Текст книги "Отважная лягушка (СИ)"

Автор книги: Анастасия Анфимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц)

Нике оставалось только крепче держаться за скамейку, чтобы не упасть. Примерно на середине речки правое колесо провалилось в яму. Пассажирка едва не плюхнулась в воду, а ослик встал, как вкопанный, не обращая внимание ни на рывки, ни на ругань погонщицы.

Утонуть Ника не боялась. Слишком мелко. Но её напугал негромкий треск. Она вдруг представила, как фургон сейчас просто развалится, а поток унесёт вещи. Собирай их потом.

К счастью, артисты дружно бросились на помощь. Общими усилиями колесо вытащили, а девушка мысленно похвалила себя за правильный выбор попутчиков.

Нимало не смущаясь отсутствием нижнего белья, мужчины со смехом и шутками выжали мокрую одежду. При этом Анний Мар, наверное, специально встал так, чтобы явить себя пред очами Ники в самом выигрышном ракурсе. Качая головой и закатывая глаза, та отвернулась, с иронией подумав, что мужчины никогда не взрослеют, до смерти оставаясь мальчишками, всегда готовыми хвастаться размерами своих игрушек. Причём не важно: купленных, сделанных своими руками или доставшихся с рождения.

Не успели их фургоны отъехать от речки и сотни метров, как впереди показался караван из девяти массивных, тяжело нагруженных телег, запряжённых могучими, но медлительными волами, позади которых неторопливо тащилась повозка, размерами и конструкцией очень похожая на ту, в которой путешествовали актёры. По бокам ехали шестеро хорошо вооружённых всадников с короткими копьями. Ещё один верховой в дорогом жёлто-синем хитоне и подбитом рыжим мехом плаще тронул пятками коня, заставив того подъехать ближе к фургону артистов.

Пока всадник о чём-то беседовал с Гу Менсином, девушка, на всякий случай сгорбившись, плотнее закуталась в накидку.

Предосторожность явно оказалась лишней. Только передовой, сурового вида охранник, бросил в её сторону мимолётный ленивый взгляд. Остальные вообще не обратили никакого внимания.

Громко попрощавшись со старшим урбы, хозяин каравана тоже торопливо проехал мимо, даже не посмотрев в сторону путешественницы. Та облегчённо перевела дух, хотя столь пренебрежительное отношение к себе всё же немного задело.

Когда фургон поднялся на вершину гряды, и Ника смогла осмотреться, то очень удивилась, не увидев больше ни одного каравана. В её понимании, движение между Империей и городами Западного побережья просто обязано быть гораздо интенсивнее. Но потом девушка вспомнила про Ишму. Разумеется, основной поток грузов идёт по реке, водным, так сказать, транспортом. Там надёжнее и дешевле.

Минут через сорок им все-таки попался обоз из четырёх повозок и двух десятков тяжело навьюченных мулов. Подводы и возчики с охранниками выглядели гораздо беднее и непрезентабельнее чем те, которых они видели у брода.

А ещё примерно через час, когда дорога шла по заросшему бурьяном и низкорослым кустарником плоскогорью, далеко впереди показалась группа всадников. От скуки путешественница стала наблюдать за ними, иногда заглядывая за угол катившей впереди и закрывавшей впереди дорогу повозки актёров.

Сначала она смогла пересчитать верховых, потом разглядела у каждого из двенадцати длинное копьё с блестевшим на солнце наконечником.

Наличие именно этого оружия почему-то насторожило Нику.

– Кто это? – спросила она у рабыни.

Посмотрев в ту сторону, Риата равнодушно пожала плечами.

– Разбойники средь бела дня по дорогам не разъезжают, госпожа. Наверное, какие-нибудь наёмники или стражники, которые стерегут границу.

"Ага! – мысленно хмыкнула Ника. – Значит, пограничники здесь все-таки есть!"

Скоро стали различимы кожаные доспехи с металлическими пластинами, притороченные к сёдлам круглые щиты, островерхие шлемы и смуглые, неприветливые лица под ними.

Когда до фургона артистов оставалось не более двадцати шагов, передний всадник, пожилой, сурового вида дядька с всклокоченной седой бородой, грозно гаркнул, приказывая остановиться. А остальные кавалеристы, проехав вперёд, заняли позиции по обеим сторонам маленького каравана.

Вслед за Гу Менсином натянула поводья и явно испуганная Риата.

– Вылезайте из фургона! – последовала новая команда, после чего происходящее стало нравиться Нике ещё меньше.

Артисты вместе с жёнами и детьми послушно выбрались на дорогу.

– Кто такие? – грозным басом рявкнул седобородый всадник, сверху вниз глядя на униженно склонившегося в поклоне старшего урбы. – Что везёте?

– Ничего, о храбрый воин, – то ли искусно изображая страх, то ли действительно испугавшись, лепетал толстяк, не поднимая глаз. – Мы не торговцы, а достойные служители славы лучезарного Нолипа. Устраивали представления в городах Западного побережья, а теперь возвращаемся домой, радовать достойных жителей радланской Империи.

– Беглых рабов с собой не прихватили? – сдвинув к переносице густые, седые брови, командир кавалеристов буравил маленькими, злыми глазками начавшую лысеть макушку Гу Менсина.

– Что вы, храбрый господин! – всё так же глядя под ноги, всплеснул руками толстяк. – Мы честные артисты, ни никогда не нарушаем закон.

– Торкул, Дарган, проверить! – отрывисто скомандовал седобородый, и тут же двое кавалеристов спрыгнули с коней.

При этом, как с удивлением заметила путешественница, копьё осталось притороченным к седлу каким-то хитро заплетённым узлом.

Один из воинов, довольно грубо отшвырнув в сторону замешкавшегося Превия Стреха, полез в фургон, придерживая короткий, кривой меч, а второй рыкнул, удивлённо вскинув брови:

– Господина десятник приказал из фургона вылезти!

– А я не в фургоне, – спокойно возразила девушка.

Какое-то время собеседник молчал, сосредоточенно обдумывая услышанное и явно не понимая, что она имеет ввиду.

– Господин десятник сказал, чтобы все вышли из фургона, – пришла ему на помощь собеседница, выделяя последние слова. – Но я снаружи, а не в фургоне.

Видимо, подобный ряд логических рассуждений оказался слишком сложным для понимания и, не найдя что возразить, то ли Торкул, то ли Дарган, тяжело вскарабкавшись на приступок, с треском распахнул дверцу повозки.

– Я ничего не везу! – торопливо пояснила путешественница, с трудом сохраняя равновесие на узкой дощечке.

Вновь пропустив её слова мимо ушей, доблестный страж имперской границы, пригнувшись, забрался внутрь и, ворча, стал копаться в первой попавшейся корзине.

– Эй, господин воин! – вскричала раздражённая подобной наглостью Ника. – Чего вы ищите? Там ребёнок не спрячется, не то что взрослый раб.

– Молчи, дур! – сердито бросил кавалерист с сильнейшим акцентом. – Если жить хотеть!

– Сам заткнись! – не смогла удержаться девушка. – И оставь мои вещи…

Она могла бы сказать ещё много интересного, но сильная рука рабыни бесцеремонно зажала хозяйке рот.

– Тише, госпожа! – звенящим от ужаса голосом взмолилась Риата.

Разъярённая подобным вероломством, Ника вцепилась в смуглое, загорелое запястье, и с силой вывернув, освободилась от захвата. Охнув, невольница едва не упала, в последний момент умудрившись ухватиться за плечо госпожи, и взмолилась, чуть не плача:

– Потом меня накажете, а сейчас молчите во имя небожителей и всех богов Тарара!

Пока они препирались, воин отыскал в другой корзине кожаный цилиндр.

– Отдай сейчас же! – вскричала Ника, тут же позабыв обо всех предупреждениях Риаты.

Она попыталась вырвать футляр, но сильный мужчина без труда отпихнул её в сторону так, что теперь хозяйке пришлось хвататься за рабыню, чтобы не упасть.

Без труда откупорив плотно сидящую крышку, пограничник увидел папирусные свитки рекомендательных писем Румса Фарка. Видимо, ожидавший найти что-то более ценное, воин, глухо выругавшись на непонятном языке, швырнул кожаный цилиндр под ноги. Тут его жадный взгляд наткнулся на покрывало, небрежно брошенное поверх корзин.

Обозлённая столь беспардонным грабежом, Ника нашарила за спиной рукоятку кинжала. Но невольница вновь погасила пламенный порыв хозяйки, крепко обхватив её за плечи и торопливо зашептав в самое ухо:

– Умоляю, госпожа! Он воин! Их много! Они убьют вас и меня! Заклинаю Ноной и Фиолой, молчите!

– Пусти! – зло зашипела девушка. – Вижу я. Пусти, а то я сама тебя убью!

Тем временем заметно повеселевший мародёр уже повесил новенькое свёрнутую накидку через плечо и теперь с увлечением копался в той самой корзине, где под заячьими шкурками и стиранными тряпочками покоилась круглая деревянная шкатулка, в которой кроме писем Наставника своей родне лежали пятьдесят империалов.

Ника с очевидной ясностью поняла, что рискует лишиться очень многого: денег, доверия артистов, если те узнают о золоте, а самое главное – документов, хоть как-то удостоверяющих личность. Ударит стражу имперской границы моча в пустую бородатую башку, и прихватит он шкатулку вместе со всем содержимым.

Но Риата права, нечего и пробовать с ним справиться. Это не полумёртвый старик и не моряк, никак не ожидающий удара. Её грабит опытный воин: сильный, крепкий, хорошо вооружённый, всегда готовый к драке, да ещё в компании таких же приятелей.

Заметив в руке кавалериста потрёпанную заячью шкурку, Ника громко хмыкнула, привлекая к себе внимание.

– Забирай! – заявила она, весело скаля зубы. – Всего два раза пользовалась.

Подозрительно глянув на неё из-под нахмуренных бровей, храбрый воин извлёк из корзины ком тряпок.

Усмехнувшись ещё шире, Ника выразительно похлопала себя по платью чуть ниже живота. Притаившаяся за спиной хозяйки Риата натужно хихикнула.

Переводя взгляд с их нагло ухмылявшихся физиономий на свою руку, мародёр с отвращением отшвырнул клочки материи, разразившись длинной, злобной и абсолютно непонятной триадой. Рыча и скаля белые, совершенно вампирские зубы, рекламой лакалюта сверкавшие на заросшем чёрным волосом лице, мужчина ринулся прочь из фургона, на ходу вытирая ладонь о засаленные кожаные штаны.

Опасаясь оказаться сбитой с ног, девушка торопливо спустилась на землю и на всякий случай отошла в сторону.

– Эй! – резанул по ушам требовательный крик десятника. – Ты кто такая?

– Меня зовут Ника Юлиса Террина, – обернувшись, представилась путешественница, заметив, что воин, осматривавший фургон артистов, тоже прибарахлился, лишив урбу кувшина с остатками оливкового масла и каких-то тряпок.

– Откуда? – не дослушав ответа, требовательно поинтересовался командир стражей границы.

– Еду из Канакерна к родственникам в Радл, – выдала Ника легенду.

– Слышал я про каких-то Юлисов, – проворчал собеседник, и его акцент обозначился ещё сильнее. – Очень богатые люди. Ты им кто?

Девушка уже собралась назвать имена приёмного папаши и дедушки с его сенаторским достоинством, но в последний момент передумала. Очень ей не понравился насмешливо-презрительный взгляд старого воина. Будь перед ней радланин или любой другой цивилизованный человек, да хоть купец или даже легионер, она бы не колебалась. Но этот старый наёмник вряд ли испытывал большое почтение к имперской аристократии. Пришлось импровизировать на ходу.

– Мой отец был двоюродным братом Лацию Юлису Агилису из младших лотийских Юлисов.

В своё время Наставник заставлял её наизусть вызубрить свою родословную, так что запутаться в родственниках путешественница не опасалась.

– Почему едешь одна? – нахмурился воин.

– Я с ними, – возразила Ника, указав на сбившихся в кучу артистов.

– Пхе! – зло и высокомерно фыркнул десятник, грозно встопорщив колючие седые усы. – Да разве порядочная девушка поедет с этими проходимцами! Ты шлюха и самозванка!

Ника вздрогнула, словно от удара в живот. Давненько её здесь так не обзывали. Она вновь почувствовала, как внутри всё сжалось, словно перед смертельно опасной схваткой. Всплеск нетерпеливого бешенства, едва не погубивший её в фургоне, уже прошёл. Разум работал на удивление чётко.

Но смолчать сейчас, значит, навсегда опустить себя и потерять уважение артистов, а самое главное – старый козёл тогда точно решит, что перед ним именно та, о ком он говорит, ибо ни одна аристократка подобные обвинений без ответа не оставит.

Вот только, судя по мрачно-звериной роже кавалериста, он не даст ей долго разглагольствовать и просто прибьёт за первые же обидные слова, не взирая ни на пол, ни на возраст, ни на происхождение. Здесь и сейчас на этой пустынной дороге он царь, бог и инспектор ДПС в одном лице.

– Кто тебе дал право…, – каждое слово приходилось буквально выталкивать из глотки, прибегая к помощи мышц живота, от чего речь звучала как-то особенно веско и значительно.

Глаза всадника вспыхнули зловещим хищным блеском, заросшая седым волосом верхняя губа приподнялась, обнажая зловещую щербатую ухмылку.

– Господин десятник! – внезапно вскричал Гу Менсин, бросаясь вперёд, словно закрывая собой девушку. – Госпожа Юлиса выехала из Канакерна со своим дядей Мерком Картеном. Только он заболел…

– А ты откуда знаешь, мошенник?! – кавалерист рявкнул так, что выступивший у путешественницы между лопаток пот собрался в капли, которые заскользили по спине противно холодя кожу.

– Мы встретились с ними на постоялом дворе в Меведе, – стал торопливо объяснять толстяк.

– Это правда? – взгляд, который старый воин вперил в Нику, казалось, прожигал насквозь.

Вот только на неё подобные вещи уже давно не производили никакого впечатления.

– Господин Мерк Картен – двоюродный брат моей матери, – стараясь говорить, как можно спокойнее, сказала девушка. – Мы собрались к родственникам в Радл. К сожалению, он плохо себя почувствовал ещё в Канакерне, из-за чего мы не успели перейти через Рифейские горы, и пришлось пробираться южным путём. Я надеялась, что дядя поправился, но в Меведе болезнь вернулась, и он слёг.

– Мы как раз давали там представления, – вступил в разговор старший урбы. – И тоже жили на постоялом дворе Муция Сорела.

Десятник опять пристально посмотрел на путешественницу.

– Да, – не задумываясь подтвердила та. – Там дядя и умер, а мне пришлось ехать с урбой.

– Мошенники! – набатным колоколом загремел голос старого воина. – Обмануть меня решили?! Какой же приличный человек доверит свою родственницу первым подвернувшимся проходимцам?!

– Мой дядя прекрасно знал господина Гу Менсина и его актёров! – бесстрашно выкрикнула Ника. – Они всё лето устраивали представления в Канакерне! А других попутчиков, готовых ехать в Радл, дядя найти не успел, болезнь скрутила его слишком быстро. Он смог только добыть для меня несколько рекомендательных писем у своего знакомого.

– К кому? – как и следовало ожидать, тут же поинтересовался десятник.

– К Герату Влатусу купцу из Цилкага, к хозяину постоялого двора Кеду Дирку, к Минтару Рутлину Калвиту – командиру конной сотни Третьего Победоносного Пограничного легиона, – быстро отбарабанила девушка, благоразумно умолчав о командире конной стражи Гедора.

Заметив промелькнувшую по лицу собеседника тень недоверия, добавила:

– Ваш человек их видел, когда копался в моих вещах. Если хотите, я прикажу рабыне их принести.

Предлагая, она очень надеялась, что у Риаты хватит ума догадаться, какие письма можно показывать этому командиру бравых мародёров, а какие нет.

– Не нужно, – досадливо поморщился десятник, вновь уставившись на старшего урбы.

– Господин Картен обещал, что родственники госпожи Юлисы щедро заплатят, – торопливо проговорил тот. – Если мы поможем ей добраться до Радла.

– К кому ты туда едешь? – уже немного другим тоном поинтересовался старый козёл.

– К Итуру Септису Дауму регистору Трениума, – ответила путешественница, чувствуя, как ком в животе понемногу рассасывается. – У меня к нему письмо. Если желаете…

Собеседник раздражённо скривился, и девушка решила, что старый вояка, видимо, не шибко силён в грамоте.

Следующий вопрос подтвердил её предположение.

– Чем ты ещё сможешь подтвердить своё имя?

– Фамильным перстнем отца, – отчеканила Ника, понимая, что во-вот может остаться без него.

– Покажи! – решительно потребовал десятник.

Со вздохом сняв с шеи шнурок, девушка шагнула к смирно стоявшему коню и вложила кольцо в широкую, коричневую ладонь воина.

"Прощай, реликвия рода Юлисов, – хмыкнула она про себя, наблюдая, как пограничный страж пристально разглядывает вырезанный на золоте герб. – Тебя я больше не увижу".

На какой-то миг ей показалось, будто десятник сейчас опустит печатку в седельную сумку или просто сунет за пазуху. Но вместо этого воинский начальник легонько бросил перстень в сторону собеседницы, а когда та ловко поймала, одобрительно хмыкнул.

– Пусть боги хранят вас в дальней дороге госпожа Юлиса.

– Да не оставят они и вас своими милостями, господин десятник, – чуть поклонилась путешественница, с отвращением ощущая, как предательски дрожат колени.

Глядя вслед удалявшимся воинам затуманенными от выступивших слёз глазами, Ника в бессилии привалилась к колесу телеги.

– Ой, госпожа! – встрепенулась Риата, пытаясь её поддержать. – Страх-то какой! Я чуть не описалась!

Ника едва не ответила "я тоже", но вовремя прикусила язык. Отстранив рабыню, она шагнула к старому артисту и отвесила низкий поклон.

– Благодарю вас, господин Гу Менсин. Вы спасли мне жизнь.

– Но вы же помогли выручить наших мальчиков, – устало усмехнулся старший урбы. – А мы, служители Нолипа, добро не забываем.

– Я тоже! – тряхнула головой девушка. – Вы только что уменьшили сумму своего долга наполовину!

Артисты, с гомоном забиравшиеся в фургон, притихли.

– От всей суммы? – решил на всякий случай уточнить старый актёр.

– От того, что осталось! – разъяснила путешественница. – И никакой доли сверху!

– Да благословят вас боги, госпожа Юлиса! – довольно рассмеялся Гу Менсин. – Так мы скоро со всем долго рассчитаемся.

Глава IV
Кажется, что-то пошло не так

Ведь надо ж так случиться -

Все беды вместе собрались!

Лопе Де Вега.

Дурочка

Квиноум, первый имперский город, вернее городок, а если совсем точно городишко, не произвёл на Нику положительного впечатления. Невысокий, потемневший от времени частокол с приземистыми, квадратными башнями окружал скопище разнокалиберных домиков. Деревянный храм и крошечная площадь форума, где копавшихся в пыли кур оказалось больше, чем людей. Откровенно скучавшие в лавках продавцы и сонная тишина кривых грязноватых улочек, нарушаемая редкими ударами молота, долетавших из городской кузницы.

Жизнь более-менее теплилась возле большого постоялого двора, который пристроился к высокой, деревянной вышке, заметно покосившейся в сторону. Присмотревшись, Ника заметила наверху огороженную перилами площадку, где лениво прохаживался воин и стоял большой трёхногий светильник в виде бронзового щита с кучей углей, из чего девушка сделала вывод, что это какая-то караульная служба, и тревожная сигнализация здесь всё же налажена.

Поскольку денег у артистов по-прежнему не хватало, Гу Менсин лишь испрашивал разрешения поставить повозку на территории постоялого двора.

Когда Ника подошла к ним, хозяин убирал в кошель медяки, а старший урбы указывал Аннию Мару, куда ставить фургон.

Прибрав полученные от старого артиста деньги, солидный мужчина средних лет в светло-коричневой тунике из грубого шерстяного сукна поднял глаза на девушку.

В томительном ожидании прошла примерно минута. Первой не выдержала гостья:

– Найдётся у вас приличная комната, господин?

– Комната есть, госпожа, – усмехнулся хозяин постоялого двора. – А насколько она приличная – не знаю.

Предупреждение оказалось совсем не лишним. Пройдя по крытой галерее вдоль одноэтажного строения с низкими дверьми и маленькими зарешеченными окнами, мужчина привёл потенциальную постоялицу в крошечную каморку с узкой кроватью, земляным полом и одинокой трёхногой табуреткой. Встревоженные брызнувшим сквозь раскрытую дверь солнечным светом, по стенам, срубленным из толстых потемневших брёвен, шустро забегали крупные чёрные тараканы.

При одном взгляде на это убожество путешественнице сделалось грустно.

– Остальные комнаты заняты, – со вздохом развёл руками хозяин в ответ на её жалобно– вопросительный взгляд. – Но завтра один из гостей уезжает.

– Сегодня я переночую в фургоне, – буркнула Ника, отворачиваясь.

Ванна оказалась под стать номерам: даже в вёдрах вода не только грязная, но ещё и вонючая до безобразия. Поэтому девушка во второй раз за всё время путешествия не стала мыться на постоялом дворе.

Пойманная утром на запястье блоха едва не ввергла девушку в панику. Весьма близко познакомившись с подобными паразитами в вигвамах аратачей, а потом на корабле, путешественница не горела желанием заполучить в собственность этих милых букашек.

Она лично осмотрела голову Риаты на предмет поиска насекомых, а потом потребовала от рабыни проделать данную процедуру с ней.

К счастью, неловкая блоха оказалась либо одиноким отшельником, либо разведчицей, не успевшей сообщить своим о новых порциях ходячего корма.

Разговорившись с невольницей, Ника с удивлением узнала, что блохи и даже вши встречаются у довольно состоятельных людей, и вовсе не считаются чем-то позорным или из ряда вон выходящим. Наоборот, кое-кто считает наличие у человека небольшого числа насекомых признаком здоровья.

– Я слышала, госпожа, – осторожно проговорила Риата. – Будто какой-то древний либрийский мудрец писал, что у больных людей букашки не живут. У них кровь плохая.

– Дурак он, а не мудрец! – возмущённо фыркнула хозяйка, отвлекаясь от наблюдения за местным рабом, безуспешно пытавшимся поймать вёрткую курицу. – Помнишь того старика нищего, который напал на нас возле Иокдама? Не очень-то он походил на здорового. А от вшей у него аж борода шевелилась.

Ника отвела взгляд от распахнутой двери фургона и посмотрелась в зеркальце, укреплённое на одной из корзин.

– Блохи, вши с клопами и даже комары могут переносить болезнь от одного человека к другому.

– Это как, госпожа? – удивилась невольница, на миг перестав возиться с её причёской. – Разве не боги насылают на нас болезни?

Девушка едва не рассмеялась, но вовремя прикусила язык, вспомнив, с каким пиететом относятся в этом мире к небожителям, хмыкнув, проговорила:

– Власть богов безмерна, но кое-что зависит и от человека. Если объешься гнилыми сливами, то живот заболит у тебя по воле богов или от собственной глупости? Если спрыгнешь с высокой скалы на острые камни, кто будет виноват в твоей смерти?

– Исми, богиня безумия, может заставить человека совершить самый безрассудный поступок, – ловко вывернулась из её логической ловушки Риата.

– Только, если он сам идиот! – буркнула хозяйка, жестом приказывая рабыне замолчать.

Погружаться в малопонятные ей самой рассуждения местных философов о свободе воли и предопределённости судьбы путешественнице не хотелось.

Однако этот разговор, видимо, сильно заинтересовал невольницу, затронув какую-то струнку в душе, потому что вечером, помогая хозяйке умываться, она неожиданно проговорила:

– Простите рабу глупую, добрая госпожа…

– Чего тебе? – Ника взяла у неё из рук полотенце.

– Вы говорили, вши да блохи болезнь на себе переносят…

– Бывает, – подтвердила девушка, вытираясь.

– А как, госпожа? – понизила голос рабыня. – У них, что магия такая?

Ника огорчённо крякнула, прекрасно понимая, что собеседница просто не поверит в рассказы о клетках, микроорганизмах и токсинах. В этом мире не знали не то, что о микроскопах, слыхом не слыхивали даже о стеклянных очках. С другой стороны, оставлять вопрос без ответа, значит, уронить свой авторитет в глазах невольницы. Все-таки путешественнице льстило сознание собственного интеллектуального превосходства. Как никак даже её скромные школьные знания опережают всю здешнюю науку по меньшей мере на тысячу лет. Вот с учётом этого обстоятельства и следует отвечать.

– Что-то вроде, – она сделала неопределённое движение рукой. – Когда вошь, комар или блоха сосут кровь больного, то болезнь садится на них, вроде как всадник на лошадь или мула, и едет в здорового человека.

Украдкой глянув на собеседницу, Ника с удовлетворением убедилась, что та слушает с полуоткрытым ртом.

– Зараза таится не только в крови, – продолжила Ника образовательную лекцию, на ходу подбирая слова. – Иной раз она прячется в поту, слюне, мужском семени.

При этих словах любвеобильная Риата заметно вздрогнула.

Не желая окончательно застращать невольницу, рассказчица поспешила слегка сгладить впечатление, правда довольно своеобразно.

– Не всякая болезнь может переехать. Ломота в костях так не передаётся, головная боль, боль в пояснице… А вот чума, оспа, холера, лихорадки всякие….

По мере перечисления девушка стала с неудовольствием ощущать, как меняется настроение собеседницы. Это никак не отразилось ни в почтительной позе, ни на лице, сохранявшем всё то же восхищено-внимательное выражение. Но вот глаза…

Начиная чувствовать себя глупо, путешественница требовательно нахмурилась.

– Хочешь что-то сказать? Говори!

– Кто меня только не кусал, госпожа, – явно стараясь спрятать сквозившую в голосе иронию, ответила Риата. – И комары, и блохи, и осы с пауками. Но чумой я ни разу не болела. А лихорадки – это слуги Такеры, богини севера.

Ника нахмурилась. Рабыня торопливо опустила глаза, видимо, уже жалея о своей несдержанности. Хозяйка понимала, что может, конечно, рявкнуть, отчитать, поставить на место зарвавшуюся невольницу. Но вот убедить вряд ли. А очень хотелось.

Ника предчувствовала, что, если сумеет закрепиться среди родственников Наставника, тема гигиены и простейшей профилактики инфекционных заболеваний возникнет неизбежно. Следовательно, ей просто необходимы веские аргументы в спорах на эту тему.

– Возблагодари небожителей за то, что тебе так повезло, – наставительно проговорила девушка. – Просто никто из них до тебя не пил кровь больного человека.

– Хвала бессмертным богам, – послушно проговорила рабыня, но хозяйка чувствовала, что так и не смогла убедить её в возможности и опасности переноса болезни насекомыми.

"Вот батман!", – мысленно выругалась путешественница, и досадуя на собственную глупость, уже хотела отправить невольницу в общий зал, где та ночевала. Но внезапно в голову пришла новая идея.

– Представь, что на равнине сошлись два войска, – заговорила Ника тоном профессионального лектора. – Каждый из них натянул лук, чтобы послать стрелу в сторону противника.

В глазах Риаты вновь вспыхнул интерес.

– У всех стрелы тупые и не могут никого убить, – вдохновенно продолжала госпожа. – Только у одного в каждом войске – с острым железным наконечником. Как думаешь, нужно всем воинам спрятаться за щитами, если убить могут только одного?

– Наверное, все-таки нужно, госпожа, – рассудительно сказала женщина. – Они же не знают, в кого полетит стрела.

– Так и с кровососами! – победно заключила рассказчица. – Ты можешь нахватать сотню блох с собак, с ослов, со здоровых людей. А сто первая попадётся с больного. И вот когда она укусит, ты обязательно заболеешь! Поняла?

– Да, госпожа, – собеседница кивнула с таким умным видом, что у путешественницы вновь вспыхнула робка надежда на то, что её пылкая речь не пропала зря.

– А когда начинается мор, – решила закрепить достигнутый успех Ника. – И больных очень много, то и число переносчиков заразы среди всяких кусачих букашек тоже увеличивается. Ясно почему?

– Да, госпожа, – почтительно поклонилась собеседница, добавив с придыханием. – Бессмертные небожители наградили вас разумом мудреца и красотой богини…

"Чего это она льстить взялась? – про себя удивилась Ника. – Знает же, как я это не люблю… Вот батман! Да ей просто надоело меня слушать! Ну, держись! Напомню кое-что, так на всякий случай".

– Так же болезни прячутся в грязи, помёте крыс и мышей, а главное, в выделениях больного человека. Если он тебя покусает, поцелует или ещё что-то в этом роде, точно заболеешь! Уяснила?

– Да, госпожа, – скромно потупила глазки Риата.

Начиная подозревать, что все её уловки и более чем прозрачные намёки так и не возымели действия, девушка рассердилась.

– Вот докувыркаешься, подхватишь какой-нибудь…, – она едва не ляпнула "сифилис", но вдруг с удивлением поняла, что не знает его названия ни на радланском, ни на либрийском. Более того, в этом мире ей ни разу не приходилось слышать о болезнях, передающихся половым путём. Похоже, тут не знают даже про триппер! Пришлось срочно импровизировать:

– Заразу, я тебя лечить не буду! Иди спать!

Осознав безуспешность попыток объяснить спутнице свои действия, путешественница решила просто требовать от неё исполнения приказов, а методики санитарно-гигиенического просвещения будущих родичей продумать более детально.

Не пожалев серебра, она перед отъездом купила на рынке берестяную коробочку местного мыла и на стоянке не только сама тщательно вымыла руки перед едой, но и приказала рабыне сделать то же самое.

– Куда мы приедем сегодня, господин Гу Менсин? – поинтересовалась Ника, принимая из рук Риаты миску с успевшей опостылеть фасолью.

– К вечеру будем у Арадского лагеря, – солидно огладив бороду, ответил старший урбы. – Если дитрибун позволит, попробуем и там показать несколько представлений.

– Кто? – удивилась Ника. Наставник успел многое рассказать об имперской армии. Однако, по его словам, военные по пустякам не вмешивались в жизнь городов и их жителей. Тогда какое дело заместителю командира легиона до каких-то бродячих актёров?

– В воинском лагере, госпожа Юлиса, всё делается только с разрешения командиров, – снисходительно усмехнулся толстяк. – Шесть лет назад там ещё целый легион стоял. Потом большую часть перевели в крепость Ен-Гади. Осталось две или три сотни под командой дитрибуна. Когда весной там были, слышали, будто скоро и их куда-то переводят. Тогда Арад станет обычным городом с муниципией и может даже с официалом от наместника префекта.

– Спасибо за интересный рассказ, господин Гу Менсин, – искренне поблагодарила девушка. – мы с отцом много говорили об Империи, но нельзя объять необъятное.

– Это вы хорошо сказали, госпожа Юлиса, – уважительно хмыкнул старый актёр.

С привычной скромностью присвоив себе ещё и славу Козьмы Пруткова, путешественница решила прояснить некоторые подробности:

– А почему дитрибун может вам отказать?

– Всякое случается, – пожал плечами собеседник. – Приния гадала на бобах и по воску. Все приметы благоприятны. Только больно военные капризничать любят. Задумает командир наказать легионеров за какой-нибудь проступок и лишит развлечений. Или сотни ушли куда-нибудь за разбойниками гоняться. А с одной лагерной обслуги много денег не соберёшь.

Старший урбы тяжело вздохнул.

Девушка задумалась. Она уже давно поняла, что здешний мир не имеет никакого отношения к тому, в котором жила раньше. Это точно не прошлое Земли. Но память поневоле подбирала знакомые аналогии. Так народ аратачей ассоциировался в её сознании с американскими индейцами, а Империя и города Западного побережья, казалось, походили на Грецию или Рим периода античности. Во всяком случае, если судить по школьному курсу Истории Древнего мира.