Текст книги "Ритуал тьмы"

Автор книги: Кристоф Хардебуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Кристоф Хардебуш
Ритуал тьмы

Моей возлюбленной

Она идет, торжественна, как ночь…

Дж. Байрон

Предисловие

Казалось бы, о созданиях Тьмы сказано уже все. После «Дракулы» Брема Стокера, «Интервью с вампиром» Энн Райс и «Сумерек» Стефани Майер читатель хорошо знаком с этими вымышленными существами. Но настоящий мастер умеет взглянуть на популярную тему под другим углом, обогатив всем известную легенду.

Именно к таким авторам и относится Кристоф Хардебуш. Отечественные читатели уже знакомы с его творчеством – трилогия о приключениях троллей пришлась по вкусу поклонникам фэнтези. В новой книге Кристоф Хардебуш обращается не к традициям Толкиена, а к наследию Брема Стокера. В итоге на страницах романа вас ждет жгучая смесь приключений, фантастики и любви. «Ритуал тьмы» очень напоминает качественную приключенческую литературу XIX века. Это сходство проявляется не только в обилии неожиданных событий и битв, выпавших на долю героев, но и прежде всего в их характерах. Юный аристократ Никколо Вивиани – главный герой книги – благороден и отважен, понятия чести и долга у него в крови. Впрочем, с кровью предков ему передались не только темные волосы и светло-серые глаза, но и родовая тайна. О ней Никколо узнает в тот миг, когда жизнь его будет висеть на волоске…

Но не только вымышленные герои описаны в этой книге. Автор смело вводит в повествование самого… лорда Байрона, утверждая, что известный поэт был оборотнем! Рискованно? Да! И при этом вполне реально в рамках художественного шедевра Кристофа Хардебуша. Фантазия дает автору право на многие вольности, главное, что они выглядят логичными и естественными, органичными. Устоять перед обаянием еще одного персонажа, Людовико, графа Карнштайна, совершенно невозможно. И не только потому, что он – вампир. Кроме немыслимой физической мощи создания Тьмы он наделен сердцем, которое умеет любить. Ну и, разумеется, там, где есть силы Тьмы, должны появиться и защитники Света. Сводя на страницах книги столь разных героев, Кристоф Хардебуш не спешит развешивать на них ярлыки «положительных» и «отрицательных». Каждый читатель вправе сам решить, каким силам служат герои. Ведь порой во имя добра творятся кровавые преступления, а те, кто несет в себе Тьму, совершают подвиги.

И наконец, какой же роман без очаровательной героини?! Валентина – девушка, достойная того, чтобы лучшие мужчины добивались ее благосклонности. Ее красота и внутренний свет притягивают и Людовико, и Никколо. Но только она сама ведает, кому отдать свое сердце.

Кажется, что от своих героев Кристоф Хардебуш научился магии. Ведь как иначе объяснить то, что в созданный им мир так легко веришь, так сопереживаешь героям? Персонажи не шаблонные, они меняются от страницы к странице, от поступка к поступку. И это подкупает.

Итак, вы готовы попасть под магическое очарование вампира? Не боитесь услышать вой оборотня лунной ночью? Сможете заглянуть в глаза безумного охотника за созданиями Тьмы? Если ваш ответ «да», значит, путешествие в мир «Ритуала тьмы» будет захватывающим и незабываемым!

Действующие лица

Семья Вивиани и слуги

Граф Эрколь Вивиани итальянский дворянин

Графиня Вивиани его жена

Никколо Вивиани его сын и наследник

Марцелла Вивиани младшая дочь Вивиани

Карло кучер, слуга семьи Вивиани

Семья Лиотар и слуги

Август Лиотар швейцарский купец

Мадам Лиотар его жена

Валентина Лиотар его дочь

Эмили камеристка Валентины

Дворяне

Людовико, граф Карнштайн, он же Людвиг фон Карнштайн загадочный граф, бонвиван

Франсуа, маркиз де Пуйсежур французский дворянин

Английские литераторы, их друзья и слуги

Лорд Джордж Гордон Байрон знаменитый поэт, пользующийся дурной славой

Мэри Шелли, урожденная Годвин писательница

Перси Биши Шелли ее муж, писатель

Джон Китс поэт

Джон Уильям Полидори лечащий врач лорда Байрона

Джозеф Северн друг Джона Китса

Клара Клэрмон, по прозвищу Клэр сводная сестра Мэри Шелли, любовница Байрона

Флетчер телохранитель Байрона

Бергер слуга Байрона

Представители церкви

Жиана доверенное лицо кардинала делла Дженга, впоследствии глава тайной церковной организации

Кардинал делла Дженга впоследствии Папа Лев XII

Брат Фернандо член тайной церковной организации

Брат Иордан член тайной церковной организации

Брат Йозеф член тайной церковной организации

Брат Бернардин член тайной церковной организации

Брат Сальваторе член тайной церковной организации

Жители Женевы и окрестностей

Жан-Батист Рауль де Базерат бонвиван, гуляка

Мадам Боссени женевская патрицианка

Марк Август Пикте ученый

Анна Луиза Жермена де Сталь писательница, космополит по убеждениям

Жюли Рекамье подруга Валентины Лиотар и мадам де Сталь

Жан Бонне убитый крестьянин, разводил кур

Лондон и Париж

Леди Кэролайн Лэмб бывшая любовница Байрона

Вильгельм фон Гумбольдт посол Пруссии в Лондоне

Александр фон Гумбольдт его брат, знаменитый ученый

Жанна Обри французская ученая

Эсмеральда французская предсказательница судьбы, маг

Виконт Франсуа Рене де Шатобриан писатель, министр иностранных дел Франции

Османская империя

Али-паша восточный правитель

Утман-бей его правая рука

Омар контрабандист

Гристо пленник Али-паши

Катя его возлюбленная

Прочие

Мадам Азема управляющая борделем в Мюльхаусе

Элиза и Эмилия проститутки в Мюльхаусе

Жиакомо слуга Тьмы

Различные чиновники, дворяне, разбойники, рыбаки, банкиры, солдаты, слуги и многие другие.

Пролог

В морозном воздухе прогремел выстрел. Комья грязи и снег взметнулись вверх, когда пуля вошла в землю в пяти метрах от цели. Выругавшись, охотник потянулся за пороховым рожком.

Зверь не двинулся с места – даже когда на него посыпались мелкие камни и земля. Он невозмутимо смотрел на охотника своими светлыми глазами. Волк должен был дернуться, отступить, но этого почему-то не произошло. Где-то в ветвях каркнул ворон, будто и его удивило поведение зверя…

От холода у охотника занемели руки. Он носил перчатки с обрезанными пальцами, чтобы легче было заряжать ружье, но этим ранним утром, когда холодный туман рваным саваном свисал с деревьев, а солнце едва поблескивало над горизонтом, перчатки не спасали от мороза.

И все же охотник не терял самообладания. Его кисти совершали привычные движения, как и сотни раз до того.

Волк шелохнулся. Медленно и величественно он направился к человеку. Заметив это, мужчина выругался, и его дыхание вырвалось изо рта белым паром; этот пар смешивался с пороховым дымом, сливаясь с туманом.

Тщательно закрыв пороховой рожок, охотник достал из кожаного мешочка на поясе пулю, опустил ее в дуло и вытащил из-под ствола шомпол. Только после этого он позволил себе посмотреть на волка, который двигался все быстрее.

Мужчина поспешно загнал пулю и заметил, что волк уже бежит. Охотник не воспользовался пыжом. Он опустился на колено, насыпал порох на полку ружья и внимательно посмотрел на животное.

Волк приблизился. Он скалился, показывая зубы, и по-прежнему не сводил удивительно умных глаз с человека. Это был крупный зверь с густым, почти черным мехом и парой белых волос на морде. Учитывая размер и ширину плеч, он, несомненно, был вожаком стаи. Вряд ли какой-то другой волк осмелился бы бросить ему вызов.

Охотник понимал, что у него осталось времени всего на один выстрел, и потому заставил себя глубоко вздохнуть, поднося ружье к плечу. Все в человеке противилось этой медлительности, требовало стрелять, убить этого волка, но охотник сперва успокоился и тщательно прицелился, и уже тогда выстрелил.

Пуля отбросила зверя назад, сбив его, так что волк закачался. Точное попадание, прямо в грудь. Блестящий выстрел. Идеальный выстрел. Охотник гордо улыбнулся.

Но волк вновь поднялся и парой прыжков преодолел последние метры. Мужчина успел схватиться правой рукой за охотничий нож на поясе, левую же выставил перед собой. Удар тяжелых черных лап швырнул его на землю, ружье отлетело в сторону. От холода у охотника перехватило дыхание, корни и камни впились ему в спину, но это было ничто по сравнению с чудовищной болью от вонзившихся клыков. С жадным рычанием зверь впился ему в горло.

Вопли умирающего еще долго оглашали лес.

А когда вновь стало тихо, ворон каркнул еще раз.

Книга 1
ПРОМЕТЕЙ

1

Ареццо, 1816 год

– Стояла мрачная грозовая ночь, – юноша нервно отбросил темный локон со лба. – Величественные вершины Альп были окутаны тучами, столь хмурыми и угрожающими, словно облачились в траур.

С каждым произнесенным словом волнение отступало. Теперь ему не мешали даже взгляды слушателей, собравшихся в прохладной комнате. Всего несколько мгновений назад юноша думал, что не сможет произнести ни звука, теперь же слова вдохновенно слетали с его губ. История шла своим чередом, повествуя о молодости безумного монаха, который вскоре повергнет в ужас жителей деревушки чудовищными преступлениями.

Все вокруг стало для юноши неважным. Огонь в камине не мог разогнать мартовский холод, за высокими узкими окнами садилось солнце, но в этот дождливый день оно все равно источало лишь слабый свет. На книжных полках под потолком уже лежали глубокие тени, и бывшие владельцы дворца неодобрительно или задумчиво наблюдали за молодым литератором – зависело от того, под каким углом смотреть на их портреты. Время от времени в комнате скрипели стулья, когда кто-то из слушателей шевелился, но в целом помещение наполнял лишь голос чтеца…

…Его слова, ведь он сам написал эту историю. Мальчик писал ее, используя каждую свободную минуту, перевел множество листов бумаги, вновь и вновь покрывая пол разорванными страницами, когда ему не нравился результат. История была зловещей: страшная сказка, с моралью.

С каждым предложением голос юноши становился все увереннее. Он расправил плечи и ходил перед слушателями взад-вперед – к этому он старательно готовился в своей комнате перед зеркалом. Левой рукой он жестикулировал, этому приему его долго обучал преподаватель риторики. Якобы так действовал рукой еще Цицерон и его последователи. Мальчик вживался в образы героев, шепелявил, говоря от имени трактирщика, смотрел свысока в роли одержимого своей властью синьора.

Ему казалось, что он сам находится среди величественных Альп, столь удачно описанных им, и чудилось ему, будто в тени комнаты скрывается монах с горящими безумным светом глазами.

История заканчивалась триумфальным финалом, ярким крещендо: злодей получал по заслугам, а герои побеждали.

Запыхавшись, утомленный юноша наконец взглянул на собравшихся.

– Браво, Никколо! – воскликнула девятилетняя Марцелла.

Ее темные локоны подпрыгнули, когда она поднялась со стула и восторженно зааплодировала. Для ее возраста она обладала удивительно хорошим литературным вкусом, с радостью заметил Никколо.

– И Миме история тоже понравилась, – его сестра подняла со стула тяжелую фарфоровую куклу.

Но юноша смотрел на другую слушательницу, которая до сих пор не проронила ни слова.

Эта особа была не только старше Марцеллы, но и намного начитаннее. Она получила классическое образование и прекрасно разбиралась во всех видах искусства. Девушка музицировала, пела и с увлечением рисовала, насколько ей позволяло время. Если верить Марцелле, Валентина была наделена и литературным талантом! И все это притом, что юная красавица обладала столь похвальными для женщины качествами, как сдержанность и скромность.

Никколо чувствовал, как по его виску стекает капелька пота, но он не решался отереть лоб, чтобы не привлечь к этому внимания.

– Хорошая история.

– Хорошая? – сдавленно переспросил Никколо.

– Интересная и увлекательная, – кивнула Валентина.

На мгновение юноше показалось, что он заметил в темносиних глазах столь уважаемой и тайно желанной им девушки иронию, но ее улыбка была искренней, а главное, доброжелательной. Задумчиво склонив голову набок, Валентина кивнула, так что ее светлые волосы блеснули в лучах свечей.

– Мне кажется, что эта история лучше повести о всаднике без головы в «Нью Мансли», которая тебе так нравится. И в любом случае твой монах намного страшнее.

Юноша с облегчением вздохнул и наконец расслабился. Комната, до этого момента служившая сценой, вновь стала обычной – потрескивание огня в камине, легкий сквозняк от окон, тени по углам. Лучшей атмосферы для первого представления своего произведения на публике и представить нельзя. Мерцание свечей, грозовые тучи на небе и легкий ветерок, щекочущий кожу, словно ледяная рука смерти.

Дверь зала распахнулась, и Никколо, ожидавший старого слугу Лазаро, обернулся, но в комнату вошел отец, и улыбка мгновенно сползла с лица юноши.

– Так вот ты где, Никколо. Я тебя искал.

– Я развлекал дам, отец, – оправдываясь, юноша поднял руки.

Кивнув, граф повернулся к дочери.

– Марцелла, будь добра, оставь нас одних. Возможно, ты могла бы пойти вместе с Валентиной в свою комнату. Нисколько не сомневаюсь, что вы можете заняться рукоделием и это принесет вам не меньше удовольствия.

– Хорошо, папа, – вежливо присев в книксене, сестра Никколо попрощалась с отцом и взяла Валентину за руку.

Юношу всегда удивляло, что его отец полагал, будто Марцелла может заниматься рукоделием ради удовольствия.

Отметив серьезное выражение лица графа, Никколо тут же отбросил праздные мысли. Валентина с любопытством посмотрела на него, но мальчик лишь пожал плечами. Он не знал, что понадобилось отцу и воспоследуют ли какие-то неприятности.

Граф повернулся к сыну и смерил его долгим взглядом. Отец был высоким мужчиной, а его военная выправка делала его еще выше. Как и всегда в присутствии графа, Никколо сам себе казался маленьким, хотя на самом деле граф Эрколь был выше сына всего лишь на пол-ладони.

Мальчик старался выдержать этот взгляд, но вскоре опустил глаза.

Считалось, что Никколо очень похож на отца, по крайней мере, по словам его болтливых теток, но в резких линиях и рубленых чертах графа мальчик не узнавал себя. Он унаследовал от родителя разве что высокие скулы, во всем остальном же (так, во всяком случае, Никколо предпочитал думать) мальчик был похож на мать. По крайней мере, у него были ее светлосерые глаза.

– Никколо, ты вновь пугал сестру своими ужасными историями? Не отрицай. Я вижу листы бумаги на столе.

– Да, отец, – солгал юноша, не желая вступать в объяснения.

На самом деле прошло уже довольно много лет с тех пор, как ему в последний раз удалось напугать сестру. Скорее неуемная фантазия Марцеллы, в особенности в отношении розыгрышей, могла внушить страх кому угодно.

– Ну ладно.

Никколо удивленно поднял голову. Что, и никакой тирады? Никаких тебе вздохов? Никаких увещеваний и морализаторства?

– В последнее время я много думал, мой мальчик.

Никколо навострил уши. Отец давно не называл его «мой мальчик», и юноша не знал, радоваться ему по поводу такого теплого обращения или наоборот, сердиться из-за того, что с ним обращаются как с ребенком. Мрачная атмосфера вечера, восхищавшая Никколо эффектом, который она производила на слушателей во время чтения, теперь показалась ему пророческой. Что-то надвигалось, и парень не мог заставить себя думать, что это предвестье чего-то хорошего.

– Ты знаешь – я не молодею.

Никколо уже открыл было рот, чтобы возразить, сказать, что отец еще молод и полон сил, но граф поднял указательный палец:

– Позволь я договорю.

Никколо обеспокоенно кивнул. Конечно, седина уже коснулась висков графа и даже перебралась на макушку, но он был сильным мужчиной, и до того самого «склона лет» оставалось еще много времени.

– Я не становлюсь моложе, и пришла пора подумать о будущем.

В сознании Никколо вспыхнула ужасная мысль. Отец болен. Всмотревшись в лицо графа, юноша мгновенно обнаружил все признаки болезни. Темные круги под глазами, бледная кожа…

– Ты должен быть готов к тому, что тебе однажды придется взять на себя все дела семьи Вивиани.

– Отец, я… вы что… – Никколо не решился высказать свою догадку.

Впрочем, граф не обратил внимания на его слова.

– Я пришел к выводу, что ты проводишь слишком много времени в своем кабинете и библиотеке, вместо того чтобы приобретать практические навыки и умения. Конечно, изучение работ античных авторов может дать тебе какие-то знания.

Никколо не стал упоминать о том, что в последнее время он занимался только современными работами. Его отец не очень-то хорошо относился к романам.

– Но теперь ты должен приобрести практические навыки, чтобы впоследствии заботиться о делах семьи. Мы богаты, однако я не Карл IV, да хранит его Господь, который может позволить своим детям жить в праздности. И мы все знаем, к чему это приводит. Тебе не хватает дисциплины, и мы должны что-то предпринять, чтобы изменить это обстоятельство.

– Предпринять? – Никколо было сложно проследить за ходом мыслей своего отца.

– Я уже говорил с другом нашей семьи, самим эрцгерцогом. Он готов предоставить тебе место в своих войсках в должности адъютанта. Военное дело – это как раз то, что нужно парню в твоем возрасте. Там ты сможешь не только завести дружбу с другими мужчинами, которая продлится всю вашу жизнь, но и приобретешь все достойные итальянца качества.

Граф продолжал что-то говорить, рассказывая о товариществе и боевом духе, о приключениях и героизме и, наконец, о тех временах, когда он сам был солдатом, но Никколо его не слушал. Казалось, будто отец говорит на каком-то совершенно другом языке, которого юноша не понимал.

– Место в войске? Отец, но я же не солдат!

– Это ты пока не солдат, но скоро им станешь. Научишься дисциплине, да и всех тараканов из твоей головы вытряхнут. Военное дело столь же важно для духовного воспитания юноши, как и для развития его физической силы. Я же хочу, чтобы у тебя было и то, и другое.

– Отец!

– Нет, уже все решено. Никаких разговоров. Слышать ничего не желаю. Понятно?

– Да, отец, – печально кивнул Никколо.

Он знал, что возражения лишь разозлят графа. Но мысль о том, что придется находиться в войске с его грубыми нравами, плохой пищей и невыносимой муштрой, камнем повисла на его душе. Отец вовсе не был болен. Он просто проявил себя тираном, деспотом, казалось, вышедшим из старых пьес. Он напоминал Наполеона Бонапарта, которого сам так презирал.

– Однако я считаю необходимым, чтобы перед этим ты, сообразно твоему статусу, повидал Европу и представился знатным семействам, которые когда-то будут предопределять будущее этого континента.

Лучик света в непроглядной тьме, предвестье надежды.

– В этом путешествии ты сможешь завершить свое образование. Я думаю о том, чтобы отправить тебя в длительную поездку, сынок. Когда ты поступишь на службу в войско, ты должен уже стать мужчиной и оставить все детские глупости. Посмотри мир, испытай свои силы.

– Вы имеете в виду что-то вроде гран-тура[1]1
  Гран-тур – путешествие молодого аристократа по Франции, Италии, Швейцарии и европейским странам после окончания учебного заведения, бывшее традиционным в XVIII веке. (Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.)


[Закрыть]?

Граф задумчиво погладил себя по подбородку.

– Думаю, можно сказать и так, – в конце концов согласился он, хотя это слово ему явно не понравилось.

Однако отношение отца к этому понятию Никколо не интересовало. Мысленно он уже перенесся во все те места, которые посетит, и видел перед собой людей, которых повстречает. Можно было пережить настоящие приключения, посетить страны, где жили настоящие герои, увидеть собственными главами исторические сооружения, а затем описать все это, ведь именно в словах проявляется истинная красота непреходящих вещей.

– Я хочу поблагодарить вас, отец, – в восторге пролепетал он. – Идея просто превосходна, а ваша щедрость позволит мне… стать мужчиной, – Никколо очень надеялся, что не переборщил.

Граф недоверчиво посмотрел на сына, но тот тщательно следил за тем, чтобы на его лице не отражалось ничего, кроме чувства долга и почтительности.

– Я очень рад, что мы с тобой пришли к согласию по этому вопросу. А теперь иди и поговори об этом со своей матерью. По-моему, она предпочла бы, чтобы ты всю жизнь держался за ее юбку.

Держать эту новость при себе было нелегко, но Марцелла уже легла спать, и поэтому Никколо не мог отправиться к сестре и рассказать о решении отца, так что пришлось терпеть до завтрака. Ночью мысли о предстоящем путешествии не давали уснуть. Юноша замечтался. И только одна ложка дегтя была в этой бочке меда – мысль о том, что после отъезда из Ареццо он оставит здесь Валентину. Никколо хотелось как можно больше затянуть предстоящее путешествие, чтобы избежать столь ненавистной ему военной службы, поэтому неясно было, застанет ли он девушку в доме отца после своего возвращения. Пока что Марцелле нужна была наперсница, но в скором будущем отец сам захочет отправить дочь в дом к другому аристократу, чтобы там девочка могла завершить свое обучение и потом удачно выйти замуж.

А это означало, что Валентина будет для него потеряна. И он должен открыться перед ней еще до отъезда. За тот год, что юная швейцарка провела в доме графа, он успел полюбить эту девушку. И не только за красоту. Он полюбил ее душу, сильнее же всего их связывала любовь к литературе. Валентина была знакома с произведениями и классиков, и современных авторов, а что самое главное – она разделяла его интерес к страшным историям. Они вместе читали английские журналы, которые так тяжело было достать, обсуждали их и пытались превзойти в своих текстах. Никколо понятия не имел, что произойдет, если он признается ей в том, что его чувства уже давно не только дружеские. Конечно, она могла отвергнуть его любовь или сказать, что их брак не устроит родителей, но об этом юноше думать не хотелось. Единственное, что он знал наверняка, так это то, что должен признаться ей, а все остальное утрясется как-то само собой.

Терзаемый этими беспокойными мыслями, Никколо сидел за столом в просторной столовой и щедро подливал себе кофе, пытаясь отогнать усталость. Он с нетерпением ждал прихода сестры. Длинный стол из темного дерева был накрыт на троих, и все могли разместиться. На серебряных подносах были соблазнительно разложены пирожки и свежий хлеб, но у Никколо не было аппетита.

Как и всегда, Марцелла опоздала, спустившись на завтрак после графа. Поэтому брат смог лишь бросить на нее выразительный взгляд, на который девочка не обратила внимания. Глаза у нее припухли и покраснели, будто она тоже не выспалась, но Никколо это не удивляло: по ночам Марцелла тайком читала книги, которые брала у Никколо, угрожая, что, если брат откажет, она обо всем расскажет отцу.

– Просто поразительно, до чего дошли объемы печати, – пробормотал граф, спрятавшись за новым выпуском газеты «Таймс», которую слуга каждое утро клал на стол. – Когда они написали об этом в передовице, я едва мог в это поверить.

– Что, отец?

Зашелестев газетой, граф посмотрел на сына, словно только сейчас заметил его присутствие.

– Прости, я не хотел отвлекать тебя от еды. Я просто удивился при мысли о том, сколько людей сейчас держат в руках этот выпуск. Мы действительно живем во времена, когда жизнь меняется с невероятной скоростью, – с этими словами отец отхлебнул чаю из изящной фарфоровой чашки и вновь спрятался за газетой.

Улыбнувшись, Никколо кивнул, хотя и не понимал чувств своего отца, и сейчас они мало его интересовали. Газеты были преходящими, чтиво на один день, в то время как печатное слово способно было на большее. Из публицистики Никколо читал только журналы, и то только тогда, когда мог их достать. Кроме новостей и статей, в этих журналах печатали рассказы, от которых у юноши кровь стыла в жилах. Журналы были ничуть не хуже книг, но в этом отношении граф был весьма прозаичен. Его интересовали лишь те книги, где громоздились столбики цифр, отражавших успехи его предприятий.

Никколо с удовольствием воспользовался этим коротким разговором, чтобы нарушить царившее во время завтрака молчание.

– Надо торопиться. Еще предстоит столько приготовлений, – юноша наслаждался изумлением во взгляде сестры.

– Каких еще приготовлений?

– Ах, ты еще не слышала? Я отправляюсь в гран-тур.

Сестра отреагировала не совсем так, как он ожидал. Марцелла поперхнулась какао и чуть было не пролила его на стол. К счастью, она успела вовремя поднести салфетку к губам. Прикрывая рот, девочка захихикала, в то время как отец, не опуская газету, недовольно хмыкнул.

Марцелла извинилась, но нахальная ухмылка с ее лица так и не исчезла.

– Да кем ты себя возомнил? – Она наклонилась вперед. – Английским лордом Никколо Отважным?

– Я оправляюсь в образовательное путешествие, – возмущенно возразил Никколо и промокнул салфеткой уголки рта. – В Англию. И Францию. Может быть, даже на Восток.

Помолчав, Марцелла прищурилась.

– Разыграть меня хочешь? Папа, он говорит правду?

Опустив газету, граф посмотрел на дочь.

– Какую правду, дитя мое?

– Никколо действительно отправляется в путешествие? Гран-тур?

Граф недовольно перевел взгляд с Марцеллы на сына.

– Действительно, ему предстоит образовательное путешествие. Для юноши его положения это более чем уместно.

Триумфально вздернув подбородок, Никколо наслаждался возмущенным взглядом сестры. Он чувствовал ее зависть. Марцелла была лишь ребенком, маленькой девочкой, которая останется дома, в то время как он сам будет распоряжаться с моей судьбой. «Но по крайней мере она останется в обществе Валентины». Неожиданная мысль испортила ему настроение. Марцелла молча поджала губы.

– И это притом, что ты утверждаешь, будто война с Наполеоном вынесла на поверхность омерзительнейших представителей общества и в наши дни даже в собственном доме нельзя чувствовать себя в безопасности? – В дверном проеме показалась мать Никколо.

Она казалась очень худой и бледной в своем утреннем наряде. Тщательно зачесанные назад волосы придавали ее лицу строгость. Как и всегда, графиня позавтракала в своей спальне и спустилась к семье лишь для того, чтобы пожелать всем доброго утра.

– Сейчас времена вновь стали спокойнее, любовь моя, а юноша не может познать мир, выглядывая из окна своего дома. А теперь, будьте добры, позвольте мне дочитать мою газету, – отрезал ее супруг.

– А вот в Шварцвальде бандиты и безумные монахи, – сквозь зубы прошипела Марцелла.

– А еще бонапартисты, которые только и ждут, чтобы поймать отпрыска уважаемой тосканской семьи и потребовать за него выкуп, – поддержала ее мать.

– О Господи! – Граф уже в третий раз опустил газету, и сейчас в его голосе звучало настоящее раздражение. – Никколо отправится в это путешествие. Все решено. Потом он поступит на службу в войско. Я не хочу, чтобы вы вмешивались в это и не намерен обсуждать с вами этот вопрос.

– Это несправедливо! – Бросив салфетку на стол, Марцелла вскочила и с развевающимися волосами выбежала из столовой.

Граф недовольно посмотрел ей вслед.

– Она сыта, – попытался успокоить его Никколо.

– И я тоже, – с сарказмом фыркнула мать и, повернувшись на каблуках, покинула комнату.

– Женщины, Никколо. – Граф посмотрел на сына, ища его поддержки. – Такие нежные создания. Их жизнь предопределяется их чувствами. Когда закончишь военную службу и получишь звание офицера, найди себе жену, которая будет набожной, скромной, а прежде всего, молчаливой. Вот тебе мой совет. Так ты избавишься от множества неприятностей. – С этими словами он вновь поднял газету, и по выражению его лица было понятно, что он не потерпит больше никаких разговоров.

– Спасибо, отец, – пробормотал Никколо, скорее потому, что это показалось ему уместным, ведь он вовсе не собирался воспользоваться советом своего отца.

Да кто захочет жениться на немой монашке? Уж точно не отец, и мать Никколо была тому доказательством.

Выйдя на прохладную террасу, юноша подумал о словах своей сестры и матери.

Конечно же, графиня предпочла бы, чтобы он остался рядом с ней, а Марцелла хотела его напугать, пересказав пару страшилок, которые Никколо же ей и рассказывал. Но при этом их слова оказали свое влияние.

Мирные земли, по которым он путешествовал в своих мечтах, земли с великолепным прошлым и впечатляющим будущим, сменились в его представлении какими-то темными пространствами, где собирались отбросы общества, чтобы отомстить тем, кто не был похож на них самих. Образы, напоминавшие героев античности, сменились горбатыми уродливыми созданиями, чьи зловещие умы были способны лишь на подлость и ненависть. Никколо вспомнились все истории о заживо погребенных и описания ампутаций, которые он читал в своих журналах. Юноша, сглотнув, обвинил сам себя в глупости, но пугающие мысли никуда не исчезли.