Текст книги "Искры моей души (СИ)"
Автор книги: Кира Стрельникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
– Ты как, голодная, нет? Сейчас будем ужинать или позже? – выдернул из мыслей голос Росса.
– Сейчас, переоденусь только, – я в самом деле успела проголодаться, пока мы ехали, и добавила. – И можно камин разжечь в моей комнате?
– Без проблем, – кивнул Росс.
Я поспешила к себе, все еще пребывая в рассеянных раздумьях. Переоделась, покосилась на ноут и поняла, что не хочу сейчас с Даринкой общаться. Мне надо разобраться самой. И я поторопилась вниз, переключившись на более приятные мысли о еде. Пока помогала Шону расставлять посуду, Росс поднялся ко мне и занялся камином, а потом мы сели ужинать.
– Кира, мы с Россом завтра по делам, можешь осмотреть дом и погулять по окрестностям, – заговорил Шон. – Как раз, определишься с туристическим маршрутом, – он улыбнулся уголком губ, покосившись на меня. – Решим, куда дальше поедем.
– А в Дублине же есть бюро экскурсий, да? – непринужденно осведомилась я, не желая быть обязанной больше, чем уже есть, ну и опять же, от дел отрывать ради того, чтобы свозить меня куда-нибудь, не хотелось.
– Есть, но зачем тебе? – правильно разгадал мой маневр Росс и пожал плечами. – Лишняя трата денег и ограничение во времени. Мы с удовольствием сами свозим тебя, куда захочешь.
– Так у вас же работа, – попыталась я объяснить свою позицию.
– Кира, прелесть частного бизнеса в том, что ты работаешь на себя, – хмыкнул Шон, бросив на меня веселый взгляд. – Ну а грамотный начальник вместо того, чтобы делать все сам, наймет команду хороших управленцев, и ему останется только проверять время от времени, как идут дела. Так что, не переживай, для тебя время найдется, – добавил он и подмигнул.
Крыть было нечем, дальше спорить с братьями не имело смысла, и я сдалась. Не знаю, что там у них на уме, но они явно не собирались оставлять мне шансов избегать их общества и слишком углубляться в размышления о том, что происходит, и как мне поступить. Ладно… Я изобразила бодрую улыбку и кивнула.
– Хорошо, тогда завтра изучу путеводитель, – отозвалась как можно невозмутимее. – Есть комнаты, куда гостям нельзя? – уточнила я на всякий случай. – Ну, кроме ваших личных, конечно?
– Нет, чуланов со скелетами точно нет, – со смешком отозвался Росс. – Можешь ходить, где хочешь.
Что ж, отлично. Я допила чай и поднялась.
– Спасибо, было вкусно, пойду отдыхать, – выпалила на одном дыхании, взяла грязную тарелку и отнесла к посудомойке.
– Если хочешь, спускайся в гостиную, посидим, – донесся голос Шона, когда я уже выходила из столовой.
Вот уж не сегодня, точно. Но я все равно вежливо поблагодарила и удалилась к себе. В спальне стало значительно теплее, за дверцей из закаленного стекла уютно плясали язычки пламени, и я плюхнулась на кровать, открыв ноут. Отвлечемся, дорогая моя, хотя бы на собственное творчество. И да, получилось: в ближайшие несколько часов я погрузилась в привычную деятельность в сети. Отвечала на коменты, обновляла, проверяла почту и прочее. Даже что-то написала, целых три страницы. Правда, в скайп не выходила, решив обсудить происходящее с Даринкой позже. Завтра у меня будет целый день на раскладывание мыслей по полочкам, вот и пообщаюсь. Очнулась от ноута, когда начала зверски зевать, и глаза сами закрывались – стрелки показывали начало двенадцатого. Что ж, раз организм хочет спать, надо послушаться, зато не проваляюсь до обеда. По привычке решила перед сном глотнуть молока и вышла, спустившись по лестнице, а на последней ступеньке замерла – дверь в гостиную была приоткрыта, и оттуда доносились негромкие голоса. Так же, как и вчера.
Естественно, даже не задумавшись о том, что снова подслушиваю, я прокралась к гостиной и навострила ушки.
– Вот интересно, и что это значит? – донесся негромкий голос Росса. – Сдается мне, над нами решили подшутить, – недовольно добавил он.
– Может и решили, только я уже обозначил свою позицию, – а это невозмутимый Шона.
Так, я чего-то не понимаю, пропустила начало разговора, что ли? О какой такой шутке вообще идет речь?
– Ты, конечно, молодец, – в тоне Росса явно слышалась ирония. – Только как быть со знаками? Их два, если ты не заметил.
– Но они еще не до конца проступили, – спокойно отозвался Шон. – А это значит, что все может быть, и у нас обоих есть шансы. Ну, по крайней мере, я так понимаю.
– Хм, любопытная идея, – оживился Росс. – Только как тогда понять, кому из нас она предназначена… Тянет-то нас обоих к ней, Шон. Вспомни, до сих пор одни и те же женщины нам не нравились до такой степени.
Знаки? Какие знаки, о чем они? И что значит – предназначена? Я чуть сама не превратилась в большой знак вопроса, любопытство грозило разорвать, как хомячка. В гостиной, как назло, воцарилось молчание.
– Может, это Кира сама должна выбрать кого-то из нас? – протянул Росс, и я невольно нахмурилась.
А если я не собираюсь никого выбирать? Ну, то есть, ни с кем не планирую заводить никаких романов?
– Узнать бы, случалось ли нечто подобное с кем-то из родни раньше, – резко сменил тему Шон, и я чуть не подпрыгнула от возмущения.
Эй, ну-ка, быстро вернулись к обсуждению меня. Что мне ваши непонятные знаки и предположения. Даже сердито засопела, потом опомнилась и снова притихла – вдруг еще что-нибудь интересное услышу?
– Я завтра заеду к родителям, спрошу, – решил Росс. – Они точно должны знать, бабуля, может, рассказывала.
А вот дальше слушать беседу не получилось. В носу вдруг страшно засвербело, и я, судорожно хватая ртом воздух и моргая слезящимися от могучего приступа, едва добежала до кухни, и только там уже чихнула, аж два раза подряд. Черт, как не вовремя. А вдруг они бы что-нибудь интересное еще сказали? Но одно хотя бы я поняла: эти двое интриганов не собираются оставлять меня в покое. Ну, то есть, похоже, я им обоим нравлюсь, и серьезно… Мамочки. Сглотнув вязкий ком, я поспешила к холодильнику, промочить горло молочком, а когда, достав бутылку, закрыла дверь, едва не выронила тару – на пороге столовой стоял Росс.
– Все в порядке, Кира? – он вопросительно взглянул на меня.
– Да, просто перед сном молока захотелось, – удалось непринужденно улыбнуться, хотя сердце колотилось, как сумасшедшее.
Надеюсь, никто не заметил моего присутствия под дверью. Росс чуть улыбнулся и кивнул.
– Спокойной ночи, до завтра, – попрощался он, окинул меня взглядом, и рассеянным жестом провел пальцами по волосам.
– До завтра, – попрощалась я, и Росс вышел из кухни.
Быстро выпила молоко и почти рысью вернулась в спальню. Все, хватит на сегодня переживаний. Умывшись и переодевшись, юркнула под одеяло, немного почитала, и когда глаза совсем стали закрываться, уснула наконец в обнимку с подушкой. А вот этой ночью, видимо, после насыщенного дня и всех этих разговоров про Малый Народец, снилась мне всякая чушь. Например, что я брожу по какому-то темному лесу, а вокруг меня светлячками вьются самые натуральные феи, маленькие, в светящейся пыльце, оставляющей след в воздухе, и с трепещущими стрекозиными крылышками. Они что-то пищали тоненькими голосами, но я не разобрала, куда-то упрямо пробираясь сквозь деревья и кустарник, и вдруг неожиданно под ногами земля пропала, и… я полетела в пропасть, оступившись с обрыва, и проснулась от собственного крика, с колотящимся сердцем.
Суматошно огляделась, убедилась, что еще самый глухой час ночи, я лежу в своей спальне, в камине уютно едва мерцают угли, и вокруг тишина. Уф. Ну и наснится же всякое, а. Второй раз я засыпала с опаской, но никаких фей не видела, и с обрывов не летела. Обычная абстрактная трудно запоминаемая чушь, от которой на утро в голове ничего не осталось. Ну и отлично. К десяти часам я окончательно проснулась, повалялась еще немного, потягиваясь и слегка морщась – мышцы на ногах с непривычки после долгой прогулки потягивало, – и встала, настроившись на чудный день в одиночестве. Все-таки, я уставала от общения, еще и такого плотного и волнующего. Мурлыча под нос мелодию, я спустилась вниз и занялась завтраком. Сбацала омлетик, гренки с сыром, налила чаю и, подумав, вышла во двор, наслаждаться видом, прекрасной погодой – снова солнышко и даже жарко, как не в Ирландии, честное слово, – и вкусной едой. Ох, вот теперь чувствую в полной мере отдых, да-а.
Жмурясь, как кошка, я неторопливо позавтракала, потом убрала все и решила пройтись по дому, утолить наконец любопытство. Первый этаж кроме большой общей гостиной порадовал той самой библиотекой, в которой вкусно пахло деревом и книгой. Старинное кресло с ушками у неизменного камина так и манило присесть, полки под потолок, заставленные книгами – некоторые очень старые, судя по корешкам, – в углу небольшой стол и монитор компьютера. Единственное указание на современность. Еще имелся кабинет с разными грамотами и кубками – почитала, выяснила, что большинство из них награды за победы в различных выставках и конкурсах для овец, бильярдная, небольшой погреб, куда я тоже сунула любопытный нос. Кладовая с дровами и пакетами с углем, и всяким инвентарем, просторная техническая, увитая трубами с датчиками, здесь же стояла стиральная машинка к моей тихой радости.
Второй этаж не представлял интереса, тут жилые комнаты, я и так поняла, и поднялась дальше, на третий. Сунула нос в первую дверь, за которой обнаружилась мастерская с инструментами, козлами и прочим – наверное, здесь братья занимались ремонтом по дому. За второй к моему удивлению, небольшой спортзал с тренажерами. Отогнав соблазнительные видения полуголых мужчин с блестевшими от испарины, рельефными торсами, я шикнула на распоясавшуюся фантазию и подошла к последней двери. А вот за ней находилось кое-что интересное: что-то вроде большой кладовки. Здесь стояла старая мебель, комод в углу с множеством ящичков и явно антикварный, какие-то сломанные остатки в другом углу, у окна – кресло с протершейся обивкой. Полагаю, до этого у братьев руки еще не дошли, и не сомневаюсь, это когда-то стояло в доме. Я зашла, с любопытством оглядываясь, заметила изящный туалетный столик на гнутых ножках, с зеркалом, покрытым пятнами от старости. Ух ты, какая штучка. Жаль, в маленьких ящиках ничего не было, может, в давние времена тут и хранились флаконы с духами и драгоценности прежней владелицы. А рядом стоял сундук, настоящий старинный, обитый полосами железа. Хм. И без замка.
Руки сами потянулись к крышке, глянуть, что внутри. Конечно, я не надеялась, что Шон и Росс хранят старинные наряды своих прапрабабушек, и скорее всего, сундук пуст… Каково же было мое удивление, когда я обнаружила внутри старые коробки, бережно перевязанные шпагатом. Нет, туда лезть без спроса точно не буду, спрошу сначала разрешения у хозяев, и только посмотрю, что же там дальше внизу. Наклонившись, я передвинула несколько коробок, заметила круглые, похожие на шляпные, картонки, и глаз выдернул что-то у дальней стенки, завалившееся между ней и очередной коробкой. Похожее на книгу, что ли…
Вытащила, уставившись на кожаный тисненый переплет, украшенный уголками, и замочек – сломанный, как поняла в следующий момент, попытавшись открыть книгу. Только это оказалась не книга, а чей-то дневник, страницы покрывал аккуратный, убористый почерк, строчки написаны чуть выцветшими от времени чернилами. Опа. Я в нерешительности замерла, гладя пожелтевшую страницу. Имею ли право заглянуть в него? С другой стороны, если бы эта книжица представляла ценность или важность для братьев, она бы не валялась тут в сундуке на чердаке, всеми забытая. Любопытство покусывало изнутри, толкая под руку и нашептывая все-таки прочитать, и я сдалась. Прихватив находку и пообещав себе обязательно спросить позже разрешения у Шона и Росса, я поспешно спустилась вниз, после некоторого раздумья прихватила теплый плед и вышла во двор, устроившись с ногами на сиденье качелей. Так, ну, посмотрим, что я накопала…
ГЛАВА 5
До моего восемнадцатого дня рождения я и не помышляла о том, чтобы завести дневник, моя жизнь была налажена, спокойна и размерена. Мы с отцом жили в Дублине, в нашем городском особняке, он занимался делами на мануфактуре, делал шерсть, а я вела домашнее хозяйство. Мама умерла, давая мне жизнь, и с тех пор папа не привел домой ни одну женщину. Может, у него и были любовницы, к которым он тайно ходил, не знаю, но его чувства остались вместе с мамой. Многие охотницы за приличными женихами пытались обратить на себя папино внимание, но он неизменно отвечал всем лишь приличествующей воспитанному джентльмену вежливостью, не более.
Нам жилось хорошо вдвоем, папа не торопился и меня выдавать замуж, и тем более навязывать кого-то в женихи, желая мне такого же счастья, как было у них с мамой – по взаимной любви. А потом наступил мой восемнадцатый день рождения… Мы праздновали в узком кругу немногочисленных близких знакомых, я не любила грандиозных праздников. За окном дул неприятный, пронзительный мартовский ветер, бросая в стекло смесь дождя и снега – весна не торопилась приходить. А в большой гостиной нашего дома уютно горел камин, светильники, и вкусно пахло едой, которую для праздничного ужина делали мы с Мартой, нашей кухаркой. Собрались несколько папиных деловых партнеров с женами, они часто бывали у нас, пара моих близких подруг, и, пожалуй, все. И это вышло последнее приятное событие за следующие три месяца. К маю папа разорился, несколько недель отчаянно пытался поправить дела, но не получилось, и от переживаний его хватил удар, хотя он всегда отличался отменным здоровьем. Я осталась одна. Нет больше богатой наследницы мисс Шейлы Фаррен, есть сирота без гроша за душой и с приданым, уместившимся в саквояж.
Дом и большую часть вещей пришлось продать, чтобы хоть как-то покрыть долги, и мне осталась одна дорога – к бабушке за город, на ферму, где родилась моя мама, и куда я с удовольствием приезжала на лето. Как раз уже наступило начало июня, там, должно быть, все зеленое вокруг. И вот, собрав немногочисленные пожитки, оставшиеся после всех торгов, я села рано утром в дорожную карету и отправилась к бабушке. В душе царило запустение, как в заброшенном саду. Я еще до конца не могла поверить, что все это случилось со мной, что папы больше нет, и вообще прежней жизни больше нет, и она никогда не вернется. Разве что, я выйду замуж за аристократа и уеду обратно в Дублин. Да только вряд ли вблизи нашей уединенной фермы или в ближайшей деревне водятся аристократы. Будущее вообще виделось зыбким и неопределенным…
Экипаж довез меня до развилки, от которой уже виднелась крыша дома, я вышла, поправив шляпку, и прихватив саквояж, направилась к дому бабушки. Вокруг расстилались вересковые холмы, через два месяца они сменят цвет с сочно-зеленого на нежный лиловый, когда зацветут. Помню, я очень любила в это время скакать верхом, наслаждаясь дивной природой и свободой, а сейчас… Я ничего не ощущала. В душе было пусто. Наверное, я просто очень устала за последний месяц с небольшим. Сначала похороны, потом бесконечные беседы с кредиторами, унизительная продажа с молотка. Вздрогнув, я зябко передернула плечами, к щекам прилила кровь, и стыд обжег изнутри, ненадолго выдернув из оцепенения. Все, это в прошлом, через полгода никто и не вспомнит о Шейле Фаррен, наверняка появится какая-нибудь новая светская сплетня.
Я быстро шла по дороге, торопясь поскорее добраться до дома – очень хотелось освежиться после нескольких часов в экипаже и немного поспать, а еще поесть. Утром я лишь выпила плохой кофе в скромной гостинице рядом с вокзалом, в шесть утра в меня не влез даже яблочный пирог, выглядевший весьма аппетитно. А еще, денег оставалось слишком мало для такой роскоши. И вот, последний плавный изгиб пройден, и я вижу знакомую высокую фигуру, одетую в темно-коричневое простое платье, ждущую у калитки, и у меня вдруг появляются силы подхватить одной рукой юбки и броситься бегом, задыхаясь от нахлынувшего облегчения. Саквояж едва не выскользнул из моих пальцев, я чудом не выронила его по пути, но подбежав к бабушке, все-таки бросила, чтобы обеими руками крепко обнять ее, вкусно пахнувшую жасминовой водой.
– Бабушка… – всхлипнула, неожиданно почувствовав ком в горле, и прижалась к сухой щеке, зажмурившись.
– Ну-ну, моя хорошая, – мягким, глубоким голосом отозвалась ба и погладила по спине. – Все, Шелли, ты дома, девочка, добро пожаловать.
От детского прозвища, которым она всегда звала меня, глаза защипало, эмоции, запертые все эти недели, просились на выход. И я все-таки расплакалась, уткнувшись в бабушкино плечо, цепляясь за нее, как за единственный якорь, оставшийся у меня. А она утешительно поглаживала, бормоча что-то ласковое и легонько покачивая, терпеливо ожидая, когда слезы закончатся. Последний раз судорожно всхлипнув, я наконец подняла голову и смущенно улыбнулась.
– Прости, бабуля, – проговорила немного гнусаво и шмыгнула носом.
– Ничего, Шелли, тебе надо было, – она ободряюще улыбнулась в ответ и, обняв меня и легко подхватив мой саквояж, направилась к дому. – Джейн, – зычно крикнула бабушка. – Накрывай на стол, моя внучка приехала. Комнату тебе уже приготовили, – а это мне. – Переоденешься, освежишься, и за стол…
– Мне не во что особо переодеваться, – грустно отозвалась я, поднимаясь по ступенькам крыльца дома, где я всегда ощущала уют и тепло. – Мое единственное платье на мне, бабушка.
Она окинула меня прищуренным взглядом ясных голубых глаз и кивнула.
– Хорошо, завтра поедешь со мной, я все равно на рынок в деревню собиралась, там и в лавку портного зайдем. А сегодня отдыхай, – решительно заявила бабуля, и я не посмела спорить и говорить, что и денег нет.
Бабушка, несмотря на возраст, выглядела пышущей здоровьем, морщины почти не тронули лицо, а на щеках цвел румянец, больше приличествующий молодой девушке. Только в темно-медных, как у моей мамы, волосах кое-где запутались серебристые нити. Морин Линч была дамой хоть куда, и на нее заглядывались окрестные зажиточные деревенские. Но бабушка лишь отмахивалась от ухаживаний, однако исправно принимала букетики цветов и мелкие подарки, появлявшиеся на крыльце с завидной регулярностью.
Мы зашли в дом, где вкусно пахло сухими травами и деревом, и меня тут же окружили бабушкины слуги: кухарка Джейн, дородная, пухлая розовощекая дама, сама похожая на булочку, сухопарая Эмма, экономка, и горничная Абигайль, по-домашнему просто Эбби, смешливая молодая девушка, служившая у бабушки последние лет пять, вместо старой горничной, с почетом отправленной на покой. Абигайль была ее племянницей. Меня слегка оглушили приветствия, охи и ахи прислуги, их заботливое кудахтанье, ничуть не раздражавшее. Со мной так давно не обращались, как полагается, что я снова едва не расплакалась. Эмма тут же поручила Абигайль проводить меня в мою спальню и помочь разобрать немногочисленные пожитки, и эта привычная суета помогла отвлечься от мрачных мыслей.
Я освежилась в ванной, облачилась в одно из платьев Абигайль – она даже слушать не захотела, чтобы я надела обратно пропыленный дорожный наряд, а мы с ней были одного роста и схожей комплекции. Ну а я вовсе не аристократка, чтобы воротить нос от предложенной помощи, и с готовностью переоделась в свежее, от души поблагодарив горничную. Тем более, платье из тонкого льна с вышивкой выглядело очень даже мило. Потом был ланч с бабулей – по молчаливому согласию мы не касались всего случившегося со мной за последние месяцы в Дублине, – после я удалилась к себе и проспала несколько часов, восстанавливая силы и душевное равновесие. Ну а уже ближе к вечеру, перед обедом, бабуля предложила проехаться верхом по холмам, и я не стала отказываться.
Мы неторопливо ехали по узкой тропинке мимо пастбища, и я впервые за последнее время чувствовала, как распрямляются плечи, и дыхание становится глубоким и свободным. Свежий, чистый воздух, безоблачное небо, вересковые холмы – знакомый с детства пейзаж, приносивший спокойствие моей душе.
– Мне жаль, что я не успела к похоронам, – вздохнула бабуля. – Твой отец был хорошим человеком, Шелли. Я была на ярмарке в соседнем графстве, и вести дошли до меня с опозданием.
– Ничего, я понимаю, – мои губы тронула грустная улыбка.
– Говорила я Эвану, ты должна родиться здесь, тогда и мать твоя жива бы осталась, – на лице бабушки мелькнула досада. – Но он был редкостным упрямцем. Ладно, что уж теперь, – она махнула рукой. – Ты вернулась, и это главное, Шелли. Теперь все наладится, – уверенно заявила ба, и я не нашлась, что возразить.
По крайней мере, нуждаться я точно не буду. Наша ферма приносила пусть не очень большой, но приличный доход, которого хватало и на содержание дома, и на прислугу. Мы проехали мимо холмов на равнину, с которой открывался красивый вид уходящих вдаль зеленых волн, и я с восхищением вздохнула, прогоняя туман грусти. Взгляд скользнул по видневшемуся в отдалении поместью, соседствовавшему с нашими землями.
– Недавно молодой хозяин объявился, – обронила ба, заметив, куда я смотрю. – Приезжал знакомиться.
– Да? И кто он? – во мне проснулось слабое любопытство.
– Граф Кавендиш, поговаривают, вернулся из Лондона. Вежливый, лощеный, – бабуля фыркнула. – Мне такие не нравятся, слишком уж вкрадчивые манеры у него. Расспрашивал, как мы тут живем. А мы люди простые, чего нам эти аристократы, – она воинственно вздернула подбородок и осторожно покосилась на меня.
Я негромко рассмеялась, похлопав лошадь по шее.
– Не волнуйся, ба, изящным обхождением меня не очаруешь, – правильно распознала я ее опасения. – Да и что ему до скромной бесприданницы, – беспечно дернула плечом и развернула лошадь – солнце потихоньку клонилось к закату, пора возвращаться.
– Вот и славно, – проворчала бабуля, и мы направились обратно к дому.
Эта короткая прогулка словно очистила изнутри, вымыла из души давящую атмосферу Дублина последних недель, в которой я жила. Снова захотелось улыбаться, наслаждаться красками жизни верить, что все действительно будет теперь хорошо. Я засыпала, успокоенная и умиротворенная.
Утром, конечно, встала чуть позже, чем обычно, и Эбби меня не разбудила – должно быть, бабуля попросила не тревожить и дать отдохнуть. Я спустилась к завтраку в том же платье, что одолжила горничная, и в просторной столовой уже вкусно пахло поджаренным беконом, а на столе накрыт завтрак. Бабуля сидела на своем месте, одетая в блузку, темно-синюю юбку и такого же цвета пиджак, перчатки и шляпка лежали рядом.
– Шелли, доброе утро, – громко поздоровалась она, широко улыбнувшись мне. – Садись, Джейн уже все приготовила. Попробуй творог с джемом, все свежее, ты же помнишь, какой потрясающий джем варит наша Джейн? – ба подмигнула, и я улыбнулась в ответ, опускаясь на свободный стул.
С аппетитом позавтракав и съев все до крошки, я поспешила за бабушкой во двор – там конюх приготовил коляску, в которой она обычно ездила в деревню. Причем, правила Морин сама, и весьма уверенно. Я забралась за бабушкой на козлы, она неожиданно звонко причмокнула губами и хлестнула поводьями, и лошади резво побежали по дороге.
– Нам около часа ехать, – пояснила бабуля, и я приготовилась наслаждаться поездкой.
Было довольно свежо и рано, и я куталась в шаль, одолженную мне Джейн, из шерсти овец с нашей фермы. Бабушка беспечно болтала о каких-то пустяках, я слушала ее вполуха, улыбаясь и жмурясь, пока в сознание не ворвались последние слова бабушки:
– …обязательно надо поехать, Шелли. Там очень весело, тебе наверняка понравится.
– Прости, ба, куда? – переспросила я, очнувшись от мечтательной рассеянности.
– На ярмарку и танцы, конечно, – хмыкнула она, покосившись на меня. – Через несколько дней в деревне будет, ты молодая, нечего запираться в четырех стенах, – решительно заявила Морин. – Да и я пойду, и Эбби с Джейн возьмем. Мы часто туда ходим, Шелли, так что, дома точно не отсидишься, – ба подмигнула.
– Хорошо, – покладисто согласилась я.
Танцы и ярмарка – это здорово, веселиться я любила, как всякая девушка. И признаться честно, деревенские праздники нравились гораздо больше, чем те немногие чопорные светские мероприятия, на которых я бывала в Дублине. Здесь люди проще, добрее и гораздо более открытые и честные, чем в городе.
– Сначала заедем на рынок, надо купить Джейн зелени и овощей, и еще, сегодня обещали привезти рыбу, мне что-то захотелось рыбного супа, – продолжила бабуля. – А потом проедемся по лавкам, надо заказать мяса у мистера О'Фланнагана и потрохов на пироги, Джейн чудные пироги печет. Ну и, конечно, одежду и обувь тебе, Шелли, негоже, чтобы моя внучка ходила оборванкой, – закончила она.
Мне такой план понравился, мысль, что скоро наконец я обзаведусь нормальным гардеробом, несказанно радовала. Только вот он едва не сорвался, когда при въезде в деревню, расходясь с телегой крестьянина, наша коляска наехала колесом на камень на обочине – дорога оказалась не слишком широкой. Я вцепилась в сиденье, чуть не свалившись от толчка, раздался громкий хруст, и звучное бабулино проклятье. Ого, а я и не знала, что она может такими словечками выражаться. Морин погрозила удаляющейся как ни в чем не бывало телеге кулаком с зажатым кнутом.
– Да чтоб тебе элем подавиться, чертов слепец, – снова выругалась ба, и я не удержалась, хихикнула. – Не смешно, – сердито фыркнула она и слезла на землю, посмотреть, что с экипажем. – Я сейчас и не такое скажу. Ну вот, придется добраться до кузнеца и оставить коляску ему, надо заменить треснувший обод, а пока пешком прогуляться, – Морин вздохнула и выпрямилась. – Потом заберем и проедемся снова, захватим покупки, чтобы не таскать за собой.
– Далеко этот кузнец? – уточнила я, пока ба забиралась обратно.
– Нет, в паре домов отсюда, на окраине, – Морин хлестнула лошадей, и мы медленно поехали дальше. – Потом пройдем до центральной площади, там рынок.
Шум кузницы мы услышали прежде, чем появилась она сама, и ветерок донес запах горячего металла. Равномерные звонкие удары разносились в чистом воздухе, а вскоре показалась и кузница. Бабуля остановилась у распахнутых дверей, откуда и доносился звон молота, и виднелись россыпи искр, и слезла на землю, я за ней, с любопытством оглядываясь. Рядом с кузницей стоял добротный дом с остроконечной крышей, обнесенный аккуратной изгородью.
– Донал. До-онал, – громко крикнула бабушка, дождавшись перерыва в ударах.
Они совсем прекратились, и спустя несколько минут к нам вышел кузнец, Донал, как назвала его ба. Я засмотрелась на широкоплечую фигуру с могучими мышцами, красиво перекатывавшимися под покрытой испариной кожей – на кузнеце кроме кожаных штанов и фартука больше ничего не было. Мои щеки тут же опалило румянцем, я стыдливо отвела взгляд, взволнованно задышав, но исподтишка продолжила рассматривать Донала. Он вытирал руки тряпицей, длинные, каштановые с рыжими искрами волосы были забраны в хвост, лоб пересекала кожаная полоса, чтобы пот не заливал глаза. Какого они цвета, я не рассмотрела со своего места, а вот квадратный, гладко выбритый подбородок и белозубую улыбку – да, отлично. На вид Доналу было не больше двадцати пяти где-то.
– Миссис Линч, – поздоровался кузнец низким, густым голосом, и мое сердечко отчего-то забилось чаше, а внутри все завибрировало, отозвавшись. – Доброго утречка. Что-то случилось?
– Да какой-то пень безглазый столкнул нашу коляску на обочину, на камень, – Морин махнула назад. – Посмотришь, что с колесом? А мы с Шейлой пока пройдемся по рынку и лавкам, – ба улыбнулась, взяв меня под руку. – Внучка моя, насовсем жить приехала, – добавила она, и я успела поймать хитрый взгляд.
Донал перевел глаза на меня, и я чуть не сделала по привычке реверанс, отчего смутилась еще сильнее, и лицо запылало жарче, будто я стояла около самого горна. Странно, обычно перед молодыми людьми я не терялась, никогда.
– Донал Клэнси, очень приятно, мисс, – поздоровался он.
– Добрый день, – пробормотала я, досадуя на собственную косноязычность и замешательство.
– Так посмотришь коляску-то? – весело переспросила бабушка, со странным довольством глядя то на меня, то на кузнеца.
– Конечно, посмотрю, миссис Морин, идите спокойно по своим делам, – Донал сделал несколько шагов вперед, поравнявшись с нами, и я, едва не пискнув, чуть не спряталась за спину бабушки.
Клэнси возвышался надо мной на целую голову, моя макушка едва доставала ему до плеча, и рядом с ним я вдруг ощутила себя хрупкой и маленькой. Странное ощущение, отчего-то волнующее и одновременно беспокойное. Со мной никогда такого не было, ни разу.
– Вот и здорово, – удовлетворенно кивнула ба и потянула меня за собой. – Пойдем, Шелли, пока на рынке все свежее.
Пока мы не свернули за угол ближайшего дома, очень хотелось обернуться, и между лопаток как кто-то легонько щекотал. Я почему-то не сомневалась, что этот Донал смотрит на меня, и от этого лицу делалось еще жарче.
– Славный молодой мужчина, – одобрительно цокнула языком бабуля, врываясь в мои сумбурные мысли. – Между прочим, наш Клэнси завидный жених, полдеревни девиц на него заглядывается, – усмехнулась Морин, несильно подтолкнув меня локтем.
– Ба, – возмутилась я прозрачному намеку и выразительно посмотрела на бессовестную родственницу. – Ты вообще о чем?
– А он так заинтересованно на тебя смотрел, – продолжила она как ни в чем не бывало. – По-моему, ты понравилась ему, Шелли.
– Ба, – повысив голос, повторила я, в который раз за последние несколько минут заливаясь румянцем. – Ну что ты ерунду говоришь.
Морин остановилась и повернулась ко мне, одарив неожиданно проницательным взглядом.
– Вот после праздника и посмотрим, ерунду или нет, – обронила она странную фразу, и мы пошли дальше к центральной площади и рынку.
Покупки немного отвлекли от мыслей о кузнеце, я с удовольствием окунулась в шумную атмосферу, помогая бабушке выбирать продукты и заодно знакомясь – казалось, ее тут знают все, даже мальчишки, сновавшие между лотками. А в свои прежние приезды я в деревню особо не ездила. Я напробовалась разных домашних копченостей, сыров, и прочих вкусностей, и когда мы отправились по лавкам, ближе к ланчу, есть уже не хотела. Еще около полутора часов мы потратили на подбор мне нового гардероба, кое-что купили сразу, кое-что должны были подогнать по моим меркам и привезти к бабушке позже. Больше всего я обрадовалась крепким ботинкам на толстой подошве и удобном каблучке, самая лучшая обувь здесь, за городом, а не те легкие туфельки, в которых я приехала. В лавке галантерейщика я не устояла и купила красивый черепаховый гребень – точнее, бабуля купила, увидев с каким восторгом смотрю на вещицу. Давно я не позволяла себе ничего подобного, и увезла из Дублина лишь простые шпильки для волос и пару серебряных заколок, украшенных жемчугом – все, что осталось от мамы.
