355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Андрианов » Атакую ведущего! » Текст книги (страница 1)
Атакую ведущего!
  • Текст добавлен: 7 сентября 2016, 17:46

Текст книги "Атакую ведущего!"


Автор книги: Илья Андрианов


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Илья Филиппович Андрианов
Атакую ведущего!

Первый инструктор

В то мартовское утро 1942 года стоял легкий морозец, но ближе к полудню погода разгулялась, стало припекать солнце. Мы, летчики, высыпали из темной, продымленной землянки и, усевшись на душистой пшеничной соломе, привезенной старшиной для набивки матрацев, нежились под ласковыми лучами.

На горизонте, над черными, оголившимися от снега балками, зыбко струился теплый воздух. Свежий, упругий ветер доносил запахи оттаивающей земли.

– Денисов! – громко крикнул адъютант эскадрильи, выйдя из штабной землянки. – К командиру полка!

Я взял шлемофон, планшет и пошел на КП.

У входа, разговаривая между собой, стояли комиссар нашего полка Круглов и начальник штаба майор Тарасов. Я отдал им честь, спустился в землянку. Тарасов и комиссар вошли следом за мной.

Командир сидел за столом и что-то писал.

– Товарищ командир, лейтенант Денисов по вашему приказанию прибыл! – доложил я.

Дерябин поднялся, подошел ко мне:

– Вот что, Денисов. Полетишь в штаб армии на слет мастеров воздушного боя.

Я ожидал чего угодно, только не этого.

– Да какой же я мастер, товарищ майор! Талалихин, что ли? Есть и поопытнее меня.

Комиссар, стоявший рядом, положил руку на мое плечо и сказал:

– Ничего, ничего. Мы тут посоветовались и решили послать именно тебя. Молодым тоже расти надо.

– Разрешите тогда, товарищ майор, хоть принарядиться малость…

Командир взглянул на мой отнюдь не с иголочки комбинезон, потом глаза его скользнули по видавшим виды кирзовым сапогам.

– Давай! Только по-быстрому. На сборы даю полчаса, ясно? Полетишь на У-2.

На дежурной машине я съездил в село, где квартировали все летчики нашего полка. Переоделся мигом. По пути к самолету заглянул к товарищам. Встретили меня с явным любопытством.

– Ты куда это так прифорсился? – спросил мой друг Гриша Сечин. – Словно на парад!

Я рассказал, зачем меня вызывал командир полка.

Услышав наш разговор, подошел командир второй эскадрильи капитан Пименов.

– Это хорошо, конечно, что наш полк не забывают, – сказал он. – Но ты там при удобном случае осторожненько намекни начальству: пусть, мол, летчиков еще пришлют, самолетов добавят, вот тогда покажем фашистам, где раки зимуют!

С этим напутствием я и улетел.

Штаб армии располагался в бывшей школе. Здесь уже было полно народу. По длинному коридору я пошел в комнату регистрации. Вдоль стен группами и поодиночке стояли летчики, в основном старшие командиры. У многих на груди блестели боевые ордена.

Поглядывая по сторонам, я искал своих ровесников, равных по званию. И вдруг кто-то сзади крепко схватил меня за плечи и потянул к стене. Я обернулся и увидел сияющее от радости лицо лейтенанта Стрелкова, моего друга и земляка.

– Колька, ты?!

– Здорово, Серега! Сколько лет, сколько зим, а?

Тут в коридоре прозвенел самый обыкновенный школьный звонок: нас приглашали в зал. Мы с Николаем сели на задний ряд. Пока летчики рассаживались, я попросил Стрелкова:

– Ну, рассказывай, как в этих краях оказался. Я помню, ты из училища в Молдавию уехал?

– До войны служил на Днестре. Теперь здесь, – и он, тяжко вздохнув, добавил: – Рядом, в Сватове…

– Ох ты! Значит, это вы на «ишачках» летаете? А мы в Трехизбенке сидим, на «лавочкиных». Да я в день по три раза над тобой пролетаю! А кто из ребят нашего выпуска с тобой? В вашей команде уезжали Виктор Толмачев и Гриша Кормилюк. Гриша тогда мне говорил, что мимо дома проезжать будет, хотел заскочить. Удалось ему?

– Нет, не заехал, – тихо сказал Николай. – Нет больше Грицка. В первый же день войны взлетел на отражение налета «юнкерсов», сбил над аэродромом одного фашиста и… И сам под огонь «мессера» попал.

Он помолчал и добавил со вздохом:

– Так и не пришлось ему сынишку повидать. Парнишка ведь без него родился, потому так и рвался Гриша домой… И Толмачев с задания не вернулся. Такие дела, Серый.

– И у нас, Коля, многих ребят уже нет. Ты знал их. Мишу Гудкова над рекой Самбек сбили. Гаврюшу Куриловича – над Ростовом. Пашку Муравьева насквозь продырявили, в госпитале лежит. От нашей команды, что приехала в полк, всего пять человек и осталось.

Открытие слета почему-то задерживалось, и мы, обменявшись новостями, сидели теперь молча, думая каждый о своем. Я вспомнил Виктора Толмачева, неистощимого остряка, любимца нашего отряда. Вспомнил выпускной вечер. После построения мы толпились в фойе Дома культуры у зеркала, любовались собой. Все в новенькой форме, в хромовых сапогах со скрипом, перетянутые блестевшими ремнями… Вытянув шею и поправляя галстук, к зеркалу подошел и Виктор.

– Прощай, наша родная хата-казарма с двухъярусными коечками, – он сделал скорбно-плутоватую мину. – Прощайте, аэродром и строжайший наш начальник – старшина Закордонец! Не прочтет он нам теперь любимую им мораль: «Дисциплина, товарищ курсант, начинается с молодцеватого вида и белоснежного воротничка!»

Эх, Витька, Витька! Сколько таких, как ты, уже погибло. Сколько еще не вернется домой…

– Слушай, Коля, – прервал я молчание. – Не встречал ли ты Гургена Парикяна? Ну помнишь красавца мужчину со смоляными усиками? Он еще в самодеятельности так зажигательно «лезгинку» плясал…

– Спрашиваешь! Да мы с Гургеном воевали рядом. Правда, он в другом полку служил. Сбил два самолета, в разведку не раз летал. Получил орден Красного Знамени. Сейчас в тылу. Учится на новых самолетах летать.

Тут в зал вошел полковник – строгий, подтянутый, на вид лет сорока. Это был заместитель командующего армией по ВВС Вершинин. За ним в дверях появился член Военного совета генерал Алексеев. Прозвучала команда «смирно!». Все встали. Полковник Вершинин громко поздоровался. Когда все снова уселись, он сказал:

– Товарищи! Я собрал вас здесь, лучших летчиков полков, чтобы обсудить важные вопросы. Разговор пойдет о многом, в том числе и о тактике ведения воздушного боя, и о наших боевых машинах… Хочу услышать от вас, как вы относитесь к мнению отдельных летчиков, будто бы наши самолеты ЛАГГ-3 уступают «мессершмиттам».

Короткий доклад сделал сам командующий, затем начались выступления участников слета. Выступил и я.

– На «лавочкиных» мы летаем около года. Провели десятки воздушных боев. Летчики нашего полка совершенно уверены: эта машина лучше немецкой. Лучше! Она на полтонны легче «мессершмитта». И мотор у нее мощнее, и вооружение. ЛАГГ-3 оснащен скорострельным оружием, под крыльями у него подвешены реактивные снаряды. А скорость? Более шестисот километров в час! И тут «мессеры» нам уступают. Только вот маловато их нам дают, – вовремя вспомнил я слова комэска Пименова, которые он просил обязательно передать «начальству». Я заметил, что Вершинин что-то быстро записал в свой блокнот, и, набравшись духу, обратился к нему: – Товарищ заместитель командующего! У меня и у наших летчиков, конечно, есть такая просьба: нельзя ли изменить построение боевого порядка самолетов в воздухе? Звено, состоящее из трех машин, – впереди ведущий, слева и справа – ведомые – не слишком маневренное и как бы слепое. Летчики словно связаны между собою невидимыми нитями. Стоит командиру звена развернуться влево, как его левый ведомый, чтобы держать строй, проваливается вниз, а правый, наоборот, подскакивает вверх! Оба летчика, боясь столкновения, впиваются глазами в ведущего. За противником смотреть уже некогда, этим частенько пользуются немцы, а мы несем потери…

– Спасибо, лейтенант, за предложение! – прервал меня Вершинин. – Об этом уже был разговор в Главном штабе ВВС. Скоро выйдет приказ об изменении боевого порядка. Звено будет состоять из четырех самолетов, то есть двух самостоятельных пар. Это и даст вам свободу маневра.

Затем он предоставил слово командиру звена легких ночных бомбардировщиков лейтенанту Зуевой. Что-то знакомое почудилось мне в фигуре девушки. Когда же она подошла к столу и повернулась лицом к нам, я тотчас узнал своего первого инструктора.

– Коля! – наклонился я к Стрелкову. – А ну-ка посмотри на оратора повнимательнее. Это же наша Катя!

Зуева, откинув с высокого лба каштановую прядь волос, легонько откашлялась и взволнованно заговорила:

– Товарищи! Я – представитель женского полка легких ночных бомбардировщиков. Но это, пожалуй, громко сказано. Летаем мы на обыкновенных У-2. Наш аэродром находится у села Трехизбенка…

«Так это же совсем рядом с нами!» – подумал я с радостью.

– Мы воюем ночью, – продолжала Катя. – Подвешивают мне под крылья две бомбы. Я взлетаю, иду к передовой, сбрасываю их на фашистов и возвращаюсь домой. Вслед за мной через три-четыре минуты летит подруга и тоже бросает. А подруг у меня в полку сорок! И так всю ночь напролет, то взлет, то посадка. Не знаю, правда или нет, но пленные немцы говорят, что от наших бомб они совсем спать разучились. И немудрено, потому что за ночь каждая наша летчица по пять-шесть вылетов делает, товарищи!

Раздались аплодисменты, возгласы: «Молодцы, девчата!»

После выступления Зуевой был объявлен перерыв. Летчиков пригласили пообедать в столовой.

Выйдя в коридор, мы со Стрелковым стали искать Катю и вскоре увидели ее. Она шла в нашу сторону – невысокая, но стройная, с легкой походкой. На ладно сидевшей на ней гимнастерке алел орден Красной Звезды.

Улыбаясь, Катя протянула нам сразу обе руки, Николаю – левую, мне – правую. Я знал: когда мы учились в аэроклубе, Стрелков и Катя были неравнодушны друг к другу.

Пожимая девушке руку, я пошутил:

– Заметил, Коля, какую тебе Катя руку подала? Левую, что ближе к сердцу. Недаром говорят: левая – для друга, правая – для всех!

Катя, слегка смутившись, рассмеялась:

– Денисов, вы, как всегда, в своем репертуаре.

Мы втроем зашли в столовую, сели за столик в углу.

– Сережа, – сказала Катя, – а вы очень изменились. Совсем не похожи на того юношу, каким были в аэроклубе – длинным, худым, с непокорным чубом… Только вот глаза остались прежние. Не глаза, а лукавые бесенята! Представляешь, Николай, никак не могла понять, когда он смеется, а когда серьезен.

Стрелков смотрел на Катю не отрываясь, и она, вспыхнув, опустила глаза, принялась теребить край клеенки. Некоторое время за столом царило неловкое молчание. Нас выручила официантка. Она принесла нам первое – аппетитно дымившиеся щи с мясом. Мы взялись за ложки.

За обедом Катя и Николай о чем-то потихоньку переговаривались. Я делал вид, что занят едой. Изредка поглядывая на Катю, я вспоминал осень 1938 года, когда так круто повернулась моя жизнь, в чем свою роль сыграла и эта черноглазая девушка…

Однажды утром меня вызвали в заводской комитет комсомола.

– Денисов, сегодня вечером комсомольское собрание, – встретил меня секретарь. – Пиши объявление. К вам из аэроклуба летчик-инструктор придет. Да, вот что! Возьми этот плакат и повесь в цехе на видном месте.

Я развернул плакат. На ярко-голубом фоне красовался широкоплечий летчик в темно-синей форме с высокой фуражкой, на которой красовалась золотая кокарда. Подняв мужественный подбородок, он смотрел вдаль – на стремительно летевшие самолеты. Внизу было написано: «Молодежь, на самолеты!»

После работы, когда все собрались в цехе, появился секретарь заводского комитета комсомола Костя Иванов. Рядом с ним шла миловидная девушка в белом свитере и черной юбке. В президиуме она села между мной и Ивановым. Я принял ее за представителя райкома комсомола и все поглядывал на дверь, вот-вот ожидая увидеть бравого летчика, который, видно, немного запаздывал.

Началось собрание. Иванов встал и сказал:

– Товарищи комсомольцы! Слово предоставляется летчику-инструктору аэроклуба Екатерине Зуевой!

И вдруг моя соседка поднялась с места и, заметно волнуясь, заговорила:

– Центральный Комитет комсомола обратился к юношам нашей страны с призывом осваивать авиационную технику. Мы, комсомольцы аэроклуба, приглашаем вас, ребята, к себе – учиться этой сложной и мужественной профессии. Прошу всех, кто желает учиться летному делу, называть свою фамилию.

Девушка взглянула на меня, улыбнулась и добавила:

– Ну что, цеховой комсорг, с тебя начнем? Я, словно под каким-то гипнозом, кивнул:

– Конечно. С меня и начнем. Денисов моя фамилия.

В нашем цехе записалось шесть человек, а на занятия в аэроклубе были допущены четверо. Двое не прошли медицинскую комиссию.

После зимних теоретических занятий мы вышли наконец на аэродром. Было общее построение. Мы, учлеты, стояли перед краснозвездными машинами, посматривая в сторону аэроклубовского начальства. Кто же будет нашим инструктором?

Вот увидели шагавшего к нам командира звена. Рядом шла девушка в синем комбинезоне, с планшетом через плечо. На ее голове был летный шлем с белевшим из-под него шелковым подшлемником.

Стоявший справа от меня Стрелков шепнул:

– Это что, пополнение ведут? Откуда ее взяли? Наши девчонки, Таня и Ольга, в первой группе стоят.

Когда командир звена и его спутница подошли ближе, мы сразу узнали в ней ту девушку, что приходила к нам на завод.

– Товарищи учлеты, – сказал командир звена, – вот ваш инструктор. Это Екатерина Ивановна Зуева. Так что прошу любить и жаловать.

После построения Стрелков сказал:

– Давай, Серый, пока не поздно, попросимся в другую группу.

И мы пошли к командиру звена. Он выслушал нас и спокойно сказал:

– Зря вы, ребята. Я не советую. Зуева в прошлом году с отличием окончила наш аэроклуб. Мы ее как одну из лучших выпускниц у себя инструктором оставили. Это вам о чем-то говорит?

Словом, мы остались в Катиной группе и потом ни разу не пожалели об этом.

…Начались полеты. В воздухе Зуева чувствовала себя куда увереннее, нежели на земле. Скоро мы поверили в своего инструктора, прониклись к ней уважением и смотрели на Катю без прежнего мужского превосходства.

Она оказалась очень строгим учителем и сразу замечала наши малейшие ошибки. Мне, например, неделю подряд твердила:

– Денисов, убери левый крен! Сколько раз можно повторять?

Я лечу и думаю: «Какой крен? У меня, по-моему, все нормально. И чего придирается!»

А она за свое:

– У тебя, Денисов, правая рука, что самолетом управляет, за головой ходит. – В переговорном устройстве голос Кати звучал сердито. – Куда ты ее поворачиваешь, туда и самолет валится.

Николая Стрелкова она укоряла в том, что тот не чувствует высоты, так и норовит в землю влезть. Катя, видимо, полагала, что Стрелков тугодум, досадуя на его непонятливость. А Николай вместо того, чтобы за машиной следить, за приборами, отклонит голову вправо и смотрит в обзорное зеркало на Катю. Однажды на посадке, вот этак заглядевшись на нее, ударился колесами о землю и дал такого «козла», что был затем в пух и прах высмеян и разрисован в стартовой «Колючке»…

Подошло время самостоятельных вылетов. В то утро мы пришли на аэродром раньше обычного. Под бодрую команду инженера отряда: «Раз, два… Взяли!» – распахнули широкие ворота ангара и, ухватившись за крылья, стали выкатывать из него самолеты У-2.

После успешного проверочного полета вместе с командиром отряда мне разрешили вылететь самостоятельно.

Мы с Зуевой стояли у крыла самолета, и она давала мне последние указания. Как это принято у летчиков, Катя все показывала мне руками. То тянула руку к себе, слегка приседая и поясняя правила посадки, то наклонялась в стороны, изображая повороты.

– Главное, не старайся выполнить полет лучше, чем всегда. Летай, как обычно, и будет порядок.

Я согласно кивал головой. Затем подошел к самолету, схватился руками за борта и, вскочив в кабину, непослушными пальцами стал пристегивать ремни. Катя, видя мое волнение, не выдержала, снова подошла и еще раз напомнила:

– Учти, Денисов, взлететь в воздух и медведь сможет. Основное – сесть. На посадке правильно смотри из кабины. Вперед – на тридцать метров, влево – на пятнадцать градусов. Взглядом как бы скользи по поверхности, не сопровождая землю глазами. Тогда будешь чувствовать высоту. Ясно тебе?

Я утвердительно кивнул головой. Катя повернулась в сторону «пятачка», где на скамейках сидели пилоты, и звонким голосом крикнула:

– Старшина!.. Мешок с песком!

Николай Стрелков и Гошка Афиногенов, кряхтя от натуги, принесли тяжеленный мешок к самолету и положили его на место инструктора. Самолет У-2 был очень легким. Стоило инструктору вылезти из кабины, как резко менялась центровка машины, и в воздухе самолет начинал задирать нос. Это усложняло условия полета, особенно на посадке.

Не видел я в первом самостоятельном полете ни города, ни широкой, извилистой реки, ни леса… Я так крепко сжимал ручку управления, что из нее, казалось, вот-вот брызнет сок. С инструктором было куда проще. Знаешь, что впереди тебя сидит опытный летчик, который исправит любой твой промах. Это успокаивало, вселяло уверенность. Качнет Катюша головой влево – делай левый разворот, вправо – стало быть, правый…

Теперь я внимательно смотрел на крохотную букву Т, белевшую на зеленой траве аэродрома, и думал лишь о том, как бы не опозориться перед инструктором и ребятами.

Наконец благополучно сел.

Заруливая на стоянку, я издали увидел: Катя улыбалась, а Николай показывал мне большой палец: «Молодец!»

Выключив мотор, я выбрался из кабины и подошел к ним. Катя поздравила меня с первым самостоятельным вылетом, а Стрелков сказал:

– Серый, ты так шикарно подвел машину к земле, что она сначала будто пощупала ее колесами. А потом р-раз – и классная посадка на три точки!

…В конце лета состоялся наш выпуск. Жидкий азроклубовский оркестрик довольно исправно выводил авиационный марш: «Все выше, выше и выше…» Катя Зуева пришла на праздник в нарядном белом платье, и Николай не мог оторвать от нее глаз.

Утром мы всей группой сделали набег на ближайшее поле и оборвали там все ромашки и полевые гвоздики. Получился огромный букет, который мы и преподнесли своему инструктору…

И, глядя теперь на Катю, счастливую, взволнованную, я только сейчас полностью осознал, сколько же ей надо было иметь выдержки, терпения и душевного такта, чтобы управляться с нами, десятью гавриками, у каждого из которых был свой нрав и характер. Она никогда не кричала на нас, не ругалась, не иронизировала, а брала нас своей мягкостью, женственностью. Словом, Катя Зуева оказалась настоящим инструктором. А ведь мы поначалу хотели от нее сбежать…

После обеда мы уже втроем снова вошли в зал и уселись на свой последний ряд. Продолжая разговор, я тихонько спросил Зуеву:

– Так это вы, Катюша, на своих «кукурузниках» нам ночью спать не даете? Вот не знали, что это вы рядом с нами стоите. Мы думали, какие-нибудь старики-пенсионеры. А то давно бы к вам маршрутик проложили!

– Вы, Сережа, нас обижаете. На этих машинах и летчики летают – молодые, здоровые. У нас с ними дружеское соревнование идет. Вот все боимся, как бы они нас не обошли. Однажды был такой случай… Погода стояла скверная. Они звонят нам: «Ну что, красавицы, сидите? Скучаете? А мы начали потихоньку». Нас это заело. Пошли к командиру эскадрильи. Так и так, говорим, соседи летают, фашистов бьют, а мы бездельничаем. Комэск долго нас разубеждала, но мы все ж уговорили ее и всю ночь бомбили передовую. Ориентировались по времени, а больше полагались на чутье.

Утром идем отдыхать. От усталости ноги заплетаются. Вдруг навстречу нам штурман соседнего полка. Остановили его, спрашиваем: «Ну, товарищ майор, много ли сегодня вылетов сделали?» Он удивленно посмотрел на нас и отвечает: «Да вы что, девчата? Какие вылеты? Мы всю ночь спали. С вечера, правда, вылетов десять сделали и прекратили. В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит». Тут мы все поняли. Разыграли нас летчики. Ох как же мы на них разозлились! На этого бедного майора накинулись скопом, а он смеется: «Милые девушки, это, должно быть, вас ребята подзавели. Я вот им покажу, бездельникам!»

Слушая эту историю, мы с Николаем смеялись от души.

После совещания на аэродром поехали вместе. Подошли к самолету Зуевой. Николай обошел машину кругом, взглянул на стальные ленты-расчалки, которыми крест-накрест были стянуты верхние и нижние крылья, и шутливо спросил Катю:

– Аппарат еще крепкий?

– Да служит пока, – улыбнулась Катя. – Это он с виду такой хилый.

– А ну, проверим!

Стрелков ухватился за крыло, сильно тряхнул его. Легкий, сработанный из дерева и обтянутый тканью самолет заходил ходуном.

– Тише, Коля, развалится! – я испугался не на шутку.

Катя рассмеялась:

– Да он и не такую встряску выдержит. В какие только переделки с ним не попадали! Неделю назад лечу на задание. Ночь темная, хоть глаз коли. Подхожу к передовой. Вдруг прямо передо мной яркая вспышка! Самолет словно пушинку кинуло вверх и положило на крыло. Поняла: рядом разорвался зенитный снаряд. Меня сильно оглушило, а показалось: заглох мотор. Ох и испугалась! Думаю, ну все, отвоевалась, Екатерина. Но взяла себя в руки, поборола страх. По пожарам и вспышкам разрывов сориентировалась, где небо, где земля, и выправила машину. Прислушалась. Мотор гудит ровно, из патрубков видны голубоватые языки пламени. Значит, тянет мой У-2! Ну, прощайте, ребята, – и Катя протянула руку Стрелкову.

Николай взял ее маленькую ладонь, задержал в своей руке. Катя покраснела и опустила голову.

– Садитесь, Катя, Я дерну за винт.

Взявшись за лопасть, Николай повернул ее несколько раз. Нащупав в моторе пружинящую компрессию, скомандовал: «Контакт!»

– От винта! – крикнула Зуева. Николай отбежал в сторону. Мотор сразу взревел. От мощной тяги винта самолет подался вперед. Я выдернул из-под колес колодки, приложил руку к козырьку фуражки. Покивав нам напоследок из кабины, Зуева пошла на взлет.

Мы долго смотрели вслед удалявшейся, похожей на большую стрекозу машине.

– Ну, Сережа, и ты давай пять. Мне тоже пора, – голос у Николая чуточку дрогнул, хотя он и улыбался бесшабашно. – Будь здоров, старина. Может, еще встретимся…

И мы крепко с ним обнялись на прощанье.

Получив новые самолеты, наш полк летел на фронт.

На Волге еще дули холодные, пронизывающие ветры, а здесь, на южном участке фронта, ярко светило солнце.

После посадки, зарулив машину на стоянку, я выключил мотор и открыл кабину. Меня сразу же обдало блаженным теплом. Я выбрался на крыло и, расстегивая лямки парашюта, осмотрелся. Мой взгляд сразу наткнулся на белую кипень цветущих садов. Они подступали вплотную к аэродрому. На другой его стороне я заметил силуэты «яков».

– Антонов! – обратился я к своему механику, меня встречавшему. – Это чьи там аэропланы?

– Ей-богу, командир, не знаю. Будто бы полк ПВО… В это время у соседей взлетела зеленая ракета. У двух истребителей закрутились винты, и «яки» пошли на взлет.

– Куда это они, проветриться решили? – спросил техник.

Я сопровождал самолеты взглядом, пока не понял, в чем дело.

– Нет, Антонов, не проветриться. С запада «приятель» идет (так мы называли немецкий самолет-разведчик). Высоковато забрался, осторожничает… Только опоздали вы, братцы мои, с вылетом. Пока свои пять километров наберете, «приятеля» и след простынет. Как думаешь, Антонов?

– Уйдет, – коротко согласился со мной техник. Немец прошел строго над нашим аэродромом точно на восток.

К нам подошли другие летчики. Один из них, Муравьев, усмехнулся:

– Видали, как фашисты оперативно работают? Не успели мы на новом месте из кабины вылезти, а они нас – на пленочку! Прилетят домой, увеличат снимок – не только самолеты, Антонова с открытым ртом увидят. Закрой, Женя, варежку, не то ворона влетит!

Все рассмеялись. Мой Антонов зло сверкнул глазами, но промолчал. С Муравьевым, остряком и балагуром, он опасался связываться. По опыту знал: себе будет дороже.

Между тем разведчик, пройдя над нами, растаял в небе. Растворилась в густой синеве и пара «яков». На аэродроме снова воцарилось спокойствие. Продолжалась обычная работа: заправка машин горючим, воздухом… Вдруг на стоянке кто-то радостно крикнул:

– Смотри, смотри, ребята! Поймали!..

Все подняли головы вверх, отыскивая самолет. Вместе со всеми я стал наблюдать, как большой двухмоторный «юнкерс», не жалея завывавших от натуги моторов, спешил на запад и как сзади и справа от него мчались, постепенно догоняя фашиста, наши истребители. Рядом с этим стервятником они были похожи на двух юрких стрижей.

Затаив дыхание, все ждали, что будет дальше.

Вот наши «яки» позади немца перешли справа налево.

– Ну что же они не стреляют?!

– Это кому невтерпеж? – не поворачивая головы, спросил Муравьев. – Забыл, что звук запаздывает?

Истребители уже слева пошли на «юнкерса» в повторную атаку, а с высоты только теперь донесся звук первых очередей, напоминавший конский храп.

И вдруг фашист задымил!

– Ура-а! Молодцы, ребята! – ликовали на стоянке. – Так его, гада!

– Ведущий пары теперь спокойно может сверлить дырку под орден, – заметил Муравьев.

– Гляди, гляди! – закричал кто-то. – Парашютисты посыпали. Раз, два, три… четыре! А вон и пятый повис!

Покинутый экипажем бомбардировщик еще некоторое время продолжал лететь по прямой, а затем окутался белым облаком дыма и взорвался в воздухе.

Вскоре на аэродром возвратились «яки» наших соседей. Над стартом они сделали изящную «горку» и, разойдясь веером в стороны, стали заходить на посадку.

– Пошли, ребята, сходим к ним, а? – предложил Муравьев. – Интересно, кому удалось немца так красиво срезать. Видно, дядя будь здоров!

– Да неудобно как-то, – слабо возразил я. – Мы ж не уличные зеваки…

– Пойдем! Может, еще корешком окажется, – настаивал Муравьев. – Чем черт не шутит.

Как в воду глядел Муравьев!

Стоявший неподалеку от нас командир эскадрильи Панкратов поддержал предложение Андрея, и мы пошли на стоянку к соседям.

У самолетов мы увидели группу девушек. Они, словно ласточки на проводе, рядком сидели на баллонах сжатого воздуха.

– Эй, курносые! – крикнул Муравьев. – А где же ваши мужчины?

– А нам и без них неплохо! – И все разом весело рассмеялись.

Возле штабной землянки, у стола руководителя полетов, стояла женщина лет тридцати пяти. В руке у нее был микрофон. На ее гимнастерке красовался орден Ленина. Прищурив глаза, она с любопытством поглядывала в нашу сторону.

– Это кто, врачиха, что ли? – сказал Муравьев. – Ты гляди, в петлицах две шпалы…

Мы на него зашикали:

– Какая тебе врачиха! Ослеп совсем? Петлицы-то голубые, а у медиков – зеленые…

В это время подошла машина. Из кузова спрыгнули две девушки в гимнастерках и брюках со шлемофонами на голове. Одна, что была поменьше ростом, показалась мне знакомой. Она подошла к женщине-майору и, стрельнув на нас черными глазами, взяла под козырек.

– Товарищ майор! Лейтенант Зуева и младший лейтенант Петрова задание выполнили. В воздушном бою сбит самолет противника «Юнкерс-88».

Если бы она и не назвала своей фамилии, я по голосу узнал бы свою землячку. Да, это была Катя Зуева, мой первый инструктор.

– Видал? Вот так курноска! – восторженно прошептал Муравьев. – И сама-то с кнопку, а смотри, какую махину завалила.

Майор отбросив субординацию, ласково, совсем по-матерински стала обнимать девушек по очереди, целуя их в щеки. Затем, искрясь улыбкой, долго пожимала им руки и приговаривала:

– Да, все, кто был на аэродроме, любовались вами! Поздравляю вас, мои умницы. И дальше так действуйте. Война кончится, самых лучших женихов вам найду!

Тут, подзадориваемый нами, к майору подошел капитан Панкратов.

– Товарищ майор, разрешите? Мы, как говорится, ваши соседи… От имени коллектива нашего полка пришли поздравить ваших героических девчат. Правда, цветов не успели набрать. Но ничего! Вечером два букета в обхват – за нами. Молодцы, девчата!

Я поспешил подойти к Зуевой:

– Здравствуйте, Катя!

Она взглянула на меня, и глаза ее распахнулись от удивления и радости:

– Денисов! Сережа! Вот так встреча!..

– Очень рад за вас, Катя, – я скосил глаза на алевшие на высокой Катиной груди два ордена. – Поздравляю от души!

– Вы как здесь очутились, Сережа?

– Да вон на той стороне аэродрома вашего стоим. Получили новые «яки», летим на фронт. А вы, Катя, как к истребителям попали? – в свою очередь спросил я. – Вы же на У-2 летали.

– Узнала от подруг, что формируется новый истребительный полк, написала рапорт. Ждать пришлось долго, но повезло. Затем нас послали в глубокий тыл, на Волгу. Пришлось переучиваться. Потом получили новые машины – и сюда.

– Значит, вы тоже в «Копай-городе» были? – спросил я, назвав известный большинству летчиков запасной учебный полк, место расположения которого мы в шутку называли «Копай-городом».

– Да.

– Ну и дела! Выходит, это мы после вас в той землянке жили. Помню, как однажды, выгребая из печки золу, ребята обнаружили там обгоревшие щипцы для завивки волос.

– Нашлись?! – Катя всплеснула руками и рассмеялась. – А мы перед отлетом всем полком их искали. Они ведь одни у нас на всех девчат были…

Не пришлось нам вечером вручать девушкам цветы. Как только инженер полка доложил командиру о готовности самолетов к вылету, за нами прибежал посыльный. В тот же день мы улетели ближе к фронту.

После этого я не встречал уже своего первого инструктора. Лишь в конце войны, когда наш полк стоял под Берлином, я прочитал в газете указ о присвоении особо отличившимся летчикам звания Героя Советского Союза. Среди них была и Катя Зуева.

Николая Стрелкова я встретил после войны в Москве, на параде Победы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю