Текст книги "Огромный бриллиант (ЛП)"

Автор книги: Лорен Блэйкли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава 8

Мы обсудили самые важные детали.

Она ворует одеяло. Я сплю голым. Она не любит находиться в ванной с кем-то, кроме нее самой. Меня же не заботит, что она будет сплевывать зубную пасту, когда я сам чищу зубы. У нее более двух десятков различных лосьонов от The Body Shop, и она меняет их каждый день.

– Очевидно, что я не использую лосьон, – говорю я, указывая на серебристую корзину, полную бутылочек с запахом цветов апельсина, медовой ванили, кокосов – каждого из существующих в мире ароматов, втираемых в тело, – к тому же, не думаю, что кто-то спросит нас о том, каким лосьоном ты пользуешься.

– Я знаю, – говорит она, включая фен, – но дело в том, что я хочу чувствовать себя так, будто мы знаем все эти вещи друг о друге – для правдоподобности того, чем мы будем заниматься. Например, тот факт, что мне требуется пять минут, чтобы высушить волосы.

Я включаю секундомер на телефоне, когда она начинает сушить волосы.

Почему-то в этот момент я чувствую себя, как дома. Будто мы на самом деле пара, и я жду свою женщину, которая готовится к выходу.

М-да.

Может быть, из-за того, что так и происходит на самом деле.

Ну, за исключением того, что мы ненастоящая пара.

Когда звучит таймер, я понимаю, что она уже закончила сушить волосы, поэтому убираю телефон в карман. Смотав шнур фена и положив его в шкафчик, она щелкает пальцами перед моим лицом.

– Мы забыли одну очень важную деталь.

– Какую?

– Как мы узнали?

– Как мы узнали что?

– Не тормози. Как мы поняли, что любим друг друга? – она говорит это так мило, так убедительно, что я теряю концентрацию мыслей. Я забываю, что мы репетируем, и просто тяну время, пытаясь сосредоточиться. Потом все-таки вспоминаю о реальном положении вещей и смеюсь про себя. Мы не влюблены. Мы играем и притворяемся. Поэтому, выходя из ванной, я рассказываю ей то, что рассказал сегодня утром моему отцу – легенду о том, как именно мы начали встречаться.

– Этого недостаточно, – говорит она, и ее каблуки стучат по деревянному полу, когда мы пересекаем небольшое расстояние до кухни.

– Почему нет? – спрашиваю я, когда она берет кувшин охлажденного чая из холодильника, а я достаю два стакана из шкафа. Она обожает холодный чай. Делает его сама из пакетиков Peets, которые заказывает на Amazon с тех пор, как они больше не продаются в Нью-Йорке.

– Нам нужно больше деталей, – говорит она и делает глоток. – Держу пари, что дочери мистера Оффермана будут первыми, кто разнюхает ложь. Девушки умнее в этих вещах, так что, если его дочери выяснят правду, они расскажут папочке. Нам нужно быть более убедительными. Итак, однажды вечером в баре мы поняли, что влюблены друг в друга, да?

– Да. Всего несколько недель назад. Все это произошло быстро.

– Но как это началось? Как именно? Что послужило точкой отсчета нашего романа?

– Шарлотта, я рассказал эту историю отцу. Он не спрашивал подобных деталей.

– Но женщины будут, – убеждает она и шевелит безымянным пальцем, на котором пока нет кольца, – после того, как я надену кольцо, все женщины будут ворковать над ним и спрашивать о подробностях того, как мы влюбились. Вероятно, уже за завтрашним ужином. Нам нужна легенда, – говорит она, решительно расхаживая по маленькой кухне. Потом в ее глазах загорается идея. – Я придумала! Как-то вечером, в четверг, в «Лаки Спот», за бокалом вина после закрытия, ты пошутил о том, что все думают, будто мы пара, и я сказала: «Может быть, нам следует ею стать». А потом наступила неловкая пауза в разговоре, – говорит она, и ее тон смягчается, как будто она вспоминает о той роковой ночи.

Я продолжаю, поддерживая историю о нашей истории любви понарошку:

– Только это не было неловко. Это было правильно, – говорю я, даря ей свою лучшую влюбленную улыбку, – и мы сознались в том, что у нас есть чувства друг к другу.

– И у нас был потрясающе волшебный поцелуй. Определенно.

– Не только потрясающе волшебный поцелуй. У нас был самый волшебный секс, о котором можно только мечтать, – об этом я должен был упомянуть.

Она краснеет, замолкает и допивает свой холодный чай. Я допиваю свой и кладу оба стакана в посудомоечную машину, аккуратно выравнивая их в верхнем ряду – так, как ей нравится.

– Тогда будет проще объяснить, почему ты сделал мне предложение прошлым вечером в баре – потому что именно там все началось. Ты сделал это после того, как все ушли. Опустился на одно колено и сказал, что к черту кольцо, что больше не можешь ждать и что я должна стать твоей.

– Отлично. Мне нравится. Легко запомнить.

Я закрываю посудомоечную машину и встречаю ее взгляд. В ее карих глазах нежность и сладость.

– Спенсер. Спасибо тебе.

Я смотрю на нее так, будто она сумасшедшая.

– За то, что положил стаканы в посудомоечную машину?

– Нет. Что согласился на все это, – она обводит взглядом всю территорию квартиры. – Я заставляла тебя отвечать на глупые вопросы и слушать мои истории. Но мне нужно было почувствовать, словно все это происходит на самом деле.

– Почувствовала? Ты осознаешь, что стоишь на пути превращения в миссис Холидей?

Она смеется.

– Это забавно. Но сочетание этих двух слов никто никогда не должен услышать, – говорит она, рассеяно проводя рукой вниз по моей, когда мы выходим из кухни. – Ты общепризнанный холостяк на всю жизнь.

Я киваю, подтверждая этот статус. Тотальный плейбой. Окончательно и бесповоротно, стопроцентный холостяк. Невозможно окольцевать свободную птицу.

– Это точно.

Она тянется к сумочке на столе в гостиной.

– Подожди. Есть еще один тест.

– Ты собираешься заставить меня прыгать через обруч? Блин. Ты непредсказуема.

Она фыркает.

– Не думаю, что выбор моих трусиков был сложной задачей. Но как бы то ни было, это тест для меня. Последнее испытание, чтобы убедиться, что я готова идти в магазин твоего отца, ведь это наше первое появление на публике – мистер Холидей и его невеста.

Я скрещиваю руки на груди, ожидая, что она будет делать дальше.

Она смотрит прямо мне в глаза, ее губки сжаты в прямую линию, выражение лица необычайно серьезно.

– Мне нужно, чтобы ты попытался выщекотать правду из меня.

Я скептически приподнимаю бровь.

– Серьезно?

– Абсолютно. Ты же знаешь, что это моя слабость, – говорит она, кивая, и начинает отступать к серой мягкой кушетке, опускаясь вниз в море синих, красных и фиолетовых подушек. Ей нравятся цвета драгоценных камней. Когда она ложится на подушки, золотые пряди ее волос веером рассыпаются на подушке ярко-синего цвета.

– Вперед, – командует она, – мне нужно знать, что я не сдамся. Мне нужно доказать себе, что даже пытка щекоткой не заставит меня открыть тайну моего лучшего друга.

Я расстегиваю манжеты и закатываю рукава своей рубашки.

– Не щади меня, – говорит она.

– Не в моем стиле.

– Заставь меня извиваться. Сделай это чистой пыткой. Заставь меня захотеть отказаться от всего этого. Это единственный способ, который позволит нам узнать, действительно ли я смогу справиться с этим в течение следующей недели.

Я расставляю руки пошире.

– Что тут скажешь, Мамонтенок? Я верю в тебя.

А потом бегу к дивану и приступаю. Я вцепляюсь ей в бока и свирепо щекочу – и пусть это Шарлотта, я не собираюсь униматься. Отдаваясь моменту, я щекочу ее ребра, и через наносекунду она начинает извиваться.

– Признайся, ты на самом деле не помолвлена со Спенсером Холидеем, – говорю я, как жестокий экзаменатор.

– Он будет моим мужем, я клянусь, – она вопит, а я щекочу ее сильнее.

– Я не верю тебе. Говори правду. Это все игра. Он заставил тебя сделать это.

С визгом она мечется взад и вперед в дикой попытке отползти подальше от меня. Неудержимый смех сотрясает все ее тело.

– Я всегда была от него без ума.

– Не верю! – кричу я, вцепившись в ее бедра. Она вполне могла бы быть угрем – так настойчиво пытается сбежать. Она практически полностью зарывается в подушки, чтобы избежать моей щекотки. Но я сильный и удерживаю ее. Мои пальцы движутся вверх по ее ребрам, и она вся извивается, выгибая спину.

– Боже мой, нет!

Черт возьми. Кажется, я защекотал ее до предела. Она героически переносит пытку. Ее лицо искажено, нос сморщен, а рот широко открыт от беспрерывного смеха.

– Почему? Почему ты без ума от него? – требую я, изо всех сил стараясь лишить ее контроля. Это и происходит – она прижимается коленом к моему животу, пытаясь меня остановить. Я блокирую эти попытки, и ее коленная чашечка упирается в мое бедро. Даже не больно.

– Потому что, – говорит она, тяжело дыша, ведь мои пальцы все еще бегают по ее бокам, – он заставляет меня смеяться.

Теперь я рядом с ее подмышками.

– Почему еще?

– Потому что он открывает для меня двери, – говорит она, переходя на визг на последнем слове, ибо я достигаю ее наиболее чувствительного к щекотке места.

– Еще одна причина, – требую я, когда она попадает в ловушку между моих ног, оказавшись прижатой бедрами к кушетке.

Ее смех внезапно прекращается, а глаза округляются.

– Он огромный, – говорит она шепотом. Мы оба молчим несколько секунд. Потом я одобрительно киваю и заканчиваю мучения.

– Ты доказала свою преданность нашему делу.

Я смотрю на нее сверху вниз. Волосы рассыпаны в диком беспорядке, черная блузка задралась, оголив живот и демонстрируя несколько сантиметров нежной плоти. Ее прерывистое дыхание делает меня твердым. Это тот момент, когда я должен слезть с нее. Я действительно должен. Она больше не двигается. Она не борется со мной. Я должен остановиться, взять ее за руку и пойти за кольцом. Но ее глаза кажутся другими. Я никогда не видел их такими. Что-то похожее на уязвимость мелькает в них.

– Мы должны попрактиковаться, – говорит она тихим голосом, и ее слова оседают в воздухе, словно снежинки.

– Попрактиковаться? – повторяю я, потому что и так знаю, что она имеет в виду, но, вместе с тем, не хочу ошибиться в своих предположениях.

Она приоткрывает рот и скользит языком по нижней губе.

– В том, что мы делали на улице. Чтобы было правдоподобно.

– Следующий этап тестирования?

Она кивает.

– Я не могу себе представить двух людей, которые только что обручились и не поцелуются хотя бы раз на завтрашнем мероприятии. Это сделало бы все более правдоподобным, не думаешь? Не должно выглядеть так, словно мы делаем это впервые.

– Это точно. Как в кино, когда мужчина и женщина планируют находиться в одном номере в отеле и делают вид, что они пара, а хозяин гостиницы говорит за ужином: «Поцелуй девушку». Ты ведь об этом, да?

Она улыбается подо мной, а потом прикусывает уголок губ, как делала это в кафе. На мгновение у меня возникает мысль не целовать ее. Но я делаю это. Прижимаюсь губами к этому уголку рта и целую ее.

Нежным поцелуем.

Отстранившись, я вижу, как поднимается и опускается ее грудь. Ее глаза выглядят безумными.

– Ты этого хотела?

– Нет, – говорит она.

– Тогда что?

– Настоящий поцелуй. Я хочу знать, как целуется мой жених. Не просто нежный поцелуй на улице.

– Настоящий поцелуй. Ты уверена?

– Да. Почему мне не быть уверенной? Ты ведь не мерзко целуешься? – она прижимает руку ко рту. – О, мой Бог. Ясно. Ты целуешься каким-то странным образом, – говорит она, убирая руку ото рта.

– Ох, теперь я уж точно докажу тебе, что это не так. Потому что обещаю, я поцелую тебя именно так, как тебя должны целовать.

– И как же?

Я смотрю в ее глаза, прижимаюсь бедрами к ее бедрам, чтобы она могла почувствовать меня всего, и произношу:

– Настоящий поцелуй сделает тебя мокрой.

Она ахает, и я погружаю свой язык в ее ротик, заглушая этот звук.

Она руководила нашим первым поцелуем. Она застала меня врасплох на улице, но этот поцелуй мой.

Контроль в моих руках. Я веду. И я хочу подразнить ее. Для того, чтобы заставить извиваться снова, только на этот раз от желания.

На этот раз она будет корчиться, чтобы приблизиться ко мне, а не сбежать. Я скольжу языком по ее губам, и она открывает их, приглашая и углубляя поцелуй. Мне плевать на то, чего она хочет. Поэтому я перехожу к ее подбородку, целую его, ее мягкую кожу, поднимаясь к ушку. Ее кожа на вкус удивительна, как солнечный свет и вишня. Может, это лосьон, которым она воспользовалась несколько минут назад, а может, это просто ее естественный запах. В любом случае, он сводит меня с ума. Мое тело гудит от желания, когда я придвигаюсь губами к ее ушку. Скольжу языком по мочке, и она стонет.

– Оох.

Это звук не сравнится с тем, что она издавала на улице. Он громче. Свободнее. Он развязнее.

И он чертовски нравится мне.

Она толкается бедрами к моим, пытаясь стать ближе.

Я украдкой смотрю на ее закрытые глаза, на румянец щек, покрасневшие губы. Она, как шоколадный торт, который я должен отведать. Полностью. Сейчас. Каждый кусочек.

Я погружаю руки в ее волосы, светлые пряди между моими пальцами переливаются золотом. Глядя на ее фантастические локоны, я не могу удержаться, чтобы не потянуть за них. Когда я делаю это, она резко выдыхает, а потом мягко стонет. Пальцами я сжимаю ее волосы и крепко удерживаю ее голову на месте.

Возвращаясь к ее рту, я прекращаю игру.

Вместо этого я включаюсь на полную мощность.

Набираю обороты.

Страстно целую ее.

Пожираю ее.

Наши языки переплетены, зубы со стуком ударяются друг о друга, и я клянусь, что она растворяется рядом со мной, подо мной, во мне. Мои вены гудят от вожделения, член в штанах нереально твердый, а мозг мгновенно опустошается – это тот поцелуй, который делает ее мокрой.

Я пытаюсь сдержаться, чтобы не положить руку ей на бедро, не запустить ее под юбку, под эти белые просвечивающие трусики бикини. Но мне не нужно прикасаться к ней, чтобы убедиться, как она завелась. Я понимаю это по тихим стонам, которые она издает, по прикосновению ее рук к моей шее, по ее зарытым в моих волосах пальцам. Но самое большое подтверждение – то, как она толкается ко мне. Ее бедра двигаются в поисках меня, и мое самообладание разрушается ко всем чертям.

Я быстро двигаюсь, вклиниваясь между бедер и толкаюсь в нее. Сексуальный стон вылетает из ее рта. Ее руки перемещаются к моей заднице. Самообладание разрушается окончательно, когда она раздвигает для меня ноги, предлагая взять ее на этом гребаном диване.

О, черт, хочу ли я ответить на это приглашение? Если сделаю это, она обернет свои ноги вокруг моих бедер, и мне захочется трахнуть ее. Друзья или незнакомцы, как я могу не хотеть переспать с ней? Она сексуальна, она готова, и она рвется в бой.

Я хочу сдернуть эти трусики и погрузиться в ее тепло.

Но она моя лучшая подруга, и я не могу этого сделать.

Так или иначе, здравый смысл возвращается ко мне, отбирая контроль у моего члена.

Я разрываю поцелуй и, скатившись с нее за секунду, встаю. Мне нужен воздух. Мне нужно пространство. Если останусь, то заведу нас слишком далеко, а я не хочу, чтобы она знала об этих мыслях. Я пожимаю плечами и произношу:

– Мне даже не нужно спрашивать, мокрая ли ты.

Она подмигивает мне.

Издевается надо мной.

Затем садится, расправляя плечи.

– Я уверена, ты хотел бы это узнать, самоуверенный засранец, – говорит она, поправляя сначала блузку, а затем юбку.

Несколько неловкий момент. Мы были на грани пылающей страсти, а теперь бросаемся колкостями, но я все еще хочу ее. Этого не должно произойти снова. Мы прошли тест: теперь она не будет испытывать дискомфорта, делая вид, что моя. И на этом все. Шоу должно продолжаться.

Семейное шоу. Не гребаное порно.

Она встает и идет в спальню, а я максимально использую этот перерыв, чтобы настроиться, сделать глубокий вдох и представить раздевалку, полную потных волосатых мужиков.

Черт, я хочу остыть.

И это работает. Моя эрекция исчезает.

Шарлотта возвращается, а когда наклоняется, чтобы взять сумочку, я не могу не заметить, что на ней черные кружевные стринги. Я отворачиваюсь, чтобы ухмылка не выдала мои похотливые мыслишки.

Глава 9

– Так как насчет «Метс»? (Примеч. (англ. New York Mets) – профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Восточном дивизионе Национальной лиги Главной лиги бейсбола).

Как только двери лифта открываются на ее этаже, я пытаюсь отогнать от себя мысли о той практике на диване. Заключительной части практики. Больше никаких репетиций поцелуев. Это слишком опасно.

– У них удачный сезон, – говорит она, как ни в чем не бывало поправляя ремень своей сумочки на плече.

– Хорошо отработанные подачи делают свое дело, – говорю я, нажимая на кнопку лифта и размышляя, когда это мы в последний раз говорили о бейсболе, попав в неловкую ситуацию. Она ярая фанатка, в немалой степени благодаря тому, что постоянно грезит об игроках бейсбольной лиги.

Я часто говорю, что если наш бар выдохнется, то ей следует стать генеральным менеджером какой-нибудь команды, но она только смеется и отвечает, что бейсбол – это ее любовь, поэтому она хочет сохранить его непорочным.

Но сейчас это далековато от непорочности. Это возможность избежать реально неловкого момента.

– Ты все еще продумываешь составы команд?

Она поворачивается ко мне, ее карие глаза очень серьезны.

– Я имела в виду именно то, что сказала – никаких случайных связей на эту неделю. Мне нужно знать, что ты с этим согласен. Даже в свободное время.

И с бейсбольной темой покончено.

– Конечно, – говорю я быстро, обиженно дергая галстук, – не могу поверить, что ты думаешь, будто я не выдержу без секса неделю.

Она качает головой, пока лифт спускается вниз.

– Это может показаться глупым для тебя, так как у нас фальшивые отношения, но после того, что случилось с Брэдли…

– Шарлотта, клянусь. Я завязал на всю следующую неделю, – говорю я, подняв три пальца, – слово бойскаута.

– Ты никогда не был бойскаутом.

– Правда. Но я не собираюсь обманывать, неважно, в фальшивых я отношениях или настоящих.

Она выгибает бровь.

– У тебя когда-то были настоящие отношения?

– Конечно. Ведь под «настоящими» ты имеешь в виду тот тип отношений, когда я знаю ее фамилию, да? – говорю я невозмутимо.

Она скрещивает руки на груди.

– Позволь мне подкорректировать свой вопрос. Ты когда-либо был в отношениях, которые длились дольше двух недель?

Я демонстративно ухмыляюсь.

– Две недели. Ты серьезно?

– И Аманда из колледжа не считается.

– Почему нет? Я был с ней в течение четырех месяцев. Но да, у меня были такие отношения, – говорю я, хотя чертовски уверен, что их у меня не было. – Но моя способность поддерживать долгосрочные отношения – не суть этого разговора. Дело в том, практикует ли мой член серийную моногамию. И я буду держать его в штанах в течение следующей недели, как и обещал. Такое же правило распространяется и на тебя.

– Тебе даже не придется беспокоиться об этом.

– Ты имеешь в виду, что это не будет для тебя проблемой? – спрашиваю я, когда лифт начинает замедляться на подходе к вестибюлю.

Она издевается.

– Как будто это когда-то было проблемой.

– Нет свиданий на повестке следующей недели?

Она поднимает руки и отсчитывает десять пальцев.

– Их не было уже десять месяцев, – говорит она резко, когда двери лифта открываются.

Мы проходим сквозь фойе, выходя на Лексингтон, где такси уже ждет нас. Я открываю дверь для нее, и она садится. Я сажусь рядом, и мы пристегиваемся. Тоннель смущения преодолен, и все между нами снова ощущается нормальным – теперь это просто мы.

– Ты имеешь в виду десять месяцев без отношений? – я спрашиваю, потому что знаю, она не была ни в ком заинтересована после их разрыва. Но если подумать, она не упоминала ни о каких свиданиях, иначе рассказала бы мне, будь это свидание удачным.

Она качает головой.

– Никаких отношений. Никаких свиданий. Никаких поцелуев. Ничего.

Десять месяцев без секса. Это должно казаться вечностью. Не уверен, что выдержал бы больше десяти дней. Может быть четырнадцать, но это были бы тяжелейшие две недели. Должно быть, она вовсю задействует свои игрушки.

Ух, черт. Теперь я представляю Шарлотту в постели с раздвинутыми ногами, с фиолетовым вибратором-кроликом. Представляю движения ее рук, контролирующих скорость, ее учащенное дыхание.

Спасибо, мозг, за этот фантастический образ в моей голове, стирающий любые разумные мысли

Иногда я удивляюсь, как мужчины справляются со всеми сексуальными образами в их мозгах. На самом деле, меня вообще удивляет, как мужчины способны хоть что-то делать, когда в голове вертятся подобные мысли. Уже то, что нам удалось научиться завязывать шнурки на ботинках и расчесывать волосы, можно считать волшебством.

И вдруг до меня доходит. Этот поцелуй на диване. Ее поцелуй на улице. Мысль о том, что я первый парень, которого она поцеловала в течение длительного времени, заставляет меня почувствовать толику счастья. Пусть это не всерьез, я все равно рад этому. И стараюсь не обращать внимания на то, как легкое чувство собственничества над Шарлоттой начинает заполнять меня. Не хочу, чтобы кто-то еще целовал ее. Я имею в виду, в течение следующей недели.

В этом и выражается мое собственничество.

– Кстати, – говорит она, когда автомобиль подъезжает к магазину, – как это все закончится?

– Мы?

Она кивает.

– Поддельная помолвка.

– Предполагаю, что у нас будет поддельный разрыв, – говорю я, хотя и не продумал это до конца. Может быть, потому, что не планировал этого. Все оказалось для меня неожиданностью.

– В конце недели? – спрашивает она, когда мы подходим к сверкающим дверям нью-йоркского здания, которое было частью моей жизни, сколько себя помню.

– Да, настоящий поддельный разрыв, – подчеркиваю я, прежде чем купить ей кольцо, чтобы скрепить сделку. Кольцо, у которого есть срок годности, так же, как у этой фальшивой сделки, что мы заключили.

Реальное окончание.

***

Итак, за этот час в «Катарин» я узнал, что Шарлотта:

1) любит держаться за руки.

2) любит обнимать меня за талию.

3) любит пробегать пальцами по моим волосам.

И то, что она распускает руки, пока мы притворяемся – это довольно впечатляюще, она убедительно играет.

А еще у нее безупречный вкус, потому что она выбирает платиновое кольцо с бриллиантом в два карата и в огранке «принцесса».

– Я всегда мечтала о таком кольце, – заявляет она Нине, правой руке моего отца, и, клянусь, Шарлотта готова уплыть на облачке счастья. Она ведет себя, как смущенная невеста.

Нина счастливо улыбается. Это высокая женщина, одетая в аккуратную шелковую блузку и серую юбку, ее коричневые волосы стянуты в пучок.

– Тогда давай удостоверимся, что хрустальная туфелька идеально тебе подойдет, – говорит она и исчезает в задней части магазина, чтобы подогнать кольцо до нужного размера.

– Ты профессионал, – говорю я, когда убеждаюсь, что Нина нас не услышит. Шарлотта пренебрежительно машет рукой, и я говорю: – Нет, серьезно. Совсем скоро ты получишь «Оскар» за роль восторженной невесты.

Она пробегает пальцами вдоль стеклянной витрины и пожимает плечами, будто это не такое уж большое дело.

– Мне нравятся бриллианты. Это упрощает ситуацию.

– Ах, так это Честная Шарлотта в действии? И Честная Шарлотта любит драгоценности?

Она кивает.

– Честная Шарлотта обожает огранку «принцесса» и платину. Когда моя подруга Кристин обручилась в прошлом году, я была так счастлива за нее, но не могла прекратить глазеть на ее кольцо. Оно было великолепно, но, что более важно, она была очень счастлива и безумно влюблена. Так что мне даже не пришлось притворяться, что я в восторге от обручального кольца, – говорит она, встречаясь со мной взглядом. Я вижу искренность в ее взгляде, эти карие глаза смотрят совершенно бесхитростно. Она в восторге от происходящего. Хотя, скорее всего, не в восторге, что рядом с ней именно я. Но все же.

Искренность этих эмоций переворачивает мое сознание с ног на голову. Мне следует отшутиться.

– Что, если бы это было кольцо на мизинец? Что бы ты сделала, если бы я подарил тебе золотое кольцо на мизинец с огромным бриллиантом? Подошло бы оно под твой стиль?

Она наклоняется ближе, двигая бровями.

– Спасибо за подсказку, дорогой. Теперь я знаю, что подарить тебе в качестве свадебного подарка.

Нина возвращается и говорит, что кольцо будет готово через пятнадцать минут.

– Спасибо, не могу дождаться, – говорит Шарлотта, и я знаю, что это правда. Она честна с Ниной.

Но сам я лгу, и от этого чувствую себя гадом. Я знаю Нину уже много лет, она даже нянчилась с Харпер и со мной, когда мы были маленькими. Она была первым сотрудником папы, когда появился первый бутик «Катарин» на Парк-авеню. Многие годы работала продавцом и поднималась в должности, дослужившись до вице-президента, когда тот самый магазин превратился в международную сеть бутиков. Мой отец часто говорил, что Нина и моя мама помогли ему принять большую часть важных бизнес-решений за последние тридцать лет. Они его главные советники.

– Я так взволнована из-за вас двоих и так рада, что ты – именно та женщина, которая заставила его встать на одно колено, – говорит Нина Шарлотте, которая смотрит в сторону. Нина опирается бедром на витрину с браслетами и поворачивается ко мне, хлопнув по руке. – Я до сих пор не могу поверить, что ты женишься.

– Я должен ущипнуть себя, просто чтобы убедиться, что это все происходит на самом деле, – говорю я и щипаю себя за предплечье, прилагая все усилия, чтобы не обращать внимания на уколы вины. Я не могу позволить этому съесть себя заживо. Все делается во имя благой цели и не причинит никому боли. К тому же, я не первый человек в истории, которому нужна подставная невеста.

– Я помню тебя непослушным пятилетним мальчиком, словно это было вчера, – говорит Нина, и в ее глазах я вижу отблески ностальгии.

– Не могу поверить, что отец позволял мне посещать магазин, когда я был непослушным ребенком, – говорю я, мысленно возвращаясь в те времена, которые провел в этом роскошном месте. Я знаю это место как свои пять пальцев. Пять этажей утонченности, блеска и гламура. Алмазы лучатся за сверкающими стеклянными витринами и на вершинах мраморных пьедесталов, бордовый ковер настолько мягкий, что хочется свернуться и заснуть на нем. Или бегать кругами, что я и делал в детстве.

– Ты был таким шустрым, – говорит Нина, качая головой. Она улыбается, и вокруг ее серых глаз появляются морщинки.

– Насколько несносным он был? – спрашивает Шарлотта. Я обнаруживаю нотку озорного любопытства в ее голосе. Она бросает на меня взгляд, и я знаю, зачем этот вопрос – выискать что-то, чтобы в будущем подразнить меня в самый неподходящий момент.

Нина восхищенно смеется и отвечает:

– Маленький Спенсер был катастрофой. Однажды, когда его мать была у родственников за городом, отец Спенсера привел его в магазин за час до открытия, и этот маленький дьяволенок сразу начал носиться, размахивая руками, как ветряная мельница, – говорит она, жестикулируя, чтобы продемонстрировать наглядно.

Я съеживаюсь, а Шарлотта смеется.

– О, я могу это представить.

– Ох, это было только началом организованного им разрушения. Он опрокинул стенд с рубинами во время одного из своих марафонских забегов. А еще вытащил бархатную подкладку из витрины и превратил ее в накидку, – говорит она, и губы Шарлотты дергаются от смеха. – Но, – продолжает Нина, прищурившись и подняв палец, – у меня было решение.

– «Бенадрил»? – спрашивает Шарлотта игриво, а затем сжимает мою руку.

Я мысленно стону, зная, что будет дальше.

– О, я могла только мечтать, чтобы он заснул, пока его отец был занят на встречах. Вместо этого я пошла в магазин аксессуаров для животных и купила поводок. Затем прикрепила его к петлям его бархатных штанишек.

Шарлотта прижимает руку ко рту, и я хлопаю себя ладонью по лбу. Вот оно. История, которая вгоняет меня в краску. И даже не знаю, что хуже: поводок или бархатные штаны.

– Ты выгуливала его вокруг магазина на поводке? – спрашивает Шарлотта, и интерес в ее голосе возрастет с каждым словом Нины.

Нина кивает, гордясь собственным решением. Она похлопывает себя по бедру, словно отдает команду «рядом» собаке, а затем издает тихий свист.

– Ко мне малыш, – говорит она и сотрясается от смеха. – Он любил его. Был так к нему привязан, как маленький кокер-спаниель.

– Удивительно. Хотя бы потому, что в нем есть что-то от дворняги, которая только и ждет, чтобы убежать, – говорит Шарлотта, забавляясь и качая головой.

Я закатываю глаза, но женщины продолжают стеб.

– Разве не все они такие? Ну, мужчины, – говорит Нина.

Шарлотта кивает.

– Хорошо, что я люблю собак.

– К тому же, у меня не было выбора, так что или поводок на нем, или опасность того, что этот маленький сорванец разрушит все витрины с бриллиантами. Но с годами он становился спокойнее. В хорошем смысле, – говорит Нина, похлопывая меня по щеке, – и становится еще мягче с тобой, не так ли? – говорит она, выделяя последние слова. Шарлотта сглатывает и кажется напряженной. Ее глаза округляются, и я замираю.

Черт.

Вот оно.

Сейчас Шарлотта сдастся.

– Разве ты так не считаешь? —продолжает Нина, и ее слова пробуждают Шарлотту из оцепенения. Ее щеки заливаются краской, и она вот-вот проговорится. Я буквально вижу, как в ее голове образуется гигантский ком правды. Она успешно справилась с покупкой ювелирного изделия, но это было так просто для ее любящего драгоценности сердца. Сейчас же самая сложная часть, и я это вижу. Ох, черт, ее глаза заполняет ужас.

Ее губы начинают двигаться, но она не издает ни звука. Я сжимаю ее руку, напоминая, что пора что-то ответить. Но если она так и не сможет заговорить, то мне необходимо будет вмешаться. Так или иначе, она нервно улыбается, а потом подмигивает Нине, и к ней наконец-то возвращается дар речи.

– На самом деле, он все еще озорник. Так что, если тот поводок сохранился, то я хотела бы одолжить его у вас.

Нина откидывает голову назад и хохочет. Она опускает руку на плечо Шарлотты и шепчет:

– О, мне так нравятся эти развратные штучки от только что обрученных.

Она извиняется и уходит, чтобы принести кольцо, а Шарлотта стреляет в меня глазами.

– Ты ведь думал, что я провалю наше шоу?

Я сближаю большой и указательный пальцы.

– Ты была так близка к этому, не так ли?

Она выгибает бровь.

– Может быть, я хотела, чтобы ты понервничал.

– Ты злая женщина, – говорю я, прищурившись.

Она пробегает пальцами по моей руке.

– Или, возможно, я просто представляла фантастический образ тебя, гуляющего на поводке, – говорит она, выглядя как кошка, которая не просто съела канарейку, но и накормила ею всю свою проклятую семью. – Ты ведь знаешь, что она буквально подарила мне оружие для твоего уничтожения? Спенсер на поводке. Но было еще круче, когда она назвала тебя кокер-спаниелем, – произносит она, и уголки ее губ изгибаются в ликующей ухмылке.

– Что тут скажешь? Думаю, я был кобелем уже тогда, – по крайней мере, я снова могу легко дышать.

– Тебе все еще это нравится? Гулять на поводке? – говорит она, толкая меня.

– Ты пытаешься попросить меня поучаствовать в чем-то извращенном и грязном?