355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Автор Неизвестен » Поэзия народов СССР IV-XVIII веков » Текст книги (страница 17)
Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
  • Текст добавлен: 28 марта 2017, 19:00

Текст книги "Поэзия народов СССР IV-XVIII веков"


Автор книги: Автор Неизвестен


Жанр:

   

Поэзия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц)

ЧЕТВЕРОСТИШИЕ

О ветер! Повей, побеги, посмотри

На цветок и на облако в блеске зари.

О пери! Позволь посидеть мне с тобой

И сиянием сердце мое одари.


ХОРЕЗМИ
УЗБЕКСКИЙ ПОЭТ
XIV век

ИЗ «КНИГИ ЛЮБВИ»
ПЕРВОЕ ПИСЬМО

Мир, потрясенный чудом красоты,

Пал перед войском прелести твоей!

С тобой в сравненье гурия смугла,

Луна Новруза – лук твоих бровей.

Мой слух – Фархад, слова твои – Ширин.

Твой чудный взгляд – кашмирский чародей.

Приличествует родинка щеке,

Твое подножье – голове моей.

О, если б верным ты была верна!

Душа сгорает от твоих речей...

Твои глаза – нарцисса лепесткп —

Пронзают грудь, как лезвия мечей.

Ты станом – кипарис. Твои уста —

Цвет аргавана, нет, еще красней!

Чем для меня запретней твой гранат,

Тем жар любви в крови моей сильней!

Китай, Кашмир тобой изумлены.

Сражает льва стрела твоих очей.

Твоей улыбкой сахар пристыжен,

Терзает гурий неба зависть к ней.

Твоя краса затмила семь миров,

Пыль пред тобой целует сонм царей!

В серьге твоей горит звезда Зухра,

Планеты – стража у твоих дверей.

Ты в царстве красоты – султан, о джан!

Ты вся – душа! О нет,– души милей!

Не смейся! Гурии сойдут с ума,

Увидев зубы, жемчуга белей!

Все девы рая в множестве своем

Не стоят завитка твоих кудрей.

Мне без тебя не нужен горний рай,—

Он без тебя геенны мне страшней!

Вся кровь из сердца хлынет через край,

Ковсара чистый замутит ручей...

Нет человеку жизни без тебя!

Жизнь без тебя не стоит двух грошей.

Твой рот подобен Хызровым дарам,

Твоя нога Каабы мне святей.

Дай целовать ее! Бессмертье дай,

Хотя б ценою тысячи смертей!

О, боже! Как ты страшно хороша!

На небе солнца не было светлей.

Я – Хорезми, твой раб, изныл в цепях

Несчастнейшей, тягчайшей из страстей.

* * *

Дай, виночерпий, чистого вина!

Пусть гости пьют, не грех – коль допьяна

Промчится вереница долгих лет.

От смерти никому пощады нет.

Путем терпенья думал я пойти,

Но нет терпенья мне на том пути!


ВТОРОЕ ПИСЬМО

Снеси привет, рассветный ветерок,

Той, что свой кубок делит со звездой!

Той, у ворот которой, словно раб,

Стоит на страже месяц молодой!

Снеси привет ограбившей меня,

Навек отнявшей сон мой и покой!

Тон, что затмила солнце,– так она

Одарена безмерно красотой!

Той, что от темени до пальцев ног

Сияет, как поток воды живой!

О ты, что райской яблони стройней,

Удел раба объят могильной тьмой.

Ты, чья улыбка – жизнь, у чьих дверей

Огонь волны Ковсара золотой!

Твои глаза – разбойники. А ты

Сама их посылаешь на разбой!

В твоих устах – увы! – так много лжи,—

Зачем так много лжи тебе одной?

«Он умирает!» – молви обо мне,

Над кровлей бедняка склонись луной!

Ты на цветок, увядший от тоски,

Дохни животворяющей весной!

Дай осушить рубиновый фиал,

Верни страдальца к радости земной!

Но кто приближен шахом красоты,

Отмечен тот счастливою судьбой.

Твоя улыбка счастью знак дает,

Гнездо любви – Прем цветущий твои.

Ты прелестью завоевала мир,

Будь справедлива! Сжалься надо мной!

Мой шах! За твой привет, за добрый взгляд

Всей жизни заплатил бы я ценой!

Я верен был, пока хватало сил,—

Слуг верных ценит государь любой.

Жизнь без тебя мне – смерть. Моя душа

В разлуке ссохлась, словно мех пустой.

В разлуке мы. Но к сердцу твоему

Пусть не приблизится никто другой!

Я только близости твоей прошу!

Пусть ночь длинна, вернется свет дневной...

Найдя тебя, я жизнь в тебе найду —

Мой рай земной, услад небесный рой!

Спит сном глубоким счастье Хорезми,—

О, разбуди! Взойди пад ним зарей!

* * *

Дай чашу Джама, кравчий, поскорей,

Залей вином огонь тоски моей!

До звезд небесных скорбь моя дошла,

Разлука с милой сердце мне сожгла.

Путем терпенья думал я пойти,—

Но нет терпенья мне на том пути!


ТРЕТЬЕ ПИСЬМО

О светоч мира! Красота твоя,

Как сад Эдема, пышно расцвела.

Своим дыханьем, как пророк Иса,

Умерших воскрешать бы ты могла.

Рубин померк, взглянув на твой рубин,

И роза ворот свой разорвала.

Увидев солнце твоего лица,

В смятенье на ущерб луна пошла.

Мир озарен твоею красотой,

Она – творцу предвечному хвала!

Я от кудрей твоих сошел с ума.

Ты пламенем очей меня сожгла.

За родинку твою, за поцелуй —

Бессмертие душа бы отдала!

Так сотни шахов получили мат,

Чуть кисею с лица ты подняла

И локоны – убежище сердец —

Игривою рукою отвела.

Ты – роза, а соперники – шипы.

О, если бы ты без шипов была!

Ты сладкой речью разум в плен взяла,

В глухое рабство сердце увела...

Я в голос твой влюблен. Его струя

В моих газелях звучно потекла.

Не отвергай меня! Не обрекай

Блуждать в пустыне горестей и зла!

Внемли, что молвит Мухаммед-ходжа,—

Послушай повесть про его дела:

«Газель Турана, мой тиран, о джан!

Не скрыть мне боль душевных ран, о джан!

Я истомился в западне любви,

Я смертной мукой обуян, о джан!

В том нет души, кто не отдаст души,

Чтоб увидать вдали твой стан, о джан!

Не ведали подобной красоты

Ни Индостан и ни Оман, о джан!

Увы, за кровь не платит никому

Влюбленного казнивший хан, о джан!

Ведь обреченных душ, таких, как я,

Несметен в мире караван, о джан!

От клятвы: «Больше жизни я люблю»,—

Свидетель бог, далек обман, о джан!

Но гибнет Хорезми,– смолк соловей,

В снегу холодном гулистан, о джан!»

* * *

Друг виночерпий! С чашею приди,

Меня в чертог смятенья приводи!

Я образ милой в духе отражу,

От плена плоти дух освобожу.

Путем терпенья думал я пойти,

Но нет терпенья мне на том пути!


ДУРБЕК
УЗБЕКСКИЙ ПОЭТ
Конец XIV – начало XV века

ИЗ ПОЭМЫ «ЮСУФ И ЗУЛЕЙХА»

Придворные вельможи госпожи,

Придя, спросили: «Зулейха, скажи,

Правдив ли слух – мы верить не могли,

Что ты в раба влюбилась, как Лейли!

Ущерб своей ты чести нанесла!

Худая слава о тебе пошла!»

«Уж если здесь вы,– как я ни плоха,—

Вы гости мне! – сказала Зулейха.—

Вы – добрые советчики, друзья,

Живите в счастье вы! Несчастна я!

Со мною проведите этот день,

От сердца отгоните горя тень».

И гости чинно, вслед за Зулейхой,

Вошли в прохладный внутренний покой,

Где трапеза дневная их ждала.

Всем женщинам хозяйка раздала

Ножи и яблоки своих садов

И молвила: «Отведайте плодов!»

Кормилице ж велела: «Поспеши

К Юсуфу, о наставница души!

Пусть пальму стана и нарциссы глаз

Увидят все, сидящие у нас».

Когда Юсуф правдивый – мир ему! —

Вошел в чертог, как яркий луч во тьму,

Свет полдня пред лицом его померк,

Сердца всех женщин в горе он поверг.

И не могли они ни глаз отвесть

От юноши, ни слова произнесть.

Все, разрезая яблоки, вокруг

Порезали ножами пальцы рук,

И, кровью обливаяся,– взгляни! —

Как мертвые, попадали они.

Очнувшись, видят: от крови мокры

Одежды их, подушки и ковры.

Понуря головы, они тогда

Заплакали от горького стыда,

Так говоря: «Умрем подле тебя!

Ты розой счастья стала, полюбя.

Тебя, невежды, упрекали мы...

Ты видела, чем сами стали мы!»

И Зулейха открыла дверь словам:

«Хоть не пришлось сгорать любовью вам,

Как мне, но сразу вы упали с ног.

А жизнь моя вся – мук сплошной поток!

Палит и жжет мне душу огнь любви,

Объявший твердь и сушу огнь любви —

От рыбы, мир несущий на спине,—

И до звезды, плывущей в вышине,—

Нить и основу в ткани бытия

Связующий! И вот – любовь моя».


ОВАНЕС ТЛКУРАНЦИ
АРМЯНСКИЙ поэт
XIV—XV века

ПЕСНЯ ЛЮБВИ

В сиянии сидела ты.

Подобной солнцу красоты:

Похожа на прекрасный сад,

Где роз и лилий аромат

Цветы лучистые струят.

Твой взор – как гладь морских валов,

А брови – сумрак облаков;

Меж тонких губ ряды зубов

Блестят, как нити жемчугов.

Монахи, встретившись с тобой,

О книге позабыв святой,

Дрожат всем телом в летний зной,

Зима ж им кажется весной.

С тобой вступить могу ль я в спор?

Любовью твердь ты плавишь гор,

Ты крепостей крушишь затвор.

Ты скалы мчишь в морской простор.

Безумец бедный, Ованес!

Ты пел златой ковчег чудес,

Чтоб, по суду благих небес,

Червь тело грыз, а душу – бес!


НЕ УБЕЙ МЕНЯ ЛЮБОВЬЮ

Ты пышный цветник, ты, как роза, горда.

Глаза – морей опьяненных вода.

Грудь – сад плодовый. Скрыться куда?

Ты грозный судья, и жду я суда.

Любовь, не убей меня,

Не будь палачом!

Сильнее креста твоя благодать,

Я сил не найду с тобой совладать.

Земля ты иль пламя? Рядом сядь.

Я болен – и вот здоров я опять.

Любовь, не убей меня,

Не будь палачом!

И стыд позабыт. Священник, монах,

И вам не спастись – настигнет впотьмах,

Нарушит ваш сон любовь. Где же страх?

Смеется, злословит народ,– все прах.

Любовь, не убей меня,

Не будь палачом!

О, ты молоко, и миндаль, и мед.

Пускай острый шип глаза разорвет

Тому, кто тебя не чтит. О, разлет

Бровей! Кипарис, пронзающий свод.

Любовь, не убей меня,

Не будь палачом!

Как бабочка, опален я огнем,

Ты солнечный лик, пылающий днем.

Когда остаюсь с тобой вдвоем,

Дрожу, и смятенье в сердце моем.

Любовь, не убей меня,

Не будь палачом!

Я светлый твой лоб сравню со звездой.

Шамам – твоя грудь, Эдем золотой,

О, яблоки щек, коль сахар со мной,

То и на Миср махну я рукой.

Любовь, не убей меня,

Не будь палачом!

За твой поцелуй отдам

Хорасан, Абаш и Дели, Йемен, Индостан.

Цена твоих кос – Китай и Яздан,

Стамбул и Хата – все обилье стран.

О Тлкуранци, все сказал ты пока,

Ведь ум твой легче крыла мотылька!


К СМЕРТИ

Лишь о тебе помыслю, смерть, в душе тоска.

Всего ты горче, пред тобой – желчь не горька!

Ты горче горького! Лишь ты к себе близка!

Пусть горче ад: в него влечет твоя рука!

Ты мстишь Адамовым сынам, ведешь их в ад;

Ты – наказанье за грехи, за райский сад.

Давида с Моисеем ты берешь подряд;

Взят Авраам, и Исаак под землю взят;

Тобой низвергнут Константин и Тиридат.

Тебя и тысячи врагов не устрашат.

Шесть панцирей надень, их все твой дрот пробьет:

В тюрьму всех бросишь и скалой завалишь вход.

Ты – тот орел безмернокрыл, чей мощен лет,

И волочит концами крыл он весь народ.

Блажен, кого в добре найдет его черед,

Но схваченных во зле – в огонь твой взмах метнет!

О, Тлкуранский Ованес! Ты учишь всех,

И семь десятков лет ты сам ласкаешь грех!


ЛИК ТВОЙ – СОЛНЦЕ

Лик твой – солнце, и не мудрено,

Что тобою все озарено.

Любишь иль не любишь – все равно

От любви мне гибнуть суждено.

Только что стояла здесь скала,

Ты прошла – взглянула и сожгла.

Гибнем, но не замечаем зла

Мы, чьи души сожжены дотла.

Женщины иной, тебе под стать,

Не могла родить другая мать,

Взор твой излучает благодать,

Божья на лице твоем печать.

Лоб твой ослепляет белизной,

Губы – словно лепестки весной.

С чем сравнить мне лик твой неземной?

Ты подобна лишь себе одной!

Я сгораю; больше нету сил,

Я за то страдаю, что грешил.

Страшной казнью бог меня казнил:

Он тебя из праха сотворил.

Плачу я – безумный Ованес,

Я сгораю, мой покой исчез.

Ты – огонь мой, ты – мое страданье,

Кара, посланная мне с небес!


ВСТРЕТИЛ Я КРАСАВИЦУ НЕЖДАННО

Встретил я красавицу нежданно.

Глянув на пылавшие уста,

Замер я и рухнул бездыханно,

Понял: без нее земля пуста.

Я такое увидал впервые.

Очи, словно волны голубые,

Волосы, как нити золотые,

Брови – ночи зимней чернота.

Светел мир ее лишь благодатью,

Я пленен ее лицом и статью.

Душу за нее готов отдать я,

Столь она прекрасна и чиста.

И когда мы встретились глазами,

Как свечу, меня спалило пламя.

Обезумев, я на месте замер,

Ибо понял: я ей – не чета.

Ованес, не стоило влюбляться.

Наши дни недолго в мире длятся,

Чаще вспоминай, чтоб исцеляться,

Что не вечна в мире красота.


* * *

Земля подобна раю стала

По мановению творца,

Чьей благодати нет конца,

Чьей благодати нет начала.

Коснулась божия рука

Листа, и ветви, и цветка,

В горах замерзшая река

Оттаяла и зажурчала.

Идут коровы со двора,

Пастись в лугах пришла пора.

Резвится, пляшет детвора,

Как ей по возрасту пристало.

Юнцы влюбленные стоят,

Вослед красавицам глядят,

Но те не ловят жаркий взгляд,

Не смотрят на кого попало.

Вернулись птицы в свой приют

И хлопотливо гнезда вьют,

И, завершая тяжкий труд,

Они поют свои хоралы.

Вновь прилетели в отчий край

И соловей и попугай,

И, превращая землю в рай,

Их песнопенье зазвучало.

Простор лугов и склоны гор

Покрыл затейливый узор —

Раскинулся цветов ковер,

И вся земля возликовала.

Расцвел нарцисс, как добрый знак,

Короной возгордился мак,

И орхидея белый стяг

Ввысь подняла и засняла.

Вот тубероза средь лилей

Стоит, других цветов мудрей,

Поскольку мудростью своей

Больных проказой исцеляла.

Расцвел весь мир, как вешний сад,

И всяк живущий в мире рад,

Все господа благодарят:

Его глагол – всему пачало.

Не счесть его благих щедрот,

И зреет всякий сладкий плод,

Обилье вишен ветку гнет,

Склонясь, она к земле припала.

Кизила ягоды горят,

Каштаны зрелые висят,

И соком налился гранат,

И зреют груши небывало.

И словно поздняя трава,

Желтеет на ветвях айва,

Отяжелели дерева,

И много персиков опало.

Но сходит все в краях земных,

И вот в садах полупустых

Нет абрикосов золотых,

И фиников, и яблок мало.

Куда ни глянь – пустеет сад,

Но дозревает виноград,

Чья сладость слаще всех услад

В раю Адама искушала.

Поднесший виноград к устам,

Из рая изгнан был Адам,

Но сладость винограда нам

Блаженство рая даровала.

И вот уже сады пусты.

Где нынче листья, где цветы?

Былой не видно красоты,

Листва пожухла и опала.

Страдают птицы без вины,

Что в дальний край лететь должны.

Не всем дождаться им весны,

Чтоб снова все начать сначала.

А осень оставляет нам

Сады – как опустелый храм,

Они подобны старикам:

Что отцвело, того не стало.


КОЛЬ НЕ БЫЛО Б МУЖЕЙ...

Коль не было б мужей, что, грешных, нас

Предостеречь хотят Святым писаньем,

Смерть и без них была бы всякий раз

Остереженьем и напомиианьем.

Дотянется до всех ее рука,

До полководца и до властелина,

До богатея и до бедняка.

Ты схимник или царь – ей все едино.

Я видел покорителей земли,

Но ведал я: их слава быстротечна,

И в час назначенный они ушли,

Взяв лишь одну сажень земли навечно.

И тот, кто тело холил много лет,

Тот, кто себя умащивал до лоска,

Ушел навечно, и его скелет

Лежит в могиле на подгнивших досках.

Я видел многих богачей скупых,

В чьи сундуки текли златые реки,

Но даже им всего два золотых

В дорогу дали, положив на веки.

Твердил владыка:«Есмь я Соломон!»

Была блестящей жизнь его и длинной,

Но эта жизнь окончилась, и он

Стал под землею пищей муравьиной.

Не одного я видел удальца,

Теперь они давно лежат в могилах,

И даже муравья согнать с лица,

Ходившие на львов, они не в силах.

Красивы, юны были женихи,

Невесты были стройны и невинны.

Краса поблекла их, и пауки

В гробах забытых свили паутины.

Единый в мире властвует закон:

Все, что на свет родится,– умирает.

И если ты рассудком наделен,

Тебе об этом помнить не мешает.

МКРТИЧ НАГАШ
АРМЯНСКИЙ ПОЭТ
1393—70-е годы XV века

СУЕТА МИРА

О братья, в мире все дела – сон и обман!

Где господа, князья, царя, султан и хан?

Строй крепость, город, иль дворец, иль бранный стан

Все ж будет под землей приют навеки дан.

Разумен будь, Нагаш, презри грехов дурман,

Не верь, что сбережешь добро: оно – туман;

Стрелами полный, смерть для всех несет колчан,

Всем будет под землей приют навеки дан.

Мир вероломен, он добра нам не сулит;

Веселье длится день, потом вновь скорбь и стыд.

Не верь же миру, он всегда обман таит,

Он обещает, но дает лишь желчь обид.

Тех, обещая им покой, всю жизнь томит;

Тех, обещав богатство им, нуждой язвит,—

И счастье предлагает всем, ах, лишь на вид,

Уводит в море нас, где бездн злой зев раскрыт.

Проходят дни; вдруг смертный день наводит страх,

И света солнца ты лишен, несчастен, наг.

Ах, отроки! Ваш будет лик – истлевший прах,

Пройдете вы, как летний сон в ночных мечтах.

Знай, раб, что и твоя любовь – лишь тень во днях.

Не возлюбляй же ты мирских минутных благ.

Не собирай земных богатств, с огнем в очах:

Одет и сыт? Доволен будь! Иное – прах!

Трудись и доброе твори,бедняк Нагаш!

Свои заветы чти: другим пример ты дашь!

Поток греха тебя, пловца, унес,– куда ж?

И, благ ища, стал не добра, но зла ты страж!


О ЖАДНОСТИ

От века и до наших дней любому злу в судьбе земной

Тупая жадность – лишь она – была единственной виной.

У жадного и бога нет, апостол говорит святой,

Того он бога признает, под чьей находится пятой.

Он – хищный волк. Его закон: людскую кровь пускать рекой.

Он пьет, но кровью никогда не насыщается людской.

Хоть и богат и властен он, но по природе он такой:

Всех обездолить норовит, все захватить своей рукой.

Все, все – и драка, и тоска, и зависть, и ночной разбой,

Проделки шайки воровской,– все из-за жадности людской.

Клятвопреступники, лжецы, кричащие наперебой,

От веры отошли святой,– все из-за жадности людской.

Один болтается в петле, другой сидит в тюрьме сырой,

А те пропали с головой,– все из-за жадности людской,

Цари садятся на копей, цари воюют меж собой,

Гоня покорных на убой,– все из-за жадности людской.

Чтоб увести народы в плен, проходят вихрем над страной,

Ровняют города с землей – все из-за жадности людской.

Один поднялся на отца, братоубийцей стал другой,

У них святое под ногой,– все из-за жадности людской.

В католикосы лезет всяк, кто в беззаконии герой,

Пролез в епископы иной,– все из-за жадности людской.

С епископом развратник пьет – и властью наделен мирской

За мзду монетой золотой,– все из-за жадности людской.

Архимандритов новых рой во всем плетется за толпой,

В прилавок превратив налой,– все из-за жадности людской.

Монахи, бросив монастырь, по селам шляются толпой:

Забудь молитвы! Песни пой,– все из-за жадности людской,

А иереи – за дубье! Тот – с окровавленной щекой,

А тот – с припухнувшей губой,– все из-за жадности людской.

Нагаш, ты – пленник суеты, следи всечасно за собой;

Немало этого добра и ты имеешь, как любой.


СТРАННИК

– Я умоляю: слово «странник»

Ты всякий раз не повторяй.

В чужом краю скорбит изгнанник,

Хоть этот край кому-то рай.

Несчастный странник, словно птица,

Которой к стае не прибиться,

Пока она не возвратится

В свой отчий, в свой любимый край.

– Не убивайся, бедный странник,

Минуют тяжкие года,

Не навсегда твое изгнанье,

Не навсегда твоя беда.

Молись, господь тебе поможет,

На родину вернет, быть может,

Чтоб ты забыл по воле божьей

Чужие эти города.

– Я всех молю о состраданье,

Шепчу: «О боже, пощади!»

Чернее самого изгнанья

Лишь сердце у меня в груди.

И от былых воспоминаний

Лишь множатся мои страданья,

И стеснено мое дыханье,

И нет просвета впереди!

– Не причитай, не плачь, изгнанник,

Не победишь слезами зло.

На свете ни одно страданье

От причитаний не прошло.

От громогласного стенанья

Не исполняются желанья,

И никого еще рыданье

В родимый край не привело!

– Изгнаннику повсюду горе,

С бедой смирился он давно.

Он никогда ни с кем не спорит,

Ему надежды не дано.

В толпе чужих он горе прячет,

Для них он ничего не значит.

Кровавыми слезами плачет,

Все перед ним черным-черно!

– Увы, родимого предела

Для смертных нету под луной,

Мы странники на свете белом,

Не на земле наш дом родной.

Но так живи в своем изгнанье,

Чтобы за все твои деянья

Ты новых не обрел страданий

В отчизне нашей неземной.


ПЛАЧ ОБ УМЕРШИХ

Счел господь нас достойными кары,

Тяжки божьей десницы удары.

Смерть забыла – кто юный, кто старый,

Полыхают повсюду пожары.

Ах, как жаль, что пришло ото горе,—

Разлученным не свидеться вскоре.

Гибнут гоноши, тонут, как в море,

Стынут слезы у женщин во взоре.

Ангел смерти мечом своим длинным

Сносит головы жертвам невинным,

А они, как цветы по долинам...

Стонет мать над загубленным сыном.

Кто опишет несчастия эти?

Худших зол не бывало на свете,

На порогах родительских дети

За ничто погибают в расцвете.

Войте, жалуйтесь: днесь и вовеки

Надо зло умертвить в человеке,

Плачут горы, деревья и реки,

Мудрецы на земле, что калеки.

Пали воины – цвет молодежи,

Те, кого обожали до дрожи,

Те, чьи брови иа арки похожи,

Огнеглазые в куртках из кожи.

И диаконы, что ежечасно

Пели богу хвалу сладкогласно,

Смерть вкусили. Роптанье напрасно,

Лишь в могиле лежать безопасно.

Страшный суд совершается ныне,

Но заступника нет и в помине...

Черный ангел уносится в дыме

С новобрачными, а не седыми.

Некий юноша, шедший на муку,

Плакал, с жизнью предвидя разлуку,

Был бы рад он хоть слову, хоть звуку,

Но никто не подал ему руку.

И сказал он: «Тоска меня гложет,

Смерть состарить до срока не может,

Я – зеленая ветка,– быть может,

Кто нибудь уцелеть мне поможет.

Мне не в пору могила-темница,

Сто забот в моем сердце теснится,

Сто желаний запретных толпится,

Лучше б дома мне в щелку забиться!»

И к отцу он воззвал: «Ради бога,

Помоги мне прожить хоть немного,

Мне неведома жизни дорога,

Злая смерть сторожит у порога!»

Горько молвил отец: «Вот беда-то,—

Ни скотины на выкуп, ни злата;

Мог себя запродать я когда-то,

Но за старца дадут небогато».

И подобно другим обреченным,

Сын свалился на землю со стоном:

Вспомнил детство, свечу пред амвоном,

Вспомнил солнце, что было зеленым...

И глаза его скорбь угасила,

И исчезла из рук его сила,

И лицо словно маска застыло,

Неизбежною стала могила.

Тут и молвил он: «Отче и братья,

Лишь молитвы могу с собой взять я,

Умоляйте же все без изъятья,

Чтоб господь растворил мне объятья».

А потом, отдышавшись немного.

Стал просить он служителей бога;

«Помолитесь и вы, чтоб дорога

Довела до господня порога!»

Я епископ Нагаш, раб единой,

Видел сам все страданья Мердина,

Слышал сам его жителей стоны,

Шел сквозь город в печаль погруженный.

По большому армянскому счету,

Год стоит у нас девятисотый.

Приказал я молиться причету,

Позабыл про иные заботы.

Пожалей наших мертвых, Мария,

Шлю мольбы от зари до зари я,

Рай открой им, спаси их от змия,

Лишь молиться мы можем, Мария!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю