Текст книги "Дитя любви"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Анджела Дрейк
Дитя любви
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА 1
На старте остались только два участника – словно для того, чтобы еще сильнее подогреть возбужденных зрителей, а нервы всадников натянуть до предела.
Оба стояли по разные стороны от выхода на конкурное поле, изо всех сил стараясь не смотреть друг на друга. Подброшенная монетка должна была решить, кто начнет первым.
Эти двое отличались как небо от земли, по крайней мере, на взгляд стороннего наблюдателя. Светловолосая девушка с нежной фарфоровой кожей ожидала выступления спокойно, почти бесстрастно. Мужчина же покусывал губы и нервно ходил взад и вперед. Его черные брови были угрюмо сдвинуты.
В эту минуту они походили друг на друга только одним – упрямым желанием победить. Судья-распорядитель объявил порядок выхода на поле: мисс Ксавьер первая, мистер Савентос второй.
Эмилио Савентос торжествующе усмехнулся: выступать после соперника всегда выгоднее.
Точно знаешь, чего должен добиться, получаешь возможность подхватить перчатку, брошенную тебе соперником.
Если Алессандра Ксавьер и огорчилась выпавшим ей номером, то виду не подала. Взяв повод своей темно-гнедой лошади по кличке Сатир, она вставила в стремя носок левого сапога, легко села в седло и безошибочно нащупала ногой правое стремя. Девушка взлетела на лошадь одним неуловимым плавным движением. Врожденная грация и сила, естественная, как дыхание, в сочетании с классическими чертами лица и высокой, стройной фигурой производила впечатление отточенной элегантности и заставляла невольно оборачиваться ей вслед.
Судья-распорядитель, стоявший у выхода на конкурное поле, посмотрел на Алессандру и назвал ее номер. Девушка быстро наклонилась, ободряюще похлопала Сатира по шее, а затем спокойно направила его к полю. По трибунам прокатился гул одобрения. Когда она сняла шлем и по традиции поклонилась судейской трибуне, гул сменился бурей аплодисментов.
Эти любительские соревнования считались самыми престижными на юге страны, и Алессандра пользовалась на них большой популярностью. Поклонников покоряли ее ловкость, смелость и умение держаться в седле. Любителям конного спорта импонировали скорость ее езды и любовь к риску. Профессионалы высоко ценили ее работу с лошадью: длинные пальцы и гибкая кисть позволяли девушке мягко управлять поводом, легко подчиняя себе могучего Сатира.
Она еще раз мысленно прокрутила маршрут конкура. Полосатые жерди четырнадцати препятствий ярко блестели в лучах послеполуденного солнца. Маршрут был довольно длинный и заканчивался сложной двойной системой, которую не смогли преодолеть большинство стартовавших.
Утром Алессандра уже откатала этот маршрут, и Сатир чуть не сбил жердь с последнего препятствия. Им удалось пройти его чисто только за счет того, что в самый последний момент конь изогнулся в прыжке и лишь коснулся жерди, не уронив ее.
После первого выступления всадница и конь учли свою ошибку, и Алессандра рассчитала маршрут до мелочей. Но Сатир выходил на конкурное поле уже в третий раз. Он был разгорячен, чувствовал усталость и уже не мог двигаться с прежней точностью. Короче говоря, его утренний энтузиазм заметно иссяк.
– Все в порядке, мальчик. Все будет отлично, – шепнула Алессандра, заметив, как бархатные уши лошади дрогнули и повернулись на звук ее голоса. – Ты только поверь в это.
Веди себя уверенно, повторила она себе самой, вспоминая своего первого тренера. Он часто твердил Алессандре, что грамотная верховая езда это, прежде всего, единство человека и лошади и что даже самое могучее животное можно контролировать с помощью спокойствия, четких и уверенных действий.
Многие считали, что Сатир для нее слишком велик и силен. К тому же он был с норовом. Однако она работала с этим конем вот уже два года, следуя философским принципам своего любимого тренера: бесконечное терпение и спокойствие при неотступной требовательности. Игра стоила свеч: их выступления создали Сатиру репутацию одной из самых перспективных лошадей юга страны. Сегодня Сатир был близок к тому, чтобы победить и сделать свою хозяйку кандидатом на участие в соревнованиях национального масштаба.
Алессандра посмотрела на могучую шею и плечи коня. Его темная шерсть отливала яркими бликами; под кожей переплетался сложный узор пульсировавших от возбуждения вен. Девушка слегка коснулась их рукой, с особой силой ощутив страстную привязанность к этому животному. Любовь на всю жизнь! – с улыбкой подумала она.
Алессандра глубже уселась в седло и послала Сатира в легкий галоп.
– Пусть сам найдет удобный для себя темп, – пробормотала она сквозь стиснутые зубы. Спокойно, спокойно. Он все сделает в лучшем виде. Нечего волноваться заранее.
Она повела коня на первое препятствие и заметила, как шевельнулись его уши. Это означало, что лошадь сосредоточилась на прыжке. Несмотря на усталость, Сатир правильно рассчитал движения и продолжал с большим запасом брать одно препятствие за другим.
Они перепрыгнули канаву с водой, хорошо взяли стенку и чисто прошли тройник. Все шло нормально, но необходимо было прибавить скорость, причем намного. Алессандра слышала, как растет напряжение на трибунах. Девушка страстно мечтала победить. Выигрыш ощущался чем-то жизненно необходимым.
Она почувствовала, как напрягся Сатир в ответ на давление шенкелей. Вперед, требовала Алессандра, вперед, пошел! Быстрее, еще быстрее. Ты можешь!
Они прошли поворот на прямую, где стояли последние препятствия. Чувствуя горький привкус приближающегося поражения, Алессандра отбросила всякую осторожность, всем существом стремясь наверстать упущенное на финишной прямой.
Она знала, что рискует. Сатир способен на чудеса, если дать ему возможность решать самому. Теперь он несся из последних сил, храпя от возбуждения. Совершенно очевидно, что он потерял над собой контроль. Конь взметнулся над препятствием неуклюже, как корова из детской считалки, прыгавшая через луну. Услышав, как передние копыта резко ударились о жердь, Алессандра решила, что они совершили повал. Бог миловал: жердь покачнулась и встала на свое место, но зато Алессандра едва не перелетела через голову коня. Она потеряла оба стремени и вцепилась в повод, чтобы не упасть и не разбиться. Таким образом, перед последним препятствием конь вновь оказался предоставленным себе.
Сатир ринулся к препятствию, но при этом перешел на удобный для себя ход. Более робкая лошадь выбрала бы путь наименьшего сопротивления. Она непременно закинулась бы перед препятствием или обогнула его – так проще и безопаснее. Но не таков Сатир. Он так круто рванулся вверх, что Алессандра почувствовала себя на склоне отвесного утеса. Потом ее взметнуло в воздух – Сатир взял высоту почти в два метра и приземлился далеко за препятствием.
Девушка рывком восстановила равновесие и крепко уселась в седло. Краем уха она слышала возбужденный рев трибун и аплодисменты. От радости сердце готово было выскочить из груди.
Она наклонилась и обеими руками обняла мощную шею Сатира.
– Ты звезда, ты чудо, ты самый лучший! – прошептала Алессандра.
Она направила коня к выходу мимо Эмилио Савентоса. Даже не посмотрев в ее сторону, он проехал с каменным лицом; черные глаза были устремлены вперед, губы плотно сжаты.
К Алессандре уже спешила с поздравлениями ее помощница, молодой конюх с платной конюшни, куда на время соревнований поместили Сатира.
– Потрясающе! – крикнула ей Алессандра, еле переводя дух. – Он был просто великолепен!
– Это же Сатир! – в тон спортсменке ответила та.
Алессандра кивнула, стараясь восстановить дыхание.
– Не слышала, какое у нас время?
– Минута двадцать пять и шесть десятых.
Алессандра взглянула на помощницу, не веря своим ушам.
– Так много? Да Савентосу достаточно не спеша проехаться по маршруту, и он победитель!
Разглядев через толпу зрителей конкурное поле, Алессандра увидела, как Эмилио Савентос на своем Оттавио, великолепном жеребце липпицианской породы, уверенно берет препятствия на первой линии. На этом отрезке он движется вдвое быстрее меня, подумала она, ощущая, как внутри нарастает сосущая тоска.
Сердце отчаянно колотилось, но она заставила себя следить за отлично подготовленным, атлетически сложенным Оттавио, который, шутя, разделывался с препятствиями. Куда девались его былые суетливость и неуверенность? Алессандра решила, что его хозяин – плохой человек с каменным сердцем – жестокостью довел коня до нынешнего состояния. От скорости Оттавио захватывало дух, его подчинение всаднику было безупречным, и, когда конь подходил к последнему препятствию, Алессандра обреченно подумала, что Савентосу достаточно просто усидеть в седле до конца маршрута – все остальное уже сделано.
Но такое поведение было не в характере Савентоса. Он собирался не просто победить, а размазать соперницу по стене, раз и навсегда доказать Алессандре Ксавьер, кто хозяин на конкурном поле. Его черты исказило выражение мрачной угрозы. Попытавшись выжать из лошади всю мыслимую скорость, он резко и слишком быстро развернул Оттавио на последнюю полосу препятствий. Жеребец сбился с хода прямо перед заканчивавшей маршрут двойной системой. Бесстрашно взяв первое препятствие, Оттавио приземлился слишком далеко. Ему явно не хватило расстояния для разбега перед прыжком. Зрители не поверили своим глазам, когда Оттавио ухитрился оттолкнуться почти с места и сделать огромный, просто невероятный скачок, словно тигр в джунглях.
Толпа заревела, восхищаясь спортивным духом и мастерством лошади. Оттавио почти закончил прыжок, но в последнее мгновение слегка задел жердь задними копытами. Она дрогнула, мгновение покачалась и… с глухим стуком упала наземь. Это означало для всадника не просто четыре штрафных очка, но поражение в соревновании, полный крах надежд и амбиций!
Даже Алессандра была вынуждена признать, что Савентоса постигла фантастически обидная неудача. В девяти случаях из десяти такое слабое касание не сбивает жердь, а заставляет ее лишь чуть-чуть покачнуться. Но конкур есть конкур: иногда счастье на твоей стороне, а в другой раз оно улыбается сопернику. В конце концов, это только справедливо.
Савентос выехал с конкурного поля, не поднимая головы. Его окружали искрящиеся разряды молчаливой ярости. Удача отвернулась от него. Он проиграл, причем по-крупному. Делая вид, что не замечает Алессандру, он проехал мимо манежа и направился к видневшимся позади конюшням.
Алессандра проводила взглядом мрачного соперника, искренне сочувствуя ему. Тут ее окликнул помощник судьи и пригласил выехать на поле для награждения. Она двинула Сатира вперед, навстречу новой волне аплодисментов, и подъехала к трибуне, где располагалась судейская ложа. Рядом с ней встал спортсмен, занявший третье место, – симпатичный парень из Йоркшира, выступавший на приземистой рыжей лошадке. Не было лишь Савентоса. Его немного подождали, но когда стало ясно, что он не желает выезжать на награждение, жена директора фирмы, финансировавшей состязание, подошла к победителям.
Алессандра наклонилась и приняла из ее рук серебряный кубок. На ее лице сияла довольная улыбка. До нее только теперь дошла восхитительная мысль, что она победила в этом престижном конкуре. Теперь перед ней открывалась масса возможностей. Может быть, ей даже удастся убедить родителей, в особенности отца, что она может сделать карьеру в профессиональном спорте!
Алессандра двигалась к своей мечте осторожно, шаг за шагом. Ее родители были блестящими музыкантами и вполне обоснованно надеялись, что дочь пойдет по их стопам. Будучи недовольны увлечением дочери, они не выражали своего неодобрения открыто, а пытались переубедить. Однако этот моральный прессинг был непрерывным. У Алессандры хватало ума, чтобы понимать их мотивы и не осуждать.
В конце концов, ее отец считается одним из лучших дирижеров мира, и нет ничего удивительного в том, что он мечтает видеть свою единственную дочь музыкантом. Из любви к отцу Алессандра подчинялась его желаниям. Еще в детстве, поняв, что спорить с отцом бесполезно, она ходила на занятия музыкой, хорошо сдавала экзамены, получала похвальные грамоты, а затем поступила в Гилдхоллскую школу музыки и драмы, которую закончила этим летом. Там она три года изучала теорию музыки и совершенствовалась в игре на фортепьяно.
Она поступала так, как хотел отец. А тот в свою очередь не мешал ей заниматься верховой ездой, относясь к этому увлечению как к детскому хобби. Сама же Алессандра была сыта музыкой по горло. Хватит с нее, наконец-то она свободна! Наступил переломный момент: надо решать, что делать дальше.
Эти мысли промелькнули у Алессандры в голове за те несколько секунд, пока она сидела в седле, сияя от счастья. Сегодняшний триумф для нее самая большая победа в жизни.
– Молодец! – поздравила ее жена директора.
Затянутая в костюм бирюзового цвета, она выглядела совершенно неуместно рядом с могучей разгоряченной лошадью. Когда Сатир тряхнул головой и нетерпеливо переступил ногами, дама забеспокоилась и быстро ретировалась в безопасность ложи.
Алессандра послала Сатира в легкий галоп и под гром аплодисментов совершила круг почета. В конце круга ее ждал Эмилио Савентос.
– Тебе сегодня чертовски повезло, – мрачно сказал он, – но так будет не всегда.
– Разумеется, – холодно согласилась она.
– Эта лошадь… – Эмилио с презрением окинул взглядом Сатира. – Она никуда не годится. Цепляет ногами препятствия.
– Все иногда ошибаются. Даже твой жеребец.
– Оттавио всего лишь коснулся жерди. Он знает, как поджимать ноги, я его научил. – В этих словах Алессандре почудилась плохо скрытая жестокость. Черные глаза Эмилио злобно блестели. Она вдруг почувствовала, что он способен на ужасные вещи. Интересно, подумала Алессандра, какими варварскими способами ты учил свою прекрасную лошадь поджимать ноги во время прыжка? – Тебе следует больше пользоваться шпорами и хлыстом, – продолжал поучать ее Эмилио.
Алессандра перевела взгляд на бока Оттавио. До самого низа живота, позади чересчур сильно затянутых подпруг, ясно виднелись следы глубоких ран. Они уже подживали и были прикрыты слоем мази, но Алессандра безошибочно узнала в них страшные метки специально заточенных острых шпор. Гнев душил девушку, но она ничем не выдала своего возмущения. Ее лицо оставалось холодным и бесстрастным.
– Нет, – ответила она Эмилио. – Я могу победить, не прибегая к жестокости.
Его ноздри раздулись, как у дикой лошади. Алессандра же спокойно сидела в седле. То, что произошло потом, было настолько неожиданным, настолько невероятным, что позднее она с трудом восстановила в памяти картину происшедшего.
Она сжала шенкелями бока Сатира, заставляя его пройти мимо кипевшего от злобы испанца. В этот момент Эмилио изо всей силы махнул хлыстом, со свистом разрезав воздух. Может быть, этим движением он просто хотел разрядить ярость, может, намеревался выместить досаду от поражения на своей несчастной лошади. Однако, какими бы ни были его мотивы, хлыст опустился прямо на круп ни в чем не повинного Сатира. Конь, и без того возбужденный соревнованиями и шумом толпы, непривычный к насилию, взвился на дыбы и рванул с места бешеным галопом. На пути Сатира выросли высокие ворота, закрывавшие вход в леваду. Алессандре не оставалось ничего другого, как крепко вцепиться в гриву лошади. Ворота надвигались с угрожающей быстротой, и она стала молиться.
Характер Сатира не позволял ему закинуться или обнести – он всегда смело шел на препятствие. Так он поступил и сейчас – рванулся в воздух. Но не его вина, что на этот раз все пошло наперекосяк. Сатир потерял равновесие, беспорядочно задергал ногами и зацепился копытом за верхнюю перекладину ворот.
Алессандра полетела через голову лошади на траву левады. От удара о землю у нее перехватило дыхание, но, к счастью, обошлось без травм. Она вскочила и увидела, что Сатир лежит на боку. Лошадь закатила глаза и судорожно била ногами.
Обезумев от страха, девушка кинулась к коню. Слезы жгли глаза и ручьями бежали по щекам. Около забора уже собралась толпа зевак, глазевших на Алессандру, которая упала на колени рядом с перепуганной лошадью. Одной рукой она подхватила повод, другой гладила Сатира, стараясь успокоить его и унять боль.
Прекрасная лошадь, которая беспомощно лежит на земле, – зрелище невыносимое. Сердце Алессандры едва не разорвалось от муки, когда Сатир поднял на нее огромные глаза – страдающие, испуганные, непонимающие. Казалось, он лежит так уже целую вечность. Затем конь сделал неимоверное усилие и чудом поднялся. Он стоял на прохладной зеленой траве, боясь шелохнуться, дрожа крупной дрожью и держа на весу правую переднюю ногу.
– О Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы нога осталась цела! – прошептала Алессандра, дико озираясь по сторонам. – Скорее позовите ветеринара! – закричала она зевакам.
Какой-то мальчишка выбрался из толпы и понесся к конторе конного комплекса. Через несколько минут появилась молодая женщина в белом халате. Ловко перебравшись через ворота, она подбежала к Сатиру и принялась осматривать его ногу. Потом подняла глаза на Алессандру.
– С вами все в порядке? – мягко спросила женщина.
– Да, да! Что у него с ногой?
Женщина осторожно провела пальцами по травмированной ноге.
– Думаю, ничего серьезного. Скорее всего, растянуто сухожилие. Давайте посмотрим, сможет ли он двигаться. Уговорите его сделать пару шагов.
Алессандра попробовала потянуть за повод и сдвинуть лошадь с места. Сатир сделал один неуверенный подпрыгивающий шаг и остановился. Когда ветеринар стала ощупывать копыто, он вздрогнул, закатил глаза и сверкнул белками.
– Где ваша коневозка? – спросила женщина Алессандру. – Я сделаю ему обезболивающий укол. Доведем его до коневозки, а уж там разберемся, что к чему.
С бешено бьющимся сердцем Алессандра осторожно вела хромавшего и подпрыгивавшего Сатира к дорогой коневозке, которую родители подарили ей на восемнадцатилетие. Сатир из последних сил поднялся по крытому резиной трапу. Увидев знакомое стойло с толстой подстилкой из сладко пахнущей соломы и кормушку со свежеприготовленным кормом, он сразу расслабился.
Ветеринар еще раз тщательно осмотрела ногу лошади и успокоила Алессандру. Нет никаких признаков перелома. Она посоветовала обернуть ногу Сатира смоченной в холодной воде салфеткой и забинтовать.
– Постарайтесь, чтобы в течение часа он стоял спокойно и не двигался. Потом я зайду взглянуть на него еще раз. – Внимательно посмотрев на бледное лицо Алессандры, она поинтересовалась, с кем девушка приехала на соревнования.
– С матерью.
– Наверное, вам нужно с ней увидеться? Тогда идите. Я пришлю кого-нибудь из конюхов последить за лошадью, пока вас нет.
– Хорошо. – Алессандра вышла из коневозки, гадая, где теперь искать мать. Тэра Ксавьер тоже была знаменитостью. Наверняка ее где-нибудь окружили поклонники, жаждущие узнать о творческих планах звезды.
Может, оно и к лучшему, подумала Алессандра, внезапно осознав, что у нее есть счет к Эмилио. И разумнее всего предъявить его сейчас, пока никто не мешает.
Хотя ноги девушки все еще дрожали от пережитого страха, выглядела она совершенно спокойной. Алессандра шла вдоль вереницы коневозок, рядом с которыми хлопотали спортсмены, конюхи и родственники, пришедшие помочь и поболеть. Лошадей собирали в обратный путь.
Она хорошо знала коневозку Савентоса. Машина стояла несколько в стороне от остальных, в самом конце длинного ряда фургонов. Коневозка была огромная. Лучше, чем у нее. Настоящий передвижной дворец для лошадей.
Подойдя к машине, она услышала возбужденный стук копыт. Ее сердце тоже застучало как барабан. Дверь была закрыта, но не заперта. Алессандра потянула за ручку и остановилась, вглядываясь в полутьму. На какой-то момент она словно ослепла: глаза должны привыкнуть к сумраку после яркого дневного света. Но чтобы понять происходящее, достаточно одних звуков.
Это были свист хлыста, впивавшегося в живую плоть, и пронзительный визг перепуганной лошади. Боже милосердный! Не удовлетворенный тем, что испугал и покалечил одного коня, Савентос теперь мучает другого.
– Прекрати! – закричала Алессандра.
Рванувшись вперед, она с разбегу прыгнула на человека, державшего хлыст, вцепилась в его поднятую для удара руку и опрокинула на пол.
В ответ раздались приглушенные проклятья. Савентос, сначала струхнувший и растерявшийся, наконец, разглядел своего противника. Его лицо исказила ярость.
– Убирайся отсюда, английская шлюха! – зарычал он. – Как ты посмела войти сюда?!
– Оставь лошадь в покое! – отрезала Алессандра, мертвой хваткой сжимая его руку.
– Что хочу, то и делаю. – Его черные глаза пылали злобой. – Я никогда не слушал баб. И не собираюсь впредь!
Она попыталась вырвать у него хлыст, но Эмилио отвел руку в сторону.
– Это мое животное, и я научу его не совершать ошибок! Буду делать с ним все, что мне нравится! – Он вскочил на ноги и снова замахнулся хлыстом. Лошадь шарахнулась в дальний угол, ее розовые ноздри широко раздулись.
Алессандра поняла, что спорить с мерзавцем бессмысленно. Перед ней был прирожденный садист. Она никогда не позволяла захлестнуть себя эмоциям, выпустить наружу демона гнева. Тем не менее, она в ярости выскочила из коневозки и со всех ног бросилась к своему фургону. Там, быстро схватив лежавшую на мешках с кормами корду, она завязала ее конец скользящим узлом и побежала обратно.
Алессандра вовсе не удивилась, когда поняла, что пойманный с поличным Эмилио и ухом не повел. Напротив, он продолжал «урок», который она тщетно пыталась прервать.
Пронзительный визг лошади, тонкий и высокий, как крик птицы, бил по натянутым нервам.
Ее решимость прекратить издевательство над животным крепла с каждой минутой. Она прищурилась, высматривая Савентоса, прицелилась и метнула корду, как ковбой лассо. Петля развернулась в воздухе, плавно опустилась на голову Савентоса и захлестнула шею. Алессандра тут же рванула корду на себя и туго натянула ее.
У Эмилио перехватило дыхание, хлыст выпал из руки. Он судорожно схватил руками петлю и оглянулся. Не ослабляя натяжения, Алессандра перебирала корду, постепенно приближаясь к нему. Кончилось тем, что она продела корду в прибитое к стене кольцо и прочно закрепила ее. Савентос оказался привязанным, как бычок на ярмарке.
Алессандра сделала шаг назад, любуясь своей работой.
– Попался, – спокойно сказала она.
Савентос дернул головой и уставился на нее, не веря своим глазам. В нем закипало бешенство. Алессандра подобрала с полу хлыст и подошла ближе. Плетеный кожаный кончик раскачивался у щеки Савентоса, почти касаясь ее. Лицо Эмилио перекосилось.
– Теперь ты беспомощен, – констатировала Алессандра, многозначительно поглядывая на хлыст. – Теперь уже я буду делать с тобой все, что захочу. Слышишь, ты, негодяй?
– Пошла вон! – прошипел Савентос сквозь стиснутые зубы.
– Встань на колено, – велела Алессандра.
– Что?
– Что слышал. – Она слегка ударила Эмилио хлыстом по щеке, чтобы напомнить, кто теперь хозяин положения, а затем пнула его в голень носком сапога.
Испанец медленно и неохотно выполнил приказ. Алессандра схватила его высокий, до блеска начищенный кожаный сапог и стянула с ноги. Держа хлыст в одной руке, другой она подняла сапог и поднесла его к лицу Эмилио. Холодная сталь шпоры, отточенной до остроты бритвы, вдавилась ему в щеку. Он рванулся и попытался отодвинуться, но Алессандра это предусмотрела: любое, даже самое незначительное движение только туже стягивало петлю.
– Наверное, стоит оставить на твоей физиономии хорошенькие маленькие отметинки… вроде тех, что ты оставил на боках Оттавио, – задумчиво произнесла она.
Савентос снова попробовал отвернуться.
– Нет! – придушенно прошептал он. – Нет!
– Ты жалкий трус, – сказала ему Алессандра. – Противно пачкать об тебя руки. – Она и в самом деле так думала, но если бы с Сатиром случилось что-нибудь серьезное, Эмилио бы дорого заплатил за это.
Внезапно ее охватила усталость. Савентос и его жестокость вызывали у нее отвращение. Она брезгливо отшвырнула сапог. Тот упал у дверей, едва не задев поднявшегося по трапу мужчину.
Он нагнулся и подобрал сапог.
– Что это значит? Что тут происходит?
– Суд, – ответила Алессандра.
Она повернулась к незнакомцу и смерила его взглядом. Оставшийся за спиной Савентос ворочался и пыхтел, как разъяренный бык.
Мужчина мельком посмотрел на него и снова перевел глаза на Алессандру. Он был хорошо сложен, с густыми черными волосами, волевым квадратным подбородком, с искренним и открытым выражением лица. Такое лицо могло принадлежать только очень честному человеку, хотя и не обязательно мягкому.
Приход незнакомца несколько разрядил атмосферу в фургоне.
– Кто вы? – с вызовом спросила Алессандра.
– Меня зовут Рафаэль Годеваль Савентос, – представился тот.
После этих слов опять наступило молчание.
Увидев его блестящие черные глаза, Алессандра вяло удивилась. Как это она сразу не распознала в нем родственника Эмилио? Разумеется, в отцы мужчина тому не годился. Наверное, старший брат. Впрочем, какая разница.
Рафаэль Савентос неторопливо посмотрел в угол фургона, где стояла дрожавшая лошадь, покрытая пеной и кровью. Лицо его осталось бесстрастным, но глаза выразили гнев и презрение. Он посмотрел на Эмилио и быстро заговорил с ним по-испански. Тот отвернулся, у него задрожали губы.
– Я буду вам очень признателен, если вы освободите моего племянника, – обратился Рафаэль к Алессандре.
Он говорил тоном человека, привыкшего к тому, что ему подчиняются. Однако запугать Алессандру было не так-то просто: она выросла рядом с властным отцом и теперь бессознательно стремилась освободиться от чувства зависимости. Тем не менее, не желая показаться невоспитанной, Алессандра отвязала корду и бросила ее на пол.
– Я могла бы пожаловаться на него в судейскую коллегию, – обратилась она к Рафаэлю, переводя взгляд с Эмилио на истерзанную лошадь, – или в Британскую ассоциацию конного спорта!
– Видимо, я могу поступить так же и в свою очередь пожаловаться на ваше поведение. – Глаза Рафаэля вспыхнули, словно угольки.
Она холодно усмехнулась.
– Сомневаюсь, что из этого что-нибудь выйдет. У нас в Англии к животным относятся с любовью. Будем считать, что я предупредила его. – Девушка кивнула в сторону Эмилио. – В данном случае правда на моей стороне.
Она понимала, что не совсем права. Ее можно запросто обвинить в нарушении границ частной собственности – ведь она ворвалась в чужой фургон и причинила ущерб, хотя и моральный, его владельцу. Но, с другой стороны, если она найдет свидетелей того, что Оттавио постоянно избивали (Алессандра тут же вспомнила про хранившуюся в ее коневозке видеокамеру), вряд ли закон будет к ней строг. Скорее всего, судьи возьмут ее сторону.
– Вы не станете на меня жаловаться, – отчеканила Алессандра. – Едва ли вам захочется пережить позор, который навлечет на вас мерзкое поведение племянника. Не дай Бог, чтобы об этом кто-нибудь узнал! Вы, испанцы, люди гордые. Даже когда вы публично убиваете несчастных быков, то все же даете им шанс. Разве не так? Когда матадоры встречаются с быком на арене, они ведут себя достойно и честно сражаются, рискуя жизнью!
Савентос-старший выглядел заинтригованным.
– Вы всерьез думаете, что я промолчу, боясь уронить честь Испании? – наконец насмешливо спросил он.
– Нет. Вы промолчите, боясь уронить честь семьи. – Она повернулась и опять посмотрела на Эмилио. – Если такое понятие для вас существует.
Эмилио вспыхнул как порох.
– Мы – старинный испанский род! Кто дал тебе право так говорить о нашей семье? – гневно выкрикнул он.
Во всяком случае, темперамент у него действительно испанский, подумала Алессандра. Оттолкнув ее и Рафаэля, Эмилио пулей вылетел из фургона и бросился к припаркованному неподалеку черному «мерседесу».
Алессандра подняла глаза на Рафаэля. Она только сейчас поняла, каким трудным был день, – усталость, напряжение, возбуждение… Ей вдруг отчаянно захотелось принять ванну, расслабиться в теплой воде. Но перед этим надо позаботиться о Сатире.
– Вижу, что я должен извиниться за моего племянника, – мрачно произнес Рафаэль, в голосе которого тоже сквозила усталость.
– Бог с ними, с извинениями! Скажите лучше, кто приглядит за несчастным Оттавио! – воскликнула Алессандра, вновь обретая энергию и напористость. Она видела, что Рафаэль, как и его племянник, равнодушен к страданиям животного. В ней закипела злость. Дьяволы! И тот и другой!
– Ах, да… – Савентос посмотрел на лошадь и вздохнул.
Алессандра поняла, что он не имеет ни малейшего представления о том, как помочь животному. Эта мысль вызывала раздражение. Но, с другой стороны, на нее произвели впечатление спокойные, полные достоинства манеры Рафаэля, столкнувшегося с безобразным поведением племянника.
Когда Алессандра шагнула к коню, тот вздрогнул и шарахнулся в сторону. Ее сердце облилось кровью. Такое прекрасное, такое гордое животное! Да оно стоит десятка Эмилио Савентосов!
Наклонясь к жеребцу, она тихонько запела арию из моцартовского «Дон Жуана». Она частенько что-нибудь напевала во время тренировок, но по-настоящему стала использовать свой голос, когда обнаружила, что пение хорошо успокаивает больную или травмированную лошадь. Да и собаки тоже любят пение.
Оттавио затих и позволил Алессандре прикоснуться к своему бархатному носу. Взгляд его больших черных с синим отливом глаз стал спокойнее.
– Надо взять губку, промыть раны холодной водой, а потом смазать их бактерицидной мазью – и старые и новые. – Она повернулась к Рафаэлю и строго посмотрела на него. – Но самое главное, что ему требуется, это любовь и чувство защищенности. Хотя, я думаю, с этим ему вряд ли повезет.
– Я позабочусь о нем, – сказал Рафаэль. – Обещаю. Видите ли, я просто не представлял… – Он осекся и протянул к ней руку, словно прося о чем-то.
Она промолчала.
– Догадываюсь, что вы и есть Алессандра Ксавьер.
– Да.
– Я должен поздравить вас с победой и прекрасной ездой.
– Спасибо. – Большинство людей обычно поздравляли ее с тем, что она приходится дочерью знаменитому дирижеру Солу Ксавьеру. То, что Савентос оценил ее выступление, немного смягчило Алессандру.
Он собирался сказать что-то еще, но в этот момент к трапу подошла девушка-конюх, которая ухаживала за Сатиром. Отыскав глазами Алессандру, она горячо воскликнула:
– Ну, наконец-то! Пойдемте скорее! Ветеринар хочет поговорить с вами о Сатире.
У Алессандры перехватило горло.
– Ему хуже?
Девушка поджала губы.
– Я не знаю. Вам нужно поговорить с врачом.
– Конечно…
Когда Алессандра проходила мимо Рафаэля, тот протянул руку.
– Пожалуйста… Если я могу чем-нибудь помочь, скажите мне. Я сделаю все, что нужно.
