Текст книги "Гостья (СИ)"
Автор книги: Кирилл Кудряшов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Кирилл Кудряшов
ГОСТЬЯ
Возможно, некоторые термины или имена в рассказе не покажутся Вам знакомыми… Специально для Вас в конце текста приведены комментарии.
С наилучшими пожеланиями, Автор.
Памяти Янки посвящается…
День не заладился с самого начала. Вставая утром с постели, я наступил на кошку, и высшие силы, затаив на меня обиду за это преступление, заставили меня по дороге на работу забраться в переполненный автобус. Ведомый божественной десницей ангел мщения, принявший на этот раз вид дородной бабули, отдавил мне обе ноги, заехал сумкой по уху и тростью промеж ног…
Все это сопровождалось обильным, но мокрым снегопадом, так что трудно было понять, что это сыплется с неба – дождь, снег, град или вороньи экскременты. На входе в институт я обнаружил, что забыл дома пропуск и, выслушав все, что обо мне думает охранник, поплелся к пожарному выходу, попросив нашу секретаршу с кафедры впустить меня хотя бы там.
Что самое обидное, этот гад охранник видит меня вот уже восьмой год, с того момента как я поступил в НГУВТ [1]1
НГУВТ – новосибирский Государственный Университет Военной Техники. В природе не существует. Выдуман автором для рассказа «Талые воды», после чего намертво прижился в его больной фантазии.
[Закрыть] на первый курс, и по сей день, когда я дорос до кандидата наук и стал преподавать в своей же «Alma matter». Так нет же, если у меня с собой нет документов, он делает вид, что видит меня впервые в жизни!
На ученом совете нас уведомили о том, что финансирование нашей отрасли решено урезать еще на пять процентов, и задержали нас на 16 минут сверх заявленного времени. Студенты, как известно, должны ждать преподавателя 15 минут, поэтому, когда я на всех парах примчался к аудитории, то застал там лишь маленького воробья, клевавшего обильно подброшенные студентами семечки.
И как эти птицы вообще попадают к нам в институт? Неужели у них с собой всегда есть пропуска?
Я попытался пнуть воробья, но, конечно же, не попал…
Ощущая, как в душе клокочет злость на весь этот мир, я, в кои то веки, начал молиться. Даже не то, чтобы молиться, а просто мысленно обратился к Богу с банальным, казалось бы вопросом, который сформулировал так: «Какого, собственно, хрена?!»
Почему мне так не везет? Почему я не вижу смысла в жизни? Есть ли он вообще? Существуешь ли ты сам, о Всемогущий, а если существуешь, так какого же хрена позволяешь ВСЕ ЭТО?!
Почему гибнут дети в Беслане? Почему загнивает наша система образования? Почему у преподавателей такая маленькая зарплата, и почему сбербанк тратит на свое содержание половину оборонного бюджета страны, в то время когда я вынужден экономить, чтобы купить себе новый сидюк, взамен отправившегося к праотцам на прошлой неделе?
Войдя на кафедру я с ходу ошарашил нашу секретаршу вопросом:
– Валь, а в чем смысл жизни?
– Не знаю, – так же с ходу ответила она, – Но наверное все же в том, чтобы посадить дерево, вырастить сына и построить тещу… Ну, дом то есть… Ну, главное, ты понял.
– Не понял, – ухмыльнулся я.
– Ну и дурак, – улыбнулась в ответ Валя, и кажется была права.
– Валюш, а Бог есть?
– Не знаю. Но я его точно не встречала.
– А как ты думаешь…
– Молча! – отрезала Валя, в который раз отрываясь от монитора, – И тебе того же желаю.
– … Что такое добро, и что такое зло? – словно не заметив ее сарказма спросил я.
– Леша, на тебя сегодня кирпич упал? – сочувственно спросила она.
– Нет, только старушка…
– Оно и видно. Отвечу, если ты обещаешь отстать от меня.
Наш завкафедры тихонько засмеялся себе в бороду, но так и остался сидеть за столом, не подавая виду, что ему интересен наш разговор. Даже не смотрел в нашу сторону.
– Обещаю, Валь! – я торжественно поднял руку, – Честное пионерское под салютом. Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды…
– Добро, Леша, – назидательно начала она, – Это я. Когда работаю и никого не трогаю. А зло – это тоже я, когда меня достают с идиотскими вопросами. Удовлетворен?
– Разве что сексуально… – пробурчал я, вызвав новый приступ едва сдерживаемого смеха у завкафедрой, известного на весь ГУВТ своими пошловатыми шуточками.
С работы я сбежал, логически рассудив, что делать там мне все равно нечего. Даже не стал притворяться больным – когда работаешь в тесном и очень хорошем коллективе это и не нужно. Все и так прекрасно видят, что ты не в духе, и даже сами советуют тебе отправиться домой и попить чайку, что я и намеревался сделать.
Разумеется, чай был горячим. Разумеется, я забыл зайти по дороге в магазин и купить молока. Наказывая себя за склероз, прорезавшийся у меня в мои 25, я хлебал кипяток под музыку Бутусова.
Звонок в дверь с трудом пробился сквозь «Марш, марш левой…», и я, поставив «winamp» на паузу, двинулся открывать.
– Кто там? – спросил я у двери.
– Свои! – мелодичным женским голоском ответила дверь.
– Свои все здесь… – сообщил я, прикидывая, кого это мог принести черт.
– Как так? Я ведь пока еще не там.
Юмор я всегда любил, так что если это и грабители, то за достойный ответ я, пожалуй, позволю себя ограбить.
На пороге стояла миловидная девушка, строгая и подтянутая, будто математичка в средних классах. Элегантный пиджачок подчеркивал ее отменную фигуру, расклешенные джинсы, как ни странно, ничуть не умаляли красоту ног, и мне оставалось жалеть лишь о том, что в коридоре царил тусклый полумрак, мешавший мне рассмотреть ее лицо.
– Здравствуйте, молодой человек.
– И вам не болеть, – вежливо ответил я моей неожиданной гостье, – С чем пожаловали?
– Скажите, верите ли Вы в Господа нашего, Иисуса Христа?
Так… Приехали… Неподалеку от моего дома располагалась церковь мормонов, которые нередко бродили вот так по домам с подобными вопросами, надеясь обратить кого-нибудь в свою веру. Однажды на точно такой же вопрос я ответил так, что они обходили мою квартиру стороной вот уже почти год. Что ж, придется отшить еще раз. Жаль только, что эта мормонка такая очаровательная…
– Я верую в скорый приход Князя Тьмы!!! – сделав страшное лицо прорычал я, и уже намеревался было захлопнуть дверь перед ее носом, когда девушка, вдруг резко изменив свой мелодичный голосок на суровый бас, пророкотала:
– Ты дождался моего появления, сын мой!
Я чуть не сел задницу прямо тут, в коридоре, а когда вновь сумел поднять глаза, то увидел ее обворожительную улыбку.
– Ты впустишь меня? – спросила она.
За моей спиной вдруг ожили колонки компутера, из которых вместо «Шара цвета хаки» вдруг зазвучало: «Ты стоишь у порога в белом плаще, с черных волос на паркет стекает вода…»
И как это я сразу не заметил, что она вся промокла, а с ее длинных волос скатываются крупные капли воды… И где я, собственно, увидел пиджачок? Какой пиджак в такое время года?! – ноябрь на дворе! Ничего удивительного в том, что она одета в длинный белый плащ…
– Конечно, проходи, – сказал я, отодвигаясь в сторону, – Позволь снять твой плащ?
– Какой плащ? – искренне удивилась моя гостья, встряхивая гривой абсолютно сухих волос, рыжим водопадом скатившихся на ее голубую блузку.
Я протер глаза и на всякий случай ущипнул себя за руку. Не помогло…
– Ты не угостишь меня чаем? – спросила она, проходя на кухню. Я хотел, было, тонко намекнуть ей на то, что войдя в дом неплохо было бы и разуться, но взглянув на ее босые ноги умолк на полуслове. Точно ведь помню, что после джинсов шли невысокие черные сапоги на солидном каблуке. Ведь точно помню!!!
– У меня, собственно, ничего к чаю нет… – пробормотал я, идя следом за ней.
– А и не страшно! – улыбнулась гостья, – Я, ведь, не на угощение пришла, а к тебе.
– Ко мне? – переспросил я.
– К тебе, конечно! Ты что думал, я могу ошибиться? Я всегда прихожу к тем, к кому должна, и ни к кому больше!
– И кто же ты? Ах да, я забыл, Князь Тьмы…
– Да я ж пошутила, дурачок… – улыбнулась она, и залилась звонким смехом, звучавшим как бег ручейка. – Ты же знаешь, что у Дьявола должны быть желтые глаза. Ты что, Айру Левин не читал? «Ребенок Розмари»… [2]2
«Ребенок Розмари» – знаменитейшая книга Айры Левин, по которой Роман Поланский снял свой не менее знаменитый фильм. По сюжету Розмари забеременела от самого Сатаны и родила очаровательного ребенка с рожками и желтыми глазами.
[Закрыть]
– А у тебя они как раз зеленые, – в тон ей ответил я, – Ты что, «Девятые врата» не смотрела? Романа Поланского?.. [3]3
«Девятые врата» – фильм все того же Романа Поланского, на протяжении которого Джонни Депп усердно ищет книгу, которая должна помочь открыть врата в Ад, получив таким образом невиданную силу и могущество. Помогает ему в этом миловидная девушка с зелеными глазами, умеющая летать, знающая все на свете и практически не уязвимая. Поланский не дает прямого ответа на вопрос, кто же она, но сомнений в ее дьявольской сущности не остается.
[Закрыть]
Она вновь рассмеялась, и я засмеялся вместе с ней, чувствуя, что вся эта анекдотическая ситуация начинает меня забавлять.
– Тогда кто же ты? – спросил я.
– Смерть! – с улыбкой на губах ответила она, и я снова расхохотался.
– Ты, наверное, не ко мне, а к моей кошке, не так ли? Канарейки-то у меня нет… [4]4
Для тех, кто не знает этого анекдота, если таковые, конечно, имеются. Мужик открывает дверь на звонок, а на пороге стоит Смерть. Маленькая такая, но в плаще с косой, как положено. «Что? Уже?» – испуганно говорит он, – «Да ты не боись, – успокаивает его Смерть, – Я не к тебе, я к твоей канарейке».
[Закрыть]
– К тебе, к тебе… – уверила меня она, – Я же тебе сказала, я никогда не ошибаюсь. Что, не признал? Ожидал увидеть меня какой-то иной? И наверняка не так рано, да?
– Честно признаться, да, – согласился я, – А как же старуха с изгнившим лицом, капюшон, коса?
Изъеденное проказой лицо с воспаленными, гноящимися губами, глянуло на меня из-под капюшона черного плаща, а острое лезвие косы замерло в опасной близости от моей шеи… Наверное только сейчас я осознал, что действительно не сплю, и все это происходит со мной.
– Верю! Верю! – закричал я, зажмурив глаза, – Только стань прежней.
– Легко!
Передо мной снова сидела ослепительно красивая рыжеволосая девушка, успевшая сменить джинсы на короткую юбочку.
– Значит… ты… Смерть… – пробормотал я, ошарашено наблюдая за тем, как она, так и не дождавшись от меня ухаживаний, сама наливает себе чай.
– Она самая! – ободряюще улыбнулась мне моя гостья.
– И ты пришла за мной?
– Так точно.
– Это… Это всегда бывает так? Ты приходишь ТАК ко всем, или только ко мне… В смысле, к некоторым…
– Ты только не зазнавайся, – предупредила меня Смерть, – Но обычно я прихожу совсем иначе. Заглядываю в дом через потолок, рублю косой по ногам, а затем дарю человеку последний поцелуй. [5]5
В средние века образ Смерти как старухи с косой, родился из облика чумы. Сначала у умирающего отказывают ноги, и считалось, что это Смерть прошлась по ним своей косой.
[Закрыть] Чаще всего он даже и не понимает, что произошло, а если и понимает, то когда у него вдруг отказывают ноги, терпеливо ждет моего поцелуя, так как хоть и не знает, что должной произойти, но предчувствует это. А так, как к тебе, попить чайку, да побеседовать, я прихожу лишь к единицам. К тем, кто заслужил мое особое отношение. К таким людям я прихожу, и предлагаю им самим выбрать способ, как умереть…
– И чем же я заслужил особое отношение к себе? – спросил я, присаживаясь и тоже наливая себе чаю.
– Пирометр истинных температур ты разработал? – спросила Смерть.
До чего же удивительно было слышать технические термины из ее прекрасных губ… Такими губами нужно говорить на французском, но никак не на нашем, технарском наречии…
– Я… – сознался я, – Было дело.
– Ну вот! – победно протянула смерть, оглядывая мою давно не знавшую ремонта кухню.
– И чем же он так важен?
– Пока – ничем. Его еще в производство не пустили. А потом колхозники, которые твоим агрегатом будут мерить степень созревания пшеницы, тебе очень большое спасибо скажут. Так что знай, право выбора смерти я даю только тем, кого люди на этой земле хорошо отблагодарили.
– Елы-палы… – пробормотал я, для верности еще раз ущипнув себя за руку. Нет, не сон. И не глюк…
– Знаешь, Смерть, – издалека начал я, – Я понимаю, конечно, что это большая честь, но…
– Но умирать не хочется? – спросила она.
– Не хочется… – сознался я, – Мне бы еще пожить, а? Может я еще какой пирометр изобрету? Или ПНВ новый. [6]6
ПНВ – прибор ночного видения. Крайне полезная в военном деле штуковина, если кто не знает. А вот что такое пирометр – и вообще объяснять не буду – на кой оно Вам надо?
[Закрыть] Мне знаешь как за него солдаты спасибо скажут.
– Ага, Русские – скажут. А те, в кого они стрелять будут, прицеливаясь из твоего ПНВ – отматерят. И тогда я приду к тебе не так, а как ко всем… ты уж лучше сейчас помирать соглашайся, а то потом поздно будет!
– Слушай, а может тебе 100 грамм налить? – спросил я, и в сердце затеплилась надежда. Вспомнился «Меч без имени» Белянина, в котором Лорд Скиминок так опоил Смерть, что они вообще стали лучшими друзьями. [7]7
У Белянина в «Мече без имени» Смерть пришла не за Скиминоком, а за его верным пажом, девушкой по имени Лия. Хорошенько «поквасив» со Смертью наш герой так и не убедил ее не забирать девушку, но сговорившись с Костлявой решил, что вроде как украдет ее из-под самого носа старухи. Смерть не возражала – она вообще была добрая и милая, хоть и не пьянела.
[Закрыть]
– Ага, – с издевкой ответила Смерть, – Ты еще попроси у меня разрешения не забирать тебя сейчас, а позволить перейти на другую сторону кухни.
– На кой? – озадаченно спросил я.
– Вот и я не знаю, на кой… А обычно меня просят именно о чем-то подобном. А потом с гордостью говорят, мол, глупая ты, Смерть – ведь пока я шел, я ведь жил!
Смерть весело рассмеялась.
– Давай, Алексей, свою водку! Я все равно не пьянею, так хоть ты душу потешишь. Не дури меня, все равно от меня не уйдешь. Да и вообще, подумай, хочешь ли ты уходить, а? Ну загляни ты сам в свою душу, не заставляй меня это делать. Ты же хочешь умереть!
– Не хочу.
– Хочешь!
– Не хочу.
– Хочешь!
– Да не хочу я!!! – рявкнул я, и тут же устыдился своего поступка. Ну кто же кричит на девушку? Особенно на такую…
– А не ты ли недалече как сегодня утром, у Бога совета спрашивал?
– Так то у Бога… – ответил я, – Ты то тут при чем?
– А ему что, делать больше нечего, спускаться к каждому смертному и разъяснительные беседы проводить? Пойдем со мной на тот свет – там тебе на все вопросы и ответят.
– Бог? – с затаенной надеждой спросил я.
– Может и Бог… – уклончиво ответила Смерть, – А может и снова я.
– Так Бог есть?
– Откуда мне знать? – улыбнулась она.
– Но ты же сказала, что он тебя послал?
– Я?!! – искренне удивилась Смерть, – Ничего я такого не говорила. Я тебе просто пытаюсь объяснить, что пока ты здесь, в этом мире, ответов на свои вопросы ты не получишь. И даже на этот вопрос – есть Бог, или нет. Вот умрешь – тогда все и узнаешь.
Я задумался. Молча налил себе и Смерти по стопарику, поднял свой, намереваясь сказать тост, но задумался, а чего бы такого сказать.
– Давай я? – предложила Смерть.
– Давай, – согласился я. – За здравие или за упокой?
– За здравие, конечно! – непритворно удивилась Смерть, – Чтобы все были здоровы и никогда не умирали, а я сидела себе на небесах и ножками болтала.
– Скажи, а тебе не надоедает вот так, мотаться по земле, собирать умерших?
– Не надоедает? – переспросила Смерть, – Да мне все это уже НАДОЕЛО лет так двадцать тысяч назад.
– А отчего же не перестанешь? – опять с надеждой спросил я. Почему бы именно мне не переубедить Смерть, не отговорить ее от ее занятия.
– Вот скажи, – вместо ответа спросила Смерть, – А тебе не надоело оптику рассчитывать?
– Надоело… – честно сознался я, – Сильно надоело.
– А тупоголовых студентов учить?
– Надоело…
– Так чего ж ты из ГУВТа не уволишься?
– А что я еще делать могу? Я ж оптик до костного мозга. Меня этому учили, и только это я и умею.
– Вот ты и ответил на свой вопрос. Почему я свою работу не брошу? А куда я подамся? В дворники? Или, быть может, ты предложишь мне с тобой ролями поменяться? Ты станешь Смертью, а я за тебя студентов мурыжить буду?
– Не… – пробормотал я, чувствуя, что стопарик слегка ударил в голову, – Я смертью быть не смогу. Не умею я людей убивать… Мне бы всех жалко было, и я бы всех оставлял еще пожить…
– А я бы всех твоих студентов поперекосила, – кивнула Смерть, – Ну что, понял, наконец, в чем смысл жизни?
– Быть на своем месте? – наугад сказал я.
– Браво! – возликовала Смерть, – Зрители аплодируют!
Из соседней комнаты донеслись аплодисменты, это за меня радовался мой компьютер, включив запись какого-то Бутусовского концерта.
– А я на своем месте? – спросил я.
– А я откуда знаю? Это должен знать ты.
– Тогда не на своем… Уж больно у меня жизнь какая-то… закорючистая, что ли.
– Нет, Леша, – назидательно и как-то по-матерински заговорила Смерть, – Это еще ничего не значит. Чаще как раз наоборот – если ты оказался не там, где ты должен быть, жизнь у тебя пойдет гладко и спокойно. Никаких встрясок и нервотрепок, но и никакого морального удовлетворения. Судьба видит, что ты не ищешь своего пути, и больше тебя не испытывает. Другое дело, когда ты нашел свою дорогу – тогда Судьба будет постоянно втыкать на твоем пути всяческие препятствия, и все для одной цели – испытать тебя. И если нам с ней понравится то, как ты прошел испытания – я приду к тебе, когда придет время, и не тайком, а вот так, на чай, на водочку… А огурчиков у тебя нет, а? – как-то совсем по простецки спросила Смерть, – А то я уже вышла из того возраста, когда водку чаем запивают.
– Прости, прости! – засуетился я, – Есть, конечно! Сейчас…
Пару минут спустя мы тяпнули еще по одной, на этот раз – за здравие всех врачей мира, после чего я, по мужской привычке, занюхал собственным рукавом, а довольная Смерть захрустела огурчиком.
– Скажи, Смерть, – осмелел я, – Ты тут так бодро внешность меняла… В общем… Ты можешь кем угодно стать?
– Конечно! – подтвердила Мерелин Морно сидевшая напротив меня.
– Екарный Бабай! – воскликнул я, глядя на безупречные формы ныне покойной королевы Голивуда.
– Ты хочешь, чтобы я превратилась в Екарного Бабая? – усмехнувшись спросила Смерть.
Я вновь вспомнил Белянинский «Меч без имени» и отрицательно замотал головой. Что угодно, но только не это! [8]8
В третьей части «Меча без имени» Скиминок в бою с Люцифером, который он явно проигрывал, попросил у врага исполнить его последнее желание. Люцифер согласился призвать в ад, где, собственно, и происходило действо, близкого друга Скиминока, чтобы тот мог с ним попрощаться. Условие было только одно – не призывать былинных богатырей и прочих терминаторов. Под театральное: «Властью, данной мне негасимыми кострами Ада, призываю! Пусть здесь появится…» Скиминок выкрикнул «Екарный Бабай». Этот самый бабай оказался, цитирую: «Пожилым пассивным гомосексуалистом», то бишь изрядно озабоченным дедушкой двухметрового роста, который, пардон, подверг насилию всех чертей, которых поймал.
[Закрыть]
– А кем бы ты хотел меня увидеть? Ну? Скажи! Ты заслужил, чтобы я являлась тебе в том виде, в котором тебе хочется.
– Лара Крофт! – брякнул я.
– Пожалуйста! – легко согласилась Лара Крофт, встряхнув головой, от чего хвостик ее волос крутанулся, будто бич пастуха. [9]9
Лара Крофт – героиня компьютерной игры «Tomb Raider» и двух фильмов с аналогичным названием – отважная и прекрасная девушка-археолог, в совершенстве владеющая практически любым видом оружия.
[Закрыть]
– Фантастика! – обрадовался я, – А Шерон Стоун слабо? [10]10
Шерон Стоун – актриса, исполнившая главную роль в «Основном инстинкте» Пола Верхувена. Ее героиня убивала мужчин тоненьким ножом для колки льда.
[Закрыть]
– Легко! – согласилась Смерть, поигрывая ножом для колки льда.
– А…
– Предупреждаю, – перебила меня Смерть, – Еще одно пожелание я выполню, а потом ты узнаешь, как выглядит Екарный Бабай.
– Понял, отстал, – сдался я.
– Так кем бы ты хотел меня увидеть? Шерон Стоун тебя устраивает?
– Мне всегда нравилась Янка Дягилева…
Смерть вновь неуловимо изменилась, и вот передо мной уже сидела Янка собственной персоной.
– Ну так что? – спросила она, – Ты пойдешь со мной?
– Пойду! – согласился я.
– Ну, тогда выбирай, как ты хочешь умереть.
– Красиво! – брякнул я, наливая еще водки из никак не желавшей пустеть бутылки. Должно быть опять Смертушкины фокусы…
– Как именно? – сурово спросила она, и я понял, что шутки кончились. Начался деловой разговор.
– Смерть, а можно еще минутку? У меня к тебе вопрос…
– Задавай, – смилостивилась она.
– А к кому ты еще приходила? Ну, из тех, кого я знаю. И что выбрали они?
– К ней приходила, – сказала Смерть, тыча пальцем себе в грудь, – к Янке, в смысле. Что она выбрала – ты знаешь… К Есенину… К Сталину…
– Сталина отравили! – блеснул я своим знанием истории.
– Ага, – улыбнулась Смерть, – Ты еще скажи, что Александр Македонский умер не своей смертью!
– И его отравили! – упрямо возразил я, наливая еще, – Смертушка, тебе плеснуть? Ничего, что я тебя уменьшительно ласкательным?
– Ничего… Хоть горшком зови, только в печку не ставь. Налей еще по сто, мне-то все равно. Приятно выпить с хорошим человеком… Так вот, и Сталин, и Македонский, умерли сами. Просто они выбрали яд.
– Так я что, должен покончить жизнь самоубийством? – только сейчас осознал я, – Это ж смертный грех! Я ж в ад попаду!
– А ты уверен, что он вообще есть?
– Нет… – задумался я.
– А чего тогда выпендриваешься? – ласково спросила Смерть и погладила меня по руке, протягивавшей ей стопарик.
– Не знаю… Просто это неприятно как-то. Мне всю жизнь внушали, что самоубийство – это грех. Что суицидники – это слабые люди, сдавшиеся в борьбе с жизнью, что они просто трусы, раз боятся дальше жить.
– Ха! – усмехнулась Смерть, – Трусы, говоришь? Неприятно, говоришь? Вот ты и выбери тот способ, который будет тебя приятен. Сталин выбрал яд, Есенин – веревку, Цой – автомобиль…
– Ты и к Цою приходила?!
– Милый был молодой человек, – мечтательно произнесла Смерть, – Мы с ним тоже хорошо посидели, также, как с тобой. А потом он попросил быть с ним до самого конца и пригласил прокатиться. Весело прокатились, блин! Вот… Кто там еще у меня был из твоих, так сказать, знакомых… А, Пушкин…
– Пушкина застрелил Дантес! – взревел я, – Уж в этом то ты меня разубеждать не станешь?
– Да, – спокойно согласилась Смерть, – Только Саша его сам б этом попросил. Дантес, бедняга, так переживал, они, ведь, лучшими друзьями были… Но Саша сказал ему, что последнюю волю умирающего надо уважать, даже если из-за этой последней воли он и станет умирающим, и Дантес все же выстрелил… Знал бы Саша, на что его обрекает! На всемирную славу, и далеко не самую приятную.
– М-да… – пробормотал я, хрустя соленым огурцом.
– А на счет того, что самоубийцы – трусы, то я и тут я тебе возражу. Давай рассуждать логически, ведь ты же логик? Технарь, да? Что ты выберешь, войти в клетку с тигром, или войти в темную пещеру, из которой доносятся странные звуки?
– Не знаю… – задумался я, – Наверное, все же войду к тигру, и буду молиться о том, чтобы он был сыт.
– Лучше страх, который уже знаком, не так ли? Как ведет себя тигр ты примерно представляешь, и понимаешь, что если он сыт, то у тебя есть шанс остаться в живых. А кто там, в пещере, тебе неведомо. Неизвестность пугает…
– Пугает…
– А теперь вернемся обратно к жизни. Допустим, у тебя жизнь хреновая.
– Хреновая!!! – раздосадовано протянул я, – Аж жить не хочется!
– Во! А говорил, умирать не хочешь.
– Хочу! – икнув, сказал я, – За тобой, Смертушка, хоть на тот свет!
– Так вот, допустим, что жизнь у тебя хреновая, и за каждым углом тебя ждет очередная пакость.
– Ждет!!! – согласился я, тяпнув еще стопарик. Водка пошла хорошо, будто вода. Или это и была вода? Опять Смертушка пошутила…
– Но ты, ведь, знаешь, что она тебя ждет, не так ли? А если ты решаешься покончить жизнь самоубийством, то откуда тебе знать, что ждет тебя там?
– Ты! – сказал я.
– Это сейчас ты это знаешь, а ведь раньше не знал, не так ли? Так вот, ты не знаешь, что тебя ждет за гранью! ДА и сейчас, собственно, не знаешь. Есть ли рай или ад, а если есть, то куда ты попадешь? Может быть, там будет еще хуже? Да и вообще, умирать больно и неприятно. А неизвестность пугает… Пугает любого нормально человека, а самоубийцы – не боятся. Они – пионеры. Они – первопроходцы, которые шагают в тот мир, о котором не знают ничего. Они не боятся оставить ЗДЕСЬ все, что нажито за долгие годы.
– За суициндиков? – предложил я, поднимая рюмку с водкой. Или с водой? Какая теперь разница, я и так хорошенько опьянел. Ну и ладно! На пьяную голову легче принимать такие ответственные решения.
– За тебя, Леша! – подняла свою рюмку Смерть, и я понял, что она имеет в виду.
Во мне и в самом деле заклокотала решимость. Теперь я уважал самоубийц, и даже начал причислять себя к ним. В конце концов, мне выпала такая честь! Я поговорил с самой Смертью, и она предложила мне умереть так, как я пожелаю! Не каждому выпадает такая возможность, а, быть может, одному из нескольких тысяч. Так чего я медлю?! Нужно решаться и идти за ней. Она же сказала, что ТАМ я получу ответы на все свои вопросы, и наверняка ТАМ мне ответят на мой главный вопрос: «Какого, собственно, хрена?!»
– Как я хочу умереть? – задал я вопрос не то Смерти, не то самому себе, – надо подумать.
– Ты говорил, что хочешь умереть красиво, – напомнила она.
– Я не настолько пьян! – обозлился я, чувствуя, что от этой обиды даже немного протрезвел, – Я все помню! И уж точно помню, чего я хочу. Красиво… А красиво – это как? Красиво было бы умереть в бою, на войне. Знаешь, Смертушка, какое самое приятное чувство на свете?
– Сексуальное удовлетворение? – спросила Смерть, – Обычно мне отвечают так.
– Не-а! Пофигизм! Чувство, когда тебе уже все пофигу, и остальные тебе от этого завидуют. Когда ты уволился с работы, но еще не отработал последний день – ты можешь послать шефа по матери, и все коллеги будут тебе завидовать, потому что тебе уже все до лампочки, а им с ним еще работать. Когда ты идешь под проливным дождем и смотришь на людей, ютящихся под козырьками подъездов. Ты-то уже промок, и спокойно можешь идти своей дорогой, а они – нет. И они тебе завидуют… Так и в бою… Ты уже знаешь, что умрешь, и идешь на смерть с чувством полного пофигизма в груди. Ты можешь собрать вокруг себя полсотни врагов, а потом рвануть чеку гранаты, потому что тебе уже все равно! Ты знаешь, что умрешь… Слушай, Смерть, а ты можешь обеспечить мне какой-нибудь подвиг? Ну, прямо сейчас забросить меня в Чечню, или еще куда, в горячую точку? Что б я там умирая подвиг совершил, и мне медаль бы дали.
– Посмертно? – уточнила она.
– Конечно! Ну что? Можешь? Это ж, ведь, тоже самоубийство. Я ведь хочу лезть под пули.
– Могу… – подумав согласилась Смерть, – Куда тебя заслать?
Я задумался. Где у нас идет война? На ум приходила только Чечня, да только вот получать медаль в бою во имя каких-то, неизвестных мне идеалов, как-то не хотелось. Эх, жаль, что Вторая Мировая кончилась!
– Нет, лучше не надо… – одумался я, – Что-то мне расхотелось умирать за кого-то.
Как же еще умереть? Может быть яд? Скучно! Лежать и ждать своей смерти. К тому же, напоследок еще все тело судорогой скрутит, и Смертушка будет вынуждена все же рубануть меня по ногам своей косой. Как-то не эстетично. А выпить какой-нибудь безболезненный яд – это как умереть от старости. Без боли, тихо и спокойно. Красивого тут мало.
Вскрыть вены в горячей ванне? Та же ерунда. Лежать, чувствуя, как из тебя вытекает жизнь, и беседовать со смертью, ожидая того момента, когда ты уснешь навсегда. Нет в этом красоты!
Во! Придумал! Можно облить себя бензином в людном месте и поджечь! Во-первых, огонь очищает – это известно всем. Тут тебе и смерть, и кремация одновременно. Во-вторых, смотреться будет очень красиво – живой факел, мечущийся по площади! Сколько людей будут завороженной смотреть на мою горящую фигуру и думать о том, зачем я это сделал?! Во имя чего?
Однажды я видел в новостях, как какой-то мужик на митинге протеста против чего-то, облил себя бензином и поджег. Как закричала вокруг него толпа! Вот только умирать он не собирался – просто хотел привлечь к себе внимание. И бензином он обился скуповато, и рубашку заранее расстегнул, чтобы легко сорвать эту горящую тряпку со своего тела. Остался в живых, конечно! Даже серьезных ожогов не получил! Зато все смотрели на него, и, вроде как проникались идеями того, за что он выступал. Дескать, раз человек во имя идеи готов сжечь себя заживо – эта идея того стоит.
А вот я сделаю это просто так! Пусть все гадают!
Стоп… А почему это все горящие люди так мечутся, катаются по земле и страшно кричат? Вряд ли для того, чтобы привлечь к себе внимание. Боль… Страшная боль, когда ты сгораешь заживо.
Нее… Не пойдет. Это как войти в клетку к тигру – знаешь, как выглядит твой страх. Я предпочитаю темную пещеру с чудовищем внутри. Может оно белое и пушистое, это чудовище. А вот огонь – это тигр.
Хотя… Можно сожрать перед этим восемь пачек анальгина! В общем, наглотаться обезболивающих, чтобы ничего не чувствовать. Метод… Но это как-то уже не так красиво. Люди вокруг, конечно, не будут об этом знать, но я то буду. А ведь я хочу умереть не во имя чего-то, не для кого-то, а для себя самого. Ну и для моей очаровательной собутыльницы, конечно, раз уж она бросила все свои дела, чтобы придти за мной.
Броситься под поезд?
Застрелиться?
Повеситься?
Все не то…
– Ну? – поторопила меня смерть, поглядывая на часы, – Что ты решил?
– Прыжок! – вдруг неожиданно выдал я, – Хочу прыгнуть!
– Куда?
– Не куда, – передразнил я ее, – А откуда. С высоты! Может и летать научусь.
– Молодец! – похвалила меня Смерть, – Пойдем?
Она встала и подала мне руку.
– Что? Уже?
– А чего ждать? – удивилась она, – Или ты хочешь это сделать в конкретное время суток?
– Да нет… сейчас меня вполне устраивает.
Страха не было. Было любопытство. Проклятое человеческое качество, постоянно требующее от него узнавать что-то новое. Что же там, за гранью? Куда она отведет меня?
– С небоскреба? С самолета? Или с горы? – деловито спросила меня Смерть.
– С горы, – подумав, ответил я, – В какое-нибудь глубокое ущелье.
Мир вокруг меня растаял, а затем снова обрел форму. Мы стояли на краю потрясающе красивого ущелья, дно которого с огромным трудом угадывалось где-то внизу.
– Давай! – Смерть подтолкнула меня к краю.
– А ты будешь меня за руку держать? – глупо спросил я, – Страшно, ведь, все-таки.
– Нет, не буду, – ответила она, – Но если хочешь, потом поймаю тебя в полете. Первый шаг ты должен сделать сам, никто тебе в этом не помошник. А дальше мы полетим вместе. Хочешь?
– Хочу…
Я наклонился над краем бездны. Как там у Ницше… «Если долго всматриваться в пропасть, то пропасть начинает всматриваться в тебя…» Ну, пропасть, что ты видишь в моей душе? Ах, да, ты все равно не ответишь. Ну, тогда, земля – прощай! В добрый путь!
Не знаю, почему «Король и Шут» пел «Разбежавшись, прыгну со скалы». Мне, почему-то, совсем не хотелось разбегаться. Я просто встал на краю пропасти и позволил ветру подхватить меня под руки. Почувствовал, что теряю равновесие я не стал противиться этому, а лишь оглянулся на Смерть, которая ободряюще улыбнулась мне.
– Пошел, страус, пошел! – сказал она.
Ветер засвистел в ушах. Земля ушла из-под ног. Сердце покинуло грудную клетку и радостно забилось где-то в желудке.
Я летел!
Оставалось лишь взмахнуть крыльями, для полной иллюзии полета, но я не стал этого делать. Падать вниз не страшно, ведь ты знаешь, что тебя там ждет. Страшно падать вверх, но это и не возможно.
Кто-то взял меня за руку, и я увидел Смерть, раскинувшую руки и падавшую рядом со мной… Наши руки расцепились за секунду до того, как я коснулся дна, и перед тем, как мир в моих глазах угас, я успел увидеть, как она зависла в воздухе, в сантиметрах от острых камней на дне ущелья.
Был тоннель. Был свет. Вот только свет был не впереди или позади, а повсюду. И я летел сквозь этот свет под ободряющий голос Бутусова: «Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки…»
А потом свет ушел. Осталась темнота, продлившаяся до тех пор, пока я не открыл глаза.
Я увидел руки. Свои руки, на которых покоилась моя голова. Поднял голову и осознал, что она жестоко болит. Пригляделся и обнаружил, что мои руки лежат на столе. Принюхался и понял, что рядом стоит недопитая бутылка водки. Обвел взглядом окружающее пространство, и обнаружил, что сижу на своей же кухне.
А как же полет? А как же Смерть?
На столе передо мной лежали три бумажки, свернутые в аккуратные прямоугольнички. Записки…
Я развернул первую.
«Водка на столе, котлеты в холодильнике,
– каллиграфическим почерком сообщала мне она, —
Я поехала. Твоя крыша…»
Ну Смертушка, ну юмористка!
Я развернул вторую.
«А ты молодец, Лешка! Справился! Истинный пионер и первопроходец! Мы с Судьбой тут посоветовались, и решили, что тебе стоит все-таки еще немного пожить. Может и правда ПНВ изобретешь? Так что живи, и наслаждайся жизнью. Ах да, чуть не забыла, тебе же наверняка обидно, что ты остался жив, что так и не узнал ответы на твои вопросы. Просто разверни третью записку – в ней я открыла тебе один секрет, но он будет ключом ко всем остальным вопросам. Ты человек умный, сам догадаешься…
Целую, твоя Смерть.»
Я взял в руки третью бумажку и долго крутил ее, не решаясь развернуть. В отличие от первых двух она была подписана:
«Какого, собственно, хрена?!»
Должно быть, это и был тот вопрос, на который она обещала дать мне ответ. Самый важный вопрос мироздания. Может и не стоит разворачивать этот листок? Может не стоит искать ответы на те вопросы, которые не положено даже задавать.
