Текст книги "Хора. Каталог женщин и мужчин (СИ)"
Автор книги: Дима Димитрин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Annotation
Будущее. Люди ведут новый, "спортивный", образ жизни, от события к событию. В каждом есть победитель. Побеждает тот, кто доставит партнеру больше удовольствия. Единственная важная новость – какой у тебя текущий рейтинг, ведь чем он выше – тем лучше твои партнеры. Сексуальность и креативность определяют карьеру. Роман имеет уникальную структуру. В центре – событие-поединок между мужчиной и женщиной экстра-класса. Полный смысл происходящего становится ясным лишь после прочтения последнего слова. Ограничение по возрасту: 16+
Димитрин Дима
Димитрин Дима
Хора. Каталог женщин и мужчин
Войдя в подъезд, у лифта он столкнулся с той самой соседкой, которая была еще лучше Алексашиной. Аркаша не удержался и встряхнул гривой так смешно, что он сам бы рассмеялся, если бы ему было до смеха. Валерия лениво обернулась вполоборота и скользнула по нему равнодушным взглядом стеклянных глаз. Пристроившись за ней, Аркаша неловко промямлил:
– Здрасьте!
Женщина едва уловимо (или ему показалось?) кивнула в ответ затылком. К сожалению, это все.
При случайных "подъездных" и "околоподъездных" встречах этих двоих подобное равнодушие с ее стороны всегда оставалось неизменным. Едва ли Валерия и знала, как его зовут и из какой он квартиры. Так думал Аркаша.
Долгие годы одним из самых волнительных воспоминаний для него оставался фантастически прекрасный эпизод с этой соседкой (как будто женщины такого уровня могут быть соседками), о чем она и не догадывалась. Как-то, в чрезвычайно жаркий день лета, он подходил к дому и случайно бросил взгляд вверх. В ту самую секунду Валерия на мгновение высунулась на балкон за бельем в белых трусиках и бюстгальтере, и то и другое в самых любопытных местах с прозрачными кружевами. Аркаша сразу решил, что и первый предмет, и второй явно не предназначались для чужих глаз, но он это увидел.
С того дня он грезил Афродитовыми формами ее тела, в основном, конечно, идеальным сочетанием бедер и талии, гармонией во плоти. Ему казалось, что – каким-то чудом поймав ее взглядом в домашнем белье – он уже жил не зря.
Это мгновение вначале стало его, а затем их мифологией.
Но сейчас они, чужие, стояли молча перед лифтом – Аркаша с трепетом уставившись на ее волосы небесного отлива и вдыхая явно французские духи экстра-класса, исходившие от нее, а Валерия думала о чем-то своем, женском, загадочном – пока дверцы не открылись. Ограниченное пространство кабины лежало перед ними. Ехать с ней вместе на лифте – это что-то вроде того же вынужденного школьного общения с Алексашиной и другими. И то и другое – спорт, причем спорт в чистом виде, в отличие от, например, футбола.
Проникнув внутрь угловатого тела лифта вслед за соседкой, Аркаша, все же самый угловатый из присутствующих, неловко отвернулся к дверце и встал прямо по центру, заслоняя проход и не подавая виду, что знает, кому выходить первым. Справа от него была картинка, изображающая телефонную трубку, и кнопка для вызова диспетчера на тот случай, если лифт застрянет.
О, если бы это случилось сейчас и их замуровало бы здесь навечно; Аркаша даже готов был прожить рядом с ней лишь те дни и ночи, которые можно прожить на голодный желудок, после чего умереть – тоже вместе; ему припомнилось, что замурованные вулканическим пеплом помпеяне перед смертью начинали спариваться, как кролики, чтобы не умирать зря.
Вдруг из сладкой полудремы его вывела надпись: "секс по телефону", что красовалась прямо под изображением трубки. Шутка изначально, конечно, смешная, но давно уже воспринимаемая как самое мелкое и банальное хулиганство даже суровыми старыми девами.
Когда кабина поднялась до пятого этажа, Валерия постаралась протиснуться к выходу так, чтобы свести к минимуму физический контакт с неловким соседом. Он же, что естественно, страстно желал обратного – хотя бы совершенно случайного прикосновения к Ней. И... случилось так, что... ее обнаженный локоть на какое-то мгновенье задел его открытое предплечье (божьим промыслом в тот день последним уроком у них была физ-ра и Аркаша так и пошел домой в спортивной форме), и этого оказалось достаточно, чтобы привести ее в такое исступление, какого она не испытывала никогда в жизни, и, вероятно, мало кто из женщин испытывал подобное когда-либо в христианские и постхристианские времена. Она даже испустила какой-то то ли возглас, то ли стон от неожиданности, пока ноги автоматически выводили ее из кабины. Аркаше послышалось что-то вроде:
– Пфу!
Лера обернулась к лифту и уставилась на Аркашу, чуть ли не как на маньяка, насильника, причем такого, какой не оставляет свои жертвы в живых. Лифт, спасая юношу от разгневанного взгляда этой фурии, закрылся. Однако она оказалась проворнее. Он только приподнял руку, чтобы нажать на восьмерку, как машинная створа отворилась заново.
– Что это? – вскрикнула Лера с площадки, да так громко, что Аркаша остолбенел. – Что ты сделал со мной, сукин сын?
Аркаша ошалело смотрел на нее и не мог ее понять. Лера и вовсе забыла, где она и что здесь делает. Ее взгляд дышал одновременно гневом и невыносимым желанием (к кому? к этому прыщавому юнцу?) Но лифт снова закрылся, а затем снова открылся.
– Да кто-нибудь скажет мне, что тут происходит? – в злобе и на саму себя, и на того, кого она не могла признать мужчиной, достойным ее внимания, вскрикнула самая красивая жительница его подъезда.
Аркаша готов был провалиться в шахту от безысходности. Не в силах терпеть ее дикий взгляд, он нажал кнопку с цифрой 8 с такой силой, что назавтра утром возвращать ее в исходное положение пришлось механику. Что за дичь? – подумал Аркаша. Что за ересь?
В тот роковой день ничего больше не происходило, если не считать событиями невероятное количество самых разнообразных мыслей в голове Аркаши и, конечно, Валерии. Он даже додумался до того, что его теперь посадят за разврат. Что же такое случилось там, в лифте? На этот мучительно-прекрасный вопрос ответа у них не было.
На следующее утро после ночи, проведенной почти без сна, но не без сновидений о каких-то турах, русалках, синхронистках и прочих недостижимых для рядового советского подростка почти преступных элементах, он кое-как собрался и отправился в школу, в эту треклятую школу. Особенно он боялся снова показаться Валерии на глаза. Теперь она ассоциировалась у него с лифтом, поэтому он спустился по лестнице.
Но как учиться в таком состоянии? На душе было невыносимо и, казалось, выхода нет. Друзей как таковых у него никогда не было. В общем, поделиться хоть с кем-то тем, что творится у него в душе, он не мог. Пришлось весь день промучиться красноречивым молчанием. Домой Аркаша возвращался на автомате, поэтому и вошел в лифт. И только внутри кабины уже вспомнил, что нельзя бы входить.
Лифт, громыхая, поднимался. Когда дверца отворилась, он сразу понял, что это она.
– Здравствуй! – хотя в ее тоне слышались примирительные нотки, но в целом он все еще был далек от идеала. – Послушай, мне нужно с тобой поговорить. У тебя сейчас дома никого нет?
Она заранее обдумала эти слова и выпалила их скороговоркой. Аркаша... как это лучше выразиться?.. не верил своим ушам. Валерия же чувствовала себя крайне неуютно. В любой момент кто-нибудь мог выйти на площадку, а у нее, естественно, был муж, да и не в муже дело... Вдруг дверца лифта шумно закрылась, разделив их, но тут же отворилась снова. Это Валерия – как и вчера – догадалась нажать на кнопку снаружи.
– Так что, можно мне на минутку к тебе зайти? – с нетерпением выпалила она практически как одно слово.
Услышать подобное от красивой женщины не представляется возможным 99,9 % подростков. Аркаша же растерянно кивнул и направился к двери. Тети приходили с работы: младшая – в пять, старшая – в шесть. А сейчас было около часа дня. Так что квартира оказалась свободна, абсолютно свободна. В сознании юноши промелькнула ассоциативная мысль, которую он не рискнул озвучить: "А вы почему не на работе?" Он еще не знал, что вакханки не работают, а развлекаются.
С дрожью в руках – пальцы оказались такими же предателями, как и чертов язык, – громыхая ключами, как колодками, он кое-как справился с замком. Она первой, с поворотливостью пугливой газели, нырнула внутрь. Аркаша побыстрей захлопнул дверь. Соседка так и сверлила его обезумевшими глазами.
– Ну, давай, рассказывай, как ты это делаешь? – в бешенстве проревела она.
– Ч-что?.. Ч-что делаю?
– Ты еще вздумал отпираться?
Она схватила его за плечи и принялась трясти, как маленького.
– Ты скажешь, ты скажешь мне, что это такое ... я со вчерашнего дня в себя прийти не могу. Ты... ты... ты электризуешь меня, что ли?
Вдруг она по какому-то наитию схватила его за кисть руки, и этого ей было достаточно, чтобы утихнуть, чтобы ее взгляд стал совсем другим, чтобы сразу все изменилось и в ее, и в его жизни.
Сердце юноши колотилось так, что еще чуть-чуть, и оно выпрыгнуло бы из груди. От страха у него даже застучали зубы. Слава богу, в том состоянии, в котором она находилась, соседка не могла этого заметить.
Она сначала осела прямо в коридоре на пол, а затем прилегла, вцепившись в руку Аркаши, так что он был вынужден присесть рядом. Она словно застыла с закрытыми глазами. Спала она или что?.. что она делала?.. что с ней делалось-то? Было непонятно. Но наш юноша наслаждался возможностью держать ее за руку и самим по себе чудесным присутствием Валерии в его квартире. То, что вчера в лифте представлялось ему чем-то недоступным, сейчас давалось ему в неограниченном количестве, хоть смейся от счастья во весь голос. В первые минуты он был готов так сидеть хоть до скончания века.
Однако... уже через полчаса, во-первых, ему несколько наскучило (дальше продвинуться он, конечно, не смел, а она продолжала лежать без чувств, вернее, в критическом переизбытке чувств для ее сознания), а во-вторых, стыдно сказать, нестерпимо захотелось по малой нужде. Пытаясь вытянуть руку незаметно для соседки, чтобы ее не "разбудить", Аркаша медленно освободился и на цыпочках пробрался в туалет. Справив нужду, ту, что мы разделяем с животными, но, в отличие от братьев меньших, справлять которую при особях другого пола кажется нам чем-то безобразным, Аркаша нашел, что возникло другое препятствие: сдергивать или не сдергивать? Вдруг ее разбудит шум, не оставлявший и тени сомнения, зачем его произвели. Среди множества мыслей была еще и такая, немного нелепая, но не до конца: теперь перед ней он должен соответствовать статусу божества, каковым, по-видимому, он для нее является, а божества, выходящего из уборной при отвратительном звуке слива, не бывает. Таким образом, не сдернув, Аркаша выбрался назад. Соседка продолжала "грезить".
Аркаша прошел в свою комнату и переоделся в самую лучшую одежду, какую имел – джинсы-варенки (чтобы купить их он простоял двухчасовую очередь на Михайловском) и футболку с крутой фотографией четырех "Депеш Модов" в джинсе сверху донизу, а Мартин и в черных очках. Была еще майка с тремя участниками группы "Кокто Твинс", в которой Аркаша предпочитал ходить дома, думая, что на улице его не поймут.
Вернуться к ней? Но когда она придет в себя и увидит его в другой одежде, то сразу поймет искусственность его возвращения. И Аркаша сел ждать своей участи у себя, боясь лишний раз пошевелиться в своей же в комнате, но он еще никогда не сидел у себя, когда в коридоре в неопределенном положении и состоянии лежала она. Для вида он положил перед собой книжку, которая попалась под руку, – учебник литературы, но страницы не перелистывал.
Прошло еще полчаса, и она застонала, потом прошептала голосом не из мира сего:
– Где я?.. где ты?.. кто ты?..
Аркаша – его сердце забилось с новой силой – выглянул в коридор. Соседка как-то нелепо присела на корточки, ее глаза устремили на него еще нездешний взгляд. В следующее мгновенье она вымучила, но зато по-настоящему небесную улыбку, какую, боюсь, не приходится видеть 99, 9 % не только подростков, но и мужчин ни разу в жизни.
– Кто же ты?.. это чудо, ты настоящее чудо. Иди сюда, дай мне свою руку снова, это все, что мне теперь нужно...
Время летело ужасно быстро. Они почти не разговаривали. Лера отключалась через считанные мгновения после их прикосновений, и Аркаше приходилось ждать, пока она придет в себя. Он уже догадался – нужно отпустить ее руку и через некоторое время (промежутки с каждым разом чуть-чуть, но уменьшались) она очнется.
Когда она пришла в себя в пятый раз, то первым делом спросила:
– Ты ведь не бросишь меня? Теперь я не смогу без тебя.
Аркаша не верил своему счастью.
– Нет, а тебе... я не... н-надоем?
– Я твоя навеки, – выкрикнула она, словно они находились далеко друг от друга в открытом пространстве, и снова схватила его ладонь.
В 16.18 он забрал руку, подождал, пока Лера покажет признаки пробуждения, и с надрывом произнес:
– Скоро одна из теток придет.
Лера сразу открыла глаза. К тому времени она уже начала реагировать на его прикосновения не так активно – видимо, к чувственно-райскому блаженству тоже привыкаешь, и довольно быстро.
– Да... да... нет, не могу...
Все же она смутилась и собралась уходить. Ее немного пошатывало.
– Я словно после высшего наркотического опьянения, – прошептала она заплетающимся языком, – твоя рука даже лучше героина, нет, пожалуй, даже лучше DMT... (смутившись) ...рассуждаю чисто теоретически, читала кое-что... давай будем не встречаться, а жить вместе, а? – с безнадежной тоской в голосе, как будто не веря сама себе, воскликнула Лера. – А?.. Я хочу всегда быть с тобой! Сегодня же расстаюсь с мужем... А ты?
– Я не женат.
Лера истерично рассмеялась.
– У тебя во сколько завтра заканчиваются уроки?
– Двадцать минут второго.
– Я приду к тебе сразу после?!
Лера еще долго прощалась с ним у окна, выходящего во двор, никак не могла расстаться. Аркаша поглядывал вниз, а она то и дело пыталась прикоснуться к его руке, но каждый раз в последний момент останавливалась – благодаря невероятному волевому усилию – и продолжала нелепо присутствовать рядом с ним в каком-то пограничном состоянии "возле". Вдруг он дернулся.
– Теть Адя!
Так, по-домашнему, звали его младшую тетю Аделаиду.
– До завтра! – почти пропела Лера, пытаясь обворожить его напоследок хоть своим голоском, так как поцелуем было нельзя, выскользнула из его квартиры и сбежала по пустой лестнице вниз. Аркаша не мог удержаться, чтобы не полюбоваться своей новой любовницей (как он уже называл ее – и совершенно серьезно – про себя), прыгающей, как пьяная газель, по ступеням сверху вниз.
Приняв душ и немного освежившись, Лера присела в кресло, поставила перед собой бутылочку хереса и уставилась в журнальчик, что-то вроде "Бурда моден", но, по примеру Аркаши, страницы не перелистывала. Около семи из коридора донесся звук открывающегося замка. Хереса уже практически не было. Лера резко вскочила и через секунду предстала перед – слава богу – гражданским мужем Борисом, холеным брюнетом хорошего роста с выразительным лицом, особенно глазами, пронизывающими женскую душеньку до более тонкой оболочки, где от женщины остается дистиллят (Лера, как-то подвыпив, похвалилась подружке, что спала только с мачо). Вид у Леры был такой... нетерпеливый, что он осекся, успев лишь произнести два звука "пр".
– Послушай, Борис, дело в том, что я хочу остаться одна.
Лера старалась говорить как можно спокойнее, как будто речь шла о самом обыкновенном деле на свете.
– Что?
Борис ничего не понял, абсолютно ничего. В такой момент, то есть после чисто мануального общения с молодым, набирающим силу, сатиром, женская душа представляла собой для него terra incognita.
– Не делай такое выражение. Все кончено. Просто я так хочу. Сегодня ты заберешь свои вещи и мы расстанемся, вероятно, навсегда. Подумаешь, разбежались – подобное происходит сплошь и рядом в каждой второй квартире. Вон Наташка неделю назад рассталась со своим Бориской, а он много круче тебя. Зачем превращать это в трагедию? – протараторила Лера, как из пулемета, и каждое слово было способно если не убить, так смертельно ранить любые самые твердые до сей минуты отношения.
– Как это? Что ты говоришь? Какая еще Наташка? О чем ты... не понимаю... – беспомощно ответил Борис, и его нижняя губа уже немного подрагивала, – ...я не понимаю тебя...
– Что как? Что о чем? Ты не слышишь?.. Наташка... э-э... Королева...
– Нет... что ты говоришь?.. Какая еще Королева?..
– Я говорю: я расстаюсь с тобой...
– Что?
Лера в нетерпении пощелкала пальцами перед Борисом, чтобы привести его в чувство.
– Я говорю: я рас-ста-юсь с тобой навсегда, слышишь?..
Борис молчал, как чурбан, пристально глядя на нее.
– Ты слышишь?.. меня...
Он отрицательно замотал головой и растерянно произнес:
– Нет.
– Не слышишь?.. Почему тогда отвечаешь?.. Ха-ха...
До Бориса медленно, крайне медленно доходил его нынешний, минуту назад обретенный, статус парии. Он беспомощно бормотал:
– Как это так? Что ты говоришь, я не пойму... Я отработал целый день с утра до вечера, возвращаюсь домой с нетерпением тебя увидеть, обнять, а ты вдруг ... да как это так-то?..
Вот именно что отработал, отработанный материал, подумала Лера, но сказала другое:
– Представь себе, такое бывает, редко, но бывает. У тебя воображение есть?
Борис насупился, все еще не веря, что такое возможно.
– Да как так-то? Ты разыгрываешь меня? Я не могу понять ни слова из твоего разговора...
Лера рассмеялась, немного истерично.
– Нет.
– Но... ты хотя бы объяснишь, что произошло? Мы уже почти четыре года вместе. Ты меня все спрашивала, когда мы распишемся. И так вдруг... внезапно... ты говоришь, что все кончено. Почему? Ну почему?
– Слава богу, не расписались. Значит, он есть-таки. Тем более, заметь, это ты все время откладывал. И вот результат. Теперь... разве непонятно? Я устала... от тебя. Хочу пожить одна. И потом... повторяю, ты же сам не хотел расписываться.
– Пошли в ЗАГС сию минуту.
Борис протянул руку Лере. Та – вспомнив об Аркашиной руке – не могла удержаться от насмешки и спрятала обе свои руки за спину. Не та рука.
– Поздно, я уже приняла другое решение. Надо было вчера.
Борис попытался ее обнять, но Лера отстранилась.
– Нет. Не прикасайся ко мне. Сколько тебе нужно времени на сборы?
– Что, прямо сейчас?
Лера недовольно хмыкнула и развела руками.
– Это моя квартира, нет? Если я хочу, я могу здесь остаться одна, нет?
Борис – а это был мужчина видный собой до такой степени, что девушки обычно на него вешались – неохотно, но, пытаясь сохранить свое брутальное достоинство, начал собирать вещи. Делал он это так медленно, растерянно, все время бурча, находя какие-то новые, занудные вопросы, что через час уже совершенно наскучил Лере даже и без Аркаши. Но момент, когда он зашумел туфлями, наступил.
– Не забудь оставить ключи, ты же не хочешь, чтобы мне пришлось вставлять новый замок? – крикнула из кухни Лера – она делала вид, что готовит себе ужин.
Борис бросил ключи на пол и хотел еще эффектно растоптать их, но мужская гордость удержала его от последнего унижения слабоумием и позволила выйти молча, правда, здесь он уже спсиховал и хлопнул дверью так, что с двери сорвало зеркало, рассыпавшееся осколками чистейшего уральского стекла, но Лера не возмутилась. Ее радости не было границ от того, что она так легко разделалась с этим надоедой.
Лера глотнула вина, теперь уже припасенного на праздник самого благородного советского вина "Киндзмараули", подаренного на 8 марта коллегой по работе, и спросила себя, почему она не догадалась пригласить Аркашу вечером к себе (ах да, оказалось, она знала, как его зовут, правда, не сразу вспомнила, как точно, сначала подумала, что его зовут Мишаня или Петруша). Не надеялась, что уже сегодня сможет разобраться с этим позорным прилипалой? Какой у них номер телефона? Нет, так быстро не найти. Может быть, подняться к нему, наплевав на обеих теть и на их мнение, на ублюдочные пересуды подъездных клуш? Условностей больше не было для нее. Сегодня первый раз в жизни она испытала то безусловное состояние, когда наслаждение и свобода не отличаются друг от друга. И той, бывшей, Леры больше не было. Женщина в чистом виде – вот кто она теперь. Отнюдь не советская женщина и не современная женщина. Просто женщина.
Дойдя до этой мысли своим умом, Лера почему-то – больше не задумываясь – легко и свободно скинула с себя всю одежду и продолжала быть в натуральном виде, любуясь собой в шкафном уцелевшем зеркале. Жаль, что ее не видит сейчас Аркаша.
– Аркаша, ах, Аркаша, – сказала Лера вслух и вздохнула.
Лера допила бокал, налила еще и направилась к нему, да прямо так – голая – другие для нее в тот момент больше не существовали, но вдруг невыразимая усталость сморила ее, и она не помнила, как добрела до постели, где мгновенно отключилась.
Аркаша же весь вечер провел в своей комнатушке, что-то бурча в ответ на вопросы теток, все время находясь в необычном даже для него остолбенении. Одно было ясно – жизнь прекрасна. Еще утром он даже не мог себе представить, что жизнь может быть настолько прекрасна. Самая красивая женщина в подъезде, в доме, а может быть, в квартале делает самые безумные вещи ради него.
Ночью Аркаша метался в полусне-забытье – ему снилось трио каких-то диковинных русалок, которые, выйдя на берег водили бесконечный хоровод вокруг Леры, предварительно раздев ее до нижнего белья, коим оказались те самые для него мифические частично прозрачные трусики и лифчик. Странно, но у русалок была та же самая – теперь спортивная – униформа. Потом вдруг они оказались в воде и, как заправские синхронистки, начали выделывать какие-то мудреные фигуры вместе с Лерой, которая тоже вовсю старалась ради него, потому что он был единственным зрителем этого действа и чистой магии красоты... а утром, в том числе на уроках, на его лице застыла блаженная улыбка – он снова и снова прокручивал все то же самое, ночное и дневное. Его еще не видели таким и все время подходили к нему – особенно вечные насмешницы Ириша с Маришей – и спрашивали:
– Что с тобой случилось такое? Неземное?
В данный момент и они казались ему прелестью. Он так и прошептал сначала Ирише, а затем Марише по секрету: то ли "какая прелесть", то ли "какая ты прелесть" – точно ни та ни другая не расслышали. А Аркаша и вовсе не мог припомнить, что именно он прошептал, хотя от каких-то двух букв в корне менялся весь смысл, и не только фразы. К концу учебного дня, естественно, с подачи Ириши над ним начали хихикать (как над блаженным), но он даже не заметил этого. Все пять плюс кандидаток внутри класса теперь значили для него меньше, чем одна вне.
Возвращался домой Аркаша вприпрыжку, продолжая вызывать смех окружающих. Может быть, сегодня удастся продвинуться дальше и ему. Лера высмотрела возвращение Аркаши в окне и очутилась у его двери еще раньше него. Она проскользнула, минуя коридор, в его комнату и тотчас схватила его за руку.
– Знаешь, Аркаша, я выгнала сожителя, – сообщила она после первого "пробуждения" заговорщицким тоном. – Это моя квартира, наследство от родителей. А как мы будем встречаться? Я хочу быть с тобой всегда! Как бы уладить вопрос с твоими тетями?
Аркаша засветился от счастья – она первый раз назвала его по имени. Он же ее по имени еще не называл из-за дурацкого стеснения.
– Я тоже, как-нибудь уладим, они будут только рады со мной расстаться, – прошептал Аркаша, сам взял ее руку, пытаясь успокоиться.
Она была не против контакта, и волны неизвестного происхождения, исходящие от него, быстро ее убаюкали лучшим из эротических снов, происходящим не только в воображении, но и частично – насколько это возможно – в реальном мире, правда, всем остальным этот мир трансцендентен.
К вечеру того дня ее затяжные сны в его присутствии уже больше нравились юноше – Лера догадалась раздеться до нижнего белья, чтобы партнеру не было так скучно, пока она не способна двигаться – и Аркаше хотелось, чтобы ее сон продлился подольше.
Он созерцал ее всю, снизу доверху. Прикрыты были лишь самые, самые интимные части, да и из них кое-что проглядывало. Пока еще Аркаша боялся прикасаться к "своему" сокровищу – вот она, совсем рядом с ним, пусть и в другом нижнем белье, того давно уже не существовало в природе. Ни одна хоть на минуту привлекательная женщина в мире не носит нижнее белье по пять лет – возможно, женское нижнее белье – самая эфемерная вещь на свете.
Это было так неправдоподобно, и все же это было. В какой-то момент Аркаша даже расплакался от счастья – то, о чем он еще несколько дней назад не смел и мечтать, сбылось. Какой тут Элтон-Джон, какой рок, какой еще первый концерт западной рок-звезды на советской эстраде, когда творится такое, внеземное.
Она возлежала почти голая на его кровати, держась за его руку, и больше ничего ему было не нужно. У него возникло такое чувство, что это Афродита спустилась с небес и пришла к нему в гости. Не может же быть, чтобы она была обычной женщиной, впрочем, как и он обычным мужчиной. Да, да, он бог, самый что ни на есть античный, древний, самый подлинный... конечно, не единственный, там вроде было многобожие. Да, да, один из первых богов, который воплотился в этом мире вновь... тем более советская пропаганда их не трогает, в отличие от того, другого, единобожьего, считая устаревшими. Значит, его не посадят. В худшем случае ему грозит сумасшедший дом.
В какой-то момент созерцания высшей красоты Аркаша не удержался и погладил ее живот свободной рукой. Лера сразу задергалась и застонала сильнее обычного. Тотчас он испугался и отдернул руку, хотя тут же понял, что способен доставлять ей еще больше удовольствия, даже пока она спит. Но готова ли она к максимуму удовольствия, если отключается через минуту после получения минимума?
На следующее утро после третьей ночи, проведенной почти без сна (в отличие от Леры, которая больше не нуждалась в ночном отдыхе), он кое-как собрался и отправился в школу. Но как учиться в таком состоянии? Все проплывало перед ним, как в морском тумане, когда вода и небо все одно.
И надо же было такому случиться, как раз на этот день был запланирован его доклад по пролетарской половой этике. Слава богу, у него не было привычки – как у других – готовиться в последний момент. Он вышел к доске и просто зачитал выписки, сделанные в библиотеке еще на прошлой неделе, то есть еще в прошлой жизни.
Доклад он тогда же назвал "13 половых заповедей революционного пролетариата". Сначала хотел придать названию больше вызова и вместо цифры употребить выражение "чертова дюжина", но его самоцензура подсказала, что оно не пройдет учительской цензуры.
Собственно, вся его работа свелась к следующему: он выписал из трактата психиатра-максималиста Арона Борисовича Залкинда (1888 – 1936) "12 половых заповедей революционного пролетариата" 12 половых заповедей революционного пролетариата, поправил некоторые устаревшие выражения и стилевые шероховатости и добавил для оригинальности свою тринадцатую заповедь, хотя как свою?.. что значит свою?.. не просто ли напросто взятую из другого источника?.. пусть даже и неизвестного?
Пока Аркаша зачитывал доклад нетвердым голосом, то и дело заикаясь, хотя все считывал с бумажки, среди слушателей, как водится, раздавались характерные смешки.
Мефодьевне приходилось не раз и не два утихомиривать аудиторию. А где-то во второй четверти доклада случился казус – ученик Печенкин никак не мог перестать смеяться в голос. Его соседка по парте Женя Скворцова уже и рот ему прикрыла ладонью, но стало еще хуже – у него начались затяжные внутренние припадки смеха, временами переходившие во внешние. Спустя какое-то время Мефодьевна не выдержала и крикнула дребезжащим голосом:
– Шалишь, брат!
Но Печенкин себя уже не контролировал. Его прорвало смехом.
– Беги в коридор, просмейся.
Печенкин выбежал из класса, и тотчас за дверью раздался взрыв смеха на полшколы. Учительница уже и пожалела о своем решении. Просмеялся Печенкин ближе к концу доклада.
Минут через двадцать Мефодьевна Аркашу прервала:
– Заканчивай – сделай вывод.
– У меня еще есть материал.
– Сократи.
– Не могу, все это важно, – промямлил Аркаша. Ему было легче продолжать читать по бумажке еще десять минут, чем своими словами говорить одну, хотя слова тоже плавали в тетради, как ночные русалки, а когда он их озвучивал, они превращались в сирен.
Когда он закончил, Мефодьевна глубоко выдохнула.
– Дай кратко под запись все 13 половых заповедей, кстати, почему у тебя их оказалось 13, вроде бы всегда было 12...
– 1) "Буржуазия, покидая историческую сцену, ищет забвения в антисоциальном сексе, норовя этим же отвлечь пролетариат от классовой борьбы;
2) Не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата;
3) Необходимо половое воздержание до брака, а брак лишь в состоянии полной социальной и биологической зрелости (то есть 20-25 лет);
4) Половая связь – лишь конечное завершение глубокой всесторонней симпатии и привязанности к объекту половой любви;
5) Половой акт должен быть лишь конечным звеном в цепи глубоких и сложных переживаний, связывающих в данный момент любящих;
6) Секс не должен часто повторяться;
7) Нельзя часто менять сексуальный объект. Поменьше сексуального разнообразия;
8) Любовь должна быть не более чем между одной женой и одним мужем, однополая любовь полностью запрещена;
9) При всяком сексуальном контакте надо помнить о возможности зарождения ребенка и вообще помнить о потомстве;
10) Подбор сексуального партнера должен строиться по линии классовой, революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально полового завоевания;
11) Не должно быть ревности. Сексуально-любовная жизнь, построенная на взаимном уважении, на равенстве, на глубокой идейной близости, на взаимном доверии, не допускает лжи, подозрения;
12) Извращения и вообще нездоровый интерес к сексуальной новизне не допустимы;
13) Класс (в интересах революционной целесообразности) имеет право вмешаться в сексуальную жизнь своих сочленов. Половое должно во всем подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая.
Хотя слово сексуальный являлось синонимом-англицизмом слова половой, Мефодьевне самоуправство Аркаши с текстом брошюры явно не понравилось. Хотя она и смолчала, но... в ее душе зарождалась буря.
Пока Аркаша диктовал, Тимоша ворчал: "Не умеешь диктовать", и то и дело лез в тетрадку к соседке за партой, но та хмурилась и ее захлопывала. Это была не кто иная, как Ириша. Будучи исключительно творческой натурой – особенно же – не по возрасту – в сексуальном плане, она не могла ограничиваться конспектированием и вписывала всякую отсебятину, в том числе на грани фола, однако предназначенную только для глаз Мариши.
