Текст книги "Жена на полставки"

Автор книги: Кристина Зимняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Кристина Зимняя
Жена на полставки

Глава 1

Муж и жена – одна сатана.

Народная мудрость

Тихий семейный вечер: потрескивающий поленьями камин, мягкие кресла с высокими спинками и пуфиками для ног, приземистый круглый столик с булькающим на переносной плитке граджем[1]1
  Градж – горячий пряный слабоалкогольный напиток.


[Закрыть], свечи и задушевная беседа – такой, несомненно, идиллической картинкой предстала бы наша малая гостиная перед сторонним наблюдателем. Если бы, конечно, этот сторонний умудрился пробраться в Брэм-мол[2]2
  Брэм-мол – традиционное название родового гнезда содержит приставку мол.


[Закрыть] в столь поздний час. Но даже в этом случае все впечатление было бы бесследно уничтожено первой же услышанной фразой.

– И кто на сей раз?

Пожалуй, больше всего я всегда ценила в муже голос. Грэг умудрялся управлять им, как музыкант инструментом, извлекая любую интонацию – от умиротворяющего приглушенного баритона до командного баса – и, соответственно, настраивая слушателя на нужную реакцию. Всего одна короткая фраза, а я уже была готова с восторгом поделиться с супругом свежими новостями, хотя минуту назад еще планировала поломаться.

– О, дорогой, ты будешь в ужасе!

– Неужели? – прищурив, словно сытый хищник, свои чуть раскосые глаза, лениво поощрил меня мужчина.

– Обязательно будешь! Алвин такой милый мальчик. Просто лапочка. Ты таких терпеть не можешь.

– «Милее» Зэйма? – добавив в голос яда, поинтересовался муж.

– Фи, – я демонстративно сморщила носик: – не напоминай мне об этом недоразумении. Алвин несравнимо выше этого долговязого нытика.

– Еще выше? – в притворном ужасе воскликнул Грэгори. – Помнится, Зэйм в двери проходил, исключительно втянув голову в плечи.

– Не издевайся! – я шутливо погрозила супругу пальцем и мечтательно закатила глаза: – Вин… он такой… такой…

– Неописуемый! – услужливо подсказал муж.

– Да ну тебя! – я отхлебнула чуть остывшего граджа из своего бокала и, буркнув: – Сам увидишь, – надулась.

– И когда же я буду иметь возможность лицезреть это средоточие совершенств? – опустошив свой кубок, продолжил Грэг. Я мстительно помолчала с минуту, а потом не выдержала – никогда не могла долго злиться на мужа – и с прежним воодушевлением сообщила:

– Послезавтра на приеме Кручара[3]3
  Кручар – разговорное обозначение круга чародеев, в который вступают все без исключения маги. Глава круга регулярно ведет в специальном кабинете прием жалоб на магов и заявок на их услуги.


[Закрыть].

– Круг Чародеев? Так он еще и маг? Милый маг?! – ужаснулся супруг. – Ветреная моя, а может, передумаешь? – Я молча покачала головой, с трудом удерживая серьезное выражение на лице. Муж вздохнул и поднялся с кресла. – Эту новость нужно переварить, – констатировал он, чмокнул меня в лоб и, заправив за ухо выбившуюся прядку, пожелал: – Волшебных снов, Эльза.

Шаги давно стихли, надежно отрезанные от гостиной массивной двустворчатой дверью, а я все еще ощущала тепло его прикосновений. И невольно улыбалась, в который раз размышляя, как же мне повезло.

Под созерцание пляшущих в камине язычков пламени и новую порцию пряного травяного настоя перебирать воспоминания было особенно приятно. Даже те, что приятными не были.

Дело в том, что при всех моих достоинствах – привлекательной внешности, деньгах и более чем достойном происхождении – у меня имелся один, но очень существенный недостаток. Я была неимоверно влюбчива. Стоило только показаться где– то в пределах видимости симпатичному мальчику/юноше/мужчине, как я мгновенно теряла голову. Родители до этого позора, начавшегося, едва мне стукнуло тринадцать, к счастью, не дожили. Хотя один авторитетный врачеватель утверждал, что именно их ранний трагический уход и послужил причиной моей «эмоциональной нестабильности». Может, он и был прав. Как бы там ни было, тетка Марвейн со мной изрядно намучилась. Мало того, что я буквально сходила с ума по каждому очередному «идеалу»: круглосуточно расписывала всем его достоинства, слагала стихи, совершенно неприлично таращилась на объект своей любви, планировала то побег, то свадьбу – так еще и остывала буквально через неделю– другую, переключаясь с тем же пылом на новый объект. В то время как прежний «возлюбленный» только– только вынужденно проникался выпавшим ему «счастьем» и настраивался на романтические отношения. Бедная тетя умаялась отваживать позабытых кумиров и словом, и силой – некоторые из них были столь настойчивы, что пришлось нанять парочку охранников.

Грегори Брэмвейл нарисовался в моей жизни столь стремительно, что я даже присмотреться к нему не успела. Поймал меня в темной нише за портьерой, где я обиженно хлюпала носом после очередной тетушкиной нотации, и предложил платок, кошелек и имя. Первое я с благодарностью приняла, от второго сходу отказалась, а над третьим призадумалась.

После тетиного любимого, многократно повторяемого «Допрыгаешься ты, однажды, Эльза!» перспектива обзавестись надежным защитником от уже не интересных кавалеров показалась неимоверно привлекательной. Вот так я и сменила родовое имя, статус и место жительства, переехав из Чарди– мола в Брэм. И очень долго понять не могла одного – почему я в Грэга тогда так и не влюбилась?

Впрочем, оно и к лучшему. Потому что сам он любить был не способен. Мы с Грегори были как две стороны медали: я вечно кем– то очарованная и он – видящий лишь недостатки в окружающих. Наверное, сама ткачиха судеб – столапая паучиха Грис[4]4
  Грис – богиня, изображающаяся в виде столапой паучихи, плетущей полотно судеб.


[Закрыть] – предназначила нас друг для друга.

* * *

Утро того рокового дня началось для меня в районе полудня. В том смысле, что именно в это время я соизволила проснуться. Хайда, тут же нарисовавшаяся в дверном проеме с подносом, поспешила ехидно поведать мне, что хозяин де опять дома не ночевал. Судя по неприкрытому злорадству кайры[5]5
  Кайр/кайра/ – доверенный слуга/служанка/, принесший подкрепленную магией клятву верности. Как правило, выбирается родителями и находится рядом с хозяином/хозяйкой/ с самого детства.


[Закрыть], можно было подумать, что это случилось впервые, хотя вся прислуга знала наверняка, где и с кем встречал рассветы мой дорогой супруг. Я зевнула, деликатно прикрыв рот ладошкой, потянулась и уселась, подложив под спину подушки, чтобы насладиться завтраком. Под блюдечком с джемом обнаружился довольно пухлый конверт. И необычного в этом факте было еще меньше, чем в каждодневной чашечке отвара ромашки – записки от возлюбленных я получала регулярно. Мимолетно озадачившись вопросом, от кого же это письмо (уже от Алвина или еще от Джойса, которым я была увлечена на прошлой неделе), я вскрыла послание. Из недр конверта выпорхнула крупная бархатисто– черная бабочка. Она описала круг над кроватью и, в последний раз взмахнув крыльями, разлетелась на тысячи полупрозрачных лепестков, которые легли на одеяло символом разбитого сердца.

Это было красиво. И я невольно улыбнулась, подумав, что, быть может, на сей раз роман обещает быть приятным. Алвин Витэрхольт был пусть и слабеньким, но магом, и этот романтичный, хоть и несколько мрачноватый, сюрприз вполне был ему по силам. Но тут же пришедшая в голову мысль, что Джойс Саммермэт вполне мог позволить себе оплатить сотни подобных иллюзий, несколько подпортила радужные грезы. Я тряхнула конверт в надежде на карточку с подписью отправителя способную разом развеять все сомнения. И кусочек картона действительно выскользнул из объятий плотной мелованной бумаги. Вот только вслед за ним на мои колени упал еще один неожиданный предмет – крохотный, не больше ногтя на мизинце, ключик на алой шелковой ленточке. Прозрачный намек мне вовсе не понравился, я нахмурилась и потянулась за картонкой, чтобы узнать имя столь смелого поклонника, вот только вместо «Я в восхищении! Всегда Ваш А.» или «Люблю! У Ваших ножек Дж.» на розовом прямоугольнике, обрамленном траурной каймой, красовался незатейливый стишок:

 
«Шаг вперед и два назад —
Тьмы повязка на глазах.
Чем пожертвовать готова
Кукла ради жизни новой?
Друг не друг, а день не день,
Когда путь уводит в тень.
Не бывает без потерь
Приоткрыта тайны дверь.
Если ключ не подобрать,
Замок можно и сломать…»
 

Я прикусила губу, озадаченно перечитывая загадочное послание раз за разом. В бессмысленных на первый взгляд строках прослеживался какой– то странный ритм. Ключик мерно раскачивался на зажатой в пальцах ленточке в такт повторяемым про себя словам, а в голове все отчетливее звучала рваная, словно исполняемая неумехой– учеником, мелодия: «Пам– пам, пам– пам!» Глаза заволокло какой– то пеленой. Я сама не заметила, как начала, беззвучно шевеля губами, двигаться: вперед– назад, влево– вправо, вперед– назад… «Пам– пам, пам– пам…».

– Не к добру это! – ворвался в уши резкий голос Хайды. – Всю кровать сажей изгваздали.

Я вздрогнула, мгновенно вернувшись в реальность, и отбросила и карточку, и ключик. Картонка вспыхнула и упала, оставив в воздухе облачко едкого зеленоватого дыма, а ключ, тихонько зазвенев, улетел куда– то за туалетный столик. Стало по– настоящему не по себе – я понимала, что была в полушаге от забытья. Навеянного забытья – морока, цель которого, была мне неизвестна. Пожалуй, в тот момент я впервые в жизни по– настоящему испугалась…

Впрочем, испуг был не единственным «впервые» в тот день. «Случайно» опрокинув блюдце с рогаликами на пол и отослав Хайду на кухню за новой порцией, я поспешно встала, пересекла свою комнату, потом нашу общую «парадную» спальню и застыла возле скромной одностворчатой двери из темного дерева. Рука, уже занесенная для вежливого стука, зависла в воздухе, так и не коснувшись поверхности. Странно… Я совершенно не боялась Грэга, но нарушить негласное правило о неприкосновенности личного пространства было почему– то страшно. Словно этот незначительный поступок мог пошатнуть надежность нашего союза. Тряхнув головой, словно прогоняя неуместные сомнения, я осторожно повернула дверную ручку и сделала шаг в неизвестность.

Спальня мужа действительно была для меня неизведанной территорией. Поэтому вопреки первоначальному намеренью быстренько выяснить, здесь ли он и может ли со мной поговорить, я невольно крутила головой, оценивая обстановку. Царивший в комнате полумрак только раздразнивал мое любопытство. Хотелось раздернуть тяжелые узорчатые портьеры, не пускавшие солнечный свет, и изучить каждую мелочь – от мерцавших на стенах ночников до украшавшей потолок фрески. Дверь, оставленная приоткрытой, вдруг тихонько скрипнула и захлопнулась. Этот не с лишком громкий звук показался мне оглушительным. Я вздрогнула и, прекратив озираться, как провинциалка в музее, направилась в глубину комнаты. Намек на то, что Грэг в любой момент может проснуться и застать меня за праздным изучением интерьера, вышел своевременным.

Ложе, а именно это слово больше всего подходила к данному предмету меблировки, пугало своими габаритами. Моя не самая скромная по размерам кровать уступала этому монстру во всем – в длине, ширине, высоте, роскоши и, надо признаться честно, содержимом. Накрытый покрывалом холм, возвышавшийся посреди темных, неясного в полумраке цвета, простыней, выглядел просто огромным. На миг я даже засомневалась, а один ли мой супруг в этом свертке из расшитого вензелями бархата. Но сама мысль, что лэйд[6]6
  Лэйд/лэй/ – такое обращение изначально указывало на древность рода, но любой, получивший магический дар, автоматически становится лэйдом. Любая женщина, выйдя замуж за лэйда, становится лэй.


[Закрыть] Брэмвейл мог притащить в родовое гнездо любовницу, показалась настолько нелепой, что тут же покинула мою голову.

Добраться до «холма» оказалось не так уж и просто – пришлось встать одной ногой на ступеньку, коленом другой опереться на край кровати и только тогда я сумела дотянуться. Тихонько позвав мужа по имени, осторожно похлопала по предполагаемому плечу. И уже в следующую секунду с визгом отправилась в полет.

Приземление на дальнем краю ложа вышло на удивление мягким, но осознала я это далеко не сразу. Потому что в первый момент могла только беззвучно шевелить губами и перепугано таращиться в светящиеся глаза нависшего надо мной существа, сотканного из фосфоресцирующих нитей. Тяжелое холодное тело, придавившее от колен до груди, и ледяная рука, сжавшая горло, добавляли остроты ощущениям.

– Эльза? – хрипло спросило чудовище голосом мужа. – Что ты здесь делаешь? – Пальцы, словно извиняясь, погладили шею и соскользнули, давая воздуху доступ к легким. Я шумно вдохнула и попыталась отползти. – Прости, я не сразу тебя узнал! – продолжил Грэгори, переместившись с моего тела на кровать.

– Я… я тебя тоже! – наконец удалось выдавить мне.

Грэг поднял руку, и я невольно шарахнулась в сторону, но он всего лишь потянул за шнурок над изголовьем. Шторы с тихим шорохом скользнули в стороны, заливая спальню солнечными лучами. Полумрак отступал, забирая с собой и кошмарный облик супруга. Хотя и при свете дня выглядел он не очень – запавшие щеки, чрезмерно выступающие скулы и ключицы, темные провалы под глазами и мертвенная, синюшная бледность никого бы не украсили. Но без сосудов, просвечивающихся в темноте сквозь истончившуюся кожу, и белесых глаз облик был скорее жалким, чем пугающим. А еще он наглядно свидетельствовал, что этой ночью муж работал, а не с девицами облегченного поведения общался. Переохлаждение, упадок сил, хищная кровь[7]7
  Хищная кровь – при магическом истощении кровь мага временно меняет состав и начинает светиться, наиболее близкие к поверхности кожи сосуды даже просвечивают сквозь нее в темноте. И она действительно хищная, поскольку способна вытягивать энергию из того, к кому прикасается маг.


[Закрыть] – все признаки магического истощения на лицо.

– Прости, я не хотел тебя напугать! – зябко кутаясь в покрывало, еще раз извинился мужчина.

– Это ты меня прости! – виновато вздохнула я. – Я не должна была вот так вот бесцеремонно вламываться.

– Ты что– то хотела?

Судя по виду, для самовосстановления ему требовалось еще часа три– четыре сна, но столько ждать я была не готова, а потому решительно потянулась к мужу и обхватила руками его лицо. Кожу ладоней слегка закололо, словно сотни крохотных ледяных иголочек проступили на мужских щеках, но больно не было. Было любопытно. Я еще никогда не выступала в роли айры[8]8
  Айр/айра/ – донор, позволяющий магу максимально быстро восстановить утраченные силы. Энергия лица противоположного пола быстрее и лучше усваивается.


[Закрыть] для мага. От дежурства в айронарии[9]9
  Айронарий – помещение в ратуше, где дежурят назначенные по жребию айры.


[Закрыть] меня ограждал статус, а Грэг ни разу не просил поделиться энергией. Сперва я совсем ничего не ощущала кроме пощипывающего ладошки холода, но постепенно по телу стали разливаться слабость и сонливость. Веки сами собой опустились, голова закружилась…

– Достаточно! – ворвался в затуманенное сознание голос мужа. На мои руки легли его, уже привычно горячие – температура тела у чародеев несколько выше, чем у обычных людей. – Тебе нужно полежать. – Он осторожно опустил меня спиной на кровать и укрыл.

– Я хотела… – попыталась было поделиться встревожившим событием я, но к мои губам прижался мужской палец.

– Тсс! Подожди немного, Эльза. Через пару минут станет лучше.

Я послушно умолкла. Муж принялся умело растирать мои похолодевшие ладошки. От запястий к плечам стало разливаться приятное тепло, прогоняя онемение. И через некоторое время я вдруг поняла, что снова полна сил. Распахнув веки, встретилась взглядом с серыми глазами Грэгори. На его вернувшем обычную смуглость лице появилась добрая улыбка.

– Спасибо, милая! – Он поднес мою руку к губам, слегка коснулся костяшек и аккуратно положил на кровать.

В поле зрения попал обнаженный торс мужа, я невольно вспыхнула и поспешила сесть, старательно отводя глаза. Грэг хмыкнул и потянулся в изножье кровати за валявшейся там светлой лужицей рубашкой. Я невольно проследила за ним взглядом, оценив и игру мышц на спине, и низко сползшие из– за расстегнутого ремня брюки, и заставила себя отвернуться. Любопытство было естественным, но казалось нечестным. Наш договор не предполагал такого рода интимности и, застань я мужа за подобным разглядыванием, была бы искренне оскорблена.

– Все, я оделся, – сообщил Грэгори. – Так что у тебя случилось, Эль?

Я невольно вздрогнула – уменьшительным именем меня называли крайне редко – и посмотрела на мужа. «Оделся» было слишком громко сказано – он всего лишь накинул рубашку, но так и не потрудился ее застегнуть, как, впрочем, и пояс, блестящая пряжка которого привлекала внимание к совсем уж неприличному. Я поглубже вдохнула, запретила себе опускаться взглядом ниже шеи собеседника и начала рассказ.

Чего у Грэга было не отнять, так это умения слушать. Он всегда терпеливо выносил мой восторженный щебет на тему очередной покупки или поклонника, не перебивал и даже поощрял чрезмерную словоохотливость, вероятно, понимая, что только с ним я могу быть откровенна. Из родни у меня были лишь тетка и пара кузенов, а подруг ввиду особенностей моей натуры не было вовсе. Практически все особи подходящего возраста так или иначе становились жертвами моей влюбчивости, а те, кому посчастливилось быть обойденными вниманием, благоразумно держались подальше. Никому не хотелось приглашать в дом потенциальную угрозу спокойствию и благоразумию своих мужчин. Да и на приемах меня старались обходить стороной.

Талант слушателя и на сей раз мужу не изменил. Он хмурился, что пугало меня еще больше, чем само происшествие, но не перебивал, давая возможность выплеснуть впечатления. Я старалась подбирать слова, выстраивать фразы, чтобы максимально точно описать ситуацию, но то и дело срывалась на эмоциональные возгласы и жестикуляцию.

– Чтобы это ни было, подействовать оно не успело, иначе я бы заметил след при подпитке, – попытался упокоить меня Грэг. – Надеюсь, ты ничего не выбросила?! – Я отрицательно покачала головой. – Умница! Тогда пойдем, покажешь!

Семеня за решительно пошагавшим к моей комнате мужчиной, я поймала взглядом отражение в зеркальной дверце шкафа. Мы оба были босиком и не совсем одеты, но Грегори в таком непривычно расхристанном виде почему– то казался крупнее, чем обычно. Я же, в пижаме и покрывале, которое потащила за собой, выглядела откровенно жалко, хотя была не в пример спокойнее, чем до набега на чужую спальню. Все– таки привычка во всем полагаться на мужа, заставляла чувствовать себя увереннее в его присутствии. Защищеннее.

Перешагнув порог моей комнаты, Грэг не устремился сразу к кровати, а с интересом пробежался глазами по интерьеру. Я хмыкнула, вспомнив, как сама озиралась по сторонам совсем недавно.

– Нравится?

– Уютно! – кивнул муж. И это не было комплиментом. Его первая жена не отличалась хорошим вкусом, и свою часть хозяйских апартаментов я переделала сразу после свадьбы, ликвидировав все пылесборники, колченогие пуфики и пестрящие узорами и позолотой обои.

Черное сердце на бежевом шелке одеяла удостоилось лишь мимолетного взгляда, а вот прочим элементам послания внимания досталось куда больше. А если точнее – конверт и розовая карточка подверглись тщательному изучению, а вот ключик куда– то пропал. Я, укрывшись за дверцей шкафа, сменила плащ из покрывала на халат и, отодвинув прикроватный столик, принялась осматривать пол, но ни алой ленточки, ни самого ключа нигде не было видно.

– Пропал! – раздосадовано сообщила я, поворачиваясь к Грэгу, облюбовавшему одно из двух плетеных кресел в нише у окна. В моей светлой, утонченно– женственной комнате мужчина смотрелся чуждо, но на удивление привлекательно. Я даже засмотрелась на миг. На лице мужа уже не было следов ни измождения, ни недавней хмурой сосредоточенности, лишь налет привычной снисходительной насмешки. И это успокаивало.

– Присаживайся, ветреная моя, – жестом указал мне супруг на второе кресло.

Я с готовностью подхватила с прикроватной тумбы поднос с завтраком и, переставив его на стеклянный столик, вплотную придвинутый к подоконнику, уселась напротив мужа. Уклад нашей личной жизни мог быть любым, но правила предписывали сервировать всегда на двоих, и в тот момент вторая чашка впервые пришлась кстати. Я степенно, словно матрона со стажем, разлила по чашкам ромашковый отвар, добавила мужу пол– ложечки меда, как он любил, и передала напиток. Грегори так же уверенно, словно этот простой ритуал в подобной обстановке был для нас повседневным, принял кажущийся в его руке крохотным элемент гэврского* сервиза, сделал глоток и подчеркнуто ласково произнес:

– Признавайся, непостоянная моя, о которой их жертв своего сногсшибательного обаяния забыла мне поведать?!

Я даже оскорбилась:

– Грэг! – муж в ответ на мой возмущенный возглас только слегка приподнял брови в немом вопросе и сделал еще один глоток. – Ты же знаешь, я всегда и все тебе рассказываю!

– Видимо, не все, Эль. Потому что отпечаток кокона[10]10
  Кокон – энергетическая оболочка, аура.


[Закрыть] на этом конверте мне не знаком.

По сути, этой фразой мужчина открыто признался, что изучает слепки[11]11
  Слепок – след, оставляемый аурой.


[Закрыть] энергетической оболочки всех моих кратковременных возлюбленных. Но я об этом и прежде догадывалась. В конце концов, именно уверенность, что лэйд Брэмвейл – один из сильнейших магов Латии[12]12
  Латия – название города.


[Закрыть], знаменитый охотник на калфов[13]13
  Калф – потусторонняя тварь из разлома.


[Закрыть], как никто другой, сможет позаботиться о безопасности супруги, и помогла мне год назад принять решение. А ведь я уже подумывала перебраться в Равнинную обитель[14]14
  Обитель – небольшое поселение при храме, своего рода монастырь.


[Закрыть]. Девичью, разумеется.

Иногда я ужасно жалела, что родилась в семье третьего круга[15]15
  Круги – традиционно общество делится на три слоя: первый круг низший, третий – сродни аристократии.


[Закрыть]. И не потому, что так уж желала быть чьей– то кайрой, как Хайда, или поварихой. Не многим больше меня привлекала и судьба торговки или учительницы, но проверке кровью повелителей ни первый, ни второй круг не подвергались. Только третий считался достойным. И достаточно сильным, чтобы принять дар. Всего одна капля, полученная в храме Змея[16]16
  Змей – верховное божество.


[Закрыть] через неделю после рождения, а как она меняла жизнь! Кому– то, как Грэгори, везло больше всех – кровь приживалась в организме и, начав менять его в возрасте десяти– двенадцати лет, делала магом. Именно магом – чародеев женского пола можно было пересчитать по пальцам. Остальные же дети третьего круга, пережив продолжительную лихорадку, приобретали какую– нибудь особенность. Индивидуальную, неповторимую. Так подруга моего детства умела говорить с птицами, кузен Люрвиг – чувствовать воду, его брат Кардайл – оставлять выжженные отпечатки пальцев на любом предмете, тетка Марвейн – копировать голоса. Дар мог быть как полезным, так и абсолютно нелепым, но мой оказался совершенно ужасным именно для меня. Любой свободный от сердечной привязанности, в кого я влюблялась, неизменно отвечал мне взаимностью. Нужно ли говорить, каким кошмаром оборачивалось мое непостоянство?!

– Эльза, ты меня слышишь?

Я вынырнула из своих размышлений, повторно наполнила протянутую мне чашку и ответила:

– Прости, дорогой! Я просто пыталась вспомнить, кого могла случайно не упомянуть. Но я действительно абсолютно всем с тобой делюсь. Может, это письмо прислала женщина?

– Возможно. Какая– нибудь брошенная особа, затаившая злобу, или не в меру деятельная родственница, – согласился Грэгори. – Я проверю, а заодно покажу специалисту карточку. К сожалению, ты активировала заклинание, и теперь это просто стихи, по которым так сразу и не определишь направленность морока. – Мужчина поднялся и направился к двери, прихватив с собой конверт и розовый кусочек картона. – Постарайся пока никуда не выходить, лучше ключ поищи! – Я согласно кивала, провожая мужа взглядом. – И Эль, – на пороге Грэг обернулся и как– то бесшабашно, по– мальчишески улыбнулся: – спасибо!

– За что? – не поняла я.

– За незабываемое утро, непредсказуемая моя!

Дверь с тихим щелчком закрылась, а я запоздало поняла, за что на самом деле было это спасибо. Я ведь вовсе не обязана была восстанавливать магический резерв мужа. Наши отношения этого не предусматривали. Но, проглоти меня Змей, это было такой мелочью в сравнении со всем, что Грегори для меня делал.

* * *

Прислуги в Брэм– моле было немного: повариха Альма и ее дочка Исми, помогавшая на кухне; Гальс – кайр Грэга; Хайда; садовник Лойс и Цвейг, который проживал в комнатке над шипарием[17]17
  Шипарий – своего рода гараж, помещение для шипов – каменных одно и двухместных транспортных средств, получивших название за треугольную форму. Шипер – водитель.


[Закрыть]. В последнем представителе персонала особой нужды не было, но свою небольшую коллекцию шипов Грэгори обожал, а возможности холить и лелеять не имел из– за постоянной загруженности работой. Потому и появился несколько лет назад в стенах просторного помещения, опутанного таким количеством сигнальных нитей, что и городская сокровищница бы позавидовала, угрюмый мальчишка. В доме Цвейг почти не показывался, на хорошенькую Исми, таскавшую ему еду, упорно не реагировал и даже ночевал среди вверенных его заботам каменных коней чаще, чем в своей комнатушке.

Зато пятерку хозяйских шипов парнишка обожал. Он мог часами полировать их покатые каменные бока и треугольное днище, тщательно оттирать малейшие пятнышки на стеклянном куполе и щеткой вычищать внутреннюю обивку. И так же продолжительно дуться из– за малейшей царапинки. Моему золотисто– рыжему одноместному крошке, такому изящному и миниатюрному рядом с мощными собратьями, тоже доставалась порция внимания и ласки, а мне – недобрые взгляды исподлобья. Управлять– то я умела, но вот мастерства в этом искусстве так и не достигла. Истерика, которую закатил Цвейг, когда однажды я вернулась на шипе со сплющенным о фонарный столб носом, была знатной. Каждый раз, залезая в обтянутое черным бархатом нутро Малыша в сопровождении тоскливых вздохов мальчишки, я чувствовала себя хищницей, крадущей детеныша у матери. Так что свадебным подарком мужа я пользовалась редко, предпочитая наемный транспорт вероятности однажды быть убитой каким– нибудь особо острым инструментом из арсенала Цвейга.

Лойс, отменно присматривавший за обширным садом, фонтаном и клумбами, в стенах мола так же был не частым гостем. Приходил раз в три дня из деревеньки неподалеку. И в тот день не появлялся. Альма и Исми все утро носу не высовывали из кухни – перебирали ягоды для джема. Гальс уверенно утверждал, что среди доставленной почтальоном корреспонденции писем не было. А кайра не менее уверено заявляла, что конверт с надписью «лэйе Эльзе Брэмвейл дин[18]18
  Дин – эта приставка используется для обозначения девичьей фамилии.


[Закрыть] Варейс» взяла со столика у лестницы. Не верить кому– то из них не было причин – Грэг доверял своему слуге так же, как я Хайде.

По всему выходило, что таинственное послание, на котором остался неопознанный пока след кокона, но почему– то исчезло мое имя, возникло из ниоткуда. Бытовые перемещения предметов редкостью, конечно, не были – нашелся бы только чародей, желавший размениваться на такую мелочевку. Вот только Брэм– мол – родовое гнездо мага. Причем мага далеко не в первом поколении. Кровь повелителей прекрасно прижилась в жилах и отца моего мужа, и его деда, и прадеда. Старый дом был укрыт многослойными чарами от флюгера на западной башенке до потайного хода в подвале.

– Ну, и что скажешь, дорогая? – ловко разделывая жареную райку[19]19
  Райка – болотная птица, употребляемая в пищу.


[Закрыть], поинтересовался супруг. Я неодобрительно посмотрела на порцию жирного мяса, очутившуюся на моей тарелке.

– Скажу, что Альма по– прежнему готовит исключительно для тебя, дорогой! Это болотное недоразумение, по ошибке наделенное крыльями, ни одна уважающая себя лэй есть не станет.

– Ты преувеличиваешь, привередливая моя! – улыбнулся муж, накладывая мне тушеных овощей. – Я точно помню, что совсем недавно на ужин был столь любимый тобой абсолютно несъедобный салат.

– Это было неделю назад! И то лишь потому, – я обличающее ткнула в сторону собеседника вилкой, – что Альма приболела, а Исми без присмотра спалила мясо. И если ты не поговоришь с этой старой интриганкой, вечно причитающей, что «мальчик опять исхудал», я найму еще одного повара. И, когда они при дележе кухни дойдут до поножовщины, виноват будешь ты!

– Напугала! – рассмеялся Грэг, но тут же посерьезнел: – Вообще– то я хотел бы узнать, что ты думаешь насчет письма.

Я нехотя ковырнула содержимое тарелки и поморщилась. Вести легкомысленную беседу было куда приятнее, чем обсуждать так напугавшее меня происшествие. Вот только Грэгори был прав, не давая разговору сойти к привычной для нас пикировке.

– А что я могу думать? Представления не имею, кто мог оказаться настолько, – я помедлила, подбирая слово: – умелым, чтобы проникнуть сквозь защиту Брэма. И тем более не понимаю, кому это могло понадобиться. А еще, куда более важным мне кажется, что по этому поводу думаешь ты!

Муж кивнул, словно подтверждая мою правоту, и, прожевав кусок райки, одобрительно заметил:

– Что я всегда ценил в тебе, Эльза, так это благоразумие!

– Тетя с тобой бы явно не согласилась! – грустно усмехнулась я.

– Лэй Марвейн, при всем моем уважении, не слишком наблюдательна и склонна придавать излишнее значение приличиям. Иначе она бы, несомненно, заметила твою способность вовремя отступить и не брать на себя слишком много.

– Не издевайся!

– Я совершенно серьезен. И, между прочим, в свете твоего благоразумия, возникает вопрос, кто знает тебя настолько хорошо, чтобы предполагать, что ты покажешь письмо мне?

– Почему ты думаешь…

– Потому, что именно сегодня меня не должно было быть дома до самого вечера, а на конверт и карточку наложено самоуничтожение на два часа пополудни. И подобное совпадение кажется мне подозрительным.

В дела мужа я никогда не вникала, а потому могла только изумленно воскликнуть:

– До вечера?

– У Миста жена вот– вот родит, поэтому я временно его замещаю. И об этом может узнать любой, прочитавший указ на Рассветной башне[20]20
  Рассветная башня – ратуша в Латии


[Закрыть].

– То есть ты сейчас должен в кабинете председателя принимать посетителей?

– Да, должен. Но, – предвосхищая мой вопрос, продолжил мужчина: – вместо меня жалобы и просьбы выслушивает Колейн под личиной. – Мое лицо невольно вытянулось от изумления. Амулеты, позволявшие принимать чужую внешность, были невероятно энергоемкими и использовались крайне редко. Чтобы восстановить свойства этой невзрачной на вид подвески, десятку магов приходилось выкладываться полностью.

– Но зачем такие сложности?

– Ночью был прорыв. Я истратил весь резерв и вдобавок повредил плечо – регенерация остатки сил забрала.

– А айронарий?

– Слишком многие пострадали, – помолчав, пояснил муж и негромко добавил: – а я женат.

Мне вдруг стало неимоверно стыдно. Признаться, до того момента я никогда не задумывалась об этой стороне жизни супруга. Я, естесственно, знала, что он маг и регулярно участвует в ночной охоте. О том, что после любой связанной с даром деятельности, чародей испытывает болезненную слабость, знали абсолютно все. И что большинство магов предпочитает подпитку чужой энергией самовосстановлению, тоже не было тайной. В айронарии круглосуточно находились готовые поделиться жизненными силами: как попавшие на дежурство по жребию, так и пришедшие по собственному желанию. А почему нет? Не больно, общественно полезно, да еще и шанс на перспективное знакомство.

Девушки на выданье просто рвались добровольцами – а вдруг приглянешься молодому симпатичному магу? Тут тебе разом и богатство, и скачок по социальной лестнице. Чародею– то никто не запретит жениться – будь ты хоть последней прачкой, а мигом лэй станешь. А потому в айронарий и наряжались, как на праздник, и зельями, усиливающими привлекательность, не брезговали. Вот и повелось, что женатые мужчины, кроме случаев, когда подпитка была жизненно необходима, общения с айрами избегали. Ни к чему супруг на ревность провоцировать.

– Прости! Я не думала… Тебе нужно было только сказать, и я…

– Оставь! Если бы это действительно было проблемой, я бы непременно попросил! – отмахнулся Грэгори. – Суть в том, что я вернулся, воспользовавшись тоннелем, рано утром, хотя не должен был, и только поэтому успел увидеть письмо. А предполагалось, что вечером я обнаружу уже зачарованную Эльзу.

– Интересно, чем?

– Скорее, интересно, кем! Определив автора морока, узнаем и причину, и назначение этого рифмованного творчества. Ключ не нашла?