Текст книги "Проклятие Пифоса"

Автор книги: Дэвид Аннандейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Так казалось поначалу. Но Аттик все понял. Это что-то не строили. Его призывали в реальность объединенными силами тысяч отродий. Капитан видел рваные куски металла, слетающиеся вместе, словно кусочки гигантской мозаики. Они поднимались с земли отовсюду, куда ни падал взгляд. Но металл был всего лишь одним элементом нового объекта. Были в нем и кости, и рваная плоть ящеров и людей. И сами демоны. Они бросались в свое творение, становясь отвратительным копошащимся раствором, что цементировал разрозненные фрагменты воедино, придавал им законченную форму.

И форма являла собой величайший из кошмаров. Зрение Аттика заволокла пелена ярости, грозившей поглотить его рассудок, не оставив ничего, кроме воющей машины уничтожения. Капитан узнал знакомые очертания. На его глазах происходило перерождение. «Веритас феррум» вновь возвращался к жизни. Но вместо гордого и величественного ударного крейсера возникало нечто искаженное, пузырящееся, омерзительное. На носу корабля сложилась рогатая фигура длиной в сотни метров с раззявленной пастью, полной игольчатых зубов. И она двигалась. Она была живой. Ее белые глаза сверкали безумием. Фигура заливалась жутким хохотом. Корабль был трупом, а она – падальщиком, готовым пожирать и самого себя, и любую непорочность, оказавшуюся на его пути.

И Аттик понимал, что эта тварь обретет свой путь. Корабль вновь отправится в странствие по пустоте космоса. Благодаря ему демонические легионы смогут покинуть Пифос и распространять свое проклятие по Галактике. Преисполненный отвращения, капитан, наконец, увидел во всей полноте то, как Железные Руки плясали под дудку Мадаила. Каждое их действие с момента прибытия в систему Пандоракс приближало этот момент. И даже само прибытие не было случайностью. Их заманили сюда и заставили суетиться на радость демоническому кукловоду.

Словно внемля его отчаянной ярости, явился монстр. Мадаил возвышался на огромной костяной насыпи, что двигалась по земле подобно гигантской волне. Останки были вычищены от плоти, но сверкали пятнами крови и пленкой омерзительной слизи. Демон остановился в десятке метров от Железных Рук и широким жестом указал в сторону перерождающегося корабля.

– Узрите истинное искусство, – провозгласило чудовище.

Позади роты раздался громоподобный удар – гигантские ящеры подступили еще на шаг. Аттик и его воины не останавливались. Трупный курган Мадаила двигался наравне с ними.

Широко распахнутые грудные глаза демона пылали страстным предвкушением.

– Машина и дух, – вещал он. – Такова ваша цель, хотя, думается мне, вы не внемлите словам. Нет, нет, не внемлите, – длинный змеиный язык хлестнул по воздуху, словно демон наслаждался собственной тирадой. – Идите же. Воссоединитесь со своим кораблем. Станьте абсолютным выражением вашего естества. Станьте неделимыми сосудами Хаоса.

– Нет, – отрезал Аттик. Он говорил тихо и обращался скорее к самому себе, нежели к Мадаилу. Довольно плясать под чужую дудку. Здравый смысл разогнал туман ярости, и капитан увидел тот рок, который демон так сподвигал его принять. Мадаил манил их лживыми соблазнами. Тварь сама не верила, что Железные Руки могут так быстро поддаться скверне. Демон не ждал, что они сдадутся на его милость. Он ждал их ярости. Ждал тщетной атаки. Если рота ринется с ним в бой, то встретит не только мощь самого Мадаила, но и многотысячную армию демонов, и уже практически сознательную мерзость «Веритас феррум». Уничтожение будет неотвратимым.

И все равно – нет.

И если Мадаил так жаждал этой атаки, возможно, он столь же сильно боялся альтернативы.

– Смять врага! – закричал Аттик. – Вперед, к победе!

Набирая скорость, он смаковал собственное желание использовать ошибку демона. Мимоходом глянув назад, он увидел, что Эрефрен не отстает. Астропат шагала, словно одержимая энергией самой смерти. Ее ждала встреча с судьбой, но не здесь и не сейчас.

Аттик вел воинов, не сворачивая с изначального пути – к плато и расположенной за ним башне, энергию которой он намеревался обернуть против врага.

– Вы не пройдете, – возвестил Мадаил.

Аттик пропустил его слова мимо ушей. Впереди их ждала стена демонов, но стена тонкая, хрупкая. Слишком много чудовищных тварей все еще дрались с ящерами или были поглощены возрождением «Веритас феррум».

Стена была слишком тонкой. Облив ее на бегу плотным болтерным огнем, Железные Руки врезались во врага. Они превратились в неостановимый таран, и в этом была их истинная сущность – чистота машины, неподвластная скверне варпа. Цепными клинками и кулаками они разили демонов. Даже слуги сражались без страха. Их оружие было слабым, но в бою ни один удар и ни один выстрел не пропадали зря, да и двигались смертные с поразительной ловкостью. Отчаяние уберегало их от когтей и клинков.

– Стойте! – закричал Мадаил, и впервые Аттик услышал напряжение в голосе демона.

Легионеры пробили стену отродий и бросились вперед еще быстрее. Путь был чист.

– Остановить их! – взревел монстр. Волны демонов оторвались от призыва корабля. Контратака ринулась навстречу воинам на крыльях безумия.

– Братья, – заговорил Кхи’дем. – Вы многим пожертвовали ради остатков моего легиона. Я благодарю вас за это.

Он оставил слуг и, развернувшись, побежал назад вдоль колонны.

– Что ты делаешь? – потребовал объяснений Аттик.

– Пробую выиграть время.

Кхи’дем остановился рядом с Экдуром и взял у легионера его ракетную установку. Отделившись от роты, он ринулся прямо на Мадаила, чей воздетый посох светился нарастающим, дрожащим сиянием.

«Безумие», – успел было подумать Аттик, но первые демоны уже бросились на него. Багровые, вооруженные клинками кошмары боролись с грациозными и гротескными тварями, в которых иллюзия человеческой женственности породнилась со зверскими когтями и клешнями, за право первыми добраться до заветной добычи.

– В пламя битвы, – произнес Кхи’дем, достигнув основания движущегося холма. Одной рукой он вскинул ракетницу на плечо и выстрелил. Ракета пролетела мимо демона. Мадаил зашелся хохотом и, игнорируя одинокого космодесантника, выпустил накопленную в посохе энергию. И в тот момент, когда тыл колонны Железных Рук исчез в фиолетовом пламени, что плавило доспехи и дотла сжигало тела, реактивный снаряд поразил свою цель.

Кхи’дем не промахнулся. Он попал колоссу в уголок глаза.

– На наковальню войны, – в последний раз прошептал он по воксу.

Ящер зарычал и развернулся в поисках нападавшего. Перед ним оказался гигантский демон. Вздыбившись, рептилия отшвырнула прежнего соперника в сторону и обрушила свой безумный гнев на Мадаила. Лапа размером больше танка разнесла костяной холм в труху, мимоходом раздавила Кхи’дема и погребла Мадаила под сотнями тонн плоти.

Демоны взвыли и бросились на животное, посягнувшее на святое для них существо. Поток омерзительных тварей захлестнул лапы ящера. Его сородичи с ревом бросились на подмогу. О Железных Руках все забыли.

Аттик воспользовался моментом. С каждым шагом он покрывал все большее расстояние. Железные Руки добрались до плато раньше, чем новые волны порождений варпа догнали их. Рота дала им отпор. Демоны атаковали снова и снова, и не было им числа. Но их предводитель исчез, быть может, погиб, а без него демоны стали жертвами собственной злобы. Гнев сделал их безрассудными. Они боролись друг с другом за первенство и не могли остановить продвижение воинов Императора.

Но с их численностью исход был неизбежен. Твари истязали строй космодесантников. Дисциплина поддерживала сплоченность Железных Рук, но с каждым метром их отряд неумолимо редел. А затем явились крылатые демоны. Штурмовые отделения Птерона и Ласерта изрядно потрепали их, но и теперь этих чудовищ было множество. Они обрушились на роту с визгами столь пронзительными, что Аттик увидел, как на лицах слуг открываются свежие раны. Демоны внешне походили на морских созданий и словно бы плыли по воздуху. Один из них совершил элегантный кувырок и обезглавил Танауру. Ее тело пробежало еще пару шагов, поддерживаемое силой веры, что простиралась даже за грань смерти, но в конце концов рухнуло под ноги Каншелю.

– Император… – задохнулся тот. – Император защищает.

Смертный выстрелил вверх, опалив брюхо демона лазерным лучом. Тот взвизгнул и отпрянул в сторону, прямо под болтерную очередь Дарраса. Изрешеченное отродье упало на землю, дергаясь и извиваясь.

– Император… – продолжал повторять Каншель, глядя перед собой широко распахнутыми неморгающими глазами. – Император… Император…

Аттик понял, что слышит молитву – единственное, на что маленькому человеку еще хватало воздуха и вменяемости. Религиозность не давала ему сдаться, и это вызвало у Аттика отвращение. Было ли это своеобразной формой смертной верности Императору? Или суеверным поклонением, что осмеивало ту истину, ради которой Император и его легионы Астартес стольким пожертвовали? Если так, то в чем тогда смысл?

Есть долг. Есть война. Есть преданность тому, что лежало в основе бытности легионером Железных Рук. И не будь ничего другого, этого уже достаточно.

Наступление продолжалось – через плато, мимо шахты, сквозь развалины поселения и дальше вниз по последнему склону. Монумент ждал Аттика. Исполненный спокойствия, он возвышался надо всей мирской суетой. Он выглядел безразличным, отстраненным. И он пульсировал светом великого буйства Хаоса.

Снова свет. Ослепительная вспышка сзади, словно подлинный рассвет озарил Пифос впервые за всю его историю – рассвет безжизненный, отдающий пламенем крематория. Аттик обернулся. Свет исходил от одного из гигантских ящеров. Он прорвал шкуру монстра, а затем разнес его на части. А из центра взрыва верхом на черной комете явился Мадаил.

Остатки штурмовых отделений и воины Гвардии Ворона поднялись в воздух, встречая демона. Мадаил ударил с безразличным нетерпением. Луч из посоха зацепил Ласерта. Пепел сержанта еще не коснулся земли, а демон уже убивал его братьев.

Одному лишь Птерону удалось добраться до пророка варпа. Он опустился на шею Мадаила и вонзил свои молниевые когти в правый зрачок чудовища. При этом демонические грудные глаза не сводили взгляда с целей на земле. В ответ нечисть лишь подняла правую руку и, зеркально повторив выпад Птерона, пробила огромными когтями его нагрудник. Гвардеец Ворона вздрогнул, но повторно ударил в пробитое око. Рука монстра сжалась в кулак, одним движением вырвала оба сердца космического десантника и раздавила их. Птерон упал. А спустя долю секунды после того, как его тело рухнуло на землю, Мадаил приземлился, сокрушая и испепеляя все в радиусе пяти метров. От Камна остался один лишь механический силуэт, но через мгновение исчез и он.

Демон низверг на землю смерть, но промахнулся мимо цели. Эрефрен на бегу отскочила – в последний момент перед ударом.

«Она видит тебя, – подумал Аттик. – Ее тебе врасплох не застать».

Пробил час расплаты. Они достигли монумента. Астропат пробежала мимо капитана.

– Время, – прошептала она, двигаясь странными, дикими рывками. Аттик снова подумал, что тело женщины стало послушной куклой на ниточках ее воли.

Демоны обрушились на последних воинов 111-й клановой роты.

Эрефрен коснулась башни.

Сила жадно поглотила ее, словно долгожданную добычу. Ну и пусть. Эрефрен канула в бесконечные глубины. Панорама абсолютного безумия распростерлась перед ней. Но она не собиралась сдаваться так легко. Ее телесность, хоть и тщедушная, была столь же реальна, сколь и материальность башни. И она использовала ее как якорь. Свою личность она обратила в адамантиевый стержень, стойко снося атаки. Из всепоглощающего потока откровений она извлекла фрагмент знания – обломки мертвых кораблей вокруг точки Мандевилля Гамартии. Мины сработали на славу. И этот триумф она обратила в оружие. Выковала свою собственную песнь войны.

«Мы ранили тебя. И мы причиним тебе боль снова. Я причиню тебе боль».

Она стала единственной целью.

Стала голосом. Посланием. Предостерегающим криком.

Варп есть бесконечность. И есть ничто. Абсолютный ноль. Нет пространства между Пифосом и Террой.

Эрефрен собрала всю свою волю, сжигая последние искры своей жизни. Она использовала совершенную и безумную ясность аномалии, готовясь отправить свой крик сквозь ничто.

Пульсирование циклопической структуры запнулось. Мадаил разразился проклятьями, что, словно кости, раскалывали сам воздух, и бросился к Эрефрен. Аттик кинулся наперерез. Прыгая от демона к демону, он все выше взбирался по лавине порожденной варпом плоти. Даррас не отставал от командира, и вдвоем последние космические десантники преградили путь великому отродью. Сержант рубанул мечом по груди Мадаила. Глаза того молниеносно захлопнулись. Лезвие разлетелось вдребезги. Демон огрызнулся и пронзил Дарраса посохом. Оружие насквозь прошило тело воина и ударило по барахтающимся тварям под ним. Пока Мадаил боролся, силясь высвободить оружие, Аттик совершил последний прыжок и бросился, воздев цепной топор, на уродливую голову чудовища.

Та ринулась навстречу и лязгнула зубами. Челюсти поймали Аттика поперек туловища и сжались, сокрушая механическое тело. Перед глазами капитана вспыхнули аварийные руны. Он проигнорировал их, ибо не чувствовал боли.

Ведь в нем осталось совсем мало плоти.

Зато он понял защитные рефлексы демона. И что бить нужно было именно туда, где тварь стремилась уберечься.

Воин замахнулся топором, делая вид, что целится в пустой левый глаз демона. Грудные глаза с радостным изумлением уставились на него. И Аттик использовал свой шанс. Он резко развернул цепной топор и с ужасающей скоростью обрушил оружие на истинное око чудовища. Капитан застал противника врасплох. Лезвие глубоко вонзилось в глаза, и кислотный студень из раны хлынул по телу Мадаила.

Демон закричал и отшвырнул Аттика. Тот рухнул на ковер из корчащихся омерзительных тварей и попытался подняться. Доспех не отзывался, превратившись в гроб для благородного металлического тела космического десантника. И глубоко внутри своей оболочки Аттик ощутил отвратительное текучее движение там, где его быть не должно было.

Но и Мадаил на несколько драгоценных секунд потерял стойкость. А затем сияние колонны прекратило мерцать. Оно превратилось в единый ослепительный луч, что сорвался в небеса и на мгновение разорвал мертвенный саван, открыв окно к звездам.

Но лишь на мгновение. Затем свет возобновил свое злобное биение, и небытие вновь сомкнуло хватку над планетой. Аттик сумел повернуть голову. Он увидел, как Эрефрен отпускает башню и падает. Женщина лежала на боку лицом к нему. Глаза астропата, как всегда, были пугающе пустыми, но капитан ощутил на себе ее истинный взгляд. Она коротко кивнула ему и замерла.

Аттик перевел взгляд обратно на Мадаила. Демон вновь овладел собой. Его неповрежденные глаза смотрели на космического десантника с абсолютной яростью.

– Ты не победил, – с трудом выдавил из себя Аттик.

Мадаил шагнул к нему.

Чувствуя, как жизнь неумолимо утекает из его пробитого, изувеченного тела, Аттик выкорчевал в своем сознании последние крупицы человечности. Машина поднялась на ноги в последний раз и встала на пути демона.

– Плоть слаба! – взревел он и встретил тьму.

Каншель видел все. Видел, что его кошмар ранен. Видел свет с башни. И видел, как кошмар убил его капитана.

Демоны не обращали на него внимания. Они оставили его жить, обтекая океаном безумия и пируя на телах Железных Рук.

Они хотели, чтобы человек все видел. Каменное солнце в зловещем зените. Неторопливое восхождение перерожденного, демонического «Веритас феррум». Приближение нового темного исхода.

Он отчаянно цеплялся за последний огонек надежды в своем сердце.

«Послание отправлено, – думал он. – Император узнает. Император защитит. Император защитит…»

В своей молитве он сбился лишь тогда, когда над ним возник Мадаил и мерзкая, усыпанная карбункулами туша с рогом на месте глаз схватила его за руку.

– Крошечное дитя веры, – произнес Мадаил, – явишь ли ты мне всю силу своих убеждений? Станешь ли моим свидетелем?

И когда демон потащил его к нечестивому кораблю, Каншель закричал.

Эпилог

Астропат Эмиль Джедда застыл от шока. Его рот широко раскрылся, лицо перекосилось. Мехья Вогт, его писец, видела такое каждый день бессчетное количество раз, но по-прежнему вздрагивала, словно сама разделяла боль астропата. Да и как ей не разделять, зная, какие муки причиняет ему каждое полученное сообщение. Это словно ледяным кинжалом пронзило его мозг, и боль распространялась по нервной системе, подчиняя и выворачивая само его нутро. Незрячие глаза Эмиля закатились, челюсть пришла в движение, и он запел. Вогт схватила стилус и попыталась записать услышанное. Звуки, вырывавшиеся из глотки Джедды, были жалостными, настойчивыми, вымученными – атональная песнь, наполненная дымом далекой войны.

И по большей части неразборчивая.

Песня оборвалась. Вогт посмотрела на то, что записала на планшете.

Джедда взял кусочек ткани и вытер потекшую из носа кровь.

– Какое… – заговорил было он и вдруг умолк. Потер пальцами висок. Попробовал снова: – Какое там сообщение?

Вогт колебалась.

– У него экстренный приоритет, – сказала она.

– Я знаю. – Астропат провел рукой по голове, смахивая проступивший от боли пот. – Я почувствовал его.

Вогт понимала, что на самом деле кроется за словами Эмиля. Он выстрадал его. Степень срочности каждого сообщения астропат определял по тяжести психической травмы, им причиненной.

– Каково содержание? – когда Вогт не ответила, Джедда объяснил: – Сам понять не могу. Слишком сильные искажения.

– Я… Это тревожное сообщение, – наконец сказала писец. – Я смогла разобрать только одно слово, но оно не имеет смысла, и…

– Прочти.

И она прочла. Слово было неправильным. Ему не было места в Империуме. Слоги, которые она с трудом пыталась произнести, казались ей не просто чуждыми. Они казались нечистыми.

Джедда сидел очень спокойно. Его белая, как мрамор, кожа приобрела сероватый оттенок. Когда он встал, то сделал это настолько осторожно, словно сама ткань реальности обратилась в тонкий неверный лед.

– Отведи меня к мастеру Галину, – попросил астропат. – И возьми с собой запись.

Вогт взяла Джедду за руку и вывела из кельи. Они шагали по коридорам, освещенным настолько тускло, что даже писцы с трудом различали путь. Стены по обеим сторонам были выложены мозаикой, но изображения терялись во мгле. Даже в полной мере владея своими глазами, Вогт понимала, что именно она, а не Джедда, по-настоящему слепа в этом сумеречном мире. Она записывала сообщения, которые едва понимала, и странствовала в этом царстве вечной тени, выполняя задания, смысла которых ей никто не объяснял. И суть того, что происходило сейчас, от нее тоже ускользала.

Но она чувствовала тревогу Джедды.

Они дошли до зала обработки в глубине Города Зрения. Огромное пространство было куда лучше освещено, но люмосферы висели так высоко под сводчатым потолком, что их лучи достигали пола уже слабыми и поблекшими. В центре зала находилось колоссальных размеров хранилище сообщений. Десятки тысяч посланий были собраны здесь в сотнях шкафов высотой в пять, десять и двадцать метров. По периметру зал опоясывали балконные галереи с множеством выдвижных платформ. Писцы, администраторы и сервиторы использовали их для доступа к хранилищу. Время от времени какое-то сообщение извлекалось с полок, но его место сразу же занимали десятки других. Листы пергамента, словно снег, сыпались с верхних уровней зала.

Прямо напротив входа, у основания огромного хранилища, за массивной кафедрой сидел Гельмар Галин – сгорбившись, с выражением вечного недовольства во взгляде сощуренных глаз. Изучая одно сообщение за другим, некоторые он передавал сервиторам, чтобы те добавили их на полки, а остальные сбрасывал в желоб мусоросжигателя.

– В чем дело, Джедда? – спросил он, не поднимая глаз.

– Сообщение из системы Пандоракс. Думаю, вам стоит на него взглянуть.

Галин томно вздохнул, отложил стилус и протянул руку. Писец передала ему запись послания. Администратор прочел ее и после смерил холодным взглядом сначала Вогт, а затем Джедду.

– И что мне с этим делать? – спросил он.

– Я думал… – начал было Джедда.

– Достать меня каким-то архаичным словом? – перебил его Галин.

– Это может быть… важно.

– И что мне теперь, объявить о крахе всех рациональных догматов Имперской Истины из-за одного сообщения?

Вогт хотела было возразить, но Джедда, должно быть, почувствовал ее напряжение через ладонь – и предостерегающе положил руку ей на плечо. Галин терпеть не мог писцов, которые имели наглость не дрожать перед ним от страха.

– У этого сообщения экстренный приоритет, – спокойно сообщил Джедда.

Администратор отрывисто кашлянул сухим смехом.

– Ну, разумеется. Мы на войне. Сейчас у каждого сообщения экстренный приоритет, – он устало махнул изнуренной рукой в сторону шкафов у себя за спиной. – Большая часть содержит действительно актуальные сведения или, по крайней мере, законченные выражения. И ни в одном не говорится о мифах.

Приблизился сервитор, и Галин передал ему сообщение.

– Поставь на стеллаж, – приказал он и снова повернулся к Джедде. – Приоритет – единственная причина, почему эта чушь сразу же не отправилась в печь. А вы возвращайтесь к работе.

Джедда кивнул. Вдвоем с Вогт они двинулись обратно.

Выходя из зала, Мехья на мгновение остановилась и обернулась, сама не до конца понимая, почему все это ее заботит и почему сердце сжалось в ее груди так, словно она лишилась чего-то важного. Сообщение же содержало одно-единственное слово. Какой от него может быть толк?

– Ты его еще видишь? – прошептал Джедда.

– Нет.

Но, прежде чем уйти, Мехья в последний раз бросила взгляд через плечо. Попыталась найти глазами сервитора, хотя бы проследить за тем, как послание ляжет на стеллаж. Ей не удалось. Оно стало снежинкой, просто очередной снежинкой – падающей, упавшей, погребенной. Оно явилось из тьмы ночи и теперь в нее же вернулось, затерявшись в бесконечном шорохе других сообщений, сливавшемся в белый шум забвения.

Послесловие

Монстры. Я всегда их обожал. Во многом поэтому мне так нравится писать по мотивам Warhammer 40,000 и «Ереси Хоруса» – эта фантастическая вселенная буквально кишит всевозможными чудовищами, человеческими и нечеловеческими. И когда я узнал от Ника Кайма и Лори Голдинга, что мне представится возможность рассказать историю Пифоса, я был, мягко говоря, на седьмом небе от счастья. Здесь водятся любые монстры, каких только можно пожелать, и уже готова арена для того, чтобы столкнуть их в бою не на жизнь, а на смерть.

Итак, каких же монстров мы здесь видим? Очевидно, флору и фауну самого Пифоса, а также демонов Тайника Проклятия. Но и Железные Руки по-своему тоже монстры, и стали они ими сознательно. Я хотел раскрыть эту идею, изучить ее, особенно в отношении одного персонажа – капитана Дуруна Аттика.

Железные Руки совсем не похожи на моих любимых Черных Драконов. Они – монстры не из плоти. Вообще-то, как раз наоборот: их отторжение плоти и ее кажущихся слабостей неумолимо лишает их последних крупиц человечности. Одна из (многих) вещей, за которые я люблю «Фулгрима» Грэма Макнилла – это намек на то, что Ферруса Мануса одолевали серьезные сомнения относительно того пути, которым идет его легион, но он встретил свою судьбу на Исстване V раньше, чем сумел что-либо предпринять. Трагедия, постигшая Железных Рук в Резне на посадочной площадке, все только усугубила. Она не просто разбила X легион – сами убеждения, за которые теперь цепляются его выжившие воины, противоположны тому, чего хотел их примарх.

В Аттике я изобразил воина, который на этом пути зашел уже очень далеко. Его отрицание плоти граничит с одержимостью, превращая его как в живое воплощение убеждений легиона, так и в символ его трагедии. Этой трагедии я коснулся также и в небольшом рассказе «Веритас феррум», который появился на свет во время работы над этим романом, когда я продумывал, как выжившие Железные Руки с Исствана V попали в систему Пандоракс.

Вселенная «Ереси Хоруса» прекрасна еще и тем, что здешняя борьба носит глубокий и сложный характер. Так, Дети Императора отринули человечность так же, как и Железные Руки, но в отличие от них сыны Фулгрима превозносят плоть. Немудрено, что, видя это, Аттик еще сильнее укрепляется в своих убеждениях. Чудовищные деяния Детей Императора, безусловно, несут лишь зло, но разве то, что избрал для себя Аттик, можно назвать абсолютно верным?

Я надеялся привнести хотя бы долю этой глубины в ситуацию на Пифосе. Аттик олицетворяет одну крайность. Его отвращение к плоти убивает в нем милосердие и другие фундаментальные человеческие качества. Гальба, изменившийся далеко не так сильно, куда более человечен, не говоря уже о Саламандрах. «Кто прав? И прав ли кто-либо вообще?» – вот вопросы, которые я хотел задать. Сострадание, которое проявили Железные Руки, имело катастрофические последствия, но разве альтернатива, которую выдвигает Аттик, лучше? Неужели для того, чтобы сражаться с чудовищами, он сам должен стать чудовищем из железа, движимым лишь холодным расчетом? Монстром, в котором едва угадывается человек? И если да, то к чему это приведет?

Мне кажется, это и есть один из главных вопросов, которые поднимает «Ересь Хоруса», – учитывая, что стоит на кону, учитывая, какую ужасную угрозу несет в себе Хаос, где пролегает граница допустимого? Я думаю, здесь нет простого ответа. Но сложные вопросы сами по себе столь же интересны, сколь и важны. По крайней мере, именно эту мысль я надеялся заложить в эти страницы.

При этом герои сами ищут ответы, и ответы эти подчас принимают форму той или иной веры. Это – еще одна тема, которую я хотел исследовать в книге. «Ересь Хоруса» дает для этого чрезвычайно благодатную почву, поскольку мы становимся свидетелями одновременно мифического столкновения титанов, в котором звучит множество отголосков, начиная от Войны на Небесах вплоть до Рагнарека, и рождения новой, очень специфической веры – той, которая впоследствии станет Имперским Кредо.

Аттик верит, по-своему, но его вера не религиозна. Мадаил тоже верит – в абсолютный триумф Губительных сил. И есть еще смертные, которым не повезло оказаться посреди войны богов. У слуг с «Веритас феррум» нет выбора, как им поступать со своей плотью. Они те, кто есть. Пережив деморализующую военную катастрофу, они оказались в мире, который только и жаждет сожрать их. Столкнувшись с силами за гранью их понимания, где им еще искать надежду, если не в вере, которая обещает спасение от кошмаров?

И говоря об этих силах, мы плавно подходим к самому Тайнику Проклятия, честь открыть который выпала мне. Нужно было соответствовать масштабу демонической силы, сорвавшейся с цепи, и это стало для меня настоящим вызовом. Желая показать демонов во всей их жуткой красе, я старался писать книгу не столько о войне, сколько о страхе. И если, перевернув последнюю страницу, вы захотите оставить свет включенным хоть чуточку подольше, я буду счастлив.

Хотя, говоря по правде, я уже невероятно счастлив, что мне удалось поиграть с этим миром чудовищ.

Дэвид АННАНДЕЙЛ

Февраль 2014

Благодарности

Писательство в сути своей – труд уединенный, но вот его результат – это детище целого полка. Поэтому я хочу поблагодарить моих редакторов из Black Library: Кристиана Данна, Лори Голдинга, Ника Кайма, Грэма Лайона и Линдси Пристли. Своим существованием эта книга во многом обязана «Фулгриму», поэтому спасибо Грэму Макниллу за то, что написал такой чудесный роман. И, конечно же, Марго – мне не хватит слов, чтобы выразить признательность за ее любовь, веру и поддержку.

Об авторе

Дэвид Аннандейл – автор серии о комиссаре Себастьяне Яррике, состоящей из повести «Оковы Голгофы» (Chains of Golgotha) и романа «Имперское кредо» (Imperial Creed), а также романа «Проклятие Пифоса» из серии «Ересь Хоруса». Для серии «Битвы Космодесанта» он написал книги «Гибель Антагониса» (The Death of Antagonis) и «Отродье» (Overfiend). Кроме того, у него много работ в малом формате, включая повесть «Мефистон. Властелин смерти» (Mephiston: Lord of Death) и многочисленные рассказы из серий «Ересь Хоруса» и Warhammer 40,000. Дэвид читает лекции в Канадском университете на различные темы, от английской литературы до фильмов ужасов и видеоигр.

notes

Примечания

1

Lectitio Divinitatus (лат.) – Божественное Откровение. (Здесь и далее примечания переводчика.)

2

Астролябия – один из древнейших астрономических приборов для определения высоты небесных тел.

3

Терминатор (астроном.) – линия светораздела, отделяющая освещенную часть небесного тела от неосвещенной.

4

Синестезия – особый способ восприятия, при котором некоторые состояния, явления или понятия непроизвольно наделяются дополнительными качествами: цветом, запахом, текстурой, вкусом, геометрической формой, звуковой тональностью или положением в пространстве.

5

Прозектор – паталогоанатом, проводящий вскрытие трупов.