Текст книги "Отважная лягушка (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 42 страниц)

– Ой, госпожа! – испуганно всплеснула руками рабыня. – Да как же это я недоглядела! Тут болячки могут быть, шрамы останутся. Нельзя вам такую тяжесть таскать.

– А куда я его дену? – раздражённо фыркнула хозяйка, кивнув на валявшийся поверх одеяла пояс.

– Да уберите в корзину! – торопливо зашептала собеседница, косясь на дверь. – Никто же ничего не знает, госпожа.

– Нет, – подумав, решительно заявила та. – Нельзя это без присмотра оставлять.

Озабоченно качая головой, невольница, присев на корточки, принялась внимательно рассматривать вспухшую кожу на боку чуть выше бедра. Осторожно потрогала пальцем.

– Больно, госпожа?

– Не очень, – поморщилась девушка.

Ладонь Риаты, как бы ненароком скользнула вперёд и вниз, а на губах заиграла лукаво-блудливая улыбка.

Почувствовав, как невольно напряглись мышцы живота, Ника с трудом заставила себя не отпрянуть в сторону, хотя голос её всё же чуть дрогнул:

– Ты руки не распускай. Я с женщинами… не кувыркаюсь.

– Слушаюсь, госпожа, – деланно смутилась невольница, с замедленной грацией поднимаясь на ноги и стрельнув глазами в хозяйку. – Я только хотела сказать, что надо бы чем-нибудь смазать. Если хотите, я схожу в город и куплю мазь?

– Не нужно, – проворчала Ника, оправляя платье. – У нас своя есть.

Она лично отыскала в корзине мешочек с набором "скорой помощи", собранный ещё в Канакерне. Бинты, берестяная коробочка с наборами сушёных трав от жара, поноса, запора и глист, средство от нежелательной беременности и глиняная плошка с очень полезной мазью.

Девушка развязала верёвку и приподняла край обернутого вокруг горловины куска кожи. В нос ударил неприятный запах. Лекарь уверял, что эта грязно-серая субстанция с заметными зелёными вкраплениями помогает не только от ушибов с растяжениями, но и от мозолей, и даже от ожогов.

– Нет, лучше после бани, – покачав головой, сказала Ника, подумав, что мазь следует наносить на чистую кожу.

– Как прикажете, госпожа, – кивнула рабыня с лукавой улыбкой.

Нахмурившись, хозяйка отправила её узнать: всё ли готово для купания?

Пока Риата отсутствовала, путешественница гадала, куда бы ей спрятать золото? Так ничего и не придумав, бросила пояс в корзину, уложив сверху припасённые невольницей вещички.

– Вода нагрелась, госпожа, – довольно улыбаясь, с порога заявила рабыня.

– Артисты где? – спросила Ника, впуская её в комнату.

– Ужинают, госпожа, – с многозначительной улыбкой сообщила невольница. – В бане никого нет.

– Бери корзину, – приказала Ника, с раздражением подумав: "Видимо, одних слов недостаточно".

Они спустились в зал уже заполненный народом. Посетители не обратили на них никакого внимания, занятые едой, выпивкой и душевными разговорами.

Снаружи здания по обе стороны от входа горели два факела, чьё неровное, трепещущее под ветром пламя освещало сгрудившиеся на дворе повозки, среди которых выделялся своими размерами фургон артистов.

Тут же неторопливо прохаживался, поигрывая тяжёлой шипастой дубинкой, здоровенный раб в облезлой меховой безрукавке, с обмотанными тряпьём ногами.

"Прямо трехзвездочный отель, – усмехнулась Ника. – С охраняемой стоянкой".

– Сюда, госпожа, – засуетилась Риата, показывая дорогу к малозаметной в темноте двери.

– Светильник забыли! – вдруг всполошилась девушка.

– Там есть, госпожа, – заверила рабыня. – Я проверяла.

Душную темноту низкого помещения с привычной ямой в каменном полу не мог разогнать тусклый желтоватый огонёк. Тем не менее, даже столь скудного освещения хватило, чтобы убедить путешественницу не лезть в эту мутную, подозрительного вида воду. Мало ли кто тут до неё купался? Не хватало ещё какую-нибудь заразу подхватить.

– В такой грязи даже лягушки сдохнут, – брезгливо морщась, пробормотала она себе под нос.

Успевшая изучить привычки госпожи, невольница торопливо выпалила:

– Я специально для вас воду в кувшинах приготовила. Вон у стенки стоят.

– Вот спасибо! – облегчённо выдохнула Ника. – А то я уже забыла, когда в последний раз мылась по-человечески

И тут же распорядилась:

– Корзину под светильник убери, чтобы на виду была.

Учитывая то, что дверь в ванную комнату изнутри не имела даже крошечного шпингалета, предостережение казалось совсем не лишним.

– Вы сложены, как прекрасная Анаид, богиня охоты, – мурлыкала Риата, помогая хозяйке снять платье и будто невзначай проводя ладонью по спине чуть ниже поясницы. – А гладкости вашей кожи позавидуют даже небожительницы.

Резко обернувшись, девушка перехватила запястье невольницы.

– Плохо слышала? Повторяю – я не кувыркаюсь с женщинами!

Однако, вместо того, чтобы отпрянуть, рабыня подалась вперёд, почти прижимаясь к хозяйке и призывно приоткрыв губы для поцелуя. Нике ничего не оставалось делать, как только воспользоваться одним из тех приёмов, которым обучил свою названную дочь Наставник.

Никак не ожидавшая ничего подобного, женщина, взвизгнув, рухнула на колени с неестественно вывернутой рукой.

– Говорю в последний раз, – змеёй прошипела девушка. – Попробуешь меня соблазнить, вырву глаз!!

Риата дёрнулась, но хозяйка была крупнее, с детства занималась балетом, потом спортивными танцами, а жизнь на лоне дикой природы только добавила силы её мышцам.

Почувствовав себя в капкане, невольница взглянула на госпожу уже с непритворным испугом. В эту минуту девушка чувствовала себя способной провести свою угрозу в жизнь. Она не собиралась вмешиваться в сексуальную жизнь рабыни, но категорически не желала становиться её частью.

– Уяснила? – с той же угрозой поинтересовалась Ника.

Очевидно, внешний вид хозяйки убедил Риату в серьёзности намерений, потому что, втянув голову в плечи, она тихо пролепетала:

– Да, госпожа.

– Вот и хорошо, – вздохнула девушка, выпуская её руку. – Давай мыться.

Сначала промыли волосы, наклоняясь над ванной, потом рабыня протёрла спину и плечи Ники пенной губкой, но на этот раз в её движениях уже не чувствовалось никакого эротизма. Так же спокойно и деловито невольница нанесла мазь на кожу хозяйки и замотала бинтом.

Переодевшись, Ника замерла в нерешительности. Риате тоже надо вымыться. Но не оставлять же её один на один с золотом? Особенно после такого душевного разговора. А таскать корзину самой, значит, привлечь ненужное внимание.

– Мойся, – махнув рукой, решила девушка. – Я тут посижу. Только в эту помойку не окунайся, там в кувшине ещё вода осталась.

Проведённая с подчинённой политико-воспитательная работа возымела своё благотворное действие. Невольница-рабыня торопливо ополоснулась, столь же быстро оделась и замерла в ожидании приказа, скромно опустив глаза.

Веселье в большом зале постоялого двора всё ещё било ключом, несмотря на царившую за стенами ночь.

Поднявшись к себе, Ника переоделась в ночную рубашку и завалилась на постель, с удовлетворением убеждаясь, что ни пятки, ни затылок ни во что не упираются. Она заснула почти сразу же, в последний миг расслышав, как раскладывавшая на полу шкуры Риата что-то очень тихо, на грани слышимости бубнит себе под нос.

Но девушке показалось, что не прошло и нескольких минут, как в ухе зашелестел её мягкий, вкрадчивый голос:

– Госпожа, госпожа!

"Ну, что ещё!? – скрипнув зубами, мысленно взвыла Ника. – Какого батмана нужно этой дуре? Сейчас точно все космы выдеру!"

Однако, когда свинцовые веки, наконец, смогли подняться, вся злость куда-то улетучилась. В комнате властвовал день. Косые лучи били сквозь окно, и в световых потоках плясали, вспыхивая на солнце, невесомые пылинки.

– Завтракать будете, госпожа? – с несвойственным ранее подобострастием и даже страхом, предложила невольница. – Я принесла лепёшки, оливки и мёд.

– Мёд? – переспросила хозяйка, со вкусом потягиваясь. – Мёд – это хорошо. Но сначала другие дела.

В мятой и уже не очень чистой рубашке выходить из комнаты не хотелось. Мало ли на кого наткнёшься в заполненном народом постоялом дворе по пути в уборную? Нужно поддерживать имидж аристократки. Но садиться на горшок там же, где собираешься есть – тоже не стоит. Поэтому пришлось вначале умыться, потом переодеться и только затем, набросив на голову покрывало, с трудом удерживаясь от перехода на рысь, посетить настойчиво зовущее место.

Повозок возле постоялого двора заметно убавилось. По камням мостовой бегали дети артистов, а их матери устроили тут же постирушку, развесив на оглоблях какие-то тряпки.

– Где Гу Менсин и остальные? – первым делом спросила Ника, вернувшись к себе.

– Не знаю, госпожа, – по-прежнему не поднимая глаз, пролепетала рабыня, с испугом косясь на хозяйку.

Нике вдруг стало её жаль. Что ни говори, в последние месяцы именно Риата оставалась для неё самым близким человеком, делившим с девушкой все трудности опасного путешествия. Даже появилось сожаление о возможно слишком грубых словах и поступках. Кажется, она сумела по-настоящему напугать бедную невольницу.

Но вспомнив рассказы Риаты о прежних хозяевах и их отношениях к рабам, девушка заподозрила, что та, зная мягкий характер госпожи, пытается сыграть на этом, внушив чувство вины.

Поэтому, старательно делая вид, будто ни скорбно опущенные уголки рта, ни тоскливая обида и немой укор в глазах собеседницы её нисколько не волнуют, Ника продолжала отдавать распоряжения:

– Потом постираешь рубашку, сегодня тепло, до вечера высохнет.

– Да, госпожа, – смиренно вздохнула невольница, поспешно доложив. – Ваше платье я уже выстирала.

– Вот это ты правильно сделала! – как ни старалась Ника сохранять равнодушие, приличествующее владелице говорящего орудия труда, похвала вышла все же несколько более эмоциональной, чем ей хотелось. Видимо, она все же невольно пыталась вернуть былую душевную близость. Всё-таки такое поведение Риаты несколько… напрягало.

Спустившись, путешественница подошла к хлопотавшим у фургона жёнам артистов, и поздоровавшись, спросила, как долго они намерены здесь пробыть?

– Не знаем пока, госпожа Юлиса, – пожала плечами Приния. – Муж ушёл к консулам.

И понизив голос, продолжила доверительно:

– Сами видите, госпожа Юлиса, город маленький. Вряд ли стоит задерживаться здесь надолго…

– А вот и они! – прервала её Дипта Золг.

Обернувшись, девушка увидела приближавшихся актёров, возбуждённо переговаривавшихся между собой.

– Добрый день, госпожа Юлиса, – первым делом поприветствовал её глава урбы. – Рад видеть вас в добром здравии.

Ответив на поклон, Ника поинтересовалась:

– Что вам сказали консулы, господин Гу Менсин?

Огорчённо крякнув, толстяк почесал начавшую заметно лысеть макушку.

– Нам разрешили показать представление на рынке или на площади народных собраний…

Девушка краем глаза заметила, как просветлело лицо Принии.

– Но только с помоста, – с сожалением закончил старый актёр.

– Обязательно? – с робкой надеждой спросила какая-то женщина.

– Да! – жёстко отрезал глава урбы. – Здешний хранитель городского порядка почему-то возжелал, чтобы все жители Меведы хорошо рассмотрели наше выступление.

– Разве это плохо? – спросила Ника, с недоумением оглядев враз посмурневших артистов.

– Ах, госпожа Юлиса, – скорбно покачал головой толстяк. – Нам придётся заплатить за помост и за его разборку местным мастерам, и это не считая обычных городских сборов. Мы больше потратимся, чем заработаем.

– Если давать по два представления в день, – пробормотал Корин Палл. – И менять пьесы…

– Всё равно ничего не получится! – фыркнул Анний Мар. – В этой дыре слишком мало народу. Мы за три дня успеем всем надоесть…

– Вам виднее! – громкий голос Ники заставил спорщиков замолчать. – Я готова ехать хоть завтра.

С этими словами она ушла, оставив урбу решать столь животрепещущий вопрос. Риата тут же у колодца занялась стиркой, а её хозяйка отправилась осматривать местные достопримечательности.

Путешественница знала, что девушкам благородного происхождения не полагается появляться в общественных местах без рабыни или служанки, но в данном случае решила наплевать на условности. Вряд ли кто в Меведе узнает, что она принадлежит к древнему роду младших лотийских Юлисов.

Ей понадобилось менее часа, чтобы обойти центр города, заглядывая во все встречные лавки и внимательно разглядывая каждое мало-мальски примечательное здание.

По результатам прогулки Ника сделала вывод, что все города Западного побережья, где ей удалось побывать, построены по одному плану. Храм бога-покровителя, площадь народных собраний, от которой расходятся центральные улицы, большинство из которых не превышают шести-семи метров в ширину. На пересечениях с боковыми, ещё более узкими переулками встречаются святилища других небожителей или небольшие площади с источниками воды – колодцами либо фонтанами, как в Канакерне.

Пока она изображала праздную туристку, артисты решали, оставаться им в городе или нет? По словам Риаты, решающим аргументом в пользу продолжения путешествия стали неудачные переговоры с мастерами, заломившими, если верить Луксте Мар, просто сумасшедшую цену за помост.

Выслушав её, девушка с тайным облегчением убедилась, что невольница почти перестала на неё дуться. Видимо, за время отсутствия хозяйки она пересмотрела своё поведение и теперь говорила лишь чуть почтительнее, чем до банного недоразумения. Хотя прежнего взаимного расположения друг к дружке между ними уже не чувствовалось. Но, наверное, в отношениях рабов и хозяев так должно и быть? А Нике стоит подыскать друзей среди свободных людей.

Однако, чтобы лишний раз подчеркнуть своё доверие к невольнице, девушка вручила ей кошелёк и отправила на базар, купить в дорогу что-нибудь вкусненькое и долго хранящееся: сыр, колбасу, изюм, яблоки.

Перед тем, как распрощаться с хозяином постоялого двора, артисты приобрели у него немного фасоли, крупы и муки, чем сильно удивили свою попутчицу. Ника знала, что на рынке эти продукты дешевле. Но, видимо, у актёров имелись какие-то свои резоны.

Погода испортилась. Зарядивший с утра ленивый дождь перешёл в клубящуюся в воздухе мелкую водяную пыль, оседавшую каплями на блестящей шерсти осла. Под копытами и колёсами противно зачавкала грязь. Риата сидела на скамеечке снаружи, закутавшись в тёплый плащ, а её хозяйка предпочла валяться на разложенных внутри шкурах.

К полудню воздух прояснился, но небо по-прежнему оставалось затянуто плотным слоем светло-серых облаков.

Только, даже сегодня урба не изменила распорядок дня, встав на отдых под сенью невысокого, но раскидистого дерева.

Ника, предусмотрительно запасшаяся сухим пайком, с интересом наблюдала за суетой на стоянке, гадая, сумеют ли её спутники разжечь костёр после такого дождя. Но бродячие артисты оказались приспособлены к трудностям путешествия не хуже дикарей-аратачей.

Пока Анний Мар и Балк Круна, вооружившись топорами, лазили по зарослям в поисках сухих дров, прочие мужчины деревянными лопатами срезали верхний сырой слой почвы на площади примерно в квадратный метр.

Не успели они закончить яму, как появились дровосеки, с трудом волоча толстую, блестевшую от влаги лесину. Девушка разочарованно отвернулась, дальше смотреть нечего. Сейчас кто-нибудь расколет бревно пополам и нарубит из сердцевины сухих щепок.

Уяснив, что жевать в сухомятку не придётся, она пожертвовала в общий котёл одну из колбасок, а Приния густо заправила разваренную фасоль оливковым маслом из большой, разрисованной амфоры.

"На помост денег нет, а такую прорву масла купили", – недоумевала Ника, провожая взглядом двух женщин, со смехом тащивших двадцатилитровый сосуд обратно в фургон. Немного разбираясь в ценах, она предположила, что артистам где-то удалось достать по дешёвке залежалый товар. Однако, осторожно попробовав, убедилась в свежести и качестве продукта.

Кулинарные сюрпризы на этом не закончились. Лукста Мар принесла из повозки целый подол крупных яблок.

– Кушайте, госпожа Юлиса.

– Спасибо, госпожа Мар, – поблагодарила она женщину, с хрустом вгрызаясь в фрукт и тут же зажмурившись от удовольствия, чувствуя во рту кисловато-сладкую мякоть.

Долго не рассиживались, торопясь засветло добраться до деревни Внажки.

Не в силах выбросить из головы странную историю с оливковым маслом, путешественница поделилась своими смутными сомнениями с рабыней. Риата насмешливо фыркнула, но тут же испуганно втянула голову в плечи.

– Не бойся! – раздражённо махнула рукой хозяйка. – Говори, что я не так сказала?

– Да своровали они эту амфору, госпожа, – понизив голос, невольница кивнула на тащившийся впереди фургон. – Все знают, что артисты любят брать то, что плохо лежит. Вот и масло спёрли. Может, на базаре, а, может, и прямо на постоялом дворе, пока хозяин им фасоль да муку продавал. Яблоки точно оттуда. Вчера вечером какой-то крестьянин две корзины привёз.

Хмыкнув, девушка покачала головой, ещё раз похвалив себя за предусмотрительно сшитый пояс.

Дальнейшее странствие перестало радовать новизной, но и не особо беспокоило приключениями. Места вокруг становились всё более обжитыми. Кроме поселений рыбаков всё чаще стали попадаться деревни земледельцев. Как правило, в тех и других артисты только ночевали, лишь иногда устраивая короткие представления в день приезда. Увы, но ещё раз попасть на деревенскую свадьбу не удалось. В одном месте, правда, пригласили выступить на деревенском празднике, где артистов от души накормили, но заплатили лишь продуктами.

Два раза их маленький караван не успевал добраться до жилья, и ночевать приходилось под открытым небом. Тогда актёры отгоняли фургон от дороги, маскируя за деревьями или в густых зарослях. Жгли костры, разводя их так, чтобы свет не видели со стороны гор, и караулили всю ночь напролёт, надеясь больше не на свои глаза и уши, а на чуткость животных, которых выпускали пастись.

Хищники на побережье встречались, но основательно прореженные охотниками, вели себя осмотрительно, как и подобает дикому зверю в цивилизованных местах. Поэтому артисты больше опасались людей. Понимая их настороженность, Ника спала, не раздеваясь, положив рядом дротики и копьеметалку.

В приморских городах, похожих один на другой, задерживались на два или три дня. Где-то выступали за городскими стенами, где-то на площадях, иногда даже сооружая помосты, но большими заработками похвастаться не могли.

В деревнях Ника ночевала в фургоне, но, если останавливались на постоялом дворе, всегда брала комнату, чтобы после бани поспать по-человечески. Кроме того, чтобы занять время, она взяла за правило при каждом удобном случае отрабатывать приёмы самообороны и оттачивать навыки работы с кинжалом. Ещё и поэтому ей приходилось занимать отдельные апартаменты.

Случалось, городские богатеи, узнав о прибытии артистов, приглашали их на домашние праздники, дабы порадовать гостей культурными развлечениями. Артисты читали стихи, монологи, разыгрывали короткие сценки. Как правило, за подобные выступления не платили, ограничиваясь кормёжкой. Но иногда хозяева или кто-то из их приятелей проявляли завидную щедрость, причём исключительно к молодым и симпатичным членам урбы. Путешественница полагала, что эти деньги и ценные подарки были получены отнюдь не за актёрское мастерство. Подобный промысел не считался чем-то зазорным. Тем более, что большую часть заработанного на подсобных промыслах актёры честно отдавали в общий котёл. Не брезговали они и мелким воровством, предпочитая безвозмездно брать чужую собственность непосредственно перед тем, как покинуть населённый пункт. Как правило, крали продукты, изредка прихватив попавшуюся под руку хозяйственную утварь, которую продавали по дешёвке в первом же городке.

Путешественница узнала, что артисты рассчитывают на хороший заработок в Гедоре, городе, расположенном в месте впадения в Западный океан крупной реки Ишмы, по долине которой и проходит дорога в Империю.

Именно там Нике предстояло принять окончательное решение: остаться с урбой или продолжить путь самостоятельно? За время в дороге девушка успела привыкнуть к артистам и даже стала чувствовать к ним какую-то симпатию. Ей нравилась их простота в общении, сплочённость, готовность стать на защиту товарища, искренняя любовь к своему нелёгкому ремеслу. Нике казалось, что и они относятся к ней хорошо. Помогают при необходимости, охотно отвечают на вопросы, поддерживают разговор, но не лезут в душу, пытаясь сблизиться.

Только Анний Мар Прест пробовал время от времени оказывать попутчице знаки внимания, и то скорее с целью поддержания славы записного сердцееда и дамского угодника, чем по велению души.

Тем не менее, если урба останется в Гедоре, Ника будет вынуждена искать новых попутчиков. Нельзя сказать, что подобная перспектива её сильно вдохновляла. Трудно сходясь с людьми, она так же тяжело переживала расставание, предчувствуя, что какое-то время будет скучать, особенно по нетрадиционной парочке.

Как неглупые люди, они быстро сообразили, кого именно девушка хочет видеть героем заказанных эпиграмм. Подойдя к делу творчески, Превий Стрех составил десяток коротких обидных стишков-дразнилок, в которых, не называя имени, зло посмеялся над одним из консулов Канакерна. Прожив в городе дольше Ники, начинающий драматург использовал все известные ему сплетни, припомнив Картену и историю с болтливой дочерью должника, ставшей потом рабыней морехода и любовницей его жены, и интрижку консула с сыном одного уважаемого купца, и даже обсчёт избирателей на выборах, при этом не обходя вниманием главной темы – безудержного хвастовства Картена.

Оставив себе заполненный ровными каллиграфическими строчками папирусный свиток, девушка без сожаления выплатила талантливому стихоплёту обещанную награду, напомнив ему о комедии и повторив просьбу держать язык за зубами.

Именно от них она узнала о планах урбы задержаться надолго в Гедоре. Рассказывая об этом городе, молодые люди не жалели восторженных эпитетов. По словам поэта, Канакерн в сравнении с Гедором не более чем жалкая деревня. С горящими глазами он описывал великолепный храм богини земли Артиды и не менее чудесные святилища Рунана, бога неба, Нутпена, Анаид и Ноны, большой театр, где устраивает представления постоянная урба, чем может похвастаться не каждый имперский город. А на обширной площади народный собраний выставлены на всеобщее обозрение прекрасные статуи богов и героев.

Его более приземлённый приятель больше говорил о кораблях, заполнявших порт, где жизнь не замирала даже зимой. Вещая о многочисленных гедорских рынках, Корин Палл со знанием дела утверждал, что там можно купить всё: от венских мехов до келлуанских украшений из золота и ляпис-лазури.

Возможно, артисты, как натуры творческие, немного преувеличивали, но после таких слов Ника с тревогой поняла, что начинает чувствовать знакомое волнение, охватывавшее её перед приближением опасности. Кажется, именно там девушка завершит свой скучный путь в цивилизацию.