355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анастасия Анфимова » Отважная лягушка (СИ) » Текст книги (страница 10)
Отважная лягушка (СИ)
  • Текст добавлен: 12 января 2018, 22:00

Текст книги "Отважная лягушка (СИ)"


Автор книги: Анастасия Анфимова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц)

– Один чересчур любопытный раб, – проворчала путешественница. – Хозяин приказал посадить его на кол, а чтобы не мешал пировать, велел вырвать язык.

– О, Дрин, пошли ему быструю смерть, – прерывисто вздохнув, прошептала женщина.

– Из актёров видела только Гу Менсина, – Ника зябко передёрнула плечами.

Возможно, ей следовало сохранить в тайне постыдные подробности, но Нику буквально распирало желание высказаться и не про себя, а вслух наградить Сфина Бетула теми эпитетами, которые тот безусловно заслужил, от души жалея, что радланский язык так беден ругательствами.

– Хозяин, этот бессильный лагир, мерзкий жирный мешок с дерьмом, заставил его изображать… хряка! Чтобы спасти Менрана его отцу пришлось… со свиньёй! На помосте! А эти гнойные рожи ржали, как… как… кобылы на случке!!!

– Ой, госпожа!

В царившей вокруг полутьме девушка скорее угадала, чем увидела, как собеседница в ужасе прикрыла ладонью рот.

– Даже думать не хочу, что пришлось делать остальным…

– Мне в Преграме рассказывали про одного богача, – пролепетала Риата. – Он специально покупал по дешёвке старых и больных рабов, чтобы мучить и убивать их всякими хитрыми способами. Городские невольники больше всего боялись, что хозяева продадут их ему.

"Вот где раздолье всяким маньякам и извращенцам, – ёжась подумала Ника. – Купил говорящее орудие труда и делай с ним всё, что заблагорассудится. Никто и слова не скажет. Частная собственность, батман".

– Ты только помалкивай о том, что я рассказала, – сурово сдвинув брови к переносице, предупредила хозяйка.

– Да, госпожа, – смиренно поклонилась невольница. – Клянусь Такерой.

Зевая, Ника забралась в фургон, но прежде, чем рухнуть на шкуры, пробормотала:

– Лучше вообще не говори, что я куда-то ходила ночью.

– Слушаюсь, госпожа, – покладисто согласилась женщина.

– И разбуди меня… как только… перед рассветом…

Путешественнице казалось, что после всего увиденного и услышанного она глаз сомкнуть не сможет. Слишком много страшных впечатлений свалилось на неё этой ночью. Но перегруженный негативом разум просто выключился, словно уже позабытая электрическая лампочка, погрузив сознание в блаженную темноту.

Увы, отдых оказался очень недолгим, и вкрадчивый голос вырвал Нику из небытия.

– Проснитесь, госпожа. Заря над горами. Скоро рассвет. В усадьбе давно тихо.

При последних словах девушка вздрогнула, вспомнив всё, что случилось. Рывком сев, протёрла глаза.

– Спасибо, что разбудила. Давай выбираться отсюда.

Первым делом она, вновь обрядившись в дикарский костюм, принялась расчищать путь. Пришлось изрядно повозиться, прежде чем подгоняемый руганью, проклятиями и ударами палки ослик, натужно хрипя, втащил фургон на дорогу.

Не желая попадаться на глаза обитателям поместья, путешественница отогнала повозку за холм, где переоделась и велела Риате заняться причёской.

Чувствуя, что не в силах просто так сидеть и ждать, Ника прошла немного назад, так чтобы видеть усадьбу Сфина Бетула, где этой ночью творились чересчур гнусные даже для этого мира дела.

Кутаясь в меховой плащ и переступая с ноги на ногу, чтобы не замёрзнуть, она не забывала оглядываться по сторонам. Но в этот серый, предрассветный час дорога всё ещё продолжала оставаться пустынной.

Возле господского дома уже суетились какие-то фигурки, когда ворота усадьбы распахнулись, выпустив большой фургон артистов.

Только после этого девушка вернулась к своей повозке.

– Едут, госпожа? – робко спросила невольница.

– Едут, Риата, – кивнула хозяйка, и погрозив пальцем, ещё раз предупредила. – Запомни, я ночью никуда не ходила. Всё остальное можешь рассказывать, как есть: и про сторожей, и про крик.

– Я лучше буду говорить, что всю ночь спала и ничего не слышала, – предложила собеседница.

– Не поверят, – возразила госпожа, усаживаясь на скамеечку. – Какой сон в таком месте?

Она потёрла озябшие пальцы ног. Надо бы шерстяные носки раздобыть. А то так и ревматизм заработать не долго… Или артрит какой-нибудь?

Ждать артистов пришлось довольно долго. Но вот из-за холма появилась полотняная крыша фургона, потом державший поводья Анний Мар Прест с сидевшим рядом Тритсом Золтом и головы мулов, как будто выраставшие из-под земли.

По мере приближения путешественница всё яснее видела бледные, осунувшиеся лица, а скулу Тритса Золта украшал внушительный синяк.

– Где мальчики? – крикнула Ника.

– Здесь, госпожа Юлиса, – глухо ответил Анний Мар, кивнув себе за спину.

Когда их повозка проезжала мимо, девушка услышала за матерчатыми стенками рыдания, которые не мог заглушить даже грохот колёс по плотно утрамбованным камням.

– Давай за ними, – приказала она Риате, хмыкнув про себя: "Что-то не видно большой радости. Но, может, они просто переживают те унижения и мерзости, которые пришлось перенести? Ну и сволочь же этот Сфин Бетул!"

Когда их маленький караван выехал на ведущую в город дорогу, та оказалась уже заполнена повозками, вьючными животными и просто пешеходами.

Привычно оглядываясь по сторонам, она наткнулась на осоловелый, неподвижный взгляд рабыни. Риата медленно, как большая кукла-неваляшка, раскачивалась из стороны в сторону, казалось, только чудом не выпуская поводья из рук. Присмотревшись, поняла, что хитрая невольница обвязала их вокруг запястий и теперь дремлет с открытыми глазами, рискуя в любой момент упасть на дорогу.

– Ты ночью спала? – спросила хозяйка, ткнув невольницу в бок.

– А, что? – встрепенулась та.

– Я говорю: ты ночью спала? – терпеливо повторила Ника.

– Нет, госпожа, – жалобно всхлипнув, покачала головой Риата. – Уж очень там страшно было. И вы же приказали вас разбудить…

В последних словах прозвучал явный упрёк.

Покачав головой, девушка мысленно проворчала: "Разбаловала я её совсем", но вслух проговорила:

– Полезай в фургон и спи. А то ещё свалишься.

– Ой, госпожа, да как же так…, – без особого энтузиазма запричитала невольница. – Это вам…

– Лезь, я сказала! – рявкнула хозяйка, отбирая поводья. – Не беспокойся, долго разлёживаться я тебе не дам.

– Спасибо, добрая госпожа, – картинно всхлипнув, рабыня не удержалась от широкого зевка. – Пусть небожители наградят вас многими милостями.

Через минуту из-за неприкрытой дверки послышался лёгкий, размеренный храп. Какое-то время путешественница ещё бубнила себе под нос, награждая спутницу не самыми лестными эпитетами. Но пригревшись в меховом плаще, очень скоро сама стала зевать во весь рот. Она тёрла глаза, трясла головой, даже ущипнула себя пару раз. Однако, это слабо помогало.

Ночные приключения так вымотали тело и разум, что они настойчиво требовали отдыха, полагая короткий сон под утро совершенно недостаточным для восстановления сил.

Можно, конечно, пинком разбудить рабыню и посадить её на облучок. Вот только Ника опрометчиво решила, что позволит ей спать по крайней мере до остановки на обед. А показывать слабость даже самой себе как-то не хотелось. В конце-концов девушка спрыгнула с повозки и долго шла рядом, стараясь прогнать сон ходьбой.

Солнце перевалило за полдень, а фургон артистов по-прежнему катил вперёд. Не в силах более бороться с наваливавшимся сном, путешественница уже собиралась поднять Риату, чтобы самой занять её место, когда повозка урбы вдруг свернула на какую-то неприметную малоезжую дорогу.

От тряски невольница проснулась, и стоя на четвереньках, выглянула из дверки.

– Куда это мы едем, госпожа?

– Откуда я знаю? – крепко вцепившись в скамейку, чтобы не упасть, зло огрызнулась хозяйка.

Фургон дребезжал и подпрыгивал на каменистой почве, покрытой жёсткой, порыжевшей травой. Животные, недовольно фыркая и хрипя, налегали на постромки. Матерчатые стенки повозки артистов ходили ходуном, слышались недовольные голоса и плач.

Но скоро выяснилось, что Анний Мар Прест знал, куда ехать. Перевалив через холм, караван остановился у небольшого озера, из которого вытекал узкий, но бурный ручеёк.

Спрыгнув с повозки, Ника с удовольствием потянулась, улыбаясь выглянувшему из-за облака солнышку, да так и застыла, словно вбитый в доску гвоздь.

Крайон Герс и Крина помогали спуститься на землю бледному, почти зелёному Хезину. Приния торопливо расстилала под повозкой тощий матрасик, и мальчик, опустившись на него, в изнеможении прикрыл глаза. Мать с посеревшим, осунувшимся лицом и красными глазами, укрыв сына одеялом, пошла к озеру, прихватив кувшин с треснувшим горлышком.

– Менран, – тихонько проговорила Приния, заглядывая в фургон. – Выходи, зайчик мой, не бойся. Тебя никто не обидит. Здесь чужих нет, все свои.

Из-за полога, прикрывавшего вход, появилось бледное, испуганное лицо мальчика. Робко оглядевшись вокруг, словно маленький, затравленный зверёк, он протянул к матери тонкие, трясущиеся ручки. Та осторожно приняла сына в свои объятия, и тот повис у неё на шее, мелко дрожа худеньким тельцем. Качая его словно младенца, женщина пошла к озеру, не обращая никакого внимания на застывшую столбом девушку. А та бездумно смотрела им вслед, боясь даже пытаться осмыслить увиденное.

Приния бережно поставила сына на траву и стала осторожно стаскивать грязный, разорванный во многих местах хитончик. При виде синяков на узенькой, по-детски трогательной спине, девушка бросилась за повозку, с трудом удерживая рвущийся из горла крик.

Спрятавшись от всех, она зарыдала, изо всех сил зажимая рот ладонями. Ослабевшие ноги подломились, путешественница рухнула на траву возле колеса, сворачиваясь клубочком и машинально прикрывая лицо накидкой, словно прячась под одеяло, как в детстве. Буквально физически ощущая муки стыда, Ника проклинала себя за жадность, глупость и неуёмное любопытство. Возможно, не подслушай она разговор охранников Сфина Бетула, не загляни за забор, став свидетельницей отвратительного зрелища, ей сейчас было бы легче? Все-таки одно дело чьи-то слова и даже свои логические выводы, и совсем другое – когда видишь это собственными глазами.

Именно поэтому девушку прямо-таки корёжило, когда в голове вновь и вновь звучал пугающий вопрос, на который не хотелось отвечать даже мысленно: "Что же эти сволочи сделали с ребёнком?"

– Госпожа, – робко проговорила Риата, присаживаясь рядом. – Госпожа…

– Уйди! – угрожающе прорычала та, сквозь душившие её рыдания. – Это же дети! Как они могли?! Сволочи, сволочи!!! Резать, жечь… Ненавижу! А я… Я тоже сука! Пожалела…

– Тише, во имя всех богов! – забыв о почтительности, побледневшая, как полотно, рабыня заткнула ей рот шершавой, твёрдой ладонью. – Умоляю, пожалейте себя, молчите! Вы уже всё равно ничего не сможете изменить. Время назад не повернёшь, это даже богам не под силу.

На миг глаза Ники застлало багровой пеленой бешенства, но вдруг она как-то резко обмякла и, тихо завыв сквозь стиснутые зубы, уткнулась ей в плечо. Успевшей многое пережить за эти полтора года Нике очень часто приходилось ругать себя за глупость, но то, что она совершила на этот раз, выглядело гораздо хуже – подлостью!

– Откуда же вы, госпожа, могли знать, что так случится? – торопливо шептала невольница, испуганно оглядываясь по сторонам. – Вы же и так денег дали, не жадничали… А мальчишкам… видно, так на роду написано. Не плачьте, на всех несчастных ваших слёз и доброты всё равно не хватит.

Но, видя, что хозяйка по-прежнему пребывает в прострации, наклонившись к уху, зашептала:

– Ой, госпожа, они возвращаются. Ну же, придите в себя, госпожа! Если узнают, из-за чего вы тут рыдаете, сгоряча и убить могут… И меня с вами заодно.

Понимая справедливость её слов, девушка отстранилась, прохрипев:

– Ты права, убьют. Я бы, наверное, убила… Спасибо, Риата.

Ухватившись за колесо, путешественница с трудом поднялась на ноги.

– Что с вами, госпожа Юлиса? – тусклым, бесцветным голосом спросил старший урбы, когда та вытирала умытое в ручье лицо.

– Перед глазами что-то потемнело, господин Гу Менсин, – ответила Ника, бросив быстрый взгляд на серое, измождённое лицо старого артиста. – Я ночью почти не спала. По виноградникам шатались какие-то люди… И вы не знаете, кто так страшно кричал в усадьбе?

– Господин Сфин Бетул наказывал нерадивого раба, – зачерпнув горстью воду из ручья, собеседник выпил и вытер мокрую ладонь о седую шевелюру.

– Я видела синяки у вашего сына, – не смогла удержаться девушка. – Мне так жаль, господин Гу Менсин.

– Хорошо, что Менран ещё слишком мал, – медленно проговорил старший урбы. – Хезину сильнее досталось.

Он, кряхтя, поднялся на ноги, отряхивая мусор с хитона.

– К сожалению, у нас мало еды, госпожа Юлиса. Но всё равно, надо поесть и отдохнуть. Мы тоже почти не спали.

– Тяжело пришлось? – голос путешественницы дрогнул, и она поспешно сфокусировала зрение на кустах за спиной мужчины.

– Очень, – тяжело вздохнул тот. – Ни разу в жизни я так не играл, госпожа Юлиса. Да простит меня лучезарный Нолип…

Посуровев, старший урбы свёл брови к мясистой переносице.

– Если бы у нас было ещё немного денег…

– Сфин Бетул назначил неподъёмный выкуп, – покачала головой Ника, морщась от стыда.

Глаза Гу Менсина вспыхнули дикой, животной ненавистью, губы разошлись в злобном оскале, обнажая крупные жёлтые зубы.

– Пусть этого лагира сожрёт самое страшное и вонючее из чудовищ Тарара! Я проклинаю его род от начал мира до конца времён!

– Да сбудутся ваши слова, господин Гу Менсин, – со всей искренностью пожелала девушка.

Пока они разговаривали, артисты разожгли костёр, а их жёны, достав котёл, готовили болтушку из муки, горсти фасоли и трёх больших луковиц. Полученное варево щедро сдобрили оливковым маслом.

Пирожки Аппия Герма Струдуба и другие вкусности закончились, так что путешественнице пришлось есть данное блюдо, больше всего напоминавшее своим внешним видом обойный клей.

Но не только внешний вид и соответственный вкус кушанья отбивали аппетит Ники. Напротив за догоравшим костром, тесно прижавшись к матери, живым упрёком сидел Менран и ел яблоко, осторожно откусывая кусочки правой стороной рта. Похоже, мальчику ещё и зуб выбили.

Как правило, за обедом артисты много разговаривали, смеялись, шутливо переговариваясь друг с другом. Но сейчас вокруг царила гнетущая тишина, нарушаемая редкими короткими замечаниями.

Крина вернулась от фургона с полной миской.

– Так и не ест? – участливо спросила Приния.

– Нет, – покачала головой женщина, вытирая заплаканные глаза. – Кровь вроде больше не течёт. Так жар начался…

Она в отчаянии воздела руки к небу.

– О бессмертные боги, за что вы отнимаете у меня единственного сына, надежду и отраду мою на старости лет?! Царственный Питр, где твои огненные молнии?! Почему они не испепелят Сфина Бетула и его мерзких приятелей?! Как ты мог позволить им так мучить моего мальчика?! Моё сокровище, моё облачко на жарком небе…

После этих слов Ника уже не могла есть и сунула миску сидевшей за спиной Риате. Чувство вины и стыда кипятком жгли душу, заставляя тело мелко дрожать. То ли из мазохистского желания причинить себе ещё больше мучений, то ли, чтобы избавиться от них, она тихо спросила сидевшего неподалёку Превия Стреха:

– Что случилось?

– Сфин Бетул отдал Хезина на потеху гостям, – буркнул поэт, пряча блестевшие от слёз глаза. – Те были пьяные….

– Ужас! – сдавленно охнула девушка, отворачиваясь. – Какой мерзавец! Неужели это ему сойдёт с рук?!

– Сфен Бетул в своём праве, госпожа Юлиса, – медленно чеканя каждое слово, проговорил Корин Палл. – Хозяин имущества волен по своему усмотрению распоряжаться жизнью пойманного за кражей вора.

– Но они же совсем дети! – вскричала Ника. – Нельзя же так…

– Ну и что? – удивился Превий Стрех. – Воровать нельзя в любом возрасте.

– Пусть так, – подумав, тряхнула головой девушка, подавленная столь убийственной логикой. – Но он же вас обманул! Взял деньги, а сам…

Путешественница замолчала, подбирая нужные слова, с удивлением чувствуя, что охвативший её стыд начинает уступать место раздражению.

– Он же покалечил мальчиков! Как можно прощать такое?!

– А что сделаешь, госпожа Юлиса? – поднял на неё мокрые глаза Гу Менсин. – Кому пожалуешься? Кто будет слушать артистов, бродяг без денег, без дома, без хора.

Ника удивлённо захлопала глазами, не узнавая своих спутников. Обычно те не давали в обиду членов своей урбы, не стесняясь пускать в ход оружие. А тут над ними издевались, мучили их детей, и никакой внятной реакции, кроме бесполезных проклятий.

Девушке захотелось завопить во всё горло: "Да что с вами такое?! Не смогли защитить, так хотя бы отомстите! Надо прирезать эту сволочь… Или сжечь усадьбу целиком!"

С трудом сдерживая клокочущую ненависть, она всё же выдавила из себя:

– Так и уедем?

– И как можно скорее, – буркнул Гу Менсин, стыдливо пряча взгляд, но тут же, злобно зыркнув на неё, закричал: – Сфин Батул – консул Гедара, у него одних охранников не меньше десятка! Все воины – не нам чета! Надсмотрщиков с полсотни, да ещё рабы…

– Пусть боги лишат его глаз! – внезапно выпалила одна из женщин. – А тело покроется язвами от пяток до макушки!

– Да сожрут крысы его нутро! – поддержали приятельницы. – Пусть пиявки выпьют кровь до последней капли…

– Даже это не искупит наши муки! – вскричал Крайон Герс. – Его надо резать по крошечным кусочкам, вырывать ногти на руках и ногах…

Несколько минут все вокруг кричали, придумывая для Сфина Батула всё более изощрённые муки.

Вдруг Менран громко заплакал, и выбросив недоеденное яблоко, крепко обнял за шею мать. Тут же, опомнившись, все замолчали, стыдливо пряча глаза. А путешественница с горечью поняла, что никто из них не собирается ни устраивать покушения на мерзавца, ни сжигать его усадьбу, ни мстить каким-нибудь другим способом.

Но оказалось, что на счёт последнего она сильно ошиблась.

– Помните, в позапрошлом году мы устраивали представления в Ароере? – внезапно спросил Гу Менсин, оглядев собравшихся. – Я там ещё встретил старинного друга Косуса Аква Онума, бывшего центуриона?

– Это тот, кто купил себе трактир со шлюхами и молодую жену? – уточнил Анний Мар.

– Да, – важно кивнул старший урбы. – Мы тогда с ним крепко выпили, и он по пьянке проболтался, что у них в городе живёт настоящий волшебник, способный насылать смерть!

– Какой-нибудь ярмарочный жонглёр, – презрительно фыркнул Корин Палл. – Вроде тех, которые у нас перед представлениями вытаскивали яйца из ушей!

– Нет! – яростно рявкнул старый актёр. – Это настоящий колдун! Он десять лет учился чародейству у келлуанских магов! Акв рассказывал, что к нему обращаются всякие богачи, даже аристократы за тем, чтобы он убил их врагов, и ещё никто не упрекал его в обмане!

– Это, наверное, стоит кучу денег? – робко предположил Превий Стрех.

– Акв говорит, что меньше чем с тысячью империалами к нему не ходят, – подтвердил Гу Менсин.

– А как же колдун узнает, кого надо убить? – недоверчиво нахмурился Корин Палл. – Он же живёт в Ароере?

Грустно усмехнувшись, старый артист достал из-за пазухи скомканную тряпочку, и медленно развернув, продемонстрировал несколько волосков, пояснив:

– Это Сфина Бетула. Крина добыла.

– Он мне самой чуть все волосы не выдрал, – криво улыбнулась разбитыми губами женщина.

Собравшиеся возбуждённо загомонили, послышался злорадный смех, а Ника вновь почувствовала себя одинокой зрительницей в театре абсурда.

– Теперь колдун его обязательно отыщет, – убеждённо заявил Анний Мар, а Превий Стрех, злорадно хихикая, довольно потирал маленькие, плохо вымытые ладошки.

– Осталось только найти где-нибудь тысячу золотых, – криво ухмыляясь, испортил всем настроение Корин Палл.

– Мы обязательно отыщем эти деньги, – с твёрдой уверенностью в голосе заявил Гу Менсин. – Заработаем или украдём. Как распорядятся боги. Но сейчас надо отдохнуть.

– Останемся здесь до утра? – с надеждой спросил Вальтут Торнин.

– Да, – секунду подумав, кивнул старший урбы. – До… представления я кое с кем поговорил в усадьбе Сфина Бетула. Тут неподалёку большая деревня. Завтра попробуем устроить там представление. Плату возьмём едой. После сбора урожая крестьяне не скупятся.

– Что будем показывать? – деловито поинтересовался кто-то. – Опять "Змею и кувшин"?

– Почему нет? – пожал жирными плечами толстяк. – Простаки её хорошо принимают.

Не желая слушать пустые разговоры и опасаясь ляпнуть что-нибудь лишнее, Ника торопливо пошла к своей повозке.

Подумать только! Вместо того, чтобы немедленно начать подготовку к нападению на Сфина Бетула, не важно, где и как, или хотя бы горячих клятв с обещанием вернуться и отомстить за себя и детей, эти чудаки на букву "м" собираются… нанять чародея!!! Прямо Хогвардст какой-то! Не хватает только волшебных палочек и уроков зельеварения!

Пыхтя от возмущения, девушка взялась за облучок, чтобы взобраться на тележку, когда за спиной раздался громкий, полный боли стон, легко перекрывший возбуждённый гомон артистов.

Обернувшись, она увидела, как Крина с другими женщинами устремились к фургону, под которым кричал и бился, отбросив в сторону одеяло, Хезин.

Сгорбившись и втянув голову в плечи, путешественница торопливо влезла на повозку и, протиснувшись внутрь, рухнула на расстеленные шкуры, зажимая ладонями уши. Что бы она не думала о трусости актёров, мальчиков погубила именно её жадность. От ненавистной очевидности этого Нику скрутила почти физическая боль. Врать себе не имело никакого смысла: получи Сфин Бетул свои четыре тысячи риалов, он отпустил бы маленьких пленников, и не было бы ни позорной ночи артистов, ни мучений их детей. Скрипнув зубами, Ника подумала, что отдала бы всё, лишь бы вернуться на сутки назад. Знай обо всём заранее, разве пожалела бы она золота? Прикусив губу, девушка заплакала почти без слёз. Если Хезин всё же умрёт, именно себя она будет считать главной убийцей! Имея возможность спасти ребёнка, не захотела, пожалев металлических кругляшей с профилем императора.

Ей и раньше приходилось отнимать чужие жизни, но лишь защищая свою.

– Врёшь! – выдохнула путешественница, вспомнив, как матросы напали на мирных гантов, покинувших деревню из-за эпидемии. Именно она рассказала о случайной встрече с аборигенами. Капитан корабля послал в лес разведку, и мореходы превратились в людоловов. Тогда тоже погибли люди, и смерть их тяжким грузом легла на душу Ники. Но это случилось по глупости, от недостатка знаний о местных реалиях. А сейчас же во всём виновата исключительно её жадность!

Услышав громкий стон мальчика, Ника обнаружила, что убрала ладони от ушей, и тотчас вернула их обратно. Разум человека двадцать первого века с трудом смирялся с осознанием того, что подобная открыто происходящая мерзость, включавшая в себя помимо прочего попытку убийства ребёнка, останется безнаказанной. В наличии имеются жертвы, преступники, куча свидетелей. Всё есть! И никому нет никакого дела!

Пусть даже часть вины лежит на ней. Но не она же мучила этих детей и издевалась над их родителями! И если нет никакой возможности наказать мерзавцев по местным идиотским законам, то куда смотрят родственники?! Вместо того, чтобы отомстить: подкараулить и зарезать, сжечь усадьбу, да хотя бы отравить как-нибудь Сфина Бетула и его собутыльников; они мечтают о каком-то колдуне!

– Идиоты! – фыркнула она по-русски. – Дебилы!

Путешественница твёрдо знала, что с удовольствием помогла бы актёрам свершить их личное правосудие. Но вот отдавать деньги какому-то местному экстрасенсу, она не собиралась. Странно, но от осознания этого, боль, терзавшая душу, слегка, совсем чуть-чуть, притупилась, а продолжавший утешать внутренний голос заметил, что артисты не дали бы и медного гроша, чтобы выручить её из неприятностей.

Вновь в который раз ужасно захотелось, чтобы всё вокруг оказалось лишь кошмарным сном. Вот сейчас она откроет глаза, проснётся и снова окажется…

Ника зло ощерилась. Возвращаться обратно в инвалидное кресло? Ну уж нет! Громко со вкусом высморкавшись, она призналась себе, что эта жизнь нравится ей больше. Тем более там, в родном мире, она убила себя, а здесь уже второй год как-то умудряется выживать.

Со стоном вытянув ноги, Ника, закрыв глаза, с напряжением стала ожидать новых криков больного, а может уже и умирающего мальчика. Но сквозь дощатую стенку фургона доносились только негромкие голоса артистов. Именно под их бормотание путешественница и заснула…

Хотя лучше бы ей остаться бодрствовать, потому что она вновь оказалась в своём родном городе у заброшенной стройплощадки, где всё ещё громоздились не вывезенные новыми хозяевами бетонные блоки. Из густой, чернильной темноты ночи, перед которой казался бессильным яркий свет уличных фонарей, медленно материализовались знакомые чёрные фигуры, похожие на сгустки ещё более глубокого, инфернального мрака. И весь тот ужас, та боль, которую когда-то перенесла Виктория Седова, вновь обрушились на девушку кипящим потоком.

Чувствуя, как сильные руки легко преодолевают сопротивление её мышц, гибкие, холодные пальцы, похожие то ли на дождевых червей, то ли на щупальца неведомых тварей, жадно елозят по телу, забираясь в самые потаённые уголки, Ника дико закричала, отчаянно вырываясь из мягкой паутины кошмара. Но прежде, чем ей это удалось, в ушах явственно прозвучал злой шёпот: "Мальчики тоже это пережили".

Очнувшись, путешественница обвела невидящими глазами потолок фургона, расставленные вдоль стен корзины и с раздражением отбросила меховое одеяло.

– Звали, госпожа? – с треском распахнув дверцу, озабоченно спросила рабыня.

– Нет, – отмахнулась Ника, прекрасно понимая, что имел ввиду тот мерзкий голос совести. – Принеси попить.

– Сейчас, госпожа, – Риата исчезла.

А её хозяйке опять захотелось плакать от переполнявшего душу стыда. Слёзы уже закипали на глазах, когда появилась невольница с чашкой воды.

Залпом осушив её, девушка взглянула в открытую дверку. Вечерело.

– Артисты ещё спят?

– Кто как, госпожа, – понизила голос рабыня. – Мужчины ещё не проснулись, а женщины уже ужин готовят.

– У них ещё продукты остались? – хмыкнула путешественница, выбираясь наружу.

– Мы тут поляну кандыка нашли, госпожа, – проговорила Риата, и видя непонимающее лицо хозяйки, пояснила. – Это корешки такие. Не то, чтобы очень вкусный, но есть можно.

Расправив платье, Ника старательно отводила взгляд от фургона актёров, но какая-то неведомая сила упрямо заставляла голову поворачиваться в ту сторону.

Лицо Хезина, к счастью, рассмотреть не удалось, но сидевшая у его изголовья мать плакала, отгоняя веточкой надоедливых мух от неподвижного сына.

Трезвый и уже довольно циничный разум девушки прекрасно понимал бесполезность и даже вред подобных переживаний, иссушавших душу и терзавших сердце, но она ничего не могла с собой поделать.

Судя по внешнему виду, Менран почти оправился от пережитого, только иногда вздрагивая от чьих-то чересчур резких слов, да немного заикался. Вечером он с другими ребятишками уже лазил по озеру в поисках съедобных ракушек.

Милосердная природа наградила детей способностью быстро забывать несчастья в кругу родных, любящих людей.

А вот Хезину становилось всё хуже. Он уже не кричал, лишь громко стонал, приходя в сознание. Приния приготовила травяной настой, чтобы сбить жар, но больной смог проглотить только пару ложек, которые не принесли облегчения. Нос у него заострился, щеки ввалились.

Ника поймала себя на том, что то и дело смотрит в сторону умирающего мальчика, всякий раз ощущая острый приступ стыда. И хотя ей совсем не хотелось спать, забралась в фургон, чтобы спрятаться от него хотя бы за тонкими дощечками.

Когда собирались, путешественница обратила внимание, что Менран уже не смог встать, и его отнесли в фургон на руках. Чувствуя, как сжимается от жалости сердце, девушка понимала, что никогда не избавится от вины перед несчастным мальчиком, чья смерть останется вечным укором её глупой жадности. Однако, сегодня это ощущение уже не так застилало разум.

Она ожидала, что они вернутся на мощёную камнем дорогу, однако артисты направили повозку дальше в холмы. Устав трястись в дребезжащей повозке, путешественница долго шла рядом по жёсткой, порыжелой траве.

Судя по всему, большой войны или даже набегов крупных шаек здесь тоже давно не видели. Ибо ничем иным невозможно объяснить разброс крестьянских подворий по склонам долины, протекавшая по дну которой речушка разливалась в небольшое озерко. Ниику удивило отсутствие жилищ поблизости от воды. Её сомнения легко разрешила невольница.

– Наводнений боятся, госпожа. Видно, речка весной разливается.

Передний фургон остановился возле маленького сельского святилища, посвящённого богине зари Ауре. Тут же собралась небольшая группа взрослых и куча разновозрастной ребятни. В отличие от прошлого раза, в этой деревне урбу встретили вполне благожелательно. Очевидно, в расположенное в стороне от больших дорог селение артисты заглядывали редко. Судя по довольной физиономии Гу Менсина, переговоры с местным начальством прошли более чем конструктивно, и артисты направили повозку к озерку.

Отец с матерью вынесли из фургона полубесчувственное тело Хезина, и уложив в тени, заботливо прикрыли одеялом. Ника с неудовольствием отметила, что на него уже почти никто не обращает внимания. Она даже не видела, чтобы к мальчику подходили другие дети, кроме сестры. Видимо, и сверстники уже поняли, что приятель не выздоровеет и не будет больше с ними играть.

Хезин умер во время представления, когда его отец вместе с другими артистами разыгрывал перед жителями деревни чрезвычайно фривольную комедию. Зрители от души хохотали над проделками ловкого мошенника, обманывавшего злого старого ростовщика с его женой. А мальчик хрипел, жадно хватая воздух бледными губами. Только на миг девушка поймала полный смертельного горя и безмолвного укора взгляд матери, сидевшей у ложа умирающего сына. Но и этого оказалось достаточно, чтобы Ника, не выдержав, убежала к воде, где долго плакала, забившись в гущу кустов тальника.

Слёзы закончились, когда со стороны деревенского святилища, где шло представление, донёсся грохот аплодисментов и приветственные выкрики. Очевидно, селяне по достоинству оценили искусство заезжих артистов.

Путешественница ещё долго сидела, закутавшись в накидку, кое-как спасавшую от влажной прохлады и последних в этом году комаров. Хотелось спрятаться ото всех и не думать ни о чём.

Отыскала её Риата, встревоженная долгим отсутствием хозяйки.

– Ужинать пора, госпожа, – робко проговорила она, переступая с ноги на ногу. – Все только вас ждут.

Молча кивнув, Ника с горечью подумала: "Надо идти, от жизни не спрячешься".

Показались тёмные силуэты фургонов, ярко горевший костёр. И тут её словно пыльным мешком ударили. Решив, что показалось, девушка ускорила шаг, обогнав невольно шарахнувшуюся в сторону рабыню.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю