя сейчас далеко не раннее утро. Пока светило после глубокого ночного сна вскарабкивается лучами по горному кряжу и добирается до селения, спрятанного в низинке, проходит несколько часов.

На некоторых крышах поблескивают плоские плиты, от них в разные стороны тянется тонкая паутинка проводов – хозяева делятся с соседями светом. Конечно, при таком раскладе лампочки горят не в полный накал, и поздним вечером нельзя вышивать или писать письма, или выполнять любую другую работу, требующую напряжения глаз, зато домочадцы и живущие вблизи селяне вдыхают свежий воздух, а не удушливый дым сальных плошек или керосиновых ламп.

С высоты крыльца охранительного участка хорошо просматривались чистые квадраты дворов, посыпанные белым морским песком и обнесенные низкими каменными оградами – где-то камни лежали глухими ровными рядами, словно соты, а у кого-то заборчик с просветами походил на ажурное вязаное полотно.

Кое-где перед домами буйствовали яркими красками цветники. Здесь живут истые хозяева, раз не поленились дошагать до моря, собрать выброшенные на берег водоросли и удобрить скудную почву. У таких и огороды, как у климов, с густой сочной зеленью, что даже клочка земли не видно. Но о климах селяне не любят вспоминать – на душе становится тошно.

Страж посмотрел в другую сторону.

Возле хлебной лавки о чем-то оживленно судачили бабы: на худощавых фигурах неброские платья из домотканого полотна; на шеях пестрые платочки; на ногах башмаки с большой пуговицей на тупом носке; в руках плетеные из лозы кошелки, наполненные всякой всячиной, необходимой любой хозяйке. И вряд ли ошеломляющая новость собрала товарок в кружок, скорее бабья слабость – чесать языками при любом удобном случае.

Перед витриной со сластями молчаливо толкались детишки. Сжимая в ладошках монетки, никак не могли решить – на что потратить свое «состояние». Чей-то пальчик уткнулся в стекло, указывая на большой, ярко украшенный пряничный домик, щедро политый медом и покрытый глазурью, и детвора загомонила, будто стайка взбудораженных воробьев.

Около калитки постоялого двора комнатная девка лениво трясла половичок, сшитый из пестрых обрезков ткани. Из окна гаркнул хозяин, и девка, перебросив коврик через плечо, поплелась на задворки.

Из трактира вывалился мужик и тотчас шмыгнул назад – неужто успел раскосыми глазенками заметить стража? Наверное, вытирает сейчас пот со лба и радуется, что пронесло, или клянет того, кто придумал открыть питейный дом в самом неудачном месте.

С заднего двора банка выехали две машины с тезарскими флажками на капоте. Первую в округе прозвали «сундуком»: прямоугольная, как ящик; спереди узкая полоска стекла; сзади дверца; по бокам скобы; в середке драгоценные камни, которые прииск сдал в банк. Вторая – с большими темными окнами для хорошего обзора изнутри. В ней охрана, сколько человек и как они выглядят – никто не знал, даже командир стражей.

Еще не успели банковские машины скрыться за поворотом, как с другой стороны улицы донесся рев двигателя.

***

Адэр вел автомобиль по непривычно широкой улице, глядя то на баб и детишек, сгрудившихся перед магазинчиками, то на могучего стража, стоявшего на крыльце охранительного участка, то на мужика возле общественной бани, который, увидев машину, быстро принял важный вид. За окном проплыли трактир, постоялый двор и неизменно белое здание банка с синей вывеской на стене и объявлением на двери «Только для прииска». Остановиться бы да спросить, где живет начальник, но чересчур людно – лишний шум пока ни к чему.

Вдоль дороги теснились опрятные дома с узорчатыми оградами из камня. Девочки в ярких платьях прыгали на скакалках и громко выкрикивали считалки. Мальчишки в клетчатых штанах и в рубашках, расстегнутых до пупка, гоняли на велосипедах, раскручивая трещотки, от которых звенело в ушах. Помчались за машиной. Когда Адэр свернул на другую улицу, шумная детвора наконец-то отстала.

Адэр притормозил перед сидящим на лавочке стариком:

– Как называется ваше селение?

Селянин поднялся, снял выгоревшую на солнце кепку и с гордостью произнес, как гимн пропел:

– Прииск «Рисковый». – Улыбнувшись, добавил: – Заходите в гости.

– Благодарю. В следующий раз непременно зайдем, – ответил Адэр. – Как проехать к дому начальника прииска?

Селянин принялся водить протянутой плашмя ладонью из стороны в сторону, будто елозил тряпкой по столу:

– Поворот сюда, потом туда. Раз-два. Третий поворот сюда, а там и дом. Увидите резной конек на крыше – значит, не ошиблись.

Вскоре Адэр вел машину по нужной улице, выискивая конька. Хорошо, если он будет большой и сразу бросится в глаза. Нет, все-таки маленький – старик сказал бы «конь», а не «конек».

Достигнув конца улицы, Адэр развернул автомобиль и поехал еще медленнее, барабаня пальцами по рулю. Терпение иссякало.

– Заходите в гости, – раздался женский голос.

Адэр ответил селянке: «Непременно», – и поинтересовался, где дом начальника прииска.

– Вы его проехали. – Селянка вскинула руку, указывая назад. – Видите крышу с резным коньком?

Должно быть, этот злополучный конь совсем крошечный, раз он его не заметил.

– Я плохо вижу, – четко выговаривая каждое слово, промолвил Адэр. – Просто скажите, какой по счету дом.

– Четвертый, – пробормотала селянка и торопливо пошла вдоль забора.

Никаких коней на доме не было, зато к верхнему углу крыши была прибита тонкая доска – полукруглая, как раскрытый веер, с вырезанными насквозь завитушками. Это он?..

Адэр пробежался взором по низкой изгороди из прутьев, по старым каменным стенам в трещинках и расколах, по ситцевым занавескам в сборочку и глиняным горшкам с цветами. Сбоку дома под навесом из парусины стоял видавший виды мотоцикл.

Между дощечками калитки протиснулась маленькая собачка – ушки надломленным зонтиком, хвостик торчком – и мягко так: «Тяв».

Из окна выглянула женщина. Отодвинув цветок с разлапистыми листьями, спросила:

– Вы к Анатану?

Адэр смотрел в простоватое, в оспинках лицо, силясь вспомнить, от чьего имени приходили отчеты, а хозяйка, приподняв белесые брови, добродушно улыбалась. Ну, если веер с узорами – конек…

– К нему, – ответил Адэр и заглушил двигатель.

– Он на прииске.

– Папа на работе, – прозвучал детский голосочек.

Над изгородью показалась голова девчушки с тонкими, как карандаши, косичками.

– Аля! – окликнула ее мать.

Девочка уселась на крыльцо, уперлась кулаком в щеку.

– Заходите в гости, – пригласила хозяйка.

Девчушка взяла со ступени трещотку, крутанула.

– Аля! – Мать постучала пальцем по подоконнику. – Не видишь, мы разговариваем?

– Где контора вашего мужа? – поинтересовался Адэр.

– Где ж ей быть? На прииске. А зачем вам?

– Хотим посмотреть.

– Анатан ждет вас? – с тревогой в голосе произнесла хозяйка. – Подождите, я сейчас. – И скрылась за занавеской.

Над изгородью вновь появилась голова девчушки с круглыми от притворного страха глазками.

– Там чудища! – Аля подняла над прутьями трещотку. – Возьми.

Адэр щелкнул зубами, чем вызвал у девочки радостный визг, и завел машину.

На крыльцо выскочила хозяйка:

– Постойте! – Припустила к калитке. – Подождите!

Адэр вдавил педаль газа в пол. Посмотрел в зеркало заднего вида. Жена начальника со всех ног бежала за ними по улице, размахивая руками. Все повторялось, разве что распорядитель прииска додумался не выставлять напоказ свои доходы, а значит, придется потрудиться, чтобы уличить его в воровстве.

***

Всё вокруг казалось враждебным и лживым. Не желая разговаривать с криводушными селянами, Адэр разузнал у детворы, в какой стороне находится прииск. Из множества тропинок, уводящих от поселка в нужном направлении, выбрал самую протоптанную. Вполне возможно, что именно по ней сотни рабочих добираются до месторождения рубинов – одних из наиболее дорогостоящих драгоценных камней.

Адэр неторопливо объезжал валуны и ямы, кусты с колючками и засохшие деревья, стараясь не потерять из виду дорожку, бегущую через непривычно желтую с бронзовым отливом пустошь. Вдали виднелись туманные очертания холмов.

В песке появились странные серые нити – точно седые волоски в золотистой шевелюре. С каждой минутой нити делались шире, длиннее. И вскоре по пустоши потянулись дымчатые полосы-пряди.

Адэр затормозил. Открыв дверцу, набрал полную пригоршню седой пыли. Пепел… Отряхнул руку. На коже осталась скользкая, маслянистая пленка.

– Как думаете, о каких чудищах говорила девочка? – прозвучал взволнованный голос.

Вытирая ладонь тряпкой, Адэр покосился на Малику и промолчал. С недавних пор от ее черного взгляда нет-нет да и пробежит мороз по коже. Или он это придумал? Истосковался по нежному взору Галисии, по гибким рукам, тонкой талии и горячему дыханию на своих губах? Возможно. В Тезаре редкая ночь проходила в холодной постели. И чаще всего в ней была его хрупкая и кроткая Галисия Каналь…

Меньше чем через час Адэр заглушил двигатель примерно в сорока шагах от сторожки – к ней вела слишком узкая для проезда тропа, по бокам которой то там то тут темнели участки земли, покрытые пеплом. Дощатое строение с одним оконцем стояло на деревянных сваях. Высокие ступени взбегали к прочной двери. Ветерок перебирал на крыше темно-золотую солому. Чуть дальше – за домиком – возвышались кучи песка и камня.

Из сторожки вышел старик и, поигрывая трещоткой, направился к автомобилю. Местный дурачок? Хорош же начальник, если доверил охранять государственное добро больному человеку.

Адэр достал из бардачка блокнот, открыл дверцу.

– Что это с ним? – обеспокоенно произнесла Малика.

Старик опрометью несся к машине, лихорадочно дергая шнур с деревянными пластинками. Над пустошью летел сухой звонкий треск.

От вида сумасшедшего сторожа сердце ёкнуло и забилось где-то под коленками. Адэр захлопнул дверцу.

– Какого черта вам надо? – крикнул старик, прильнув к окну морщинистым лбом. Дурацкая детская игрушка в его руках не переставала трещать. – А ну вон отсюда!

Адэр сжался как пружина. Стиснув зубы так, что сам увидел на скулах собственные желваки, припечатал к стеклу предписание о проверке прииска.

– А ты мне бумажку не тычь, – не унимался старик. – Проваливайте! Живо!

Еще пытаясь совладать с рвущейся наружу яростью, Адэр толкнул дверцу, но сторож, видимо, подпер ее коленом.

– Проваливай и баста! Не то собак спущу.

– Он не шутит, – прошептала Малика. – Давайте уедем.

Пружина внутри Адэра резко распрямилась, даже показалось, что в ушах взвизгнула сталь витков. Он опустил стекло, схватил сторожа за ворот рубахи. Сделав молниеносный оборот кистью, намотал ткань на кулак и по плечи втянул горлодера в салон. Обветренное, с дряблой кожей лицо покраснело как переспевший арбуз, рот искривился ржавым гвоздем, глаза вылезли из впадин и стали похожи на глаза бульдога. Странное дело, но трещотка продолжала звонко трещать. И совсем уже странно: Адэр четко ощущал, как ему в спину бьется волной страх Малики.

Он ослабил захват и процедил сквозь зубы:

– Мне нужен начальник.

– Так бы сразу сказал, – прохрипел сторож. – Я провожу вас.

Адэр оттолкнул старика от машины:

– И выбрось эту идиотскую игрушку.

– Нельзя. Ады проснутся.

– Это кто?

– Собаки.

Пока, хлопая ладонью себя по груди, старик прокашливался, Адэр смотрел по сторонам, пытаясь не встречаться с Маликой взглядом.

– Я не горжусь собой, – неожиданно для себя промолвил он. – Но иного способа взять себя в руки я не нашел. – Открыл дверцу. – Можешь остаться.

Он шел, глядя Малике в спину, и усмехался. Как, должно быть, нелепо смотрится их маленькая компания, шагающая по извилистой дорожке между большими пятнами пепла, расплескавшимися точно грязные лужи. Впереди полоумный дед раскручивает трещотку, за ним идет Малика. Вертит головой туда-сюда, высматривая обещанных собак. И он – в рубашке, пожелтевшей от стирки дешевым мылом, в сморщенных, не первой свежести штанах, и в припыленных сапогах, по которым стоит пройтись щеткой, и в носках отразятся плывущие по небу облака.

Поднявшись по ступеням, старик толкнул плечом дверь сторожки, пропустил Адэра и Малику, сам вошел следом. Домик изнутри походил на палату в лечебнице для умалишенных: пол и стены были обиты толстым войлоком.

– Так вы, значит, ничего не знаете, – сказал сторож, и, не дожидаясь ни вопроса, ни ответа на свои слова, бросил трещотку на укрытый дерюжкой топчан. Смахнул рукавом паутину с оконной рамы. – Смотрите. – И когда Малика и Адэр уставились в окно, легонько хлопнул дверью.

Пятна пепла перед домиком взбугрились, встрепенулись, подняв в воздух серые хлопья. Миг, и хлопья вновь укрыли землю дымчатым слоем, открыв взору тонкокостные, обтянутые свинцовой кожей скелеты собак, замерших в стойке для нападения.

Адэр и Малика отпрянули от окна.

– А! Красавцы! Прям из ада встали, – с искренним восхищением произнес старик и постучал в стекло.

Собаки повернули морды к дому: литой, без отверстий нос, плотно прижатые к черепу уши-монетки, затянутые беловатой мутной пленкой глаза.

Адэр вновь прильнул к окну:

– Слепые.

– И глухие, и запахов не слышат. Зато чуют содрогание воздуха и земли, – сказал старик и через секунду тихо добавил: – Я так думаю.

– Откуда они? – спросила Малика.

– А кто ж их знает? Пытались прикормить, приручить, значит. И хлеб приносили и мясо – не едят, а птиц на лету хватают, и зайцев хватают, и мышей, и диких собак. Кровь им нужна. Живая кровь. А трещотки боятся. А теперь вашей машины боятся, значит, – говорил старик важно, с расстановкой. – А вам повезло, не загрузли в их норах. А могло не повезти.

– Норы глубокие? – спросил Адэр.

– Где по колено, а где батогом дна не достать. И спят они там, пока содрогание их не разбудит.

– Получается, к прииску никто незамеченным не пройдет, – произнес Адэр.

– Получается так, – согласился старик. – Трещотку за версту слышно. Слышите?

В сторожку сквозь войлок действительно пробивался звонкий треск. Вскоре мимо брошенной машины проехал на велосипеде человек, одной рукой держа руль, другой раскручивая шнур с пластинками. Ады повернули головы в его сторону, припали к пеплу и словно растеклись.

– Надо же, успел! – обрадовался курносый паренек, войдя в дом. – Тетя Тася отправила за вами вдогонку, предупредить о собаках.

– Пошли искать начальника, – нетерпеливо сказал Адэр.

Они шли по дорожке мимо нагромождений из камня и куч песка и глины. Норы адов исчезли. Старик надел на шею шнурок с дощечками и, шагая впереди, по-хозяйски размахивал руками:

– Там месторождение приказало долго жить. А там порода, что алмаз, ничем не пробьешь. А вон… – Указал на два небольших здания, виднеющихся между отвалами пустой породы. – …Контора и приемный дом. Рубины принимают, значит. Мы сперва на объект заглянем, Анатан в конторе редко сидит. А оттуда… – Старик махнул рукой в сторону высокой деревянной вышки с шатровой крышей. – …Прииск как на ладони.

Выйдя из-за очередной груды остроугольных камней, они остановились на краю глубокого котлована. Вероятно, именно так выглядит муравейник изнутри. Внизу, по колено в воде копошились рабочие: одни орудовали лопатами, другие раскачивали огромные сита. Облепив противоположный склон, люди отламывали твердую породу кирками и мотыгами. Над обрывом стояли несколько человек. Вцепившись в веревки, вытягивали из ямы ведра, наполненные глиной.

– Анатан! К тебе, – крикнул старик, сложив руки в рупор.

На дне котлована от толпы рабочих отделился невысокий худощавый человек в резиновых сапогах до середины бедра и устремился вверх по дорожке, похожей на сброшенный вниз серпантин.

Через несколько минут загорелый, средних лет мужчина – с веселым искристым взглядом и выгоревшими на солнце короткими волосами – поклонился Малике. Вытер руку о рубаху, протянул Адэру:

– Анатан Гравель.

Стиснув крепкую ладонь, Адэр почувствовал шершавые мозоли.

Немного позже, сидя на деревянных стульях в кабинете начальника и держа запотевшие стаканы с холодной водой, Адэр и Малика наблюдали, как Анатан достает из старенького сейфа стопки документов и раскладывает на столе.

– Это карточки рабочих. Это расчетные ведомости, – объяснял он, похлопывая рукой по пачкам. – Здесь копии моих отчетов. А это сводные таблицы по добыче камней за последние пять лет.

Пролистывая бумаги, Адэр почти не вникал в цифры. Он слушал мелодичный тягучий голос, смотрел в открытое простодушное лицо Анатана и понимал, что прииском заправляет настоящий хозяин.

– Копаем до подземных вод, промываем каждую песчинку, копаем дальше. Вот и вся наша работа, – говорил Анатан, подталкивая к Адэру очередную пачку. – Мне бы машины, как в Партикураме. Есть такие – с черпаком, вокруг колес гусеницы, и едут они везде, что по грязи, что по камням.