355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Конни Мейсон » Пират » Текст книги (страница 1)
Пират
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 11:27

Текст книги "Пират"


Автор книги: Конни Мейсон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Конни Мейсон
Пират

Пролог

Новый Орлеан, 1804

ГайЯнг не боялся смерти. Гораздо больше он боялся оставить Блисс в руках такого человека, как Джеральд Фолк.

Легкий клубящийся туман окутывал фигуры четверых мужчин, собравшихся под зеленым пологом старых дубов. Это место издавна называли Рощей Дуэлей – густые ветви деревьев со свисающими с них темно-серыми побегами испанского мха надежно укрывали его не только от солнечных лучей, но и от посторонних любопытных взглядов.

Гай Янг вынул пистолет из полированного раскрытого ящика, который поднес ему секундант. Он ни секунды не сомневался в том, что стоящий напротив соперник сгорает от желания убить его. У самого же Гая это была первая в жизни дуэль. «Дело чести», как говорят французы...

Не так давно Гай страстно и безрассудно влюбился в дочь своего хозяина, у которого служил старшим конюхом. С восторгом узнав о том, что Блисс тоже любит его, он предложил ей руку и сердце, и вскоре они тайно обвенчались – разумеется, без согласия отца девушки и без ведома ее прежнего жениха – Джеральда Фолка.

Когда Гай сообщил Клоду Гренвилю о том, что они с его дочерью обвенчались и дали друг другу клятву верности перед алтарем, Гренвиль побледнел от ярости. Он обозвал Гая босяком, у которого нет ни гроша в кармане, ни будущего впереди, и заявил, что не желает его знать. Ведь Гренвиль возлагал столько надежд на брак своей семнадцатилетней дочери Блисс с Джеральдом Фолком – богатым судовладельцем и купцом! Тем более что он уже успел основательно связать свои дела с делами Фолка и очень рассчитывал на дальнейшее выгодное сотрудничество со своим будущим зятем.

Фолк же, узнав о том, что его невеста вышла замуж за другого, счел себя оскорбленным и вызвал Гая на дуэль. Вот почему они стояли сейчас под темно-зеленым куполом Рощи Дуэлей в косых лучах утреннего солнца, пробивающегося сквозь густую дубовую листву.

Джеральд Фолк взял из поднесенного ему ящика второй пистолет, покачал его в ладони, словно привыкая к тяжести оружия, и криво усмехнулся.

– Дурак ты, Янг! Выше собственной головы прыгнуть захотел? Только знай: никто не придет поплакать на твою могилку!

– Блисс любит меня, – нахмурился Гай. – И на это тебе возразить просто нечего!

Красивое тонкое лицо Фолка перекосилось. Дрогнула тонкая ниточка усов – светлых, как и волосы на голове. Фолк окинул взглядом высокую стройную фигуру Гая и злобно хохотнул.

– Дурак! Бедный, доверчивый простофиля! Блисс просто играла с тобой. То, что ты принял за любовь, было для нее всего лишь забавой. Она уже попросила у меня прощения за свою глупость, и я великодушно простил ее, – Фолк произнес это совершенно спокойно, только огонь в глубине глаз выдавал его ярость. – Блисс давно успела пожалеть о том, что вышла за тебя вопреки воле отца. А ты... Ты – подонок, Янг! Нищий и грязный. Кстати, Клод Гренвиль уже занимается вашим разводом.

– Ты лжешь, Фолк! – гневно воскликнул Гай – в отличие от своего соперника он не мог притворяться спокойным. – Блисс любит меня. И никогда не обманет. Ты говоришь, что я нищий? Но деньги ничего для нее не значат!

– Ты ошибаешься. Как бы то ни было, будущее Блисс зависит от сегодняшней дуэли, – высокопарно заявил Фолк. – Что же касается денег... Мы с тобой оба прекрасно знаем, что тебе-то ее деньги очень нужны. Между прочим, ты не боишься, что Клод не позволит Блисс вступить в права наследства, даже когда ей исполнится двадцать пять?

– Мне вовсе не нужны ее деньги, – обиженно возразил Гай. – Я и сам могу всего добиться в этой жизни.

– Сам? Ха! Каким же образом? Убирая конский навоз? Ладно, я верю, что ты любишь Блисс, но больше ты ее не увидишь, – криво усмехнулся Фолк.

В этот миг перед ними появилась всадница с развевающимися по ветру длинными рыжими волосами. Подъехав ближе, она резко натянула поводья, осадив своего скакуна.

– Подождите! – Девушка соскочила с седла и бросилась к дуэлянтам.

– Блисс! О, боже, что ты здесь делаешь? – закричал Гай. Он схватил ее в объятия и попытался отвести в сторону. – Ты совершенно напрасно прискакала сюда. Отправляйся домой, любимая, прошу тебя.

– Ты ничего не понимаешь! – задыхаясь, проговорила Блисс и с опаской оглянулась через плечо. – Отец... Он сказал, что ты... Полиция... Но я-то знаю, что ты этого не делал!

– Конечно, дуэли не поощряются, – пожал плечами Гай. – Но они и не запрещены. Может быть, потом мне и придется ненадолго скрыться из города, но мы можем уехать вместе...

– Отойди, Блисс, – строго приказал Джеральд Фолк. – Мы должны довести наше дело до конца – я и твой юный... э-э... любовник. И перестань вести себя словно глупая непослушная девчонка.

Блисс умоляюще подняла на Фолка свои прекрасные, слегка раскосые глаза.

– Не делай этого, Джеральд, умоляю тебя! А что, если он тебя убьет? Или искалечит? Ведь тогда...

– Победителем буду я, – убежденно ответил Фолк.

Гай хмуро наблюдал за Блисс. Сейчас все ее внимание было приковано только к Фолку. Как она беспокоится, как переживает за него! Неужели же все что говорил о ней Джеральд, – правда? Нет! Нет... В это невозможно поверить. Не могла же она столько времени лгать и притворяться!

– Отойди, любимая, – повторил Гай.

– Но отец...

У Гая не было времени выслушивать то, что хотела сказать ему Блисс. Пусть скажет потом, когда будет покончено с Джеральдом Фолком.

Гай подал знак своему секунданту, и тот поспешил отвести Блисс в безопасное место. Затем он наспех повторил дуэлянтам условия поединка, и противники сошлись в центре поляны. Здесь они встали спиной к спине, едва не касаясь друг друга, а секундант начал считать шаги. По его знаку противники подошли к обозначенным им линиям, после чего остановились и застыли.

– Можете повернуться и стрелять! – прозвучала команда.

Гай и Джеральд одновременно обернулись, вскинули пистолеты и нажали курки.

Пуля, выпущенная Фолком, просвистела возле самой головы Гая, слегка оцарапав ему ухо. Гай же целился в плечо Фолка, но тот, к своему несчастью, именно в эtot момент качнулся вправо, желая уклониться от линии огня, и в результате получил пулю прямо в грудь. Блисс закричала, увидев, как Фолк прижимает к груди ладони и падает на землю. Подобрав юбки, она стремглав бросилась к упавшему и опустилась перед ним на колени. Затем Гай услышал слова, которые ему суждено было помнить до самой смерти.

– Не умирай, Джеральд! Прошу тебя, не умирай! – Блисс склонила над ним свое побледневшее заплаканное лицо, глаза ее были испуганными, губы и щеки посерели. Затем она обернулась к Гаю и крикнула: – О господи, что же ты наделал?! Зачем?

Гай пошатнулся, словно его ударили хлыстом, и с болью подумал о том, что Фолк, к сожалению, оказался прав. Все это время Блисс только играла с ним, их брак ровным счетом ничего не значит в ее глазах. Лицо Гая застыло, а сердце окаменело. Выиграв свою первую в жизни дуэль, он чувствовал себя так, словно проиграл все на свете...

Внезапно сквозь пелену боли и гнева, застилавшую его душу, Гай услышал грубые, возбужденные мужские голоса и нарастающий грохот копыт. Он вздрогнул и, ничего еще не осознав, почувствовал каждой клеточкой своего тела приближающуюся опасность.

– Вот он! Хватайте его! – раздался знакомый голос Клода Гренвиля. – Этот негодяй продал двух моих лучших лошадей и присвоил вырученные за них деньги! А теперь еще и убил одного из достойнейших граждан Нового Орлеана!

Туман почти растаял, и сквозь кроны деревьев брызнули яркие лучи утреннего солнца. Гай обернулся и совсем близко от себя увидел Клода Гренвиля, скачущего впереди дюжины конных полицейских.

В голове у Гая мелькнула единственная мысль – бежать! Он ничего не знал о каких-то украденных лошадях, но не нужно, было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться: лошади – это только предлог для того, чтобы получить ордер на его арест. Клод Гренвиль решил во что бы то ни стало разлучить с Гаем Янгом свою дочь.

Гай бросил на Блисс удивленный взгляд, полный горького упрека. Ведь она знала о намерениях своего отца! Почему же тогда не предупредила? Затем он быстро повернулся и побежал. Ноги скользили по мокрой траве; мелькали толстые стволы дубов, а Гай стремительно мчался вперед, не обращая внимания на кровь, текущую по шее из задетого пулей уха. Он стремился добежать до бескрайних, поросших кустарником болот, протянувшихся вдоль южной окраины города. Добежать и затеряться в них – это был для Гая единственный шанс спастись. В этих болотах никто и никогда не сможет его найти. Но Гай не добежал: ведь он был один, один – против всех.

Очень скоро его нагнали, повалили на траву, избили, связали и потащили в Калабосо – мрачную сырую тюрьму, из которой мало кто выходил живым.

1

Новый Орлеан, 1805

– Так больше не может продолжаться, Блисс, – сердито сказал Клод Гренвиль, обращаясь к своей дочери. – Твой ребенок умер и похоронен, Гай Янг сидит в тюрьме и не скоро выйдет оттуда, если выйдет вообще. Теперь ничто не мешает объявить ваш брак расторгнутым. Можно заявить даже, что этот охотник за приданым насильно заставил тебя выйти за него.

– Я не хочу объявлять о расторжении брака, отец. – Блисс вялой походкой подошла к окну и невидящим взглядом уставилась на залитый солнцем сад.

– Пора все забыть и все начать сначала, Блисс, – продолжал настаивать Клод Гренвиль. – Джеральд окончательно залечил свою рану и по-прежнему хочет жениться на тебе. Он готов забыть о твоем глупом и опрометчивом браке с Янгом. Согласись, я не торопил события, дожидаясь рождения твоего ребенка. Необходимо было спасти честь нашей семьи: ведь ребенок, рожденный в браке даже от такого мерзавца, как Янг, все же лучше, чем незаконнорожденный. Но теперь проблема с ребенком отпала сама собой, и я не намерен больше тянуть. Я объявлю о расторжении вашего брака с Янгом, а ты начинай готовиться к новой свадьбе.

Блисс раскрыла веер и несколько раз обмахнула свое бледное осунувшееся лицо. Жизнь ее потеряла всякий смысл. Несколько раз она пыталась навестить Гая в тюрьме, но каждый раз ее попытки заканчивались неудачей. Блисс была уверена в том, что это дело рук ее отца или Джеральда Фолка. Более того, она не сомневалась, что именно они с помощью своих высокопоставленных друзей добились того, чтобы Гая держали в тюрьме без суда и приговора. Разумеется, все это никак не способствовало желанию выходить за Фолка. Блисс твердо решила, что не предаст Гая и не выйдет замуж, покуда он жив и томится в сырых каменных стенах Калабосо. Она была уверена в том, что отец и Фолк повинны во всех бедах, свалившихся на Гая, и ненавидела за это их обоих.

После того, как умер ее новорожденный малыш, Блисс и сама словно угасла. Ей совершенно не хотелось жить. Если что-то и поддерживало ее, так только мысль о том, что настанет тот долгожданный день, когда Гай покинет мрачные тюремные стены, и они с ним опять будут вместе. Может быть, тогда к ней вернутся силы для того, чтобы жить и любить...

– Ты вправе объявить о расторжении нашего брака, отец, – спокойно сказала Блисс. – Но выйти замуж за Джеральда Фолка ты меня не заставишь. Они не могут держать Гая в тюрьме вечно. А когда его отпустят, мы с ним снова будем вместе.

Клод заглянул в глаза своей дочери и понял, что проиграл: она ни за что не отступит. А между тем события принимали дурной оборот. Только вчера Клод узнал о том, что вновь назначенный судья рассмотрел дело Гая и не обнаружил причин, по которым того следовало содержать под стражей: ведь его преступление осталось недоказанным. Клод понял, что теперь Гая очень скоро выпустят на волю, и отправил Фолку срочное письмо. Сейчас он с минуты на минуту ожидал появления Джеральда.

– Но даже если Янга выпустят когда-нибудь из тюрьмы, он же не сможет содержать тебя, – продолжал убеждать дочь Клод Гренвиль. – Сама подумай, ну кто он? Да никто! Нищий бродяга с преступным прошлым. Я и в конюхи взял его тогда только из жалости. И такого человека ты хочешь видеть своим мужем?

– Я люблю его! – Блисс гордо вздернула свой острый подбородок. – И мы можем уехать с ним туда, где его никто не знает.

– А вот Джеральд Фолк мог бы обеспечить тебе совсем другую жизнь – богатую и спокойную, – настойчиво гнул свою линию Клод. – В нашем городе все относятся к нему с уважением, несмотря даже на то, что он – янки. Сам-то я в отличие от некоторых наших граждан ничего не имею против янки. Хотя они, конечно, слишком уж расплодились в здешних краях после того, как Новый Орлеан был продан Соединенным Штатам... Но, так или иначе, я вложил свое состояние в дела Фолка и рассчитываю получить с этого неплохую прибыль. Кроме того, он ссудил мне деньги, чтобы я мог расквитаться со своими долгами. Короче говоря, когда он попросил у меня твоей руки, я не нашел причин, чтобы отказать ему. И все теперь может пойти прахом, если ты не изменишь своего решения. Неужели ты действительно хочешь оставаться женой этого конюха и бежать с ним отсюда?

– Гай собирается поступить в университет и стать юристом! – воскликнула Блисс.

– Юристом?! Не смеши меня. Этот парень просто охотится за твоим приданым, – возразил Клод. – Слава богу, что ты не имеешь права прикоснуться к нашим деньгам до тех пор, пока тебе не исполнится двадцать пять.

– Я не хочу, больше выслушивать твои оскорбления, отец, – твердо сказала Блисс, глядя прямо в лицо Клоду. – И никогда не полюблю никого, кроме Гая. Я готова ждать его целую вечность.

– Я не помешал? – раздался голос Джеральда Фолка, появившегося в дверях гостиной. – Дворецкий сказал, что я могу войти.

– Милости прошу, – засуетился Клод. – Я давно жду тебя.

– Простите, – сказала Блисс, поворачиваясь на каблуках, – мне нужно дать распоряжения повару относительно сегодняшнего обеда.

Джеральд Фолк проводил Блисс пристальным взглядом, чувствуя, как в паху его растекается огонь. Фолк хотел эту девушку с того самого дня, когда впервые увидел ее, и если бы не этот проклятый Янг, который увел Блисс из-под самого его носа, она давно уже принадлежала бы ему. А ведь ради Блисс он был готов на все, даже на то, чтобы ссужать деньги ее расточительному папаше!

Джеральд собирался жениться на Блисс по многим причинам. Во-первых, разумеется, он желал ее как мужчина, пылающий страстью к прекрасной женщине. Во-вторых, ему очень хотелось получить вместе с Блисс ее наследство. И, наконец, благодаря этому браку он надеялся войти в новоорлеанский высший свет, сплошь состоящий из французов, точнее – выходцев из Франции. Они держались замкнутым, тесным кланом, сохраняя язык и традиции своей родины, и не слишком-то жаловали американцев, даже таких богатых, как Фолк. Однако Джеральд рассчитывал – и не без оснований, – что дела его в Новом Орлеане круто пойдут в гору, как только он станет зятем Гренвиля.

– Вы говорили с Блисс о нашей свадьбе? – спросил Фолк после того, как девушка вышла за дверь.

– Разумеется, – раздраженно махнул рукой Клод. – Но она по-прежнему и слышать ничего не желает. Этот Гай Янг для нее просто свет в окошке! Независимо от того, будет расторгнут их брак или нет, она отказывается выйти за тебя.

– На то, чтобы объявить о расторжении брака, вам вовсе и не требуется ее согласие, – напомнил Фолк. – Ведь вы – ее отец. Остается только уговорить Блисс выйти за меня. И я не понимаю, почему вам это до сих пор не удалось. Я же ради нее едва жизни не лишился! Неужели не ясно, что теперь вы оба – мои должники? А ты, Клод, кроме всего прочего, еще и мой деловой Партнер. Я ссудил вам деньги, когда вы нуждались в них. Теперь вы помогите мне. Я хочу Блисс и намерен добиться ее руки – любым способом!

Клод тяжело вздохнул.

– У меня не хватает духа принуждать ее после... после того, что я сделал с нею. Потому и на разводе не настаивал. Тем более что Блисс и слышать об этом не желает. И уж во всяком случае она не хочет выходить замуж за тебя – независимо ни от чего.

– Вы слишком церемонитесь с нею, – поморщился Фолк. – А тот случай... Что ж, вы сделали только то, что должны были сделать. Это было наше общее решение.

– Я знаю, – рассеянно ответил Клод. – Не волнуйся, наш договор остается в силе. Разумеется, ребенок, прижитый бог знает от кого, испортил бы Блисс всю жизнь, и я ни в чем не раскаиваюсь. Но вопрос стоит иначе: что нам делать теперь? Боюсь, что Янга очень скоро выпустят из тюрьмы, а Блисс по-прежнему любит и ждет его.

Услышав слова Клода, Фолк немедленно подобрался и встревожено спросил:

– Почему вы думаете, что Янга вскоре выпустят?

– Мне сказал об этом вчера один надежный человек. Одна из жалоб Янга каким-то образом просочилась в суд. Не знаю, почему наши друзья не перехватили ее так же, как и предыдущие... Но, как бы то ни было, письмо попало в руки нового судьи. Он пересмотрел дело Янга и решил, что преступление, в котором его обвиняют, осталось недоказанным. А поскольку и суда никакого не было, значит, нет оснований держать его в тюрьме. Судья решил, что Янг и так уже достаточно долго просидел там.

– Проклятье! Нужно что-то делать, и поскорей! Теперь уже одним расторжением брака не обойтись...

Клод внимательно посмотрел на Фолка.

– И что ты предлагаешь?

В глазах Фолка блеснул мрачный огонь. Погладив длинным тонким пальцем светлую ниточку усов, он негромко произнес:

– Это уж предоставьте мне. Ведь вы не хотите видеть Янга мужем своей дочери, не так ли?

Клод раздраженно поморщился.

– Пф-ф! Конечно же, нет! Ее мать – упокой, господи, ее грешную душу – наверное, в гробу перевернулась бы, попади наше наследство в руки какого-то конюха. Ведь предки моей Мари были французскими аристократами! И нашу дочь она мечтала видеть замужем за аристократом... Ты, Джеральд, тоже, конечно, не знатного рода человек, но что поделать, такие уж настали времена. По крайней мере ты богат, и я был бы спокоен за будущее моей дочери, зная, что у нее такой муж, как ты. Разумеется, я предпочту тебя этому проклятому Гаю Янгу!

– В таком случае все в порядке, – заявил Фолк. – О Янге я позабочусь. Сам позабочусь. Не станет его – и Блисс больше некого будет ждать... Не беспокойтесь, Янг и в самом деле очень скоро покинет стены Калабосо, но покинет он их в гробу!

– В гробу?! – побледнел Клод. – Но я не хочу тать никаких подробностей, Джеральд! Делай все, что хочешь, но только без моей помощи.

Тем временем Блисс нервными шагами мерила свою спальню на втором этаже и не выходила из нее до тех пор, пока не послышался хруст гравия под колесами отъезжавшей от дома коляски Фолка. Удостоверившись, что экипаж исчез за воротами, Блисс спустилась вниз и обнаружила отца в гостиной. Он стоял, заложив руки за спину, и задумчиво смотрел на портрет своей покойной жены, висевший на стене.

– Ты сказал Фолку, что я не выйду за него? – спросила Блисс, когда отец повернулся на звук ее шагов. – Еще раз повторяю: ты вправе расторгнуть мой брак, но не в силах заставить меня выйти за другого. И я не сделаю этого, покуда жив Гай!

– Да, сказал, – вяло откликнулся Клод.

От его безжизненного голоса по спине Блисс пробежал холодок. Таким подавленным своего отца она еще никогда не видела. Интересно, что же произошло в ее отсутствие между ним и Джеральдом?

– Тогда, пожалуй, все. Ведь я знаю, что тебя бесполезно просить о том, чтобы ты помог Гаю выйти из тюрьмы. Так же бесполезно, как мне самой добиваться свидания с ним. Подумать только, он ничего – ровным счетом ничего – не знает о нашем ребенке! Ни о том, что он был, ни о том, что его не стало...

«И дай бог, чтобы никогда не узнал!» – подумал про себя Клод.

– Я не хочу говорить на эту тему. По крайней мере сейчас, – сказал он вслух. – – У меня достаточно других проблем. Скажи мне только, Блисс: что на самом деле заставляет тебя ломать свою жизнь ради какого-то бездельника и вора? Ведь тебе всего лишь восемнадцать, и ты настоящая красавица...

– Гай не вор – перебила Блисс отца. – То дело, в котором его обвиняют, подстроили вы на пару с Джеральдом! Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю? Прекрасно все понимаю, хотя мне, как ты только что сказал, всего восемнадцать. Понимаю и никогда не смогу простить тебе того, что ты сделал с нами – с Гаем и со мной.

Блисс развернулась на каблуках и быстро вышла из комнаты, изо всех сил удерживаясь, чтобы не побежать. Клод проводил ее взглядом, в котором смешались беспощадная решимость и затаенная боль. Он любил свою дочь – искренне, по-настоящему – и при этом считал себя правым, стремясь оградить, избавить Блисс от человека, ставшего по недоразумению ее мужем. Родители Янга были нищими батраками, да и сынок их оказался ничуть не лучше. Как говорится, «яблочко от яблони...». Нет, Гай должен исчезнуть из жизни Блисс. Навсегда!

Впрочем, избавиться от Янга – это только половина дела. Самое сложное другое – дальнейшая судьба Блисс. Ведь если она, несмотря ни на что, откажется выйти замуж за Джеральда Фолка, это обернется для Клода настоящей финансовой катастрофой! Цены на зерно продолжают падать вот уже третий год подряд, и его плантация становится нерентабельной. А тут еще любовница... У нее такие запросы, что Клоду не под силу их удовлетворить. Вот и пришлось брать взаймы у Фолка под будущие доходы от их совместного бизнеса. Оставалось, конечно, наследство Блисс, но она сможет вступить в свои права еще не скоро – только когда ей исполнится двадцать пять. И Клод скорее готов был умереть, чем позволить прикоснуться к деньгам Блисс этому мерзавцу Янгу! К тому же, если говорить начистоту, вопрос о ее наследстве они уже успели не только обсудить с Фолком, но и договорились даже о том, как поделят деньги Блисс между собой...

Тюрьма Калабосо

Гай Янг негромко застонал и осторожно повернулся на левый бок, стараясь не потревожить сломанное ребро. Да, крепко его вчера избили эти проклятые надсмотрщики...

Наткнувшись рукой на засохшую хлебную корку, Гай положил ее в рот и принялся жевать, бездумно глядя в темноту. Вот уже год. как он сидел в этой дыре, и весь год его регулярно избивали – то ли по распоряжению Гренвиля и Джеральда Фолка, то ли по собственной звериной тяге к насилию.

Сильнее всего его били всякий раз, когда он отправлял в суд очередную свою жалобу. Гай с самого начала сомневался в том, что его письма могут дойти до адресата, но все равно посылал их, стараясь поддерживать в себе надежду, какой бы слабой она ни была.

Вот уже год у Гая не было возможности посмотреть на себя в зеркало, но он и без того прекрасно знал, что сильно изменился за это время. Кожа его сделалась сухой и бледной, как у всех тех, кто был надолго отлучен от солнечного света. Осунувшиеся щеки покрылись густой бородой, волосы на голове тоже отросли и свалялись. Мало что напоминало в этом исхудавшем, одичавшем человеке прежнего Гая. Лишь иногда в его светлых, казавшихся иногда серебристыми глазах загорался прежний огонек – да и то лишь тогда, когда Гай в очередной раз принимался думать о том, как отомстить когда-нибудь своим обидчикам.

Одежда его совсем обветшала, прохудилась и спадала с тощего тела; ноги были босыми, потому что сапоги, в которых Гая схватили и доставили сюда, давным-давно уже сгнили и развалились.

И все же, несмотря на бесконечные побои, несмотря на то, что он безвылазно сидел в темной сырой камере-одиночке, Гай сумел сохранить рассудок и не позволял себе целиком отдаваться безумным страстным мечтам о мести. Даже здесь, в тюрьме, ему удавалось иногда узнавать новости оттуда, с воли. Он знал, например, о том, что Гренвиль и Фолк с помощью своих высокопоставленных друзей делают все, чтобы письма Гая не доходили до адресата. Когда Гай вспоминал об этом, он каждый раз жалел, что не убил Джеральда Фолка, когда у него была такая возможность.

Да, он знал и о том, что Фолк остался жив после дуэли и даже полностью оправился от ран. Ну что же, по крайней мере на совести Гая не висело убийство – пусть и непреднамеренное.

Время в тюрьме текло медленно, томительно, и с каждым часом Гай терял еще одну крупицу надежды на то, что когда-нибудь сможет покинуть эти стены...

Всем тем, что он знал о жизни на воле, Гай был обязан Анри Кардетту. Этот юноша был его другом детства, а теперь оказался среди надсмотрщиков в Калабосо. Разумеется, Анри никогда не участвовал в избиениях Гая – более того, всегда пытался удержать своих кровожадных коллег. Надсмотрщиком Анри стал по нужде – чтобы своим заработком хоть как-то помочь прозябающей в бедности семье. Анри не только следил за тем, чтобы надсмотрщики не забили Гая до смерти, но и пытался по мере сил облегчить участь своего друга. Если бы Анри мог, он сделал бы и больше – в этом Гай был уверен.

Гай снова негромко застонал, пытаясь поудобнее устроиться на охапке прелой соломы, служившей ему постелью. Он давно уже притерпелся к ужасному зловонию, которым была пропитана не только солома, не только вся его камера, но, казалось, и само его тело. Однако он прекрасно знал, насколько чудовищным показался бы этот запах любому нормальному человеку.

Когда Гай приходил в себя после очередных побоев, он не забывал заниматься физическими упражнениями, зная, что неподвижность ведет к слабости. Он вставлял себя часами тренироваться – впрочем, ему все равно больше нечем было заняться. Конечно, Гай был теперь не так силен, как прежде, но тем не менее оставался гораздо более крепким, чем можно было подумать, глядя на него со стороны. Правда, вчерашние побои были на редкость жестокими: к несчастью, в ту ночь Анри был свободен от службы, и надсмотрщики едва не забили Гая насмерть. Он понимал, что если так будет продолжаться и впредь, надолго его не хватит...

Внезапно послышался звук вставляемого в замок ключа, и Гай резко повернул голову. Тяжелая дубовая дверь скрипнула, приоткрылась, и Гай невольно зажмурился от хлынувшего снаружи света.

– Гай! Ты жив?

Это был Анри, и Гай облегченно вздохнул. Если бы сейчас снова появились те, другие, и принялись избивать так же, как вчера, это был бы конец.

– Жив, – ответил Гай. – Хотя прошлой ночью твои дружки сделали все для того, чтобы укокошить меня.

Гай вовсе не хотел как-то задеть Анри, просто в нем все еще кипела злость на вчерашних мучителей, одетых в такую же униформу.

– Сочувствую, Гай, но вчера я ничего не мог для тебя сделать. – Анри вошел в камеру и прикрыл за собою дверь. Гай прищурился, глядя на зажженную свечу в руке своего друга. – И сильно они тебя?

– Жив – и слава богу, – ответил Гай. – На сей раз мне сломали ребро. – Он попытался пожать плечами, но тут же скривился от боли и прижал ладонь к боку. – Ладно, не будем об этом. Скажи, Анри, ты принес какие-то вести?

Анри наклонился к Гаю и заговорил чуть слышным шепотом:

– Слушай внимательно, дружище. Твои заклятые приятели заплатили надсмотрщикам за то, чтобы те оставили сегодня ключ в твоей двери. Так что приготовься принять незваного гостя. Я уверен, что сегодня ночью к тебе пожалует наемный убийца. Более того, мне известно, что тебя объявят умершим от лихорадки и немедленно закопают на кладбище для бедняков. Гай не смог сдержать тяжелого вздоха.

– Откуда тебе все это известно? – озабоченно спросил он.

– Дело в том, что именно мне поручено «обнаружить» утром твое тело. Да, эти богачи все могут купить – и землю, и дом, и даже человеческую жизнь. Жаль, что я беден, иначе непременно помог бы тебе ради нашей старинной дружбы. Знал бы ты, как я ненавижу эту тюрьму, эту службу! Но что поделаешь, надо содержать семью, а другого способа у меня нет. Вот так, дружище. Единственное, что я могу для тебя сделать, – это предупредить. И еще... Вот, возьми.

Анри вытащил из кармана нож и протянул его Гаю.

– Надеюсь, ты сумеешь распорядиться им как нужно, – сказал он. – А теперь мне пора. Я получил приказ явиться завтра на службу рано утром и привезти с собой сосновый гроб. Вот так-то! Сначала я должен привезти гроб, и только потом – обнаружить твое тело. Впрочем, я надеюсь завтра обнаружить не твое тело, а тебя самого. А там, если, даст бог, останешься живым, что-нибудь придумаем.

– Анри! – окликнул Гай друга, уже стоявшего у двери камеры. – Спасибо тебе. Если бог есть на небесах, он воздаст тебе за твою доброту. Сам-то я, правда, уже разуверился в его милости...

Анри кивнул, хотел что-то сказать, но в последний момент передумал и молча вышел из камеры, закрыв и оперев за собою дверь.

Оставшись в темноте, Гай осторожно ощупал пальцами принесенный Анри нож. Он оказался достаточно длинным, тяжелым и очень острым. Гай покачал его на ладони. Да, это настоящее оружие. Смертоносное. Он напряг мускулы, проверяя их упругость, и решил, что для человека, просидевшего год в одиночной камере, находится в неплохой форме.

Гай откинулся на солому, сжал в ладони рукоятку ножа и принялся ждать. Ему показалось, что прошла целая вечность, когда по ту сторону двери послышался осторожный шорох. Негромко повернулся в замке ключ, затем так же негромко скрипнула дверь. Кто-то вошел в темноту камеры, старательно приглушая свои шаги.

В эту минуту у Гая было одно очень важное преимущество: он не только ждал убийцу, зная о его, приходе, но за долгие месяцы, проведенные в камере, научился легко ориентироваться в темноте, в отличие от своего посетителя. Ведь темнота никогда не бывает абсолютной. Свет всегда пробьется – сквозь щели в двери, сквозь мутное окошко под потолком...

Убийца медленно приближался. Гай мысленно приготовился к бою. Только одно беспокоило его сейчас – сломанное ребро. Лишь бы оно не подвело!

Шаги приблизились. Гай затаил дыхание, пристально всматриваясь в темноту, и разглядел наконец силуэт своего противника. Теперь главное – уловить момент удара. Заметив, что убийца заносит руку, Гай в тот же миг вскочил на ноги, оказавшись лицом к лицу с противником. Тот опешил и отпрянул назад. На это Гай и рассчитывал – не давая убийце опомниться, он бросился в атаку. Однако ночной гость оказался профессионалом в своем деле. Ему удалось перехватить руку Гая, и теперь противники сцепились в молчаливой смертельной схватке. В тишине камеры слышалось только их прерывистое дыхание.

Орудовать ножами им приходилось почти вслепую, но вскоре оба лезвия покрылись первой кровью. С каждой секундой силы покидали Гая, он дышал все тяжелее и чаще.

«Пора!» – сказал он наконец самому себе и сделал вид, что уклоняется вправо. Противник попался на эту уловку, и Гаю удалось глубоко вонзить свой нож в грудь убийцы. Но тот еще успел взмахнуть рукой, державшей нож, и лезвие попало в правую глазницу Гая.

Небывалая, невозможная боль обрушилась на Гая. Боль, которая может свести с ума. Боль, пронизывающая насквозь и опаляющая, как пламя. Гай упал на колени, прижимая ладонь к кровоточащей ране. Он тяжело дышал, судорожно глотая воздух и прикусив до крови губу, чтобы сдержать рвущийся из горла крик.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю